— Это Лена, — сразу же перешла к делу подружка. — А это Анфиса. У нас к тебе несколько вопросов. — Мы устроились за столом, Женька придвинулась ближе к собеседнице и спросила: — Ты была знакома с Трусовым Станиславом Евгеньевичем?
— Разумеется, — удивилась Лена. — Кто ж его здесь не знал? Он погиб пять лет назад вместе с женой, ты, наверное, слышала?
— Слышала. А что он был за человек?
— Ну… — Лена пожала плечами. — Хороший организатор, отличный тренер, все чемпионы его… Да об этом в городе каждая собака знает.
— Все это чемпионство меня не интересует, — вздохнула подружка. — Хороший он был человек или не очень?
— Ответить на это не так-то просто, — покачала головой Лена. — Когда я училась в этой школе и Трусов был царь и бог, кое-какие вещи мне казались страшно несправедливыми. Теперь я сама тренер и многое вижу иначе. А оценить его человеческие качества затрудняюсь, я была девчонкой, одной из многих, что я могла знать о нем? Так, всякие слухи… Но одно несомненно, он был жестким человеком, с принципами. И он им следовал. — А как же его дочь?
— Инга? — Лена помолчала немного и покачала головой: — Дочь — это дочь.
— Ты была с ней знакома?
— Конечно.
— Расскажи о ней.
— А что случилось?
— Доберемся и до этого, — заверила ее Женька.
— Хорошо… Инга… ну, Инга была звездой. Знаменитый папа и собственные способности. К тому же красавица. Точно русалка, золотистые волосы до самых колен, такое редко увидишь. Когда она их подстригла, мы плакали. Спорт она любила больше своей красоты, а с такой косищей выступать нелегко. Все прочили ей олимпийское золото. Ну, а потом, травма и… все.
— Травма была настолько серьезной, что пришлось проститься со спортом, навсегда уйти из школы?
— Почему уйти, — пожала Лена плечами. — Она могла тренировать, тем более что отец здесь первый человек, никаких проблем… Но она-то мечтала о другом. И сломалась. Начались пьянки-гулянки, отношения с родителями испортились, но отец за нее боролся. Мысль о том, что его дочь скатывается на дно, была для него непереносима. Мне кажется, он бы легче перенес ее смерть. Мысль кощунственная, но… не я одна так думала.
— И что было дальше?
— С Ингой? Не знаю. В школе она не появлялась. Кто-то где-то видел ее в очередной пьяной компании. Потом она уехала из города, примерно на полгода. Вроде бы поступила в институт в Москве, но ходили слухи, что никаким институтом не пахнет и папа отправил ее принудительно лечиться.
— Она что, была алкоголичкой? — насторожилась я.
— Нет, не думаю. Выпивала, конечно. Дело-то не в этом: отец в городе звезда, а дочь шляется с кем попало и… в общем, портит репутацию. Где-то в начале октября Инга неожиданно появилась в школе, как раз перед моим днем рождения, веселая, выглядела отлично. Сказала, что выходит замуж. И в самом деле, через несколько дней сыграли свадьбу в нашей столовой, народу полгорода. Молодые уехали, в Киев по-моему, и в следующий раз я видела Ингу уже на похоронах родителей. Мы всей школой ходили. Помнится, кто-то рассказывал, что с мужем она уже развелась и даже переехала…
— А замуж она выходила в положении? — нахмурилась Женька.
— Не знаю… — растерялась Лена. — Не похоже… и о ребенке я ничего не слышала.
— Дело в том, — подружка решила внести ясность, — что у Инги восемнадцатого октября шесть лет тому назад родилась девочка. Она оставила ее в роддоме. А теперь девочку похитили, и подозревают в этом преступлении Ингу.
— Постойте, но ведь чепуха получается. Свадьба была сразу после моего дня рождения, то есть после тринадцатого октября.
— Шестнадцатого, — подсказала я.
