Так-то оно так, но рынок подходит к концу, я должен что-то предпринять, не могу же я просто позволить ей уехать. Во всяком случае, не попытавшись хоть что-то ей сказать. Она не желает отвечать – за чем же дело стало, я все возьму на себя.
Встать на колени перед ее прилавком посреди всех зевак? Ну, до такого я еще не дошел, стыда в своей жизни я уже нахлебался. А поскольку я отчаянный трус – еще одно из моих больших достоинств, – я к ней не подойду. Перехожу улицу, решив следовать дорогой цветов.
– Здравствуйте, месье, о, столько роз я сейчас не наберу, если вы хотите букет, как в прошлый раз!
Она очень горда собой, эта цветочница, и улыбается из-за прилавка, радуясь последнему замечанию. Еще бы она меня не помнила! Одним букетом я переплюнул всю ее дневную выручку!
– Одной-единственной будет достаточно. Красной. С маленькой карточкой для записки.
– Хмм… Ей повезло!
– Это для мужчины!
На ее лице медовая коммерческая улыбка сменяется неуверенной гримасой отвращения. Я не удержался. Куда она лезет? Это ведь мое дело, верно?! Нервный смешок вырывается из ее горла, когда я говорю ей, что шучу. Она хоть успокаивается. Как смешны эти люди – делают вид, что совершенно не гомофобы, но лишены малейшего актерского дарования. Ну да, стоит сделать шаг в сторону, и все от вас шарахаются.
– Доставить?
– Нет, я сам этим займусь.
Останавливаю мальчонку, который проезжает мимо на велосипеде, и, сунув ему в руку бумажку в пять евро, поручаю незаметно положить розу и записку на прилавок торговки сыром. Проводив его взглядом, возвращаюсь на свой угол и по-прежнему подпираю стену дома.
Она понесла пустые ящики в свой фургончик. Обнаруживает розу, только вернувшись обратно к прилавку. Хватает ее, оглядывается вокруг. Я немного отступаю назад. Потом разворачивает записку и чуть улыбается, поднося розу к лицу, чтобы вдохнуть ее запах.
А могла бы бросить на землю, если б больше не хотела обо мне слышать, но она приняла ее. И вроде бы с удовольствием.
Я чувствую облегчение.
И любовь. Теперь это точно.
Мой мозг изо всех сил отказывается это признать, потому что секунду спустя поднимается буря. Перегрев миелина[13]. Разъединение синапсов. С какой стати мне влюбляться? А? Она симпатичная, неплохо сложена, один ее вид вызывает во мне гормональный всплеск, но характер у нее скверный. Она опозорила меня перед моими подчиненными; едкая и ироничная, она оставила меня связанным почти на два часа, нимало не беспокоясь о последствиях, и к тому же выставила на посмешище перед своей дочерью. Она даже не поблагодарила за букет. Она пахнет коровами, встает в пять утра каждый день весь год напролет, у нее ребенок неизвестно от кого, и живет она в дыре на краю света.
Вот, дело сделано, в одну секунду кора головного мозга нашла доводы, чтобы противостоять своему излишне эмоциональному нутру. И тем лучше, потому что никакого желания быть влюбленным я не испытываю. Нет смысла и начинать, если известно, чем это кончится. Одни проблемы и бесконечные горести. Достаточно оглядеться вокруг.
Вот только секунду спустя буря возвращается с удвоенной силой, и мой мозг опровергает сам себя по всем статьям, предатель этакий!..
Скверный характер? С каких это пор обладать характером означает, что этот характер непременно скверный? И потом, чего я ищу? Покорную женщину? Домашнюю курицу, чтобы стирала мои грязные носки и не подавала голоса, когда соберутся друзья? Кому я смогу навязать свой простой, единственный и неоспоримый взгляд на мир? Это удобно, но быстро утомляет.
Она оставила меня связанным на два с лишним часа? Но, парень, ты же вполне это заслужил! Мужчина не накидывается на женщину, как потенциальный насильник, под тем предлогом, что желает доказать ей, как она в нем нуждается, чтобы чувствовать себя в безопасности. Ведь на самом-то деле именно это ты и пытался ей доказать, а, лейтенант Деломбр? Что можешь кое на что сгодиться, будучи рядом?
Никакого ответа после того, как получила букет? Но если бы она ответила в течение получаса, я, возможно, отнес бы ее к категории доступных девиц. Ужин вдвоем – этого надо дождаться, это надо заслужить, это надо подготовить, это надо обдумать. И возможно даже, получить отказ.
Она пахнет коровами? Но у нее имеется прекрасная ванная и горячая вода в любое время суток.
Встает в пять утра? Известное дело, кто рано встает, тому Бог подает.
Дочь от неизвестного отца? Кто сказал, что он неизвестен? Он не живет с ней, конечно, но ведь где-то он существует. И потом, Сюзи просто прелесть, с какой стати она может быть препятствием для сближения с ее матерью?
