Мифы и рациональное объяснение вещей несопоставимы. Еще философ Платон противопоставлял mythos и logos. У греков термин «миф» обозначал речь, повествование, рассказ как средство описания событий и происхождения чего-либо, а «логос» – рациональную познавательную способность и даже в некотором смысле – Закон. Позднее, в Древнем Риме, «logos» заменили на «ratio».
Мythos во все времена создавали специалисты по коммуникациям – жрецы, летописцы, пропагандисты, пиарщики, сценаристы, режиссеры… Logos – это поприще ученых мужей, которым не важно, кто хороший, а кто плохой, кто герой, а кто злодей. Я же, как рыже-белый клоун, все болтаюсь между сказкой и былью. Мне, если честно, жалко тех людей, которых пришлось убивать нашим героям. Но война – это узаконенное право на убийство, как сказал мудрый Богданов. Мне хочется, чтобы больше никогда не было войн, но я чувствую, что это, увы, невозможно. А еще мне хочется соединить mythos и logos, чтобы получилось интересное кино. Ведь мне, прежде всего, нужен гонорар, чтобы дожить да зарплаты…
Во вторник в восемь часов утра раздается телефонный звонок. Это из службы доставки. Оператор, зевая, спрашивает, когда привозить посылку. Я уже ругаю себя, что дала Саше втянуть себя в эту авантюру с айподом, ведь я все равно не буду его слушать. На нашей недлинной улице надо держать ухо востро, а то запросто попадешь под колеса. Но оператор настойчив, и я сдаюсь.
Привозят посылку. Распаковываю картонную коробочку и нахожу там маленький пластиковый сувенир. Эх, если бы Саша прислал мне свисток! На нашей улице имени известного академика живет бездомная собака, которая каждый раз косится в мою сторону, когда я бегу мимо нее. Пишу об этом Саше и убираю сувенир в шкаф. Больше письма из Австралии ко мне не приходят.
Вечером Гоша передает мне оцифрованные видеозаписи, по которым надо писать сценарий. Завариваю себе кофе и настраиваюсь на творческий лад. Сначала надо сочинить творческую концепцию – тот самый mythos, вокруг которого будут, как в мозаике, выстраиваться ключевые кадры. Мой mythos очень прост – все наши персонажи – не инвалиды, а герои.
Режиссера эта идея устраивает. Он делится со мной секретами сценарного мастерства, которому во ВГИКе учат пять лет. Курс «молодого бойца» я прохожу в курилке киностудии, поправляя текст на коленке в прямом смысле слова. В кошельке у меня осталось ровно тысяча рублей.
4
Погода с каждым днем все хуже и хуже. Бабье лето как будто отменили. Солнышко больше не пробивается сквозь тучи, а столбик термометра за окном застыл на +6. Примерно такая же температура держится в аудиториях нашего университета, известного своей командой КВН. В здании не топят, но обещают пустить отопление со дня на день. От лекций на холоде у меня начинается бронхит, и бег приходится оставить до лучших времен.
О том, как идет работа над монтажом, я получаю скупые сводки от Гоши, который тоже приболел. Продюсеру не нравится мой креатив, и он в очередной раз требует его переделать. У меня много синхронов и мало закадрового текста, а должно быть все наоборот. Еще в кадре должно быть побольше ампутантов – военных, спортсменов, обычных граждан, – таково требование заказчика. Я с ужасом осознаю, что наши герои не вписываются в формат – они не похожи на инвалидов ни на экране, ни в жизни. Больше того, они гораздо здоровее – и морально и физически – многих обычных граждан.
Шепотом читаю дочери третий вариант. Я теперь тоже лицо, а точнее, горло, с ограниченными возможностями. Мне надо дожить до зарплаты, и на следующий день в холодной аудитории шепчу себе под нос, делая вид, что читаю лекцию. Студенты делают вид, что слушают.
На третьей паре Клёнов звонит и удивляется, что у меня с голосом. Говорит, что из Германии приехал его друг Серега, который даст единственный концерт в Москве. Наш герой ждет всю съемочную группу с презентацией фильма. Ну что ж – сюжет продолжается сам собой, и мне остается лишь записывать ключевые моменты.
Вместо занятий в холодной аудитории завкафедрой из Перми посылает меня со студентами на мастер-класс в город небоскребов «Москва-Сити». Тема встречи: «Как стать героем деловых СМИ?»
Моя группа, как всегда, опаздывает, и от новой станции метро «Международная» иду одна. Выныриваю к подножию недостроенного небоскреба и тут же ныряю в узкий дощатый тоннель. Стройка здесь идет уже восьмой год. Ей не видно конца, как не видно конца веренице азиатских рабочих, которые идут навстречу по дощатому настилу.
