— Она вообще-то ласковая, — ухмыльнулась Сонька, — это сегодня на нее накатило, видать, шибко вы ей по кумполу съездили.
— Уйди, убогая, — прошипела я.
— Да ладно, пойдемте в кухню. Глянь, мужик какой, росту почти два метра, косая сажень в плечах. Мужик нынче редкость, по весне и то не отловишь, а этот сам явился.
Может, мы на «ты» перейдем? — веселилась Сонька. — Для простоты общения?
— Я с удовольствием, — согласился Глеб. — А нельзя чашечку чая? В горле пересохло от всех переживаний.
— Чаю? Запросто. А можно и покрепче чего, или за рулем ни-ни?
— За рулем не употребляю.
— И правильно. Сразу видно серьезного человека. А вот мой, прости Господи, что за рулем, что без руля, пьет, подлец, ох, горе горькое!
Я сидела, хмуро разглядывая гостя. Сонька суетилась, на стол накрывала и на меня поглядывала с хитрецой.
— Чаек покрепче уважаете?
— Если можно…
— Чего ж нельзя… чаек есть.
— Мой чаек, — сказала я и разозлилась на себя, было это совсем глупо.
— Да ладно тебе! — отмахнулась Сонька.
Выпили по чашке чая.
— Может быть, все-таки познакомимся, — сказал Глеб, — за одним столом сидим.
— Я со всем удовольствием. Софья Павловна мы, можно Соня, а это…
— Заткнись, — прошипела я.
— Не хотят знакомиться, — опечалилась Сонька, пожимая плечами. — А ваше имя-отчество?
— Можно без отчества, Глеб.
— Имя редкое, но где-то я его уже слышала.
— «Место встречи изменить нельзя», — не удержалась я.
— Что? — не поняла Сонька, а я рявкнула:
— Глеб Жеглов и Володя Шарапов.
— Ой, точно! И что, правда, Жеглов?
— Нет, Карелин.
— Вот оно как. А пострадавшую зовут Маргарита.
— У меня кошка была Марго, — улыбнулся Глеб, растянув рот до ушей.
— Серьезно?
— Ага. Шустрая такая. Лет восемь жила.
Я еще мальчишкой был, мы в частном доме квартиру снимали.
— Твои воспоминания никому не интересны, — оборвала я. — Молоко ты принес, чай выпил, и теперь ничто не мешает тебе уйти отсюда.
— Маргарита, ты чего такая грубая? Красивая женщина…
— Удовольствие доставляет, когда тебе хамят?
— Нет, если честно.
— А чего терпишь?
— Ну когда хамит такая красавица, можно и потерпеть.
— Ладно. Вернемся к кошке, — кивнула я. — Кошка Марго. Мышей ловила?
— А как же? Отличная кошка, белая с черными пятнами.
— Еще какие-нибудь любимые животные? Может, хомяки, змеи, собачки? Собачки не было?
— Была. И уж был. Жил у нас пару месяцев.
— Здорово. Похвальная любовь к животным. Вроде бы поговорили….
— Ты чего такая злющая? — вдруг затосковала Сонька. — Чего ты к нему прицепилась?
— Меня поражает чрезмерная настойчивость, — ответила я. — Нормальный человек давно бы обиделся и ушел. И что тебя здесь держит?
Он вздохнул, обезоруживающе улыбнулся и спросил:
— Честно?
— Хотелось бы.
— Не так уж трудно догадаться. Мне под колеса попала обалденно красивая женщина, каким же дураком надо быть, чтобы упустить такой шанс познакомиться?
— А, любовь с первого взгляда? — догадалась я.
— Точно. Давайте немного поможем друг другу.
— Это как же? — заинтересовалась я.
— Перестанем пикироваться и познакомимся.
— Вроде бы уже знакомились, или я опять все самое интересное пропустила?
— Марго… можно мне так тебя называть?
— В память о любимой кошке? Конечно.
— Я не знаю, чем я тебе так неприятен…
— Настойчивостью.
— Но если я не буду настойчив, как же я с тобой познакомлюсь? Посоветуй, как быть? Ей-Богу, у меня самые серьезные намерения.
— А как насчет семейного положения? — влезла Сонька. — А то ведь как бывает: заинтересуешься мужчиной, надежды питаешь, и только заведешь его в загс, тут и выясняется, что он уже в положении.
