– Ты чего дерешься? – со смешком обиделся тот. – Прокурору пожалуюсь.
– Все, больше от меня ни слова. Требую адвоката и один телефонный звонок.
Жорика доставили в кабинет майора Максимкина.
– Садитесь, задержанный.
Жорик сел и развалился.
– Я требую адвоката. Это какой-то ментовский беспредел.
– Сядьте как следует. Адвокат вам будет в суде. Но вряд ли сильно вам поможет. Будете все отрицать? Хорошо. Сейчас мы вам поможем.
А дальше все было просто. В кабинет ввели троих задержанных в милицейской форме и Папу Карло Лошкина.
– Вы знаете этого человека? – спросил их Максимкин.
– Впервые видим. – Дружным квартетом ответили они. Тоже сообразили, что надо попробовать «отбрехаться».
– Ну и ладно. Сейчас мы в вашем присутствии произведем обыск задержанного. Смотрите внимательно.
Из карманов Жорика стали доставать и записывать в протокол все их содержимое.
«Металлический портсигар, внутри которого одиннадцать сигарет марки «Винстон». Газовая зажигалка желтого металла. Мобильный телефон. Паспорт на имя Волкова Егора Матвеевича. Водительское удостоверение на то же имя. Техпаспорт на машину. Бумажник, в котором содержатся денежные купюры…»
Тут все трое и Папа Карло насторожили уши и пошире распахнули глаза. Но ничего особенного не услышали и не увидели.
«…денежные купюры на сумму две тысячи четыреста двадцать рублей…»
Первым сорвался Лошкин:
– А где моя тыща баксов? Я три недели шахту рыл, как папа Карло!
– Ты чего, мужик, с коня упал? – усмехнулся Жорик. – Я тебя знать не знаю. Тыща баксов! Ты посмотри на себя, козел, ты трояка не стоишь.
– Не, ну в натуре, – забасил еще один задержанный. – Ты же с нами обещал сразу же расплатиться. Где бабки?
Жорик попытался показать им глазами: молчите, дураки; если меня посадят, вам тем более никаких бабок не видать.
– А пиво? – вдруг с горечью вспоминает Лошкин. – Гражданин начальник, пива разве в его машине не было? Не привез?
– Все! – рубанул рукой тот, что в форме капитана. – Все! Пиши чистуху, начальник. – Чистосердечное признание, значит.
И картина стала ясная. Такая ясная, что Жорику пришлось тоже признаться во многих своих черных делах.
Дело это началось очень давно. Жорик руководил одной преступной группировкой. Организовал ограбление банка. Когда грабителей задержали, Жорику удалось уйти (это тогда он ранил Митька). Всех их осудили и распихали по тюрьмам. А у этих бандитов есть такой «святой» обычай: тот, кто остается на воле, обязан поддерживать тех, кто оказался в неволе. Ну там, передачи, оплата адвокатов, подкуп свидетелей. Жорик все деньги, которые награбила его группировка, куда-то ахнул. Скорее всего, проиграл в казино или переправил за границу. В воровских кругах – это большое преступление, непростительное. Но он сумел скрыться не только от милиции, но и от своих разгневанных коллег.
По оперативной информации, его укрыл и прикрыл бывший его друган, а теперь большой начальник где-то на юге России. Но положение Жорика все равно оставалось опасным. Рано или поздно его бы все равно разыскали – либо наши, либо не наши. Выход у него был только один: достать денег и расплатиться с долгами. И он решил пойти проторенной дорожкой. Но для этого нужно было оружие.
Жорик мотался по старым дружкам (которые от него не отвернулись), искал. И занесло его в Пеньки. Там он случайно сорвался – подрался в магазине, где нахально лез без очереди. Его забрали в милицию. Подержали там немного и выпустили. И хотя он был давно объявлен в розыск, хотя висел его портрет на стендах «Их разыскивает милиция», его не опознали. Позже, когда это выяснилось, начальника Пеньковской милиции сняли с работы. Да что толку? Пока Жорик там сидел, он сообразил, что из дома-развалюхи напротив можно прокопать подземный ход прямо в оружейную комнату. Он собрал нескольких отморозков, пообещал им большие деньги, на роль «шахтера» выбрал неудачливого вора Лошкина, с которым когда-то сидел в тюрьме. И который когда-то был на подхвате у его нынешнего шефа, подворовывая старинное оружие для его коллекции.
План созрел. Жорик за какие-то копейки купил у хозяев этот дом и поселил там Папу Карло. Да тут еще стало известно, что поисковики обнаружили партизанский склад. Вот это было здорово! Его южный благодетель был фанатом старого оружия. Жорик соблазнил его этим, получил от него денег на расходы и возможность отлучаться в сторону Пеньков для контроля подземных работ.
