Продолжение путешествия (Бабушкин сундук - 2) - Александр Арсаньев 17 стр.


- Не стоит, сестра, поминать эту публику на ночь глядя. Того и гляди накликаешь... Места тут для нее самые подходящие, болотистые...

- Предпочитаю встретиться с кикиморой в компании с лешим, нежели с одним господином Алсуфьевым, - сладко зевнув, ответил Петр, - вот он-то точно не к ночи будь помянут. Вы помните, в какой стороне деревня?

- Я же тут целую неделю прожила. И едва ноги не лишилась, прыгая по местным оврагам.

- В таком случае - веди меня, мой Вергилий.

- Что-то, Петр Анатольевич, у вас сегодня исключительно инфернальные ассоциации. К чему бы это?

- К дождю.

Не успел он произнести этого слова, как первая тяжелая капля упала мне на лицо.

- Только этого нам хватало, - простонала я, словно от зубной боли.Не успели просохнуть...

И мы, взявшись за руки, чтобы не потеряться, отправились в деревню.

Злосчастный овраг находился с противоположной от нас стороны, поэтому опасность еще раз свалиться в него мне не грозила. И передвигались мы довольно уверенно. Редкие капли изредка шлепались нам на головы, но в дождь так и не перешли, хотя в воздухе явно пахло грозой, и через некоторое время я почувствовала, как волосы у меня на голове встают дыбом. Чувства мои обострились, как всегда происходит в такую погоду, и я поймала себя на том, что вздрагиваю при каждом звуке.

Наконец, мы вошли в деревню, и чуткие местные собаки оповестили друг друга о нашем появлении. Впрочем, они давно уже тревожно переговаривались в ночи, обсуждая капризы погоды, и теперь лишь слегка активизировались.

- С возвращением, Наталья Павловна, - услышала я в двух шагах от себя, и окаменела от неожиданности и ужаса.

Рука Петра Анатольевича с такой силой сжала мою ладонь, будто он решил переломать мне все косточки.

Я не сразу узнала этот голос. Одно было понятно - голос был женский.

"Неужели это Люси?" - подумала я без всякого энтузиазма и моя свободная рука стала машинально нашупывать пистолет.

- Напугала я вас, простите, - произнес тот же голос спокойно и почти ласково.

"Нет, это не Люси, - поняла я, - но голос безусловно знакомый".

И через мгновенье узнала его. Он принадлежал знакомой мне по первому визиту в Лисицыно женщине. Местной колдунье или знахарке, которая выходила мне ногу и ухаживала за мной во время болезни.

"Как бишь ее... - попыталась я вспомнить ее имя. Не сразу, но мне это удалось, - Анфиса".

- Анфиса, ты?

- Узнали? Вот и слава Богу. А я вас с утра поджидаю.

"С утра? - только теперь я поняла, что эта встреча была не случайной. В темноте, в этой одежде, меня не узнала бы и родная мать. - И точно ведьма. Накликал-таки Петр Алексеевич".

- Кто это? - наконец-то ослабив свою хватку, еле слышно прошептал мне в самое ухо Петр.

- Ну, вот и дождалась, - оставив его вопрос без ответа, обратилась я к Анфисе.

- Милости прошу в избу, - пригласила она, и только теперь я сообразила, что мы стоим прямо напротив ее дома. В этот момент из-за туч показался краешек луны, и я смогла убедиться в этом воочию.

***

Рис.42. Анфиса-ведьма, приглашающая в свою избушку гостей, возможны элементы сказочности. Катя у нас девушка с фантазией.

***

- Я не одна, - зачем-то сказала я.

- Знаю.

Все это напоминало, да нет, даже не напоминало, а по сути и было сказкой. Страшной и загадочной. И тем не менее - я направилась к двери Анфисиного дома, несмотря на ощутимое сопротивление Петра Анатольевича.

Его можно было понять. Я, по крайней мере, понимала, с кем имею дело. А он - с его-то логикой и скептицизмом - должен был воспринимать все происходящее как совершеннейший бред или неведомо от кого исходящую угрозу.

- Пойдемте, - ободряюще шепнула я ему, - и ничему не удивляйтесь, она на самом деле ведьма.

Не думаю, что таким образом сумела его успокоить, но что еще я могла ему сказать? Тем не менее он перестал упираться и позволил ввести себя в дом.

Первое, на что я обратила внимание, войдя в дом к Анфисе, - это ароматный запах хорошего кофе.

- Присаживайтесь к столу. Я вам кофейку приготовила, - объяснила она наличие запаха, столь неуместного в крестьянской избе. В те времена кофе был исключительно городским напитком, впрочем, как и теперь.