Живет на краю света? Но отличная щебеночная дорога идет до самого ее дома, и как же там у нее, черт побери, красиво!
Вот так. Лишнее доказательство – если только оно требовалось, – что мой центр эмоций взял верх над корой с подкоркой, и это меня нервирует, потому что от меня больше ничего не зависит, решительно ничего. А ведь я с нею едва знаком. Это и есть любовь с первого взгляда, удар молнии? Но молния может натворить бед, она сжигает все на своем пути, и сразу же гремит гром. Это неудержимо, потаенно, опасно.
И молния ни от кого не зависит, она бьет туда, где ее не ждешь. Лично я ожидал старую крестьянку в цветастой юбке, а теперь сам дарю цветочки, потому что она маленькая, крепкая, умная, храбрая и чувствительная. В моем вкусе, и все тут!
16
Приятный был рынок. Торговля шла неплохо. Погода стояла хорошая, и клиентов хоть отбавляй. Я это люблю. И мой банкир тоже.
А потом, пока я складывала ящики, кто-то положил розу мне на прилавок. Я только увидела отъезжающего на полной скорости мальчишку на велосипеде, но был ли это он?
К цветку была приложена записка: Пойдем, возлюбленная, взглянем на эту розу…[14]
Вот тебе и новая попытка. Он выиграл свой ужин. Я все еще пребывала в сомнениях. Но я дала себе слово.
Я вернулась с рынка, оставшуюся часть дня занималась обычными делами, а вечером, уложив Сюзи, отыскала его визитку и оставила короткое сообщение на автоответчике: «Вечером в субботу, в Верхолесье, около половины восьмого. Хорошей бутылки вина будет достаточно».
Кратко, точно, без эмоций. В любом случае, на данный момент, кроме желания заняться спелеологией…
Это заставит его помариноваться еще немного, проведя несколько дней в ожидании.
У промаринованного мужика вкус приятней, это как с говяжьей отбивной, утверждает Антуан.
Я люблю хорошее вино. Надеюсь, он сумеет выбрать нечто подходящее к маринованной говяжьей отбивной. Хотя я приготовлю курицу, это уместней.
И я правильно сделала, что назначила ужин через неделю. Похоже, он ждет его с нетерпением. Это его проучит!
17
Целая неделя! Вот стерва! Она это нарочно, я уверен. Мне в наказание.
И вот уже четыре дня я жду, пока время двинется побыстрее. Но ничего не поделаешь. И даже хуже того. Бутылку вина я нашел вчера. Она мне стоила еще одного состояния. Да, Мадлен, я знаю, когда любишь, все не в счет. Лично мне всегда все не в счет, потому что никто меня не любит. Кроме Мадлен. Я недостаточно знаю Мари, чтобы любить ее. Нужно же принять хоть какие-то меры предосторожности, прежде чем пуститься во все тяжкие, верно? Например, проверить, являетесь ли вы характеро-политико-сексуально-совместимыми. Попробуйте втолковать это моему эмоциональному мозгу. Я влюблен не рассудочно, а инстинктивно. Это хуже? Или лучше? В любом случае, это так. Мне казалось, что я над собой хозяин. Но все вышло из-под контроля. На сей раз ангелок и бесенок сговорились. Не по форме, а по существу. Это красномордый с рожками надоумил меня наброситься на нее без предупреждения. А белоснежный с нимбом перехватил подачу, нашептав про цветы. И оба толкают меня к ней. Впервые они настроились на один лад, и в результате полилась неплохая музыка. Как бы то ни было, когда начинают размышлять об обоснованности чувств и о том, как с ними управляться, как с ними бороться или как вводить их в нужное русло, то неизбежно удаляются от любви. Любят нутром, а не головой. И до нового приказа нутро не размышляет.
Что я знаю о любви? Полагаю, что ничего.
Сегодня свободный день. Что ж, устроим гонки по пересеченной местности. Очередная совершенно пустая среда не поможет скоротать время. Достаю карту Национального географического института, забрасываю велосипед в машину и качу в сторону гор. Я заранее позаботился о том, чтобы мой маршрут, по подсчетам, прошел через Верхолесье где-то после полудня. Пусть мы должны увидеться в субботу – это не значит, что я не могу сделать там маленькую остановку. А что такого?
Погода чудесная, для апреля почти жарко. Что сказать о пейзаже? Весна во всем своем великолепии. Как я мог просидеть двадцать лет в Тулузе?
Я наскоро перекусываю на вершине и на полной скорости пускаюсь вниз. Останавливаюсь над фермой, чтобы отследить внутренние передвижения, но никого не вижу.
Я наскоро перекусываю на вершине и на полной скорости пускаюсь вниз. Останавливаюсь над фермой, чтобы отследить внутренние передвижения, но никого не вижу.