Шеф его, конечно, об истинной цели не знал. Планы у Жорика шли очень далеко вперед. С помощью оружия, с новой группировкой он рассчитывал и своего благодетеля задвинуть подальше, и занять его место главы района.
Здорово придумано. Но совершенно случайно на пути матерого бандита стал худенький пацан с хохолком на макушке, с зорким глазом и лукавым умом.
А мы в это время готовились к генеральному сражению. Правда, мы многого не знали. А именно…
– Куда делся этот чертяка Жорик? – бушевал в своем кабинете большой начальник Игорь Степанович Собко. – Не мне же ехать в этот сельхоз-навоз!
– Так вы ж его сами послали, в деревню. – Это Май Мартович, бывший бухгалтер Атакова, напомнил.
– Послал! Послал! Давно вернуться пора. Позвони-ка ему.
– Да не отвечает. «Вне зоны действия».
– Небось в кабаке сидит! Звони, звони! Время нельзя терять. В любую минуту этот чин милицейский может опомниться. Как его? Оболенский?
– Зря вы это затеяли.
– Я затеял, я и разберусь. Он еще мне спасибо скажет, когда я его сынка из бандитских лап вызволю. Ну звони, что ты молчишь?
– Не отвечает. Что я сделаю?
– Вот и езжай сам к этому солдафону. Знаешь, что ему сказать.
– Знаю. Только побьет он меня.
– Не посмеет. Ребят моих возьмешь. На двух джипах поедете. Постращайте его как следует. Или он играет по нашим правилам, или выйдет из игры. Но пока мер не принимать. Посмотрим, что он скажет.
– Отметелят они и меня, и твоих ребят.
– Кто отметелит-то? Он там, считай, один. Да пацанва эта московская. Разбегутся как мыши. Езжай. – Тут Собко усмехнулся. – Если отметелят, я тебе премию выдам. Сто рублей.
У нас все было готово. А нападения все не было. Даже надоело ждать.
– Не расслабляться, парни, – все время напоминал нам Никита.
А мы в самом деле немного расслабились. Причем если сначала было ждать тревожно, то теперь скучно. Кое у кого даже появились настроения: мол, чего ждать, давайте сами нападем. Ну, это глупости, конечно.
И вот мы сидим после обеда в тенечке, грызем не очень зрелые яблоки, слушаем Бонифация о роли классической литературы в формировании эстетического…
Длинный свист («Вижу противника!») прервал его лекцию. Мы разом вскочили на ноги и помчались на свою позицию. Атаков в это время был где-то на дальних огородах, свиста не слышал, командование полностью взял на себя Никита. Все мы залегли в траншее, то есть в канаве, Бонифаций занял свое снайперское гнездо и журавлиным носом выставил из него свое ружье.
Мальков и Матафон передали Никите маленький пульт (потом я узнал, что они смастерили его из дистанционного брелока от машины Атакова), объяснили:
– Вот эту пимпочку влево сдвинешь, а вот эту, красную, нажмешь. Помчались, Димон.
Под навесом уже стояла наготове наша тачанка. Пока наши «ботаны» проверяли пулемет, я быстренько запряг Голубка. Страха не было, я только побаивался – как воспримет Голубок пулеметный грохот у себя за хвостом. Вдруг понесет? А у меня в тачанке два «ботана», которые ни свистеть, ни прыгать с повозки на ходу не умеют.
Пронзительно ударил в уши еще один длинный свист.
– Гони, – сказал Мальков.
– Без тебя знаю. – Я развернул Голубка прямо на месте и задами погнал его в рощицу. Голубок шел ровной рысью и нимало не беспокоился по поводу предстоящего боя.
На краю рощицы я слез с козел, взял Голубка под уздцы и провел его к месту нашей засады.
Отсюда было все хорошо видно. Дорога – вправо и влево, разделенная надвое баррикадой, ровное поле с торчащими на нем «запрещающими знаками» и чуть заметная канава. В которой залег наш беспощадный отряд.
Я закинул вожжи на ветку, и мы, пройдя немного вперед, легли на горячую землю. Опять донесся свист. И – вот они. По дороге, пыля, напористо шли два больших джипа. И странно – звук их моторов мы не слышали, а как бухала в машинах залихватская музыка, стало слышно звонко и отчетливо, будто прямо над нашими головами.
Не доезжая метров двадцати до баррикады, машины остановились, музыка смолкла. Из переднего джипа вышли двое, подошли к баррикаде вплотную. Мы услышали ругань и смех.
– Главное, – прошептал Мальков, – чтобы они не вздумали баррикаду разобрать.
– Не вздумают, – успокоил его я, – они очень ленивые. Работать не любят.
Я не ошибся. Двое вернулись в машину. Оба джипа сдали немного назад и свернули в поле. Поехали уверенно и нахально. И, как я и предполагал, для начала сбили шесты со знаками. Хотя вполне могли проехать между ними.
