– Которые оправдывают цель!
– Ну, я думаю, вопросов прозвучало предостаточно! Не будем утомлять нашу драгоценную Веру Петровну! Перейдем к третьей части нашего мероприятия! – зычно произнес Рожков. – Итак, кто за то, чтобы Вера Петровна Сорокина заняла место лидера нашей партии вместо распутника и самодура Тригубова, прошу поднять руки! – Словно по команде, руки всех присутствующих взметнулись к потолку. – Единогласно! – провозгласил Амур Александрович и кинулся поздравлять бабушку: – Вы теперь наш лидер! Наш лидер! – И секретарь, выхватив из вазы искусственные гвоздики, торжественно вручил их коренной москвичке. – Никто никуда не расходится! Переходим к четвертой части! У нас по плану чаепитие!
– Девочки, вы извините, но мне нужно ехать! – проговорила Пулька и решительно встала.
– Куда это? – разочарованно спросила Огурцова.
– У меня сегодня свидание в восемь часов.
– Что? Что ты сказала? – Казалось, Икки вот-вот лопнет от злости. – Мне, значит, нельзя! А у нее свидание! Нет, а где ж справедливость?
– У меня другое свидание! Я не собираюсь лезть в кровать к первому встречному! И вообще, если хотите, поехали со мной!
– И поедем! И поедем! – проговорила Икки, решительно накинув на плечи дубленку. – Маша, Ада, Анжела! Одевайтесь! Поедем с Пулькой на свидание!
– Нет, я к Фроденьке! Она и так часто одна остается! Слишком часто!
– А я на чаепитие останусь! – твердо сказала Огурцова, но отчего-то покраснела.
– Я Анжелочку провожу! – послышалось за спиной. – Мы обернулись – перед нами с самоваром в руках стоял Карп Игоревич с растекшейся на ресницах тушью – видимо, так был тронут бабушкиным рассказом о «беспробудной нищете» и историей о спасении лошади с провиантом, что слезу пустил.
– Ну, хорошо, – растерялась Пульхерия, подозрительно посмотрела на будущую мать-героиню и начала было что-то говорить, но я слушать не стала – побежала сломя голову к «трибуне», поздравить Мисс Бесконечность.
– Спасибо, спасибо, – довольно высокомерно бросила в мою сторону лидер «Золотого песка» и вдруг спросила: – Маша! А где Полина? Что-то не пойму я, почему на моих выборах нет дочери?
– Она в деревне.
– На все ей наплевать! Даже не знает, что в стране творится! Что теперь ее мать – президент! – недовольно воскликнула она и поджала губы.
– Она обязательно об этом по телевизору узнает, – брякнула я.
– Н-да? Ты думаешь, в новостях передадут о моем избрании?
– Несомненно.
Лидер призадумалась, а потом визгливо так прикрикнула:
– Ну и иди, куда шла!
– До свидания, бабуля!
– Давай, давай, у меня дел полно! – В эту минуту к ней подскочил глава агентурного отдела Зиновий и задал какой-то мудреный вопрос, но какой именно – я не разобрала, зато услышала очередной лапидарный ответ президента:
– Если наденешь цепь на шею раба, другой ее конец захлестнет твою собственную!
«Нет, мои сентиментальные романчики ничто по сравнению с бабушкиными афоризмами», – подумала я, и через пять минут мы с содружеством (кроме Анжелки) сели в Пулькину «каракатицу».
Адочка вышла у ближайшего метро, а мы поехали на свидание.
– Ты нас ему представишь? – ерзая на заднем сиденье, возбужденно спрашивала Икки.
– Нет.
– Я не понимаю, что это за свидание такое? Для чего мы едем, если ты нас даже не познакомишь? Где вы встречаетесь? – затараторила Икки.
– У памятника Юрию Долгорукому, – невозмутимо ответила Пульхерия.
– А с кем, с кем у тебя встреча? С кем? – не унималась заведующая единственной проктологической аптекой в Москве. – С Долгоруким, что ли?