Ну и ладно, я здесь, и я иду. Въехав во двор, вижу, как Сюзи выскакивает из хлева и летит в сторону дома.
– Иди помоги маме в хлеву! А я позвоню Антуану. Давай быстрее!
Вот черт, с ней что-то случилось. Но я слышу не женские крики. Она режет свинью или что?! Я влетаю как ураган и вижу ее у ног животного куда выше ее самой. Корова стоит и выгибается, испуская отчаянный рев.
– А, как вы вовремя!.. Принесите родилку.
– Родилку?
– Деревянная штука, там, у стены.
Сюзи возвращается бегом.
– Он сейчас приедет.
– Спасибо, лапочка.
Вернувшись с этой деревянной штуковиной в руках, я вижу, как Мари исчезает в корове. На ней пластиковая перчатка, доходящая до плеча, и она засовывает всю эту перчатку в зад корове, если только не во влагалище. Где я, где коровья анатомия! Она пытается что-то нащупать внутри и в конце концов вытаскивает две ножки, которые привязывает к тому, что назвала «родилкой». Она выводит меня из столбняка, закричав, чтобы я принес ведро теплой воды. Сюзи берет меня за руку, прежде даже, чем я успеваю осознать приказ, ведет в соседнее помещение и открывает кран.
Когда я возвращаюсь с водой, деревянная часть родилки подпирает корову, а Мари изо всех сил тянет за веревку. Она даже уперлась правой ногой в коровью ляжку, чтоб было удобней.
– Помочь вам тянуть?
– Нет, если тянуть слишком сильно, будут разрывы.
Наконец появляется голова теленка, потом плечи и остальная часть туши. Корова испускает такое мычание, что кажется, будто по горам напротив начинает гулять эхо. Я за нее переживаю.
Теленок падает в солому мертвой массой. Кстати, он и впрямь, наверное, мертвый, потому что весь вялый. Мари яростно его растирает, дует в ноздри, но безуспешно. Тогда она берет ведро и разом опрокидывает его на голову новорожденному. Тот наконец реагирует. Она снова трет его пучком соломы, чтобы обсушить. Он поднимает голову и открывает бессмысленные глаза.
Машина большого мускулистого мишки с визгом тормозит на гравии в трех сантиметрах от моего велосипеда, черт его задери!!! Он проскакивает передо мной, как будто меня здесь нет.
– Все хорошо, Антуан, жаль, что я тебя напрасно побеспокоила, но мне показалось, что сама я не справлюсь.
– Ты правильно сделала. Телочка?
– Да, и очень крупная. Ошибка при осеменении. У нее одна нога загнулась назад, и я полезла ее вытаскивать. Черт, эту мне не хотелось бы потерять – телка с очень хорошей родословной. Все равно спасибо, что приехал. Останешься на чашечку кофе?
– Ладно.
Он поворачивается ко мне и протягивает руку, приветствуя. Все та же простецкая улыбка сквозь трехдневную щетину. Вот уж кому грехи отпустишь без исповеди. И все же пальцы он мне раздробил.
– Антуан, сосед Мари.
– Оливье, я… ммм… я…
– Знаю, вы лейтенант, который вел дело Жан-Рафаэля. Очень приятно. Вы проезжали мимо?
– Да, случайно.
Он смотрит на меня с глупой улыбкой. Я не умею врать, что всегда заметно, и это меня раздражает. Но иногда может сослужить службу.
– Я и вам приготовлю чашечку? – спрашивает меня Мари.
– Нет-нет, оставляю вас вдвоем. Мне бы не хотелось мешать.
Она подходит к нам с улыбкой на губах. На ее лице искреннее облегчение. Некоторые женщины, как моя соседка по лестничной клетке, довольны тем, что за один день успели погладить, помыть пол и приготовить жаркое из телятины; а вот Мари запустила всю руку в корову, которая больше ее самой, чтобы вытащить мертвого теленка и воскресить его теплой водой. Я люблю жаркое из телятины, но куда более волнующе видеть, как теленок встает на ноги, вернувшись к жизни, даже если и закончит ее в виде жаркого.
Она в крови по самую шею, в волосах влажная солома, на майке налипла какая-то кровянистая слизь рядом с огромным пятном от навоза. Она куда менее привлекательна, чем обычно, после сегодняшнего тяжелого отела, и не сейчас у меня на нее встанет, что весьма кстати, иначе в моем обтягивающем велосипедном трико вид у меня был бы поистине дурацкий!
Поддавшись настояниям Сюзи, я в конце концов остался с ними перекусить. Наверняка я показался ей действительно смешным в тот вечер, когда она обнаружила меня посреди кухни. Я все же снял велосипедную каску и расстегнул молнию на куртке и на футболке. От таких штучек в жар бросает, и я все еще не отошел от того, что она проделала. Наверняка выглядел я слегка обалдевшим – не хуже того теленка.
