Через пару часов за задний двор дома Кэла выскочила разъяренная Сибил. Услышав шаги Гейджа, она резко повернулась.
—У тебя нет никакого права самому принимать такие решения.
—Черта с два. Это моя жизнь.
—Это наши жизни! — огрызнулась она. — Мы одна команда. Мы должны быть одной командой.
—Должны? Мне до смерти надоел весь этот бред о судьбе и предназначении, который ты так любишь повторять. Я сам делаю выбор, сам отвечаю за последствия. И не позволю какому-то древнему стражу решать за меня.
—Ради всего святого. — Все в ней — глаза, голос, руки — выражало отчаяние. — У нас у всех есть выбор. Разве мы сражаемся не потому, что Твисс пытается нас лишить его? Но мы же вместе! Нельзя, чтобы каждый оставался сам по себе.
—Я сам по себе. И всегда был.
—Знаешь что? Ты устал от разговоров о судьбе? А у меня в печенках сидит твое вечное: «Я одиночка, я ни с кем не связан». Это скучно. Мы все связаны кровью.
—Думаешь? — Голос Гейджа был холоден и спокоен. — Полагаешь, нас с тобой что-то связывает? Кажется, мы уже во всем разобрались. Мы спим друг с другом. Больше ничего. Если ты хочешь большего...
—Самодовольный придурок. Речь о жизни и смерти, а ты волнуешься, что я могу подцепить тебя на крючок? Поверь, за пределами спальни я бы на тебя не поставила.
В его глазах что-то блеснуло. Возможно, обида или вызов.
—Понятно, сестренка. Я знаю таких, как ты...
—Ты не можешь знать...
—Ты хочешь, чтобы все было по-твоему. Считаешь себя чертовски умной, и поэтому все должны плясать под твою дудку. Я никому не подчиняюсь. Думаешь, когда все закончится, ты сама решишь, удерживать меня на крючке или отпустить. Красота, мозги, стиль — какой мужчина устоит против этого? Вот он перед тобой.
—И что? — Тон ее стал ледяным. — Наши упражнения в постели прошлой ночью — ты это называешь «устоять»?
—Я называю это по-другому: трахать женщину, которая хочет и может.
Щеки Сибил побледнели, и она гордо вскинула голову.
—В таком случае можешь считать, что я не хочу и не могу, и трахайся в другом месте.
—Да пожалуйста! Мне все это надоело. Битва, город, ты. Все.
Пальцы Сибил сжались в кулаки.
—Мне плевать на твой эгоизм и твою глупость. Но пока дело не сделано, я не позволю рисковать всем, чего мы добились!
—Добились, твою мать. С тех пор как сюда явилась ты со своими подружками, мы утонули в таблицах, графиках, исследовании нашего эмоционального порога и прочей хрени.
—До нашего появления ты со своими тупыми братцами двадцать лет ходил вокруг да около.
Гейдж облокотился о перила.
—Ты не видела ни одной Седмицы. Не представляешь, как это бывает. Все, что ты до сих пор видела, — пустяки, детские шалости по сравнению с тем, что нас ждет. Посмотришь, как парень выпускает себе кишки, или попытайся остановить девочку, которая зажигает спичку, облив бензином себя и маленького братишку. А потом можешь объяснять мне, что я могу сделать, а чего не могу. Думаешь, если видела, как твой старик пускает пулю в голову, то уже стала крупным специалистом. Это было быстро и безболезненно, а ты сама легко отделалась.
—Сукин сын.
—Заткнись. — Его слова напоминали пощечины, быстрые и безжалостные. — Если Твисса не уничтожить до следующей Седмицы, тебе придется иметь дело кое с чем пострашнее, чем отец, снесший себе полголовы.
Сибил размахнулась и ударила. Голова Гейджа дернулась, в ушах зазвенело, и он перехватил ее руку, предупреждая следующий удар.
—Хочешь поговорить об отцах, Гейдж? В том числе о твоем?
Он не успел ответить, потому что из дома выбежала Куин.