— Вот именно. А на Инге было платье, в котором девятимесячную беременность скрыть невозможно.
— Может, корсет? — выдвинула предположение Женька.
— Даже если корсет. Женщина за два дня до родов. Лицо, походка. А представьте, что ей целый день ходить затянутой… Чушь.
— Что же это получается? — растерялась я и сама себе ответила: — Инга не может быть матерью Лельки? И в роддоме с нами пошутили?
— Всему должно быть объяснение, — спокойно кивнула Женька и обратила взор на Лену: — У меня вот какой вопрос. Предположим, Инга ждала ребенка. Предположим, отец, чтобы не афишировать это, отправляет ее к родственникам, пустив слух, что дочь учится в Москве. Допустим, она родила тайно, в другом городе, позволил бы он ей оставить ребенка в роддоме?
— Трудный вопрос, — задумалась Лена. — Конечно, дочь, прижившая ребенка неизвестно от кого, — это было бы для Трусова трагедией. Надо знать, как к нему относились в школе, да и в городе. Он хотел быть безупречным, хотел гордиться своей семьей. С другой стороны, как человек старой закваски, он вряд ли позволил бы оставить внучку в роддоме. Не знаю… В такой ситуации сложно прогнозировать, что победит: нормальные человеческие чувства или амбиции.
— Но ведь, в конце концов, родить без мужа — дело довольно обычное, почему же придавать всему этому такое значение? — не удержалась я.
— Вы не понимаете. Это сложно объяснить… Такое могло случиться с кем угодно, но только не с его дочерью. Он был помешан на дисциплине, он мог выгнать из школы за незначительный проступок, он был человеком без единого темного пятнышка. По крайней мере, он хотел быть таким, а жизнь словно нарочно преподносила ему сюрприз за сюрпризом. — Лена замолчала, и мы некоторое время сидели молча, стараясь разложить все по полочкам. Не знаю, как Женьке, а мне это не удавалось. В день своей свадьбы Инга не была беременна. Выходит, нас в самом деле ввели в заблуждение, и Инга вовсе не мать Лельки. Но кому это нужно? Еще кое-что меня смущало: Инга, по рассказу Лены, блондинка, а неизвестная Людмила, увезшая Лельку, брюнетка. Лично я не встречала блондинки, которая решилась бы перекрасить волосы, вот если наоборот… Впрочем, обстоятельства могут быть разные… и все же…
— А после похорон родителей ты видела Ингу? — оторвал меня от размышлений вопрос Женьки.
— Месяца два назад. Случайно, в кафе на набережной. Она меня не узнала или не пожелала узнать. Выглядела шикарно. Настоящая красавица. Думаю, дела у нее идут неплохо. Когда она покинула кафе, села за руль серебристого «Део».
Мы с Женькой переглянулись: серебристый «Део» — это уже кое-что, его мы видели на даче, и женщина, увезшая Лельку, была на такой машине.
— На номер внимания не обратила? — без всякой надежды спросила я и получила ошеломляющий ответ:
— 861 — год отмены крепостного права, единственная дата из истории, которую я запомнила. Номера местные.
После такого заявления у нас было только одно желание: кинуться к телефону и позвонить в милицию, но Женька сдержала порыв и задала еще один вопрос:
— В кафе она сидела одна?
— Нет. С мужчиной. Старше ее, высокий, в хорошем костюме, бородка, волосы красивые, с ранней сединой — в общем, выглядел интересно. Я его хорошо рассмотрела, сначала думала, Ингин муж, но потом решила — нет. На повышенных тонах говорили, и уехал он на «Мерседесе», белый, кажется «двухсотый», номер не помню.
Мы посидели, открыв рот, затем торопливо простились с Еленой.