– Можно сказать и так. Не мешай, а то сейчас в столб врежусь!
– А вам не показалось странным, что Огурцова вдруг осталась на чаепитие? Я вам точно говорю, это она из-за Горе-Карпа с нами не поехала! А вы заметили, заметили, что у него брови с ресницами накрашены?
– Да брось ты, Икки! Анжелка никогда не свяжется с человеком, который либо старше нее, либо моложе хоть на пару лет! Она всегда Пульку осуждала за ее связи с юношами, да и связь с Серапионовичем не одобряла поначалу.
– Это ни о чем не говорит! Некоторые в своем глазу бревна не замечают, а в чужом сучок приметят! Некоторые так против мужиков выступают, в чужие дела вмешиваются, встречаться ни с кем не дают, а сами на свидания едут к памятнику Долгорукому!
– Икки! Если ты сейчас не уймешься, я тебя высажу! – рассердилась Пулька – в этот момент ее подрезала какая-то иномарка.
– Ну не из-за твоей бабушки она на чаепитие осталась!
– Может, просто есть захотела.
– Да брось ты! – отмахнулась Икки и молчала всю оставшуюся дорогу.
* * *Пулька бросила машину во дворике, и мы пешком побрели к памятнику. На улице, казалось, похолодало еще больше – снежная крупа, гонимая ветром, неприкаянно носилась по городу. Мы почти дошли, как Пульхерия шепотом скомандовала:
– Стойте!
Мы остановились как вкопанные за углом дома прямо перед памятником.
– Что случилось?
– Дальше не пойдем, – загадочно проговорила наша подруга.
– Это почему еще?
– Потому что это свидание на расстоянии!
– Пуль, объясни нам, зачем мы сюда приехали! – Мне начинала надоедать эта таинственность, да и любопытно было.
– Отсюда будем наблюдать!
– Что за чушь! – возмутилась Икки.
– Ничего не чушь! Мое мщение противоположенному полу продолжается. К тому же пять человек мне назначили свидание в восемь вечера у этого памятника. Сначала двое. Я как-то не сообразила сразу и согласилась – не специально, просто забыла, что один уже назначил мне встречу у этого памятника в это же время. Потом еще один напросился – я ему возьми и назначь на этом же месте в тот же час. Я подумала – не смогу же я с двумя один вечер провести – вечер слишком короткий, а их двое, вот от безвыходности всех и согнала сюда... А потом мне в голову мысль пришла. Что я, зря их, что ли, тут собрала? Приеду хоть посмотрю из-за угла! Интересно же, кто придет, кто не придет, как они ждать будут – ходить вокруг основателя Москвы.
– Ты – маньячка! А сколько их будет-то?
– Пять.
– Где ты их нарыла? – удивилась я, вспомнив вдруг, как Любочка склонила меня сходить с Маркелом Маркеловичем в «ресторацию». «Пять человек! А на меня обращают внимание только Мнушкины!» – с горечью подумала я.
– А они не знают друг друга? Надеюсь, они – не все врачи из вашей больницы?
– Один – муж моей пациентки, еще тот бабник, его сам бог велел проучить, пусть поморозится! Второй – любовник моей пациентки, ну, этот вообще кобель! Его девчонка в реанимации лежит, а он с новой теткой пришел да еще ко мне клеиться начал!
– Может, это родственница была!
– Родственницам под юбки не лазают! – отрезала Пулька. – Третий – педиатр из соседнего корпуса. Этот давно ко мне, как он сам говорит, нежные чувства питает.
– Ну он-то, может быть, приличный! – попыталась вступиться я за доктора.
– Как бы не так! Женат, двое детей, а все туда же!
– А четвертый кто?
– Скульптор.
– Чем нам скульптор не нравится?
– Во-первых, он чокнутый! Я, говорит, вас лепить хочу! Но это только предлог, он совсем другого хочет.