Моя группа, как всегда, опаздывает, и от новой станции метро «Международная» иду одна. Выныриваю к подножию недостроенного небоскреба и тут же ныряю в узкий дощатый тоннель. Стройка здесь идет уже восьмой год. Ей не видно конца, как не видно конца веренице азиатских рабочих, которые идут навстречу по дощатому настилу. Наконец, тоннель выводит на набережную. Штаб-квартира нашего университета находится в одной из башен-близнецов – надо только не перепутать, в какой.
Окна в соседних небоскребах светятся холодным неоновым светом. Молодой импозантный докладчик с понимающей улыбкой смотрит на часы. Мои пятикурсники перепутали башни. Наконец, все в сборе. Можно начинать.
Импозантный лектор – специалист по персональному брендингу. Он помогает деловым людям создавать нужный имидж в деловых СМИ. Лучше всех с этим непростым делом получается у бизнесменов Чичваркина и Полонского. Они, по убеждению тренера-имиджмейкера, и есть настоящие герои масс-медиа. То, что они находятся в бегах, докладчика ничуть не смущает.
Первокурсники на полном серьезе слушают весь этот брединг и записывают профессиональные рекомендации. Они, наверное, тоже хотят делать героев из реальных пацанов, чтобы потом делиться секретами мастерства. Сегодня на этой ниве трудится целая армия профессиональных имиджмейкеров – с одним таким я только что столкнулась в лифте. Он громко говорил в трубку, что поднял кому-то федеральный пиар с нуля.
Какое, все-таки, счастье, что героям нашего фильма не нужен федеральный пиар! Все, что им нужно от киношников – так это чтобы они еще раз рассказали молодежи о тех, кто погиб как герой – за Родину.
После лекции идем с ребятами по торговой галерее «Афимол». Здесь столько вещей, что разбегаются глаза. «Персональный брендинг имеет смысл лишь тогда, когда герой все время напоминает публике о своем бизнесе, о своей торговой марке», – подытожил импозантный докладчик. Это, пожалуй, единственное, с чем я абсолютно согласна. Не зря же в начале встречи звучала американская песенка «Too Many Things». «Слишком много вещей» должны приносить прибыль героям масс-медиа из бизнеса. Круг замыкается. Money makes the world go round, как поет моя любимая Лайза Минелли.
А вот для чего нужны герои из жизни? Те, кто спасают людей и готов отдать свою собственную жизнь за свою страну и ее интересы? В маленькой Галерее Славы этот вопрос у меня не возникал, а вот в бесконечной галерее «Афимол» никак не могу от него отделаться. Миры разных героев параллельны, как башни-близнецы «Город Столиц».
– Знаете, Ольга Викторовна, я никак не могу найти работу.
– Знаете, Ольга Викторовна, я никак не могу найти работу.
Это Федор, студент пятого курса. Он ищет работу уже второй год: его не берут ни дизайнером, ни пиарщиком. Потертая черная куртка, нелепые клоунские ботинки и мятые джинсы, запах дешевого табака и железной дороги. Он похож на усталого Пьеро, который готов на отчаянный поступок, хотя ему всего двадцать с небольшим.
– Я просто не знаю, как жить дальше. Меня хотят отчислить, потому что я должен за прошлый семестр.
Минуты полторы мы смотрим друг другу в глаза. И тут до меня доходит, зачем нужны настоящие герои.
– А вы представьте, что вас ранило на войне. Что вы подорвались на мине, потеряли зрение и обе ноги, что вас контузило, и что вам всего-навсего девятнадцать лет.
Потухшие глаза Федора становятся еще круглее и чернее. Он не понимает, о чем это я.
– Я летом снимала фильм про военных, – поясняю я. – У одного из них протезы вместо ног, другой ничего не видит, а третий после ранения в голову с трудом говорит. Так вот, это самые жизнерадостные и мужественные люди, которых я встречала в своей жизни! Не смейте отчаиваться и бросьте курить!
Последнюю фразу я кричу ему вслед. Он уже бежит к подошедшему поезду, чтобы успеть на свою электричку. Мне хочется верить, что трудности сделают его сильнее.
За неделю до концерта Ренат присылает мне ссылку на видеохостинг, где размещен наш фильм. С замиранием сердца нахожу его и включаю проигрыватель. Лиза сидит рядом и тоже смотрит на экран, не отрываясь. Постепенно ее лицо вытягивается от недоумения.
Наконец, она произносит:
– Мама, это не твой фильм.
Последнюю фразу я кричу ему вслед. Он уже бежит к подошедшему поезду, чтобы успеть на свою электричку. Мне хочется верить, что трудности сделают его сильнее.