—Перестаньте! Перестаньте! Перестаньте!
—Иди в дом, — приказала Сибил. — Это не твое дело.
—Черта с два! Что с вами? С обоими?
—Полегче, Гейдж. — В двери появился Кэл. За ним Фокс и Лейла. — Полегче. Пошли в дом, поговорим.
—Отстань.
—Ладно, ладно. Это не лучший способ «завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»[8]. — Фокс положил руку на плечо Гейджа. Нужно перевести дух и...
Гейдж резко сбросил его руку, и Фокс попятился.
—Это и тебя касается, мистер Мир и Любовь.
—Хочешь иметь дело со мной?
—Господи! — Лейла в ужасе схватилась за голову. — Перестань! Если Гейдж идиот, тебе не обязательно быть таким же.
—Значит, это я идиот? — Фокс повернулся к Лейле. — Он набросился на Сибил, а я идиот.
—Я не называла тебя идиотом. Я сказала, что ты не должен быть идиотом. Но, похоже, ошиблась.
—Хватит на меня нападать. Не я затеял все это безумие.
—Мне плевать, кто это затеял. — Кэл поднял руки. — Но вы немедленно прекратите.
—Кто-то вручил тебе золотую звезду и назначил начальником? — спросил Гейдж. — Не указывай мне, что делать. Мы бы не вляпались в это дерьмо, если бы не твой дурацкий ритуал кровного братства и долбаный бойскаутский нож.
Дальше началось нечто невообразимое: крики и взаимные обвинения сплелись в тесный клубок гнева, ненависти и боли. Слова мелькали, будто безжалостные кулаки, и никто не обращал внимания на темнеющее небо и раскаты грома, звучавшие все громче.
—Перестаньте! Прекратите! — Пронзительный голос Сибил словно вспорол воздух, и наступила звенящая тишина. — Разве вы не видите, что ему наплевать на мысли и чувства остальных? Он думает только о себе, и, возможно, так было всегда. Если хочет идти своим путем — скатертью дорога. Лично я с этим покончила. — Она посмотрела в глаза Гейджу. — С меня хватит.
Она повернулась и, не оглядываясь, прошла в дом.
—Сиб. Черт. — Куин окинула мужчин долгим взглядом. — Отличная работа. Пойдем, Лейла.
Когда Куин и Лейла удалились вслед за Сибил, Кэл снова повысил голос:
—Кто ты такой, чтобы обвинять меня, черт возьми? Только не тот, кем я тебя считал, — это уж точно. Может, с тобой действительно пора заканчивать.
—Лучше тебе остыть, — выдавил из себя Фокс, когда Кэл ушел. — Подумай немного и остынь, черт возьми, если не хочешь остаться один.
Оставшись один, Гейдж дал волю своему гневу, позволил мыслям бежать по каменистой дороге вины и обиды. Они накинулись на него — все, — потому что у него хватило мужества что-то сделать, потому что он решил, что хватит рассиживаться, чесать задницу и изучать таблицы. Ну и черт с ними. Со всеми.
Он достал из кармана гелиотроп, принялся рассматривать камень. Бессмысленно. Все бессмысленно. Риск, усилия, работа, потраченные годы. Он каждый раз возвращался. Проливал свою кровь. Ради чего?
Гейдж положил гелиотроп на перила, с горечью посмотрел на цветущий сад Кэла. Ради чего? Ради кого? Что дал ему Холлоу? Мертвую мать и пьяницу отца. Жалость или подозрительность достойныхжителей города. Ах да, совсем недавно его оскорбил и заковал в наручники кретин, которому город доверил значок полицейского.
С нее хватит? Вспомнив Сибил, он ухмыльнулся. Нет, это с него хватит. Хоукинс Холлоу может прямиком отправляться в ад — вместе с его обитателями.
Гейдж повернулся и зашагал к дому, чтобы собрать вещи.