– Откуда ты знаешь? – враждебно спросила Икки, будто говоря: «Ни себе, ни людям! Хоть бы с одним познакомила!»
– Катька-медсестра от него месяц назад аборт сделала – он ее тоже поначалу лепить хотел.
– А пятый? Пятый-то кто? – с интересом спросила я.
– Серапионыч ваш любимый! Позвонил под горячую руку: «Пульхэрия, ну когда же мы вновь увидимся? Нельзя быть такой злопамятной дэвонькой! А как же всепрощение?» – передразнила она своего бывшего поклонника. – Надоел он мне, вот я его до кучи и позвала.
– Бессердечная ты! Каменная! – с чувством пискнула Икки.
– Смотрите, смотрите! Скульптор с педиатром вокруг памятника круги наматывают!
– Где? Где? Покажи!
– В пуховике с портфелем – педиатр.
– В светлом или темном пуховике?
– В темно-синем, а скульптор в шарфе длинном. Да вон он чудик, сутулый такой!
– Вижу, вижу! – радостно воскликнула Икки. – Ой! Аркадий Серапионович с букетом! Посмотри, посмотри, какой букет шикарный! Подойди к нему! Пулька! Ну подойди!
– Ага, сейчас!
– Бездушная! Черствая!
– Икки, ну как она подойти-то может, когда там педиатр со скульптором шныряют!
– Даже если б их там не было, ни за чтоб не вышла! – легкомысленно сказала Пулька и притопнула ножкой. – О! Муж пациентки! Опоздал на пять минут!
– Где?! Где?!
– Да вон с букетиком жиденьким! В пальто!
– Тоже с цветами!.. – мечтательно проговорила Икки и затрясла Пульку за руку: – Можно, я к нему подойду?! Ну пожалуйста!
– Ты что, с ума, что ли, сошла?!
– Тебя Серапионович сразу узнает!
– Я аккуратненько! И никто не заметит! Жаль, цветы-то пропадут! А мне так давно цветов не дарили!
– Я тебе на обратном пути сама куплю! Успокойся! – Пульхерия уже, видимо, жалела, что пригласила нас на «свидание», в особенности Икки.
– Нужны мне твои цветы! Я хочу, чтобы мне мужчина подарил! Он ведь все равно их выкинет! Ну можно я подойду?
– Не выкинет! Завтра жене в больницу отнесет! И вообще, Икки, ты в своем уме?! Ты еще трихомоноз не вылечила! Остуди свой пыл! Ненормальная!
– С такими препаратами, что ты мне выписала, я его полгода лечить буду! – отчаянно проговорила она и, прищурившись, добавила: – Думаешь, я не знаю, что сейчас есть лекарство, которое выпьешь, а на следующее утро встаешь совершенно здоровым человеком!
– А еще год будешь лечиться от осложнений! Не нравятся мои методы, иди в женскую консультацию!
Жаркий спор двух подруг уже начал привлекать внимание прохожих.
– И пойду!
– Давай, давай! Нет! И потом они удивляются, откуда у них фибромы с миомами!
– Злая ты все-таки, Пулька!
– Я не злая! Я как врач это тебе говорю!
– Хватит вам кричать!
– А что она на меня баллон катит! Меня, между прочим, все считают хорошим гинекологом, кроме Череповой, потому что она в гинекологии ничего не смыслит! – высказалась Пулька и, как ни в чем не бывало, заметила: – Что-то любовник моей пациентки опаздывает – видать, совсем в бабах запутался! Вон он! Вон! Вспомнишь о дураке, он и появится! Видите, в короткой дубленке и джинсах!
– Без цветов?
– А зачем ему цветы? Он в себе и без них уверен. Морда у него такая слащавая – все тетки западают!
– Ну можно я на морду-то хоть пойду посмотрю? Я так бочком, бочком, по стеночке... Меня Аркадий Серапионович ни за что не заметит! И потом, ты ведь сама говоришь, что хочешь отомстить всему противоположенному полу. Я кого-нибудь заражу, и это будет настоящая расплата!