— Чист. Ни жены, ни алиментов.
— А документик нельзя ли? В таком деле, знаете ли, лучше наперед убедиться.
— Один момент. — Глеб извлек из бумажника паспорт и протянул Соньке. Та, вспомнив навыки, полученные в детстве, принялась его осваивать.
— Смотри-ка, и вправду чист, а паспорт-то какой, новенький, нарядный, в руках держать приятно. Видно культурного человека. Вот мой, к примеру, совестно кому в руки дать… прописочка… квартиру имеете?
— Имею. Правда, однокомнатную. Зарплата приличная. Машина, кирпичный гараж.
По-моему, я — хорошая партия. Как, Маргарита? — Я молчала. — Молчание знак согласия? — поинтересовался он.
— Не уверена. Что-то я устала я, очень хочу остаться одна в собственной квартире. Может, вы в другом месте продолжите? У Софьи Павловны тоже квартира имеется.
— В моей никак нельзя, и…
— Ладно, я в комнате. Когда закончите, хлопните дверью, замок автоматический.
— Марго, — сказал Глеб, — может, мы по-дурацки начали. Почему б не попить еще чайку, успокоиться и не начать по новой?
— Ты уже сделал все, что мог: принес молоко к завтраку, загладил вину по максимуму.
— Нет, — покачал он головой, — а плащ, а колготки?
— Что? — переспросила я.
— Колготки порваны, плащ грязный, я как порядочный человек…
— Постирать желаешь?
— Могу купить новый.
— Слышь, Гретхен, богатый мужик и понятие имеет, — обрадовалась Сонька. — Значит, купить желаете?
— Желаю. Деньги есть, а тратить не на кого.
— Некоторым везет, — пожала Сонька плечами. — А у меня ни денег, ни желающих потратиться.
— Вы нашли друг друга, — сказала я, поднимаясь из-за стола, а Глеб усмехнулся:
— Марго, верь на слово, я твой выигрышный билет.
— Пошел вон, — спокойно сказала я.
— Грубо. Не идет красивой женщине.
— Глеб, ты вот паясничаешь, а глаза из-под очков смотрят зло. Что, придушил бы стерву, а терпеть приходится?
— Не отгадала. Заломил бы руки за спину, чтоб не дергалась, и поцеловал бы.
Да неловко при посторонней.
— Я не в счет, — хрюкнула Сонька.
— Лады. — Он встал и шагнул ко мне.
— Переигрываешь, — прошипела я.
— Я парень рисковый, — ухмыльнулся он.
Тут у меня в мозгах что-то повернулось и заклинило, я схватила чашку и запустила в него, совершенно не надеясь попасть. Но попала. Чашка угодила ему в лоб.
— Вот это темперамент! — присвистнул он, потирая ушибленное место.
— О, Господи, — растерянно прошептала я, — вроде бы я тебе лоб разбила.
— Вроде бы. Теперь умру от заражения крови.
— И ничего смешного, — с серьезной миной заметила Сонька. — Вот у меня сосед поранил палец, так потом руку отрезали.
Я принесла лейкопластырь и стала заклеивать Глебу лоб. Руки мои слегка дрожали, и очень хотелось зареветь. Я похлопала ресницами, а он спросил:
— Ты чего, Марго? Брось, на мне, как на собаке. Можешь треснуть еще раз.
— Не знаю, как это получилось, извини…
— Да ладно, будем считать, что поквитались, я тебя бампером, ты меня чашкой, идет?
— Идет.
— Вот и хорошо. Чем досадил-то, а? Вроде из кожи вон лезу, а все не в масть?
— Появился ты очень некстати. Гостей жду. Ты случаем не из них?
— Что?
— Ничего. Если гость, то уже понял, а если нет, то и понимать ни к чему. Лоб заклеен, жить будешь. Я дурака с вами валяю, а мне на работу пора.
— Я ж на машине. Где работаешь?
— Во Дворце культуры.
— Так это пять минут.
— Теперь я точно знаю, хочешь завязать теплые и дружеские отношения, огрей мужика чашкой, — подвела итог Сонька.