Мари поставила кофе, перед тем как исчезнуть наверху, чтобы быстренько принять душ. Хорошая мысль. Вот только на мне по-прежнему будут обтягивающие трико, когда она вернется и снова станет в моем вкусе. Поэтому я сажусь и незаметно прячу свой прибор между ногами, чтобы он и думать не смел о неожиданной демонстрации. Можно только посочувствовать его неспособности удержаться и не встать по стойке смирно, стоит мне ее увидеть. Или это доказательство?!
Я предоставляю Антуану вести разговор, поскольку сам не знаю, что сказать. Но он общается в основном с Сюзи. Кажется, они с малышкой невероятно близки. Ее отец? Нет-нет, невозможно. Расставшаяся пара не может сохранить такие прекрасные отношения. Они друзья, это видно. Или брат и сестра. Но остается проблема габаритов. Из одного Антуана можно сделать четыре Мари. Может ли такое быть при столь близком родстве?
Когда Мари возвращается, Сюзи уже поставила чашки, достала домашний пирог и налила большой стакан апельсинового сока.
– Хочешь, я нарисую тебе рисунок, как в прошлый раз?
Она даже не дожидается ответа и сразу приступает к делу на уголке стола.
– А мне, – говорит Антуан, – мне разве не нарисуешь?
– У тебя их уже полон дом, а у него, может быть, совсем нет.
Ни одного! Тот, который она мне сделала в первый раз, я прикрепил к холодильнику. Это первый рисунок, который я получил от ребенка. В тридцать восемь лет. Ну, все имеет свое начало. И ни племянника, ни племянницы, по крайней мере о которых я бы знал, ни девицы, которая выбрала бы меня в крестные? И конечно, никаких детей – ни явных, ни тайных. Если только какому-нибудь терминатозоиду на пике формы не удалось преодолеть латексный барьер.
Говорим мы в основном о Жан-Рафаэле. А еще я интересуюсь, все ли коровы рожают подобным образом.
– Роды у животных… – обстоятельно начинает Антуан.
По части животных я полный профан. Исключение – большие свиньи.
Наконец я поднялся, решив оставить их в тесном кругу и удалиться. Сюзи протянула мне рисунок, который я убрал в свой рюкзак. Я был в напряжении. Да нет, не между ногами. Скорее мне было не по себе. Что это за троица? Я чувствовал между ними общность, связь. Как в молекуле воды. H2O. Два атома водорода и один кислорода. И я, свободный электрон, который крутится вокруг. Вода – это жизнь. Общаясь с ними, я чувствовал себя, будто умирающий от жажды, которому дали попить. Словно сам обновляешься.
– Спасибо за помощь. Да, кстати, в субботу ничего не получится, – заявила она, даже не пытаясь как-то смягчить.
Я распался на части, не сходя с места. С теми же ощущениями, что у полудохлого теленка, когда он недавно вывалился на солому.
– Да нет же, шучу, – выдержав паузу, бросила она мне, как ведро теплой воды на голову.
Нет, правда, ну и стерва!
А с другой стороны, это официальное подтверждение в присутствии ее друга.
Ура!
18
Лейтенант отбыл сразу после кофе. Может, ему показалось, что он мешает. И то сказать, он же ничего не знает про Антуана.
Глянув на себя в зеркало в ванной комнате, я подумала, не захочет ли он отменить ужин. Я была так довольна, что сумела спасти теленка, что даже не отдавала себе отчета, как и в чем изгваздалась. Наверно, он испытал отвращение. Если он все же придет, надеюсь, нового отела в тот момент не случится. Надеюсь также, что он приедет не на велосипеде, потому что, когда он снял велосипедную каску, вид у него был диковатый. Ветер вздыбил волосы во все стороны, а пот склеил их, как фиксирующий гель. Такое впечатление, что у него на голове разлегся дохлый еж.
С другой стороны, трико потрясающе обтягивало его округлые мускулистые ягодицы, что компенсировало дохлого ежа. А когда он еще и расстегнул молнию на футболке, потому что ему было слишком жарко, я почувствовала, как внизу моего живота разворошили муравейник. Прекрасно вылепленные грудные мышцы, без единого волоска на торсе, кожа, блестящая после приложенных усилий. Вот таких я и люблю: слишком много волосатых животных я вижу в течение всего дня.
Мужик оборачивается на улице вслед красивой девчонке, чтобы глянуть, так ли она хороша сзади, как спереди, и феминистки начинают звонить во все колокола. Мачо здесь, фаллократ там. Тихо, тихо, тихо! Мы все одинаковы!.. Парень расстегивает молнию, обнажая мощную гладкую грудь, и уровень осадков у нас внутри взмывает вверх.