– Как бы тебя саму чем похуже не заразили!
– Тьфу! – со злостью плюнула Икки и чертыхнулась.
– Маш, эту сексуальную маньячку нужно отсюда уводить!
– Да, что тут стоять-то, морозиться! Все пришли, мы на них посмотрели! – поддержала я Пульку, потому что сочла совершенно бесцельным дальнейшее наблюдение за ее воздыхателями.
– Дуры вы какие-то обе! – разозлилась Икки. – Ведете себя, как малолетки! Сейчас бы подошли к ним, куда-нибудь в ресторан все вместе сходили, весело бы время провели! В общем, вы как хотите, а я иду знакомиться! – И она рванулась было из-за укрытия, но Пулька схватила ее за руку мертвой хваткой хирурга с большим опытом и прокричала:
– Маш! Держи ее!
– Пустите! Я хочу дышать полной грудью! Развлекаться хочу! К мужчинам хочу! В ресторан хочу! Цветов хочу! Ванну с шампанским хочу! Хочу! Хочу! Хочу!
– Икки! Да ты ополоумела совсем! Где твоя гордость? – то ли утешала, то ли укоряла ее Пулька.
– Дома забыла! – буркнула любвеобильная наша подруга и, видимо, поняв, что не видать ей сегодня ни цветов, ни ванны с шампанским, ни мужчины, успокоилась как-то сразу – притихла.
– Девочки, а пойдемте в книжный зайдем, – предложила я – я не могла пройти мимо, не взглянув на полку с собственными сочинениями.
– Вот и все ваши интересы! – еще злилась Икки. – Книжные черви! Синие чулки!
Пулька сразу ринулась в отдел медицины – ничто другое ее не интересовало, мы с Икки отправились в зал художественной литературы.
– Зарубежная, юмор, мемуары, детективы... – бормотала я, ни на секунду не отпуская подругу от себя. Когда я практически волоком дотащила ее до «любовных романов», мы увидели нечто такое, что поначалу не смогли и уразуметь.
Полку с моими романами загородил собой человек в потертых джинсах, которые были ему явно велики, впрочем, как и замшевая бежево-коричневая куртка. Он взобрался на стремянку и одни книги зачем-то заставлял другими. Я еще подумала, что это, наверное, сотрудник магазина и что он уже собрался домой (стрелка часов показывала половину девятого, а магазин закрывается в девять), оделся, а начальство потребовало выставить новые книжки. Я подошла поближе и увидела, что именно мои творения пренебрежительно задвигаются к стенке, а впереди выстроился ряд одинаковых, с очень знакомым названием: «Нетленные записки Евгения Овечкина».
У меня от удивления открылся рот. Сотрудник магазина, сделав свое черное дело, слез с лестницы и, отойдя на метр от полок, стоял и любовался, как художник любуется своей новой только что завершенной картиной. Я не растерялась и дернула его за рукав.
– Ну чего? – прогнусавил сотрудник, будто его отвлекли от важного дела. – Чего? – И тут он повернулся ко мне лицом...
«Сотрудником» оказался бывший член нашего содружества и бывший Иккин муж – Женька Овечкин. Он смущенно глядел на меня поверх очков, чуть наклонившись вперед, и снова напомнил мне желторотого цыпленка – жалкого и беззащитного.
– Овечкин?! – вылетело у Икки – она была поражена и сказала мне потом, что подумала, будто Пулька пригласила его на свидание шестым, как та выразилась касательно Серапионовича – «до кучи».
– Ты что, тут работаешь? – наивно спросила я.
– Да, то есть нет, – замялся он и покраснел.