— Как тебе сведения? — пролепетала Женька, когда мы отъехали от спортшколы. Волнение здорово сказывалось на нашей способности соображать, позвонить из спортшколы мы не догадались и теперь высматривали телефон-автомат. — Этот с бородкой на белом «Мерседесе» да еще с ранней сединой…
Я моргнула и наконец поняла, кого Женька имеет в виду. Святые угодники, да это ж Игорь Дунаев! Открытие произвело впечатление, я притормозила возле тротуара и уставилась на подружку, не в силах вымолвить ни словечка. Ее слегка потрясывало, но способность молоть языком она не потеряла.
— Чуешь, что тут закручивается?
— Нет, — честно ответила я.
— А напрасно. Подключай творческое воображение. Игорь не только знал, кто мать ребенка, он с ней встречался. Примерно два месяца назад. И говорили они на повышенных тонах. Что-то между ними произошло, и она похитила ребенка. Теперь соображаешь?
— Не очень, — вздохнула я.
— Да что ж ты такая бестолковая? — посетовала Женька.
— Кое-что у меня не складывается, — принялась я рассуждать вслух. — Прежде всего, как Инге удалось узнать, где ее ребенок? Сведения эти держат в тайне…
— А папочка, заметная фигура в городе?
— Одно другому противоречит. Сначала ребенка оставляют в роддоме, а потом героически добывают координаты его местонахождения.
— Почему героически, все могло произойти по обоюдному согласию.
— Слушай, ты хоть знаешь, как детей усыновляют? Люди в очередях стоят, чтобы иметь возможность стать родителями, а женщина, отказывающаяся от новорожденного, подписывает бумаги и сразу же лишается всех прав. Ее долго отговаривают от подобного шага и раз сто предупреждают о последствиях. Но если, несмотря на это, она бумаги подписывает — все, шансов узнать, где ребенок, нет. У него другое имя, фамилия и отчество. А в нашем случае всем этим занималась тетка Игоря — думаю, она позаботилась, чтобы у близких ей людей в будущем никаких проблем с бывшей мамашей не возникло. Если ты хочешь убедить меня в том, что кто-то где-то выкрал бумаги… это уже детектив.
— Почему героически, все могло произойти по обоюдному согласию.
— Слушай, ты хоть знаешь, как детей усыновляют? Люди в очередях стоят, чтобы иметь возможность стать родителями, а женщина, отказывающаяся от новорожденного, подписывает бумаги и сразу же лишается всех прав. Ее долго отговаривают от подобного шага и раз сто предупреждают о последствиях. Но если, несмотря на это, она бумаги подписывает — все, шансов узнать, где ребенок, нет. У него другое имя, фамилия и отчество. А в нашем случае всем этим занималась тетка Игоря — думаю, она позаботилась, чтобы у близких ей людей в будущем никаких проблем с бывшей мамашей не возникло. Если ты хочешь убедить меня в том, что кто-то где-то выкрал бумаги… это уже детектив.
— А если так: Инга родила, не сообщив об этом родителям, а отец, узнав, что у него есть внучка, забил тревогу…
— И что? Пойми ты, никаких прав на ребенка он не имеет, так же как мать.
— Хорошо, тогда так: узнав о чудовищном поступке дочери, не надеясь вернуть внучку, он каким-то образом, используя все свои связи, узнает, где ребенок, чтобы иметь возможность видеть девочку хотя бы издалека и следить за ее судьбой.
— Теперь это не детектив, а мелодрама, — вздохнула я. — Допустим, все так и есть. Трусов рассказал дочери, где ребенок. А Инга, переезжая с места на место и не очень печалясь о девочке, два месяца назад вдруг объявилась здесь и встретилась с Игорем. При этом беседа шла на повышенных тонах. Верка обо всем этом знать не знала…
— Это-то тебе откуда известно? — фыркнула Женька. — Рассказывал ей Игорь или нет о встрече с Ингой, гадать не берусь, а вот одно точно: появление блудной мамаши их не удивило. Вывод: нечто подобное они ожидали, по крайней мере Игорь, и наше вмешательство стало здорово его раздражать.
— Вопрос прежний, — кивнула я, — зачем Инге понадобился ребенок?