За неделю до концерта Ренат присылает мне ссылку на видеохостинг, где размещен наш фильм. С замиранием сердца нахожу его и включаю проигрыватель. Лиза сидит рядом и тоже смотрит на экран, не отрываясь. Постепенно ее лицо вытягивается от недоумения.
Наконец, она произносит:
– Мама, это не твой фильм.
Чем дальше я его смотрю, тем больше с ней соглашаюсь. Здесь совсем не мой текст, так проскальзывают какие-то отдельные фразы, но в общем…. Я не знаю, что мне сказать героям при встрече: поздравлять их с выходом фильма или просить извинения за него. Из наших героев сделали эдаких картонных бодрячков, да к тому же переврали имена обоих В.А.
Продюсер и режиссер вставили в фильм любительскую съемку, как был ранен Кленов. Дочь отворачивается от монитора:
– Мама, это ужасно!
Я с ней, как всегда, согласна. Искусство, даже если это документальное кино, не должно копировать жизнь. Ars longa. Vita brevis.
С трудом досматриваем фильм до конца. Последние сцены, где Клёнов учит мальчика боксировать, Елизавете нравятся больше всего.
– А знаешь, я бы вышла замуж за этого старогородского пацана, – произносит юная мечтательница.
– За какого конкретно? – на всякий случай, уточняю я.
– Ну, за этого голубоглазого блондина в красной майке. Правда, он такой необразованный, – вздыхает дочь. – Ты, наверное, его долго дрессировала, чтобы он все правильно сказал.
– Да нет, – вспоминаю я. – Минут десять, не больше.
Образовывать пацанов – это моя участь.
Творческие переживания отвлекают меня от прочих страданий. До зарплаты еще две недели, а в магазин идти не с чем. Продюсер просит не беспокоить его насчет гонорара. Снова беспокоить отца-пенсионера мне не позволяет совесть.
С тяжелым сердцем звоню старшей дочери:
– Понимаешь, мне надо за квартиру заплатить…
Юля внимательно слушает мой сбивчивый рассказ и задает резонный вопрос:
– Ма, тебе сколько лет?
Это удар ниже пояса. Мне хочется чувствовать себя ее ровесницей, хотя между нами двадцать шесть лет. Она возвращает меня в мой возраст, от которого никуда не убежать. Дочь интересуется, есть ли у нас продукты в холодильнике.
Отвечаю, что есть полкастрюли вчерашнего супа.
Она обещает подумать и советует мне больше не ввязываться в авантюры.
Я даю отбой. Кому бы еще позвонить? У подруги Инны свои проблемы. Не беспокоить же Сашу из Австралии!
Я звоню другу Толе, который позвал меня на проект. Я знаю, что он не предложит мне денег взаймы, но прошу как-то прояснить ситуацию с продюсером. Все-таки, они приятели. Друг говорит, что ничего поделать не может. Продюсер – это такой человек, с которым не спорят.
Я пытаюсь шутить:
– Ну что ж, старик, тогда будем жить по заветам Ильича. Искусство должно принадлежать народу.
По средам мой бывший муж забирает Лизу из секции, и они поджидают меня дома с вечерних занятий. Коротко информирую экс-супруга о необходимости заплатить за квартиру. Напоминаю, что его машину мы купили вскладчину, а суд отказал мне в алиментах. Заканчиваю свой доклад скромной просьбой:
– Одолжи мне, пожалуйста, тысячи три до зарплаты.
Мой бывший супруг неподвижно сидит на стуле. На нем темные солнечные очки. Он не поворачивает голову в мою сторону, потому что не желает меня видеть. Я еще раз повторяю свою просьбу.
– Ты дурак, – слышу я в ответ. – А дурак с деньгами вдвойне опасен. Если тебе не на что жить, я могу взять Лизу к себе. А ты полечи свое сердце, свои мозги. Когда совсем слетишь с катушек, позвони. Койко-место и тарелка овсянки тебе обеспечены.
Мой бывший муж никогда не кривит душой, и за эту кристальную честность я полюбила его в эпоху гласности. Впоследствии, в эпоху рынка, его привычка назвать вещи своими именами то и дело доводила меня до отчаяния, до депрессии и самых черных мыслей.
Когда-то мы вместе учили немецкий язык и путешествовали по Германии, восхищаясь немецкому умению хозяйствовать и жить по плану. Мой экс-супруг тоже планирует все на двадцать лет вперед, а все сиюминутные проблемы считает моей блажью. Еще он считает мои деньги своими, а собственные сбережения хранят в банке, как честный бюргер.
Keine Sorge! Alles ist gut, – уговариваю себя я, вспоминая счастливые времена.