Демон наползал из леса, словно миазмы тьмы. Из дома вновь донеслись сердитые голоса, и тьма заколыхалась от удовольствия. Она наползала на зеленую траву, на красивые бутоны цветов, начала принимать форму. Проступили руки и ноги, туловище, голова. Горящие неестественным зеленым цветом глаза приближались к красивому дому с уютной верандой и цветами в сверкающих горшках.
Уши и подбородок, ухмыляющийся рот с острыми зубами. Мальчишка исполнил танец победителя, прыгнул и склонился над камнем. Какой маленький, подумал он. И столько от него неприятностей, столько потерянного времени.
Мальчишка вскинул голову. Какие тайны скрывает этот камень? Какую силу? И почему эти тайны и эта сила спрятаны так надежно, что никто не может их увидеть? Они тоже, да, страж вручил им ключ, но без замка.
Ему хотелось прикоснуться к темно-зеленому в ярких красных прожилках камню. Взять то, что спрятано внутри. Мальчишка протянул руку, потом отдернул. Нет, лучше уничтожить. Он всегда предпочитал разрушение. Он простер руки над камнем.
—Эй! — на пороге появился Гейдж и всадил пулю прямо в центр лба демона.
Мальчишка закричал, и из раны потекло нечто густое, черное и зловонное. Он подпрыгнул и опустился на крышу, рыча, как бешеная собака. Гейдж продолжал стрелять; остальные тоже выскочили из дома.
Дождь и ветер обрушились на них мощным потоком. Выбежав во двор, Гейдж перезарядил пистолет и прицелился.
—Постарайся не попасть в дом, — предупредил Кэл.
Мальчишка снова прыгнул, ударил кулаками воздух, и гелиотроп взорвался. Во все стороны полетели пыль и десятки осколков. Истекающий кровью демон издал торжествующий крик. Потом повернулся и в стремительном, как у змеи, броске вонзил зубы в плечо Гейджа. И исчез еще до того, как Гейдж беспомощно опустился на колени.
Он слышал голоса, но как бы издалека, сквозь сгущающийся туман боли. Он видел небо, которое вновь стало голубым, но склонившиеся к нему лица были нечеткими, размытыми.
Неужели демон его убил? Если да, то пусть смерть приходит скорее, чтобы прекратить эти мучения. Боль прожигала плоть, вспенивала кровь, дробила кости, и Гейджу казалось, что он кричит. Но сил не оставалось ни на крик, ни на то, чтобы корчиться от боли, огненными когтями разрывавшей тело.
Гейдж закрыл глаза.
Хватит, подумал он. Теперь все. Пора уходить.
Он прекратил сопротивление, и боль стала отдаляться.
Что-то обожгло его щеку. Потом еще раз. Он разозлился. Не дадут спокойно умереть!
—Вернись, сукин ты сын! Ты меня слышишь? Вернись. Сражайся, проклятый трус. Ты не умрешь, не позволишь этому ублюдку победить.
Боль — будь она проклята — вернулась. Гейдж открыл глаза и словно сквозь туман увидел перед собой лицо Сибил. Ее голос убеждал, темные глаза полны слез и ярости.
Он застонал от нестерпимой боли.
—Заткнись.
—Кэл. Фокс.
—Мы с ним. Давай, Гейдж. — Голос Кэла доносился будто издалека, с расстояния нескольких миль, из-под земли. — Сосредоточься. Правое плечо. Твое правое плечо. Мы с тобой. Сосредоточься на боли.
—А на чем, черт возьми, я еще могу сосредоточиться?
—Он что-то говорит. — В поле зрения Гейджа появилось лицо Фокса. — Ты его слышишь? Он пытается нам что-то сказать.
—И говорю, придурок.
—Пульс слабый. И слабеет.
Кто это? Лейла? Ее слова казались Гейджу голубыми вспышками, дрейфующими по краю сознания.
—Кровотечение остановилось. Почти. И раны уже не такие глубокие. Тут что-то еще. Вроде яда.
А это Куин, подумал Гейдж. Вся команда в сборе. Отпустите меня ради всего святого. Отпустите.