На столе, покрытом скатертью, стояли вазочка с конфектами и печеньем, кофейник и две маленьких фарфоровых чашечки из того сервиза, которым я пользовалась в прошлый свой приезд в Лисицыно под видом дочери Павла Семеновича Натальи Павловны. Именно поэтому Анфиса назвала меня этим именем, хотя наверняка уже знала, что я не имею к нему никакого отношения.

Я с опаской оглянулась на большую беленую печь, занимавшую едва ли не половину комнаты, откуда в прошлый мой визит к Анфисе доносился могучий храп.

- Не волнуйтесь, - предупредила она мой вопрос, - кроме нас в избе никого нет. Я ведь одна живу. Да вы присаживайтесь, что же вы стоите?

Последний вопрос относился к Петру Анатольевичу, или сестре Манефе, уж и не знаю, как его назвать. В ту минуту он был олицетворением изумления - и только.

Анфиса ловко разлила кофе по чашкам, сама же села в сторонке, поглядывая на нас с еле заметной улыбкой. Потом, будто вспомнив о чем-то вскочила и принесла из-за занавески маленькую бутылочку и рюмки.

- И вот еще - не побрезгуйте, - наливая нам густую темно-коричневую жидкость в рюмки, сказала она.

Петр Анатольевич нерешительно взял в руки рюмку и посмотрел на меня с немым вопросом.

- Выпейте, сестра, Анфисины настойки мертвого на ноги поставить могут, - ободрила я его.

После чего Манефа, предварительно понюхав напиток, сделала пару глотков. И с видом знатока одобрительно покивала головой. Я последовала ее примеру, и в тот же миг почувствовала, как тепло начало разливаться по всему телу. И внезапно вся моя настороженность исчезла. Я почувствовала себя совершенно спокойно и даже сказала себе мысленно:

"Ну, и ничего страшного - обыкновенная колдунья", - и сама же улыбнулась по поводу этой странной мысленной фразы.

***

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

***

Впервые прочитав конец предыдущей главы, я подумал, что, пиши я сегодня детектив, так, пожалуй, не рискнул бы вывести на его страницы подобный персонаж. Может, социалистическим реализмом напуган на всю оставшуюся жизнь, или по другой причине... А тетушка моя плевала на все мои страхи и пишет свои романы-мемуары. И не думает о том, как к этому отнесутся критики. Таких людей она встречала в жизни. И именно так раскрывала преступления. И ничего тут не поделаешь. И еще...

Может быть, это простое совпадение, но то, что с колдуньей она общается в тринадцатой главе... Ой, не простой женщиной была Екатерина Алексеевна. Так что читайте дальше, дорогие читатели о "Преданьях старины глубокой, делах давно минувших дней..." И ничего не бойтесь.

Петр Анатольевич успокаивался прямо на глазах. Время от времени поглядывая на него, я с удивлением замечала, что он с каждой минутой становится все увереннее и веселей.

А меж тем разговор у нас с Анфисой получался странный... Если не сказать больше.

Заметив, что Петр Анатольевич оглядывается по сторонам, она как бы невзначай спросила:

- Икону ищете? Так вон она - в красном углу.

***

Рис.43. Последняя строчка могла бы стать подписью к следующей иллюстрации. Икона, таинственно мерцающая в полутьме. Сюжета иконы не знаю, но что-то неразличимое под богато декорирующем окладом.

***

Эти слова, учитывая причину нашего появления в Лисицыно, прозвучали настолько двусмысленно, что мы с "Манефой" удивленно переглянулись.

"Да нет, - подумала я, - это, наверняка, простое совпадение. Не может такого быть".

Но Анфиса, словно подслушав мои мысли (или она на самом деле обладала такой способностью?), продолжила:

- Вы ведь за иконкой сюда приехали, а? Наталья Павловна?

Петр Анатольевич, несмотря на все его спокойствие, при этом вопросе подавился своим кофе, и долго натужно кашлял.

- Так можете снять ее со стены, - дождавшись, когда он пришел в себя, посоветовала ему Анфиса. - Я хотела сама приготовить, да решила оставить все как есть до вашего приезда.

Петр Анатольевич вновь посмотрел на меня.

- А это... та самая икона? - нерешительно спросила я.

- Та самая, можете не сомневаться. Мне ее Павел Семенович перед самым отъездом принес. И сам ее повесил. С тех пор так и висит, вас дожидается.

- Но как же вы узнали? - не удержался и спросил Петр, от потрясения переходя на "вы" с крестьянкой.

- Дело нехитрое, - ушла от прямого ответа Анфиса. - Да вы вставайте на лавку-то. Ничего, - посоветовала она Петру, заметив, что тот пытается дотянуться до иконы с земли.

Петр неловко подобрав подол, взгромоздился на лавку и бережно снял икону со стены.

