Сонька собралась достойно ответить, но я больно ущипнула ее за ногу. Она обиделась, стала потирать больное место и потеряла интерес к разговору.
— Поможешь? — со слезой спросила я.
— Помогу, — вздохнула Людка. — Пиши: кто, что.
— А писать-то, в сущности, нечего. Илья Большаков, возраст от 27 до 32 лет.
— И ты еще говорить будешь, что это для тебя? — укоризненно покачала головой Людка. — Не из тех ты женщин, Маргарита Петровна, что связываются с мужиком, ничего о нем не зная…
Я испугалась, что Людка взгромоздится на любимого конька и начнет метать молнии в падших женщин. Падшая Сонька долго этого не выдержит. Зачем я ее с собой притащила? Но Людка бушевать не пожелала. На клочке бумаги записала имя и нас покинула. Вернулась через полчаса.
— Лет ему 29, отчество Сергеевич. Адрес вот здесь.
— Людок, — голосом Красной Шапочки начала я, — по этому адресу нет его вовсе, нам бы родственников.
— Да вы с ума сошли. — Я грустно опустила ресницы. — Скажи конкретно, что надо?
— Мать, отец, брат, адреса. В общем, все, что можно.
— Не хило, — сказала Людка. — Я вам что… Приди к обеду. У меня вообще-то работа.
К обеду мы вновь пожаловали к Людке.
Она выложила на стол лист бумаги.
— Илья Большаков не один на свет появился. Близнецы у его мамы родились.
— Брат? — обрадовалась я.
— Нет. Сестра. Умерла через три месяца.
Я застонала от разочарования.
— Но брат у него есть. Младший. Родился через два года. Большаков Вениамин Сергеевич. Отец скончался двадцать лет назад. Через два года умерла мать.
— Что за хвороба в семействе? — удивилась Сонька.
— Не знаю. Говорю, что есть. Братьев разделили: опекуном Ильи стала бабка по матери, Вениамина — бабка по отцу. Бабка Ильи — Сергеева Прасковья Ивановна, проживает в поселке Левине.
— Я знаю, где это, — обрадовалась Сонька, — там у Славки дача… была.
— Далеко?
— На колесах минут двадцать.
Заверив Людку в вечной признательности, мы вышли на улицу.
— К бабке поедем? — спросила Сонька.
— Поедем.
— Зачем? И так все ясно: есть брат. Зовут Вениамин. Рыжий мент.
— Ничего не ясно. Давай в больницу звонить, на Гошином «мерее» за час обернемся.
Наталью искали долго, наконец ее голос в трубке послышался, интонация сулила взбучку.
— И где твой Гоша? — сурово спросила она.
— Должен быть в больнице.
— Нет его со вчерашнего дня. Что делать прикажешь?
— Молодежь, — заныла я, — никакого понимания. К вечеру верну.
— Глаза б мои тебя не видели, — заключила Наталья и трубку повесила. Я вздохнула.
— Где его носит? Ведь обещал с утра в больнице быть.
— Звони домой.
Ни Гоши, ни Веры Сергеевны дома не оказалось. Я начала злиться: терпеть не могу, когда что-то не получается.
— Ну? — спросила Сонька. — Гошу будем искать или с Рыжим разбираться?
— Едем в Левино.
Первый же «москвичок» притормозил возле нас, и мы отправились в поселок Левино в обществе усатого болтливого дядьки.
В поселке он помог отыскать нам улицу Советскую и денег с нас не взял, чем вызвал у Соньки приступ жизнерадостности. В самом деле, после таких встреч поневоле становишься оптимисткой.
— А что мы ей скажем? — вдруг спросила Сонька. — Бабки такой народ, очень может быть, что мы с тобой зря прокатились.
— Так ведь бесплатно.
— Думаю, надо потратиться. Нормальная бабка любит чай с конфетами, скажем, внучек прислал.
— До чего ж ты головастая. А все скромничаешь, говоришь, ума у тебя нет.