– Главное, – прошептал Мальков, – чтобы они не вздумали баррикаду разобрать.
– Не вздумают, – успокоил его я, – они очень ленивые. Работать не любят.
Я не ошибся. Двое вернулись в машину. Оба джипа сдали немного назад и свернули в поле. Поехали уверенно и нахально. И, как я и предполагал, для начала сбили шесты со знаками. Хотя вполне могли проехать между ними.
Не спеша машины приближались к нашей игрушечной минной преграде.
– Так, так, – нервно шептал Мальков, а Матафон вцепился, не замечая, в мое плечо. – Так… Еще чуть… Давай, Никита!
То, что мы увидели, даже немного нас напугало – так это было здорово. Почти прямо перед машинами с грохотом встала цепочка взрывов. Высоко вверх и далеко в стороны взлетели, как нам отсюда казалось, столбы в пыль разбитой земли. Это заложенные петарды выбросили всякий легкий хлам. Да часть его еще и дымилась, и клубилась. Было полное впечатление, будто в поле разорвались боевые снаряды.
– По коням! – закричал Малек и бросился к тачанке.
Мы вылетели из засады и помчались на поле боя. Как мне и было сказано, я погнал Голубка вдоль самой линии разрывов. За которой, остолбенев, застыли машины. Внезапность и напор! Закрепить успех и обратить противника в бегство!
Голубок бешено летел, гулко стуча копытами по сухой земле и выбивая из нее сухие комья. «Даешь!»
Мы почти поравнялись с машинами. «Огонь!» – услышал я за спиной. И загремела страшная очередь. Голубок вздрогнул, но не испугался, а прибавил ходу. Я обернулся. Это было зрелище.
За пулеметом, направленным в сторону машин, пригнулся Малек. Рядом копошился Матафон, видимо, подавая заряды в приемник. Пулемет, рыча, трясся и подпрыгивал. Из его ствола бил разноцветный огонь, будто вылетали трассирующие пули.
Противник не выдержал, машины резко развернулись и дунули к шоссе. И сейчас же из канавы поднялась с воплями «Краснозорцы, вперед!» цепочка атакующих. Вслед противнику гранатами полетели камни и незрелые яблоки. Позже выяснилось, что ветровое стекло одного из джипов оказалось со сквозной дырой, словно от пули. Но я точно знаю – это была не пуля, а шарик из подшипника, выпущенный из рогатки. И я знаю совершенно точно, кто это сделал. Но никому не скажу.
Бой мы выиграли. Одержали победу. И даже больше того – захватили пленного. Это был предатель Май Мартович. Его на дороге выкинули из машины, посчитав виновником неудачи и позора. Почему не предупредил, что у отставного майора прятался где-то на чердаке пулемет «максим», что у него где-то в погребе прятались противопехотные мины и даже есть один пистолетный или ружейный ствол?
Мая Мартовича схватили наши дозорные, доставили в штаб.
– И что я с ним буду делать? – спросил Атаков, вернувшийся с огородов.
– Его надо допросить, – сказал Никита. – Мы можем узнать много полезного.
И он оказался прав…
Глава XIII ВЕРТОЛЕТ ИЗ ВЕЯЛКИ
– Вот что непонятно, – сказал мне Бонифаций, когда мы, немного успокоившись после боя и насладившись чувством победы, сидели возле летней кухни за ужином, – совсем непонятно. Почему твой отец не проявил должной активности?
– Но он же в командировке. Он вчера только вернулся в Москву.
– Все равно непонятно. Ведь он же какие-то меры начал принимать. Помните тех ребят из ОМОНа, которые обеспечили нам проезд в город? Начало хорошее, а потом все заглохло. Мне, конечно, не хочется делать упреков, но мы оказались брошенными на произвол судьбы.
Слушать это мне было так же неприятно, как и Бонифацию говорить. Я не знаю, что там произошло, но уверен, что наш папа никогда не «бросил бы нас на произвол судьбы». Значит, или что-то такое случилось, или что-то не срослось.
– Если Александр Петрович возьмет снова меня на работу… – вдруг неожиданно послышался голос с дальнего конца стола. Там сидел с нами за ужином предатель Май Мартович. Допросить мы его еще не успели, но покормить – покормили. – Если Александр Петрович Атаков вернет меня на работу, я внесу ясность в этот вопрос.
Атаков поднял голову от тарелки и с удивлением посмотрел на него. И мы все – тоже. С удивлением от такой наглости. Но Атаков рассудил по-своему, наверное, подумал: чем больше знаешь о противнике, тем больше шансов его победить.
– Народу, работников у меня очень мало. – Атаков положил ложку. – Вот ребята уедут, совсем худо станет. Я бы тебя взял. Но только не бухгалтером. Я тебе больше не верю…
– Единожды предавши, – вставил Бонифаций, – кто тебе поверит?