Закончив работу в половине шестого, я вышла из подъезда и недовольно посмотрела на небо. До сей поры погода стояла по-летнему теплая, а сейчас вдруг испортилась.
Пасмурно, ветер холодный. Я попыталась думать о чем-то приятном, чтобы настроение поднять, но не получилось.
— Привет, киска, — услышала я, повернулась и увидела Глеба. Он стоял, привалившись плечом к колонне, и улыбался. Правда, не так, как утром, широко и лучезарно, а грустно, я бы даже сказала, нерешительно. — Как наши дела? Начнем ссориться?
— Чего ж нам ссориться? — я пожала плечами.
— Не знаю, Сонька говорит, у тебя характер нордический. Просто беда.
— Когда успели о моем характере побеседовать?
— Когда ты на работе была. А меня с вашей стоянки погнали.
— И правильно сделали.
— Машина в переулке. Сейчас подгоню.
— Глеб, — позвала я.
— Да?
— Ты зачем приехал?
— Как зачем? Хотел тебя увидеть. Утром мы вроде бы друзьями расстались, вот и решил успех закрепить, вдруг завтра у тебя настроение испортится?
— Понятно. Что ж, иди за машиной.
— Дождь обещали, — заметил он, сбегая по ступенькам. Я покосилась на серое небо, вздохнула и стала прогуливаться по тротуару в ожидании Глеба. Вдруг за моей спиной заскрипели тормоза, это было несколько обременительно для моих нервов, я втянула голову в плечи, обернулась и увидела расхристанную иномарку неопределенного цвета. Из нее лихо выскочили три молодца и кинулись ко мне. В первую секунду я так растерялась, что даже испугаться не успела, и только когда меня очень сурово схватили под локти и поволокли к машине, сообразила, что это те самые гости, которых мне следовало до смерти бояться. Так как поначалу я здорово напоминала овцу, парни дали маху: расслабились и вроде бы даже шутить принялись, мол, прогуляемся, детка, и все такое. Как раз в это время мой нордический характер себя и проявил: я лягнула одного парня, прихлопнула дверью машины руку другому и собралась бежать, третий парень уже за рулем сидел, но бойко выскочил и сначала толкнул меня в спину, а потом схватил за волосы. Я завизжала, вертясь на коленках. Двое пострадавших спешили ко мне, оба страшно злющие. Они поволокли меня к машине, а я чертила коленками по асфальту и слабо повизгивала. Один из парней дал мне затрещину, а другой, тот, что рукой тряс и матерился, — пинка. Как раз тогда и появился Глеб. Он тормознул перед иномаркой, закрывая ей дорогу, выскочил из машины и продемонстрировал искусство рукопашного боя. Парни лепестками распались вокруг меня, а я сидела на асфальте, дико таращась по сторонам и прикидывая:
«Все это или еще нет?» Оказалось, еще не все. Один из парней, видимо, самый живучий, вскочил и выхватил пистолет. В то же мгновение пистолет возник и в руках у Глеба. Вот и стояли они в пяти шагах друг от друга с вытянутыми вперед пистолетами.
И опять я даже испугаться не успела, вроде кино смотрю, и все это меня совершенно не касается.
Тут Глеб сказал парню:
— Кишки у тебя не из того материала, парень, чтобы в эту игру играть. Наверное, так оно и было: рука живчика заметно дрожала, и взгляд затравленно метался. — Убери пушку и катись.
Лежавшие до сих пор ребятки сноровисто поднялись и кинулись в машину. Тот, что с пистолетом, дождался, когда водитель мотор заведет, и присоединился к ним, причем весьма торопливо. Сдали назад, развернулись и исчезли. А мы остались. Глеб подошел ко мне, на ходу пряча оружие, подал руку и спросил:
— Здорово досталось?
— Обойдемся без травмпункта.
— Что за публика?
— Не представились.
— Думаю, надо заявить в милицию, — сказал он.
— Не надо. — И тут я о Соньке вспомнила, начала трястись и глазами искать телефон. К счастью, он был рядом, к нему я и кинулась. Сонька долго не снимала трубку, и я испугалась, что в обморок упаду. Трубку она все-таки взяла и спросила:
— Кому неймется?
— Ты где была? — рявкнула я.
— В ванной. А чего?
— Дверь никому не открывай и никуда не высовывайся.