— Это ты говоришь.
Дом был старый, разделенный на две половины. Мы позвонили в обшарпанную дверь и прислушались: шаркающие шаги, скрип половиц, дверь открылась, и мы увидели маленькую старушку. Она подслеповато моргала и улыбалась.
— Здравствуйте, мы из собеса, — брякнула я. Старушка посторонилась, и мы вошли в прихожую, я продолжала нагло врать:
— Гуманитарная помощь пришла, ветеранам подарки по домам разносим.
— А вы не пройдете? Чего ж в дверях? — ласково предложила старушка, и я поняла: нуждалась она не в подарках, а в общении.
Я оказалась права. Прасковья Ивановна была так слаба зрением, что почти не выходила из дома. Продукты приносили ей соседи. Через пятнадцать минут мы сидели в крохотной чистенькой кухне и пили чай с вишневым вареньем. Выспрашивать хозяйку было ни к чему: она сама все охотно рассказывала.
— Что же вы, совсем одна? — закинула удочку Сонька.
— Внуки у меня, двое: Илюша и Веня.
Хорошие. Веню я, правда, лет семь не видела, он у другой бабушки живет, в Саратове, а Илюша одиннадцати годков со мной. Как мне не хотелось братьев-то разлучать, грех это, да Мария Ивановна настояла. Хотя ее понять можно: единственного сына лишилась, во всем свете одна как перст. Вся радость — внуки. Вот и поделили: мне Илюшу — старшего, а Венечка с ней.
— Внук с вами живет?
— Илюша? Нет. У него квартира в городе. Хорошая. Возил он меня туда зимой.
— Часто к вам приезжает?
— Каждую неделю. Он хороший, заботливый. Соседям наказал за мной присматривать.
— И на этой неделе был?
— На этой не был. С апреля, с 25 числа, не был. Видно, дела, работа. Работа у него ответственная, он начальником в гараже.
Еще перед армией шоферские курсы закончил, потом техникум. Вот будет у него выходной, приедет. Я жду.
— Он что, не женат?
— Нет. Была у него девушка, да что-то не сладилось. Я ему: Илюшенька, годов-то уж тебе много, пора бы жениться, а он смеется, говорит: «Василису Прекрасную дожидаюсь».
— А другой внук?
— Веня тоже не женат. Он в Саратове.
Был у меня перед армией, и как из армии вернулся, заезжал. На каждый праздник открытку присылает и письма. Вот они все, в шкафу.
Я посмотрела в сторону шкафа и увидела фотографию в рамке.
— Внук? — спросила.
— Да. Это Веня. Они с Илюшей очень похожи, точно близнецы. Это Веня два года назад фотографировался, его как раз из больницы выписали, аппендицит вырезали.
Илюша к нему ездил, вот карточку мне и прислал с ним.
— Значит, братья видятся?
— Конечно. Илюша часто в Саратов ездит.
У него машина. И меня бы отвез, только вот ноги больные, сводит, не усижу я в машине.
— А Веня тоже шофером? — влезла Сонька, ее распирало от желания внести лепту в общее дело.
— Нет. Веня в охране работал, на заводе, а потом в кооператив ушел. Там заработки больше. Внуки у меня хорошие: не пьют, не курят, дурного слова от Илюши не слышала.
Дочка покойная была бы довольна.
— А что с родителями случилось?
— Сергей в аварию попал, на заводе авария… вот и… А Верочка его на два года пережила, рак желудка. И остались деточки, одному одиннадцать, другому девять годков.
Сидели мы часа два. Уходить не хотелось.
Беспомощную, почти слепую старушку было нестерпимо жалко. Вышли на улицу с тяжелым чувством.
— Бабку-то жалко до слез, — вздохнула Сонька. — Внука ждет, любимого Илюшу, а он у нас возле амбара зарыт. И почто я с тобой поехала? Отрицательные эмоции мне вредны. Куда теперь? В Саратов махнем?
— Зачем? И так все ясно. Рыжий мент — брат Вениамин.