– Но рабочие руки мне нужны. Скотником на ферму пойдешь? Навоз вывозить.
– Пойду. Лучше с вами, чем с ними. Здесь я был уважаемый человек, а там меня вообще за человека не считают.
Шкурный, конечно, подход к вопросу, но хотя бы относительно честный.
– Тогда я все расскажу. Это вот он во всем виноват. – Май Маркович указал на… меня. Черенком деревянной ложки, как пистолетом. Он сказал это так уверенно, что все ребята привстали, чтобы получше меня разглядеть. А Мальков даже отодвинулся. – Он виноват. Ну и я немножко. Но он больше.
Я вскочил в бешенстве:
– Вы что мелете, Май Мартович?
– Дима! – хлестанул словом Бонифаций. – Ты не в школе! Выбирай выражения!
Тут вскочил и Никита. И крикнул Маю:
– Это я тебе в лоб яблоком вкатил. Хочешь еще?
После этих слов Мальков снова придвинулся ко мне.
– Дайте ему сказать, – кивнул Атаков в сторону будущего скотника.
Опасливо поглядывая на Никиту, Май Мартович начал свой интереснейший рассказ. И никто, наверное, не слушал его с таким трепетным вниманием, как я…
Собко, как главный в районе, подчинил себе всех. Набрал в милицию своих людей, организовал команду перекупщиков и развернул свою рекламу. Из-за усиков, как у Чаплина, его называли за спиной даже не Чарли, а Чарликом. Он завел такой порядок: вырастил и собрал фермер урожай, ему не давали продать его ни государству, ни на рынке. Он должен был по самой дешевой цене отдать его перекупщикам. А те уж продавали по своим ценам. Это была большая беда. Фермеры получали за свою продукцию меньше, чем тратили на ее производство. Конечно, не все соглашались платить дань или отдавать свои фрукты или зерно за копейки. Но таких отважных смельчаков жестоко наказывали. Их избивали, грозили расправиться с детьми, а то и устраивали поджоги.
Вся беда была в том, как правильно заметил Бонифаций, что фермеры были каждый сам по себе, а бандиты в стае.
Наш отставной майор Атаков оказался тверже всех. И Собко дал команду поставить его на колени. Для начала (и наперед) он поручил Маю искажать платежные документы, чтобы в нужный момент ударить по ферме банкротством. Ну и делали ему всякие предупреждения: то вдруг «авария» на электроподстанции, то вдруг приедет какая-нибудь комиссия и ищет на ферме всякие нарушения, то вдруг коровы заболеют. А чтобы сорвать сбор черешни, устроили с помощью Миколы диверсию – инсценировку дизентерии…
Но Атаков стоял твердо, он не привык отступать. У него были офицерская честь и долг хлебороба. Ему только не хватало людей для работы. И тут вдруг нагрянул наш трудовой десант.
Собко, конечно, об этом узнал – стукачей у него хватало. Но больше всего его обеспокоило, что у одного из пацанов отец – большой милицейский начальник в Москве. Как он об этом пронюхал, это уже не наше дело, но у него и в Москве были свои люди, которые его покрывали и получали от него за это и деньги, и фрукты с овощами, и прекрасный бесплатный отдых в заповедных местах.
Сначала это его не очень интересовало, а вот когда произошла наша первая схватка на рынке и когда начальнику отделения пришлось отчитываться перед полковником Оболенским, Собко кое-что задумал. Он задумал немного «поуправлять» опасным московским полковником. Через его сына. Ему было нужно выиграть время, чтобы согнуть Атакова и подчинить его своим бандитским законам. И тогда снова будет все тихо, мирно и гладко. Точнее – гадко.
И оказывается, мой мобильник, в котором были все папины телефоны, не просто потерялся, Собко его забрал и приказал Маю позвонить папе. Сам он, очень осторожный, не стал этого делать. Если что не срастется, рассуждал он, мое дело сторона.
И Май набрал номер папиного мобильника…
– Дима? – удивился папа. – Что случилось?
– Это не Дима, товарищ полковник. Я звоню по его просьбе. Или даже по его поручению.
– В чем дело? Кто вы такой?
– Я друг.
– Понятно. И что вы мне скажете… друг?
– Мужайтесь, полковник. Вашего сына захватили некоторые негодяи. Взяли в заложники.
Папа помолчал, обдумывая сказанное. Потом спокойно сказал, без паники:
– Больших денег у меня нет.
– Им не нужны деньги. Я вам все объясню. Вам трудно в наших местных делах разобраться. Тут у нас есть одна ферма. Бандитское гнездо…
– Нельзя ли покороче? Что вас просили передать?
– Просили передать, чтобы вы не торопились вмешиваться. Вот и все. Как только этого фермера поставят на место, ваш сын – живой и здоровый – будет освобожден.