— Ой, — проронила Сонька, потом еще раз:
— Ой. Началось, да?
— Да. Если что не так: в дверь настойчиво звонят, занавеска шелохнулась и так далее, — звони в милицию сразу и ори, словно тебя режут.
— Орать — это пожалуйста, это мы сколько угодно. А ты приедешь? Много ли я одна высижу?
— Еду. Откроешь, когда мой голос услышишь.
Я немного отдышалась и стала звонить Рахматулину, с трудом найдя его телефон в записной книжке. Как оказалось, он значился на первой странице. Видимо, Витька тоже был в ванной, я уже хотела бросить трубку, но не успела. Мой рассказ не произвел на него сильного впечатления, хотя я все очень красочно описала. На что он ответил:
— Не волнуйся.
— Что? — не поняла я.
— Поезжай к Соньке. Там встретимся.
— Ты уверен…
— Все под контролем, — бодро заверил он. А я вдруг подумала: может, в самом деле все под контролем, а Глеб, вмешавшись, людям игру испортил? Не мне, конечно, я-то его вмешательству как раз и рада, а вот рад ли Витька? Возможно, он на нечто подобное и рассчитывал? Надо бы над этим поразмышлять. Но не сейчас. Сейчас мне хотелось разобраться с Глебом. Я повесила трубку и повернулась к нему. Он выглядел хмурым, я тоже. Мы направились к машине.
— Ты, конечно, служил в Афганистане? — проявила я смышленость.
— Я был рядом, — сказал он.
— А пистолет — сувенир на память.
— На него разрешение имеется. Показать?
— Да я верю…
— В чем ты меня подозреваешь, Марго? — спросил он, садясь в машину.
— Я уже объясняла. Ты появился не ко времени. И уж очень романтично.
— А, это в том смысле, что бампером я к тебе нарочно приложился?
Я не стала отвечать.
— Слушай, Марго, в какую историю ты вляпалась?
Я отвернулась к окну и сказала:
— В скверную.
— Не хочешь рассказать?
— Не хочу.
— А в милицию с этой историей нельзя?
— Нельзя.
— Есть что-то, что ты должна скрывать?
— Догадаться несложно.
— Да. Говорить с тобой непросто.
— Сворачивай, — сказала я, — следующий дом — Сонькин.
— Вот что. Марго. Давай-ка я тебе кое-что расскажу. Ты слышала о такой фирме, «Евростиль» называется?
— Слышала.
— Я там начальником охраны. До недавнего времени работал в КГБ. За десять лет меня там кое-чему научили. Руками махать и палить из пушки это моя профессия.
«Первую кровь» видела? Ну так вот я — Рембо. Только он киношный, а я настоящий. Хотя для меня лично радости от этого никакой, и хвастаться, в сущности, тоже нечем. Вот я два года назад и ушел в частный бизнес. Деньги большие, а хлопоты маленькие. Я все изложил понятно?
— Более или менее.
— Если нельзя идти в милицию, расскажи свою историю мне. Я сделаю все, чтобы тебе помочь.
— Один уже помогает, — сказала я, выходя из машины. — Извини, Сонька ждет.
— Я мог бы пойти с тобой.
— Спасибо. Проблема в том, что верить тебе хоть немножко больше, чем другим, я не могу. До свидания.
— Эй, киска, — окликнул он, — мы ведь до завтра прощаемся, а не на всю жизнь?
— Конечно. Ты ведь спас меня. И вообще, ты отличный парень, и в другое время я бы непременно в тебя влюбилась, а сейчас, извини, не могу.
— Жаль, а я так рассчитывал.
Сонька выглядела слегка пришибленной.
Я кратко обрисовала ситуацию, и мы стали ждать Рахматулина.
— Что ж это делается? — причитала Сонька.
— Вот уж не знаю. Голова у меня пухнет, вот что. Враги мерещатся и тайный умысел всех и во всем. Так и свихнуться недолго.
— Это ты из-за Глеба психуешь, — вздохнула Сонька. — Оно и понятно. Заметный мужик. Очки носит для солидности.
— Что? — растерялась я и даже в кресле осела.
— Говорю, не иначе, как для солидности, на кой они ему черт?
— С чего ты взяла?