— Как же он об убийстве узнал? — почесала за ухом Сонька.
— А это он нам сам расскажет, — ответила я. — Нам либо договор с ним заключать надо о дружбе и сотрудничестве, либо Витьке сдавать к чертовой матери.
— Гретхен, хоть ты и фашистских кровей, а бабку сиротой оставить не можешь.
— Не могу. Сама осиротею, лишившись верного друга, то есть тебя.
— Почему это сразу меня? — обиделась Сонька.
— Хорошие люди гибнут первыми.
Рыжий мент, который был брюнетом и, строго говоря, не был ментом, молча смотрел на нас с порога своей квартиры.
— Здесь общаться будем, или можно войти? — спросила я.
— Можно, — кивнул он. Спокойно, но взгляд его затравленно метнулся. Надо полагать, за нашей спиной ему мерещился кто-то еще. Мы прошли в кухню и сели на древних расшатанных табуретках.
— Как предпочитаете, чтобы вас называли? Гражданином Тарасовым или исконным именем? — поинтересовалась я.
— Что же это за имя?
Отвечать я не собиралась, но тут Сонька влезла:
— Вениамин Сергеевич, вы с нами в эти игры не играйте. Скучно.
Он задумался, кивнул:
— Вижу, кто-то поработал. Вы?
— Мы. Проявили инициативу. Кстати, ваша бабушка беспокоится. Потрудились бы навестить одинокого человека.
— Потружусь. Что дальше?
— Видишь ли, Вениамин, не могу я допустить, чтобы кто-то за моей спиной стоял и неведомые планы строил. Давай-ка пооткровенничаем.
— Это вы звонили? — спросил он. — Конечно, я должен был сообразить… Брат жив?
— Думаю, нет, — ответила я. — Медальон мы нашли на деревенском кладбище. Славка его украл и с ним по кабакам болтался.
Вот кто-то и увидел приметную безделушку.
Рахматулин действительно Сонькин одноклассник. На него надеялись. Да, видно, зря. Как ты узнал, что брат исчез? Косырев сообщил?
Рыжий нахмурился:
— На кого работаем, девочки?
— Это ты насчет нашей осведомленности? Так ведь мы за тобой следили. Липовое удостоверение показывать не стоило: Тарасов коротышка, вас идиот не спутает. В этой квартире я уже была: живешь на первом этаже, а форточку не закрываешь. В тумбочке у тебя фотография: ты и брат.
— Если медальон к вам попал, как вы рассказываете, каким образом вы узнали, кто я? Ведь брата вы никогда не видели?
— Мы нет, а вот один человек видел. Тот, что с тобой по телефону разговаривал. Беседа наша строится не правильно, я с тобой откровенно, а ты откровенничать не желаешь.
Свою позицию я объяснила, так что решай.
— Джеймс Бонд из меня не вышел, — усмехнулся Вениамин. — Не думал, что так по-глупому… Ладно, что знать желаете?
— Сколько вас?
— Один.
— Косырев?
— Кое-чем мне обязан. Помогает информацией.
— Цель?
— Что-нибудь узнать по брате. Если он убит, в чем я почти уверен, найти убийц.
— Не очень ты ловок, — вмешалась Сонька.
— Какой есть.
— Когда ты приехал?
— 27 апреля. Меня Илья вызвал. Просил о помощи.
Мы с Сонькой переглянулись.
— В чем должна была заключаться помощь?
Он опять усмехнулся, спросил:
— Что вы знаете о моем брате?
— Ты нас вопросами замучил, — заметила я. — Не наживал бы лишних врагов.
— Вы не понимаете. Иногда информация очень опасна. Для тех, кто ее имеет.
— Об Оборотне мы знаем. Он нам позванивает. Деньги велит искать. Весельчак. И о твоем брате знаем: он был у него связным.
— А о компании «Вега-люкс»?
— В твоей газетке прочитала. Может, прояснишь?