С первого взгляда на нее, я поняла, что старуха нас не обманывает. Это действительно была старинная староверческая икона в недорогом, но искусно сработанном медном окладе.

При слабом свете свечи мне не удалось разобрать, что на ней было изображено, тем более, что от времени она совершенно потемнела. Кроме того, большая часть иконы была закрыта окладом, открытыми оставались только два небольших окошка для ликов.

- А что вам говорил об этой иконе Павел Семенович? - спросила я.

- Ничего. Просил сохранить до времени.

- До какого?

- Он не сказывал. Просто сохранить и никому о ней не рассказывать, ответила Анфиса очень серьезно, как отвечают ребенку, который по глупости или наивности задает взрослым совершенно неуместный вопрос.

Мне очень хотелось спросить, почему она решила отдать ее мне, но тогда надо было бы спрашивать слишком о многом. А, зная Анфису, я догадывалась, что задавать ей эти вопросы не имеет смысла. Тайны своего ремесла она хранить умеет.

- Думаю, вам до утра у меня оставаться не стоит, - неожиданно сменила она тему разговора. - Отдохнете - и с Богом.

Мы не успели отреагировать на это весьма категоричное предложение, да она и не дала нам такой возможности.

- Чтобы не забыть, - поднялась она с лавки и вновь ушла за занавеску, - я вам тут кое-что приготовила...

С этими словами она передала Петру какой-то сверток, он не удержался и тут же развернул его на столе. Там...

Я не знаю, что за человек Анфиса, ведьма она, колдунья или кто еще, но в тряпочку была завернута бритва и все необходимое для бритья.

- Это еще старого барина... - пояснила она. - Я вчера принесла из дома. Ему это теперь ни к чему... Так что забирайте.

На Петра Анатольевича жалко было смотреть. Ведь до последней минуты он говорил с Анфисой высоким, якобы женским голосом. И Анфиса ни разу не показала виду, что это ее удивляет или смешит...

***

Рис.44. Манефа с растерянным лицом и густой щетиной на щеках. Крупный план.

***

Он характерным жестом провел по подбородку и буркнул, причем, на октаву ниже, чем говорил в жизни:

- Спасибо.

- Мне тут надо сходить кое-куда. Так что не обессудьте, я вас оставлю на часик. А проводить прийду.

- Далеко ты? - спросила я, понимая, что она уходит, чтобы нам не мешать. И в голосе моем невольно прозвучало сочувствие.

- Да нет, тут рядом, - улыбнулась она. - Мне действительно надо...

Я не стану описывать первые полчаса после ее ухода. Потому что вы легко можете себе их представить. Те изумленные вопросы, которые мы задавали друг другу. И наши нелепо-глупые лица. Встречаются в жизни явления, при соприкосновении с которым даже самый умный человек глупеет и выглядит полным... Думаю, вы меня поняли.

Во всяком случае, про икону мы вспомнили только через полчаса. Но как только это произошло, я тут же достала свой крестик и постаралась найти ему применение. Это оказалось совсем нетрудно. Он вошел в предназначенное для него отверстие, как нож в масло. И без единого звука позволил повернуть себя вокруг своей оси. Мы с Петром Анатольевичем, затаив дыхание, приоткрыли икону с чувством библиофила, раскрывающим чудом попавшую к нему древнюю бесценную книгу.

И обнаружили внутри толстую стопку бумаг, перевязанных трогательной розовой ленточкой. Лишенная содержания, аккуратно выложенная изнутри ветхой от старости материей, икона напоминала теперь шкатулку. Я вновь с помощью того же крестика вернула ее в первоначальное состояние и попросила Петра повесить на прежнее место.

***

Рис.45. Раскрытая подобно книге или шкатулке икона. С бумагами внутри.

***

- А может быть... - задумался он. - Хотя нет, вы, конечно правы.

Возвращенная в красный угол икона снова выглядела совершенно обычной, и снова ничем не отличалась от миллионов других икон в крестьянских избах по всей России. Разве только возрастом. Так и это совсем не редкость. Иконы у нас передаются от отцов и дедов в течение многих поколений. Так что попадаются и совершенно древние. А копоть и грязь во многих избах способны даже относительно новую икону за несколько лет превратить в черную доску с едва различимой живописью.

Через некоторое время, когда мы прощались с Анфисой, я не удержалась и все-таки спросила у нее:

- А почему же ты мне не сказала об этом в прошлый раз?

- Тогда мне это самой было неизвестно, - спокойно ответила она.

Говорить было больше не о чем. И я собиралась уйти, но легкомысленный Петр, стоявший рядом со мной, неожиданно покраснел и, запинаясь, спросил:

- А ты не можешь мне сказать, что...