– А-а!!! Этот Идейский петух свои книжки рекламирует! – догадалась Икки. – Твои ставит на задний план, чтоб никто не покупал, а свои на всеобщее обозрение выставляет! Что, нетленки не пользуются спросом? И реклама в общественном транспорте не помогла? – желчно спросила она бывшего мужа и вдруг захохотала, да громко так – на весь зал художественной литературы. Икки вспомнила те самые времена перед разводом, когда по утрам Женька спускался в метро, залезал в переполненный вагон, потом умудрялся сесть на освободившееся место, доставал из сумки книгу собственного сочинения, чтобы окружающим было видно название и имя автора и начинал ржать как ненормальный, надеясь, что пассажиры из разных концов вагона к нему проберутся и спросят, что он читает. А вечерами в самый час пик он совершал подобные поездки в спальные районы и катался там в битком набитых автобусах!
– Куда вы пропали-то? – послышался позади Пулькин голос. – Икки, у тебя что, истерика? – И тут она увидела Женьку. – Овечкин! Как ты тут оказался? Ты что здесь делаешь? Снова в содружество наше влезть жаждешь? Можешь не мечтать! У нас был уже горький опыт! Два раза тебя, змею подколодную, на груди пригрели! И отстань от Икки!
– Да! – воскликнула заведующая единственной проктологической аптекой, словно Овечкин действительно к ней приставал. – И не звони мне и на глаза не попадайся! Понял?! – Такое впечатление, что у гордости, которую Икки забыла дома, выросли ноги – она сама нашла дорогу до центрального книжного магазина и запрыгнула к хозяйке в душу или в голову (точно не знаю, где гордость живет).
– Магазин закрывается! Просьба освободить помещение! – донеслось до наших ушей, и мы вместе с Овечкиным вышли на улицу.
– Больно мне надо попадаться ей на глаза да еще звонить, – недовольно бубнил мой сокурсник.
– Жень, ну что, на Марс-то летишь? – решила узнать я – все-таки Овечкин когда-то был моим другом.
– Нет.
– Что ж так? – язвительно спросила Икки.
– Ходил по врачам – не разрешают, говорят, что у меня здоровье для полета слабое, да и зрение плохое. Я теперь в Африку собрался! – радостно сообщил он, и в его глазах появился блеск.
– Новая бредовая идея. Я ведь говорила тебе, что он без них жить не может, – шепнула мне Икки на ухо.
– А что ты в Африке-то собрался делать? – изумилась я.
– Изучать банту – семью языков коренного населения Центральной и Южной части африканского материка.
– Зачем? – изумилась я еще больше.
– Как ты не понимаешь! На банту говорит 25 процентов общей численности населения Африки! А это почти 90 миллионов человек! – И Женька заговорил с такой горячностью, с какой убеждал меня полтора года назад в правильности своего намерения сделать операцию по перемене пола. – Все языки банту имеют сходный морфологический строй, синтаксис и некоторую часть общей лексики! Языки банту агглютинативные с элементами флективности. Фонетическая система характеризуется наличием музыкальных тонов, имеющих семантическое и грамматическое значение; в большинстве языков пять-семь гласных, слог открытый. Лишь в языках Камеруна... – он бы еще говорил и говорил, но Пулька прервала его:
– Удачи тебе, Овечкин, а нам пора.
– Ничего-то вы не понимаете! Э-эх! Бабы! – с негодованием и горечью воскликнул он и, обреченно махнув рукой, пошел прочь.
– Хам! – со смешком вырвалось у Икки.
– У тебя сердце не екнуло? – спросила я.
– Что это оно у меня екать должно?! Я ведь сказала тебе: Овечкин – прочитанная книга!
– А перечитать не хочешь? – не отступала я, думая, что лучше бы, наверное, для Икки было, если б она встречалась с одним, постоянным мужчиной.
– Глупые книги не перечитываю!
– И правильно! – поддержала ее Пулька, садясь за руль.
– Вот скажите, почему мне одни дураки да подонки попадаются? За всю жизнь у меня не было ни одного нормального мужчины! – пожаловалась Икки, когда машина тронулась с места.
– Мне тоже нормальных не попадалось. – И я рассказала о моем походе с Мнушкиным в «ресторацию».