— Несколько очень серьезных людей были заинтересованы в этой компании. Ваш Витька у них на побегушках. — Ему поручили избавиться от Маурина. Мой брат был связным между ним и киллером. Но с самого начала дело показалось ему подозрительным.
Илья знал, что Рахматулин и Каховский, который должен был занять место убитого, давние друзья. В этом, конечно, не было ничего плохого, но Илья чувствовал: что-то они задумали.
— Ты хочешь сказать, что Витька с этим Каховским всех обманул? Каким-то образом взяли деньги, и Каховский с ними удрал?
А Витька здесь перед хозяевами дурака валяет и ждет не дождется, когда сам на Багамы сбежит?
— Есть такая версия, — кивнул Вениамин, — Но у Ильи были основания считать, что Рахматулин вел нечестную игру, что деньгами он делиться не пожелал, а Каховский убит. В таком случае, брат становился нежелательным свидетелем. 28 апреля он должен был передать деньги киллеру и вызвал меня. Он никому не мог довериться и хотел, чтобы я его подстраховал. У нас был план. Но с самого начала все пошло наперекосяк. Я допустил ошибку. Илья исчез вместе с деньгами.
— Выходит, убийца Рахматулин?
— Если Каховский убит, то да. У него был повод: справедливое опасение, что о его роли в деле «Вега-люкс» станет известно.
Тогда его жизнь не будет стоить и копейки, и Пока же все считают похитителем Каховского и ищут его.
— В таком случае, какие у тебя проблемы? — усмехнулась я. — Просто шепнуть, кому следует…
— Не так уж просто. Во-первых, доказательств нет, во-вторых, Рахматулин убьет меня раньше, чем я успею что-то предпринять, в-третьих, я и сам не уверен, что Илью убил он. Я подумал, что от вас смогу узнать что-то новое.
— Слушай, а почему бы тебе не вернуться в Саратов? — предложила я. — И не создавать нам лишних трудностей?
— Нет, — покачал он головой, — я должен найти убийцу брата.
— Или деньги? — влезла Сонька. Вениамин сурово нахмурился. Пока они с Сонькой сверлили друг друга глазами, я немного поразмышляла. Кое-что мне не понравилось.
— Если у Рахматулина были деньги, какой ему смысл убивать Илью до его встречи с Оборотнем? Логичнее рассчитаться с киллером сполна, не наживая такого опасного врага.
— Логичнее в том случае, если речь идет об одном убийстве, но если киллер убил и Каховского, он становится чересчур опасен для Рахматулина. Думаю, Витька надеялся через Илью выследить Оборотня и убить его.
Я вспомнила, в каком состоянии был найденный нами Илья, и версия показалась мне убедительной. Но могла быть и другая.
— Илья единственный знает Оборотня, тот мог усомниться в его верности. В конце концов Илья действительно мог выдать киллера…
— Нет! — ответил Вениамин, на мой взгляд, чересчур убежденно. А вот я совсем не была уверена в том, что человек способен вынести подобные пытки и промолчать.
— Что ж, — пожала я плечами. — Дальше что делать думаешь?
— Я рассчитывал на вас. Была шальная мысль, что Илья жив и вы как-то с ним связаны.
— Думаю, Илья мертв. Не стоит тебе ждать чуда. На твоем месте я бы уехала, если, конечно, Сонька не права и ты не ищешь сокровищ. Если мы смогли тебя найти, смогут и другие.
— Вы Рахматулину обо мне говорили?
— Говорили. О рыжем менте. О тебе не скажем. Пока нам не напакостишь.
— Какая мне от этого польза? Я возле вас крутился с одной целью: что-нибудь узнать о брате. Вы мне поможете?
— Нет, — твердо заявила я, — частный сыск не для женщин. Мы хотим выбраться из передряги с целыми ушами, ну и головой, конечно. Так что помогать в правом деле мы тебе не станем. Но если случаем что-то узнать удастся, обещаю сообщить. И будь осторожен. Мы не только тебе звонили. Каша заварится.