— Деньги, — сверкнув глазами, заявила Женька. — Конечно, деньги. У нее неприятности, Нижний пришлось спешно покинуть. И тогда она вспоминает о девочке. Удочерили ее состоятельные люди, надо заставить их платить. Обычное дело, шантаж: вы мне деньги, а я помалкиваю о том, что ваш ребенок — приемный. Представь, к Лельке подходит тетя и говорит что-нибудь типа: «А ты знаешь, что мама и папа тебе не родные?» Да Верку инфаркт хватит. Они ж до сих пор пытаются все держать в секрете.
— Но в милицию о пропаже ребенка заявили…
— Были напуганы и не уверены, что Лельку похитила именно мать. А когда сомнения отпали, стало поздно. Все сходится. Эта подлая баба их шантажирует, а Игорь пудрит нам мозги, надеясь с ней договориться. На Ингу, судя по отзыву людей, ее знавших, это похоже, я имею в виду шантаж. Она эгоистична, на ребенка ей наплевать, и ей очень нужны деньги.
— И что же нам делать? — выслушав подругу, задала я вопрос.
— Понятия не имею, — задумчиво ответила она. — Боюсь, не сделать бы хуже. Предположим, Игорь с ней договорился и надеется, расплатившись, вскорости получить Лельку. А если мы позвоним в милицию, сообщим о номере «Део», они начнут шуршать, вполне возможно, сорвут Инге всю игру, и как поступит она в этом случае, судить не берусь.
— Что же тогда, не сообщать? — растерялась я.
Женька пожала плечами, потом, уставившись в одну точку, посидела некоторое время без движения и сказала:
— Вот что, торопиться в таком деле не стоит. Вдруг повезет, и Лелька вернется домой, тогда все это расследование будет ни к чему.
— Расследование, — фыркнула я. — Сплошные нестыковки. Лелька родилась восемнадцатого октября, а шестнадцатого ее мать еще не была беременной…
— Ленка могла напутать…
— А что она еще напутала?
— Ладно, поехали домой, — отмахнулась подружка. — У меня от мыслей голова болит.
— У меня тоже, — пожаловалась я.
— Хочешь, я «зебру» испеку? А ты мужу обед сварганишь. Я рассказ написала, по-моему, неплохой.
— Про собаку? — заводя мотор, спросила я, зная Женькины пристрастия.
— Нет, про кота. Хотела бы знать твое мнение.
«Зебру» Женька испекла, а вот рассказ прочитать не успела. Только мы устроились за столом, как раздался телефонный звонок. Я сняла трубку и с удивлением услышала голос Игоря Дунаева. С удивлением, потому что после нашего последнего разговора не ожидала, что он вдруг мне позвонит.
— Анфиса, — нервно спросил он, — Роман на работе?
— Да. А что случилось? — испугалась я.
— Ты не можешь к нам приехать? Сейчас?
— Могу, конечно. Мы будем через двадцать минут.
— Мы?
— У меня Женя…
— Хорошо, приезжайте, ждем.
Я повесила трубку и перевела взгляд на подругу. Та медленно поднялась и прошептала:
— Чего, а?
— Не знаю. Игорь звонил, едем к Дунаевым.
— Господи, — забормотала подружка. — Неужто чего-нибудь с Лелькой?
— Да не каркай ты, — одернула я и принялась искать ключи от машины.
— Вот же они, — ткнула Женька пальцем, ключи преспокойненько лежали на тумбочке. Руки противно дрожали, и вообще, я здорово перепугалась, по голосу Игоря сообразив, что дело серьезное.
Добрались мы меньше чем за двадцать минут, бросили машину возле «Гастронома» и бегом припустились к подъезду. На этот раз в квартире были только Игорь и Вера. Сестра и мать ушли на рынок. Понять их можно, сидение в четырех стенах в ожидании самого худшего способно свести с ума. Вера полулежала в кресле, кутаясь в шаль, а Игорь метался по комнате. Впечатление было такое, что он не переставал этим заниматься с момента нашей последней встречи.