Год назад у меня хватило мужества развестись.
Любовь проходит по-разному. Она может тихо угасать, словно софиты на сцене. Ее можно задуть, как пламя свечи, и залить, как пожар. Ее можно занавесить, будто свет ранним утром. Она, точно солнышко, может пробиваться сквозь тучи и однажды закатиться навсегда. Но бывает так, что в одночасье любовь превращается в свою противоположность. Между ними, как известно, всего один шаг.
Keine Sorge! Alles ist gut!
В Германии мы были в гостях у замечательной супружеской четы фон Бетманнов. Барон Ханс фон Бетманн подарил мне новый взгляд на жизнь – он оплатил мою стажировку в английской бизнес-школе в 1991 году.
Герр Ханс был ветераном войны, участвовал в боях за Восточную Пруссию. Высокий, по-военному подтянутый, с проницательным взглядом, серебристой бородой и осколком советской мины в левом ухе, он был чем-то похож на Богданова, который говорил простые слова о жизни и смерти, врагах и друзьях, любви и ненависти.
Почти четверть века назад, герр Ханс приезжал в Москву на конференцию,прочитал статью об инфляции в Советском Союзе и попросил редактора журнала познакомить его с авторами. Известный экономист был в то время в отъезде, и отвечать за инфляцию в Советском Союзе пришлось мне одной – в то время студентке-практикантке.
Герр Ханс и фрау Беттина пригласили меня к себе во Франкфурт-на-Майне. Вместе с баронессой фон Бетманн, которая в молодости была балериной, мы варили русский борщ и вели неспешные беседы о русской культуре и литературе. Один раз за обедом мне сказали:
– We would like you to return home.
Десять лет назад моего доброго волшебника не стало. Когда-то, еще в восемнадцатом веке, его предок был единственным банкиром во Франкфурте, кто открыто выступал против спекулятивного капитала нуворишей Ротшильдов, которые открыли в городе ломбард под красной вывеской.
– Мам, мне нужны пуанты, – говорит утром Лиза. – У нас хореографию ведет балерина из Большого театра. Нам велят платить за занятия.
Я начинаю соображать, что бы мне отнести в ломбард. Возле моего дома недавно открылось два ломбарда – один под белой, а другой под зеленой вывеской. Возле работы тоже есть ломбард – над ним оранжевый щит, а само заведение называется "Залог успеха".
Все мое золото умещаются в крохотной красной коробочке. Я вынимаю оттуда серьги, которые мне в прошлом году подарили мои выпускники. В сережках камешки, похожие на бриллианты. Это память о Игоре, Насте, Лене, Оле, Юле и обеих Сашах. Простите меня, ребята!
В ломбарде под рыже-белой вывеской смуглая женщина-эксперт придирчиво изучает через лупу мою награду, а я от нечего делать разглядываю сверкающую витрину. На ней столько золота и драгоценностей, что у меня с непривычки рябит в глазах и начинает казаться, что там разложены на продажу Орден Мужества, Золотая звезда Героя Российской Федерации, Золотая звезда Героя Советского Союза и другие награды. Напротив каждого ордена и медали – описание подвига, который совершил ее бывший владелец. Интересно, вздрагиваю я, а нашлись бы желающие приобрести эти изделия из драгметаллов?
– Мы не берем изделия с фианитами, – женщина-эксперт возвращает мне серьгу. На ее лице фифти-фифти равнодушия и презрения. – Если вы все-таки решите сдать эти серьги на комиссию, то вам придется их отполировать.
Я защелкиваю замочек на ухе и выхожу вон. Теперь ни за что не сдам сюда свои сережки. Пусть моя награда оплачены не кровью, а всего лишь нервными клетками. Награды не продаются, а успех не заложишь. Пуанты подождут.
Вечером приходит старшая дочь, съедает остатки супа и оставляет мне тысячу рублей. Я с благодарностью целую ее: завтра куплю мяса!
– Мне жаль, что ты не справляешься, – говорит старшая на прощание. – Только слабые люди просят о помощи.
Мне нечего ей возразить.
На следующий день встречаюсь в деканате со своей коллегой Зоей Сергеевной. Летом я писала ей про Клёнова, и она, конечно, об этом забыла. Коллега делится со мной своими успехами: она составила рабочую тетрадь для предмета «ОРКСЭ», который преподают в четвертом классе. Я скептически замечаю, что скоро портфели четвероклассников будут на триста грамм тяжелее, а кошельки их родителей – на двести пятьдесят рублей тоньше.
Лицо милейшей Зои Сергеевны выражает недоумение:
– Неужели?
Я даю ей подержать свою сумку и говорю, что портфель моей дочери весит примерно столько же.