— Вроде бы одним врагом меньше, — рассуждала Сонька, шлепая рядом. Она то и дело попадала в лужу, причем брызги летели в основном на меня. Можно, конечно, заорать на нее, но ходить по-человечески от моего крика она не станет. — А мы бабы головастые, да, Гретхен? Моментом вывели рыжего на чистую воду.
— Серьезно? — усмехнулась я.
— А то. По крайней мере, липовый мент нам не опасен, а в нашем гиблом положении это уже счастье.
— Может, так, а может, и нет, — ответила я. Сонька притормозила и спросила недовольно:
— Чего опять?
— Давай взглянем на дело иначе.
— Давай, только иначе у меня не получится. По мне, все просто: человек решил брату помочь, теперь его убийц найти пытается. Может, его, конечно, и деньги интересуют, но я в этом ничего плохого не усматриваю: сама б не отказалась от пары тысяч.
— Народу твоему мудрость свойственна, интересно, в каком она у тебя месте припрятана?
— В надежном, — разозлилась Сонька. — Чем тебе мент не по нраву?
— Сомнения гложут. Например, с чего это он так уверен, что Илья Оборотня не выдал?
— С чего? — озадачилась Сонька, преданно глядя мне в глаза.
— Назови Илья Оборотня, у того начались бы неприятности. Так? Может, Рыжий так уверен, потому что неприятностей у Оборотня нет. Мы-то не в счет. Веня твердо знает, что Оборотень жив, здоров и невредим и охота за ним идет втемную.
— Не улавливаю, — жалобно хлюпнула носом Сонька.
— Вспомни страшилки об Оборотне: никто о нем ничего не знает, вроде как его и нет вовсе. Очень похоже, что бывает он в нашем городе наездами. Бабуля говорила: Илья к Вене ездил часто, а вот Веня всего дважды, семь лет назад. Может быть, он приезжал гораздо чаще, только этого не афишировал. Связь Оборотень поддерживает только через Илью, связной должен быть абсолютно надежен. А кому ты доверишься больше…
— Чем родному брату! — ахнула Сонька.
— Вот именно, — покачала я головой. — А ты говоришь, ясно. Ничего не ясно.
— Витьке донесем?
— Нет уж, пусть твой одноклассник сам покрутится.
Мы шли пешком уже третью остановку, и тут Сонька вдруг опомнилась:
— Ты сумку мою не видела?
— Где, интересно? Ты точно с ней была?
— Была как будто. Дай вспомнить. Из дома я выходила с сумкой, потому что у меня кошелек расстегнулся, деньги выпали, и я сумку на ручку повесила.
Я затосковала, глядя в голубое небо.
Минут через пятнадцать Сонька пришла к выводу, что сумку оставила либо в Левине у бабули (хотя, может быть, и в магазине), либо в машине, когда в город возвращались, либо у рыжего мента, который ментом не был.
— Думаю, тебе следует купить другую сумку, — устало заметила я.
— Ага, умная, сумка денег стоит.
— И что ты предлагаешь? Вновь пройти весь дневной маршрут?
— Ничего я не предлагаю, — обиделась Сонька. — Вот почему ты никогда ничего не теряешь?
— Видишь ли, я совершаю осмысленные действия: мозг контролирует конечности.
— И что я должна понять? — ухмыльнулась Сонька.
— Что случай твой излечению не подлежит.
— Ага. Знаешь, что я думаю? Друзья, а в особенности подруги, существуют для того, чтобы было кому портить тебе жизнь.
— Ты имеешь в виду мою жизнь? — уточнила я.
— Нет. Свою.
— Между прочим, мой троллейбус, — обрадовалась я, запрыгнула на подножку и Соньке рукой помахала, совершенно не подумав о том, что, перегрузив ее мозг большим количеством информации, оставляю ее один на один со своими мыслями. Мыслей у Соньки, как я уже говорила, немного. Но те, которые заводились, сидели крепко и требовали реализации.