- У вас будет два мальчика и одна девочка, - мягко перебила его Анфиса.

И Петр покраснел еще больше и задумался. И сколько я потом его не пытала, он так и не мне никогда и не сказал, какой вопрос он хотел задать в ту ночь Анфисе. Но спустя несколько лет он женился и его очаровательная жена действительно подарила ему двух сыновей и красавицу-дочку. Но это так, кстати.

Перечитал я еще раз эту сцену и удивился: чего это я в ней так испугался? И понял: слов "ведьма" и "колдунья". А назови Катенька эту милую старушку "экстрасенс" - глядишь, и не обратил бы внимания. А кроме того мне самому цыганка несколько лет назад такого нагадала... И, между прочим, все сбылось. А кому ни расскажу - никто не удивляется. Так что, видимо, напрасно я так волновался. Ясновидение уже вроде и наука признает, и в спецслужбах к услугам этих самых "ясновидящих", как выяснилось, прибегают еще с тех самых атеистических пор, когда говорить вслух о чем-нибудь подобном было небезопасно.

А пока мы сидели за столом в доме Анфисы и, затаив дыхание, перебирали оказавшиеся у нас таким странным способом бумаги. Это были старые пожелтевшие документы, на полях которых я сразу же заметила пометки, сделанные рукой Павла Семеновича.

Это были финансовые отчеты, копии счетов, разобраться в которых было непросто. Но одно было понятно нам уже через несколько минут. Благодаря этим бумагам кое-кто из весьма уважаемых в губернии людей мог лишиться своих постов, а то и загреметь под суд. Документы эти в основном относились ко времени службы Павла в Петербурге и, как я поняла позднее имели отношение, а может быть, и являлись основной причиной его последующего увольнения. Только теперь я поняла истинный смысл характеристики, которую дал ему Петр Петрович. Он не просто умел находить себе врагов, но умудрялся отыскивать их исключительно среди сильных мира сего. И тем это явно не нравилось.

Отдельно лежала тоненькая тетрадочка, едва открыв которую, я поняла, что это нечто вроде дневника. А как выяснилось немного позже - дневника секретного, в который Павел Семенович заносил только самые важные записи, которые не предназначались для посторонних глаз. Там были и записи личного характера, но о них я говорить не буду. Хотя многое в жизни Павла Синицына для меня открылось с совершенно новой, неизвестной доселе стороны, и это позволило совершенно по-новому взглянуть на историю его несчастной любви, да и всей жизни.

Но главным его содержанием было другое: это была история войны. Войны, которую молодой романтически настроенный юноша объявил... я не поверила своим глазам. И даже захлопнула тетрадку, как только поняла, о ком там пойдет речь. Главным своим врагом в течение многих лет он считал князя Орловского - одного из самых влиятельных и богатых людей губернии. Документы, обличающие часть его преступной деятельности, однажды попали к нему в руки и надолго лишили покоя.

Как выяснилось, до этой минуты я и понятия не имела об истинных масштабов этих преступлений. Все, что касается его любовных похождений, насилий и даже убийств - было только крохотной вершиной айсберга. А главная его деятельность простиралась на иные сферы, в основном экономического, точнее - коммерческого характера. Незаконные откупы, спекуляция на военных заказах, подкуп должностных лиц, шантаж - вот основные методы, позволившие получить несметные барыши, ставшие основой его громадного состояния.

А войну ему объявил молоденький чиновник, не имевший в кармане лишнего гроша, совершенно запутавшийся в личной жизни, и снимающий маленькую квартирку на Васильевском острове.

И тем не менее Павел, уподобясь рыцарю печального образа, бросился в бой с открытым забралом и самоуверенностью юности.

И как ни странно - добился определенных успехов. И если бы не могучая поддержка высокопоставленных особ - Орловский наверняка бы оказался под судом, и кто знает - не на каторге ли он провел бы в этом случае остаток жизни.

Но, заплатив отступного, он отделался легким испугом. Всего-навсего уйдя в тень, да и то - лишь на короткое время. А вот Павлу Семеновичу пришлось уйти со службы. Его немногочисленные единомышленники не осмелились поддержать его в трудную минуту, а враги - потешились вдоволь.

Так по иронии судьбы, являясь кровными врагами, они с Орловским оказались ближайшими соседями. Так как имения их находились в непосредственной близости друг от друга.

Но и уйдя в отставку, Павел Семенович не успокоился. Уже частным порядком он продолжал контролировать деятельность князя. В это самое время в Саратовской губернии появляется новый губернатор, с которым князь Орловский был знаком много лет назад, а теперь нашел в его лице единомышленника и сообщника по своим темным махинациям. Преступный опыт и связи Орловского в сочетании с губернаторской властью дали ошеломляющие результаты...

Назад Дальше