— Я ж не дура какая, я очкарик с двадцатилетним стажем.
— Выдумываешь черт-те что!
— Понеслась, вражья сила. Ладно, я дура. Давай кофе выпьем. Для бодрости.
— Не хочу я кофе. На ночь вредно. А вот очки эти…
— Сколько в тебе национального, теперь в гроб вгонишь с этими очками. Носит их мужик для солидности: очки стильные, оправа золотая, можно сказать — визитная карточка на носу. Сейчас чокнутых полно, просто так очки носят, а очкарики, вроде меня, таскают контактные линзы. Ты, Гретка, чудная баба, где такая умная, а простых вещей не понимаешь. У каждого свой бзик.
Что ж теперь, всех в шпионы? А вот и главный Джеймс Бонд, — сказала она, выглянув в окно. — Пойду встречать.
Витька от порога заулыбался, вроде бы просто в гости заглянул. Ломать комедию я была не намерена и решительно сказала:
— Витя, может, нам уехать? На время?
Идея не показалась ему привлекательной.
— С какой стати вам уезжать? Все идет нормально.
— Если бы не мой друг…
— А этот друг, он кто вообще?
— В каком смысле?
— Чем занимается?
— В какой-то фирме охранник. А что?
— Так, интересно. В какой фирме?
— Кажется, «Евростиль». Почему мы говорим о моем друге, а не о том, что произошло?
— Не беспокойся, у вас надежная охрана.
Я опешила и только через минуту спросила:
— А где ж она была сегодня?
— Мальчики малость облажались. Уже внушил.
— Ты посуровее с ними, Витя, — сказала Сонька, — сам понимаешь, мы женщины нервные, не каждое приключение пережить сможем.
— Я же сказал, — отмахнулся Витька, явно недовольный. — Все нормально.
Вот тут и зазвонил телефон. Я сняла трубку и впервые услышала этот голос, тихий, бесцветный и почему-то страшный.
— Привет, детка, — произнес он, — дай-ка трубочку тому козлу, что слева стоит. — Я машинально протянула трубку Рахматулину, он взял ее, слегка озадаченный, а я торопливо вышла из комнаты. На полке возле ванной у Соньки имелся еще один аппарат, а меня просто одолевало любопытство.
— С девочками развлекаешься? — смешок. — Давай, давай. Ты уже нашел мои деньги?
— Слушай, ты! — Рахматулин даже не пытался казаться спокойным.
— Заткнись! Я даю тебе две недели. За это время ты найдешь убийцу моего связного и мои деньги. А не найдешь…
— Кому ты грозишь! — рявкнул Витька. — За две недели я найду тебя и вытру ноги об твою шкуру…
Опять смешок.
— Подойди к окну. Подойди, подойди.
Я повесила трубку, вернулась в комнату и встала у окна рядом с Витькой. Ничего интересного за окном не было: двор, дома напротив и Витькина машина с охраной у подъезда. Мы переглянулись, в этот момент вроде бы что-то хлопнуло, и машина, сверкнув пламенем, распалась на куски.
— Вот это да! — пробормотала Сонька, совершенно ошалев. Рахматулин выглядел не лучше.
— Привет, — донеслось из трубки, и Витька, опомнившись, заорал:
— Ты покойник, сука… — Из трубки слышались гудки. Рахматулин отшвырнул телефон и закружил по комнате. Сонька телефон подобрала, и мы замерли на диване.
Приставать сейчас к Витьке охоты не было.
— Шакал паршивый! — рычал он. — Ты не волк, а шакал… Я тебя из-под земли достану! — приговаривая так, он пинал Сонькину мебель — ей, не мебели, а Соньке, это вряд ли нравилось. Понемногу он выдохся и вспомнил о нас. Мы поглядывали в окно, там толпа собралась и милиция подъехала.
— Мне надо идти, — буркнул Витька и исчез, хлопнув дверью так, что треск пошел по всему дому.
— Дела, — вздохнула Сонька, — ему бы теперь свою задницу уберечь. А кто о наших подумает? Вся надежда на тебя, белокурая бестия.
— Вот что, узнай через справочное телефон фирмы «Евростиль».
— Глеба проверять будешь?
— Буду.
Вежливый женский голос спросил, что мне угодно, я ответила.