—Нет, не можем. — Сибил наклонилась ниже, ее губы прижались к его щеке. — Пожалуйста. Не уходи. Ты должен вернуться. Мы не можем тебя потерять.
Слезы лились у нее из глаз, капали прямо на рану. Смывали кровь, проникали в рану, ослабляли жжение.
—Я знаю, тебе больно. — Плача, она гладила его щеки, волосы, раненое плечо. — Я знаю, что тебе больно, но ты должен остаться.
—Он пошевелился. Рука пошевелилась. — Фокс стиснул пальцы Гейджа. — Кэл?
—Да. Да. Правое плечо, Гейдж. Начни с него. Мы с тобой.
Он снова закрыл глаза, но теперь это была не капитуляция. Собрав остаток сил, Гейдж сосредоточился на источнике боли, следовал за ней вдоль руки, к груди. И почувствовал, как расправляются легкие, словно разжались сдавливающие их пальцы.
—Пульс наполняется! — воскликнула Лейла.
—И щеки порозовели. Он возвращается, Сиб, — сказала Куин.
Сибил склонилась над ним, заглянула в глаза; голова Гейджа лежала у нее на коленях.
—Все почти прошло, — ласково произнесла она. — Потерпи еще немного.
—Ладно. Ладно. — Теперь он ясно видел ее, чувствовал траву под собой, чувствовал руки друзей. — Я сам. Это ты называла меня проклятым трусом?
—Помогло. — Сибил судорожно выдохнула.
—Рад, что ты опять с нами, приятель, — сказал Фокс. — Рана затягивается. Мы отнесем тебя в дом.
—Я сам, — повторил Гейдж, но смог лишь приподнять голову. — Ладно, наверное, я не смогу.
—Дайте ему еще минуту, — предложила Куин. — Рана уже закрылась, но... тут шрам.
—Пойдем. — Сибил многозначительно посмотрела на Куин и Лейлу. — Заварим чай для Гейджа, приготовим ему постель.
—Не хочу чай. И в постель тоже.
—Тебе нужно и то и другое. — Сибил сняла его голову с колен, потрепала по щеке, встала. Если она правильно понимает мужчин, и особенно Гейджа, он предпочтет, чтобы женщины не видели, как друзья помогают ему войти в дом.
—Я хочу кофе, — заявил Гейдж, но женщины уже скрылись за дверью.
—Кто бы сомневался. Куин права насчет шрама, — прибавил Фокс. — После того ритуала, когда мы побратались, у нас не оставалось шрамов.
—Но никого из нас еще не кусал демон, — возразил Кэл. — Раньше он был не способен на такое, даже во время Седмицы.
—Времена меняются. Дай мне руку. Сначала попробуем сесть. — Поддерживаемый друзьями, Гейдж с трудом сел. Сразу же закружилась голова. — Черт. — Он уткнулся лбом в поднятые колени. — Мне еще никогда не было так больно, хотя в боли я разбираюсь. Я кричал?
—Нет. Побелел и рухнул как подкошенный. — Кэл вытер пот со лба.
—А мне казалось, я визжу, как девчонка. — Гейдж поднял голову и сообразил, что он голый до пояса. — Где моя рубашка?
—Пришлось ее с тебя содрать, чтобы добраться до раны, — объяснил Фокс. — Ты не шевелился. Совсем. И едва дышал. Клянусь богом, я подумал, что тебе конец.
—Так и было. Почти. — Гейдж осторожно повернул голову, прижал пальцы к шраму на плече. — Даже не болит. Сильная слабость, дрожь во всем теле, но боли нет.
—Нужно поспать. Ты сам знаешь, как это бывает, — прибавил Кэл. — Выздоровление высасывает все соки.
—Да, наверное. Поможете встать?
Опираясь на друзей, Гейдж встал. Ноги подкашивались. Несколько шагов до крыльца полностью истощили его силы, и он понял, что сон необходим. Взглянув на пустые перила, он почувствовал удовлетворение.
—Ублюдок уничтожил камень.
—Точно. По ступенькам подняться сможешь?