— Спасибо, что приехали, — увидев нас, сказала Вера. Только сейчас я обратила внимание на ее лицо и ужаснулась, так она переменилась за несколько дней: похудевшая, постаревшая, измученная, с красными от слез глазами, подруга казалась тенью нашей Верки.
— Что случилось? — стараясь не смотреть на нее, спросила я. Игорь молча протянул мне листок бумаги, на нем были наклеены вырезанные из газет буквы. — «Если хотите вернуть ребенка, — прочитала я вслух, — сегодня в пять часов приезжайте к развилке у Рождественской церкви. С собой у вас должны быть двадцать тысяч долларов. Пакет с деньгами оставьте под березой, слева от дороги, и отъезжайте на полкилометра в сторону Покровской. Если все пройдет как надо, девочку в 17.30 выведут на дорогу у поворота на кладбище. В противном случае ребенка ждет смерть. Если вы сообщите в милицию, сделка не состоится».
Женька, побелев как полотно, сидела на диване и таращила глазищи, надо полагать, я выглядела не лучше.
— Как эти твари могут? — пролепетала Вера, закрывая глаза ладонью.
— Когда пришло письмо? — спросила я.
— Час назад. Я отвез тещу с Натальей, возвращался домой и увидел в почтовом ящике лист бумаги…
— Деньги требовали и до сегодняшнего дня? — Мой вопрос произвел на Игоря странное впечатление: он вроде бы растерялся.
— Нет, — ответил он неуверенно. — Почему ты спросила?
— Потому что странно требовать от человека такую сумму за пару часов до встречи. У тебя есть двадцать тысяч долларов?
— Есть, — кивнул он и вдруг поморщился. — Ничего странного я тут не вижу. Похитители наверняка знают, что люди мы не бедные, а доллары в банке сейчас никто не держит. Они у меня в сейфе, на работе.
— Это мать Лельки? — спросила я.
— Наверное.
— По-твоему, она способна на убийство?
— Господи, что за вопросы? — не выдержал он. — Я не хочу проверять, способна она или нет.
— Что делать, девочки? — спросила Вера устало.
— Звонить в милицию, — твердо заявила я, а Женька кивнула, соглашаясь.
— В милицию? — зло усмехнулся Игорь. — Что они могут в твоей милиции? Они до сих пор ее не нашли…
— У нас есть номер машины, на которой увезли Лельку, — сказала Женька и назвала номер, а Игорь ненадолго замер с открытым ртом.
— И что это меняет? — справившись с растерянностью, хмыкнул он. — Что они успеют сделать до пяти? А если вовсе ничего не успеют? Я не могу рисковать дочерью. — Вера заплакала, а он вновь забегал по комнате.
— Хорошо, — кивнула я. — А если тебя обманут? Если они, она или он, не знаю, возьмут деньги, а ребенка не вернут, что тогда?
— Зачем им ребенок? Им нужны деньги. Не забывай, там мать Лельки…
— Ты уверен в этом?
— Я ни в чем не уверен.
— Похитители принимают всевозможные меры предосторожности, а самая действенная мера, ты знаешь… — Опомнившись, я прикусила язык, взглянув на Веру.
— Здесь не обычный киднеппинг, — отмахнулся Игорь.
— Хочешь сказать, у них есть уверенность, что ты не будешь их преследовать по закону? На их месте я бы не стала на это рассчитывать.
— Это не обычный киднеппинг, — упрямо повторил он.
— Игорь, боюсь, ты ошибаешься. Мы имеем дело не с матерью-алкоголичкой, которая раз в неделю наведывается к приемным родителям дочки за двадцаткой на бутылку, пугая их тем, что откроет всю правду. Такое письмо не шутка, а если шутка, то очень скверная и тянет на десять лет. Я думаю, нам следует позвонить в милицию.