—Конечно. — На самом деле у него хватило сил лишь улыбнуться сквозь сжатые зубы, когда Кэл и Фокс буквально вносили его в дом.
У Гейджа не было сил спорить с тремя женщинами, и он выпил чай, который заварила Сибил. Потом он рухнул на кровать с расправленными простынями и взбитыми подушками.
—Может, приляжешь со мной?
—С удовольствием, приятель.
—Не ты. — Гейдж отмахнулся от Фокса и указал на Сибил. — Я выбираю большие черные глаза. На самом деле со мной должны лечь все красивые женщины. Места хватит.
—Что ты ему подсыпала в чай? — спросил Кэл.
—Секрет. Идите. — Сибил присела на край кровати. — Я побуду с ним, пока он не заснет.
—Иди сюда, повтори мне это на ушко.
Улыбнувшись, Сибил взмахом руки отпустила остальных, потом склонилась над Гейджем.
—Привет, красавица, — прошептал он.
—Привет, красавчик. У тебя было трудное утро. Поспи.
—Я тебя разозлил.
—Я не осталась в долгу.
—Так и было задумано.
—Отличный план.
—Рискованный и, возможно, глупый.
—Но сработал, — усмехнулся Гейдж.
—Ты меня достал.
—Не принимай это близко к сердцу, насчет отца.
—Знаю. Спи. — Сибил наклонилась и поцеловала его в щеку.
—Может, я нес еще какую-нибудь чушь... Не помню. А ты?
—Потом поговорим.
—Она — Энн Хоукинс — сказала, что ты будешь плакать обо мне. И что это важно. Ты плакала, твои слезы помогли. Они не дали мне умереть, Сибил.
—Я просто помогла тебе Гейдж, остальное ты сделал сам. — Задрожав, она прижалась щекой к его щеке. — Я думала, ты умрешь. Никогда в жизни я так не боялась и не страдала. Я думала, ты умрешь. Что мы тебя потеряем. Я потеряю. Ты умирал у меня на руках, и до этой минуты я не понимала, что...
Сибил подняла голову и умолкла, увидев, что он спит.
—Ладно. — Она сделала глубокий вдох, потом еще один. — Ладно. Похоже, это самый подходящий момент для нас обоих. Нет смысла в минуту слабости унижаться или ставить тебя в неловкое положение, признаваясь, что я сваляла дурака и влюбилась в тебя.
Она взяла его за руку и сидела, размышляя, хватит ли у нее ума, чтобы забыть его.
—Думаешь, ты должна?
Сибил медленно подняла голову и посмотрела в глаза Энн Хоукинс.
—Ага, последняя, но только по порядку.
Собственное спокойствие ее не удивило. Она видела вещи пострашнее, чем явление призрака погожим июньским утром. А Энн она уже давно ждала.
—Думаешь, должна? — повторила Энн.
—Должна что?
—Закрыть свое сердце перед чувствами. Лишить себя радости и боли.
—Я не мазохистка.
—Это жизнь. Только мертвые ничего не чувствуют.
—А как насчет тебя?
—Это не смерть. Так обещал мой возлюбленный. Мир делится не только на свет и тьму. Есть много полутонов. Я чувствую, потому что все еще не закончилось. Но конец одного означает начало другого. Ты молода, и у тебя впереди много лет — в этом теле, в этом времени. Зачем жить с закрытым сердцем?
—Тебе легко говорить. Твоя любовь взаимна. Я знаю, что значит любить человека, который никогда тебя не полюбит, — по крайней мере, так же сильно.
—Твой отец поддался отчаянию. Он потерял зрение и не смог разглядеть любовь.
Какая разница, подумала Сибил и покачала головой.
—О таких вещах приятно рассуждать в женской компании с бокалом в руке, но, возможно, ты заметила, что теперь речь идет о жизни и смерти.
—Ты сердишься.
—Конечно, сержусь. Сегодня он чуть не умер. У меня на руках, пытаясь остановить нечто ужасное, которое преследует его, преследует нас всех. И он еще может умереть, как и любой из нас. Я видела, как это будет.