Благодаря этому нехитрому камуфляжу отряд добрался до дома сектантов без приключений.
У входа отряд собрался вместе, и Пошта послал Костю, как самого проворного, заглянуть в окна. Окна оказались зашторены, но парнишка, вспомнив свежеприобретенные навыки скалолазания, забрался на крышу одноэтажного домика и заглянул в слуховое окошко.
— Молятся, — доложил он, мягко, как кошка, спрыгнув обратно. — Собрались в круг, зажгли лампадку и бормочут. Одни капюшоны видать.
— Сколько их там? — спросил Пошта.
— Пятеро.
— Как раз. Надеюсь, ростом они вышли. Воловик и Зиняк — в окна. Костя — через крышу. Мы с профессором ломимся через парадный вход. Без стрельбы — услышат. И без поножовщины — перепачкаем балахоны кровью. Поэтому только рукопашка. И желательно не убивать.
— Чего это? — удивился Зиняк. — Тебе их жалко, что ли?
— Нет, — сказал Пошта. — Мне их более чем не жалко. Но я привык не убивать людей просто так, без особых на то причин. Ясно?
— Ясно.
— Тогда за дело.
Пошта выждал две минуты, пока его бойцы занимали позиции, а потом нагло и требовательно постучал в дверь, сначала кулаком, а потом — ногой. Через какое-то время из-за двери робко спросили:
— Кто там?
— Открывайте, патруль! — рявкнул Пошта. — Проверка документов!
— Мы мирные люди, — залепетали из-за двери. — Религиозная община...
— Открывайте! — крикнул Пошта. — А то вышибу дверь к чертям собачим! Подхорунжий, неси взрывчатку!
― Не надо взрывчатки! — испугался сектант. — Сейчас-сейчас, открываю, минуточку.
Загромыхали многочисленные засовы, и дверь со скрипом приоткрылась. Пошта тут же саданул по ней ногой, дверь распахнулась и сбила сектанта с ног. Пошта ворвался в помещение, оставив профессора, как говорится, «на шухере». Тут же раздался звон разбитого стекла — Зиняк, Воловик и Костя приступили к штурму.
Скрутить и вырубить пятерых противников — не такая уж и легкая задача, даже если преимущество внезапности на стороне нападающих. Того незадачливого сектанта, что открывал дверь, Пошта схватил за капюшон и что было силы приложил головой об стенку, сведя таким образом число противников до четверых.
Потом он проскочил через короткий коридор и кувырком вкатился в центральную комнату, исполнявшую роль места для богослужений (если этим словом можно назвать поклонение Серому Свету). Испытав короткий приступ дежа-вю — он уже бывал в святилище сектантов в Бахче-Сарае — Пошта встряхнул головой и приступил к делу.
По большому счету, чтобы привести человека в бессознательное состояние, нужно воздействовать на головной мозг, либо напрямую, либо перекрыв к нему доступ кислорода. Проще говоря, надо либо бить по башке, либо душить, стараясь пережать обе сонные артерии, но не сломать дыхательное горло.
Ближайшего сектанта Пошта сбил с ног подсечкой, захватил в «гильотину», сам упал на спину, обхватил серую тушу ногами и прогнулся назад, запихивая свое предплечье под подбородок врага. Сектант задергался, захрипел и вырубился.
Зиняк отдал предпочтение ударной технике: ворвавшись в окно, он рубанул серого предплечьем по затылку, а потом для верности ударил туда же локтем. Серый балахон обмяк, сектант упал.
Воловик для начала врезал противнику под дых, в солнечное сплетение — серый сложился вдвое, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, не в состоянии даже закричать — и Воловик отправил его в нокаут классическим апперкотом.
Костя же, спрыгнув на своего клиента сверху, повис у того на спине, обхватив руками за шею и ногами — за корпус, заплел руки в хитром захвате «мата леон» и сосредоточенно душил. Руки у мальчишки были тонкие, и работали не хуже удавки. Через пару секунд схватка была закончена.
Еще около двух минут ушло на то, чтобы раздеть сектантов и примерить их балахоны. Огромные капюшоны прекрасно скрывали лица, просторный покрой одеяний позволял спрятать под ними любое оружие вплоть до гранатомета.
— Что с ними делать? — поинтересовался Воловик, кивнув на белые дряблые тела раздетых сектантов. Воняло от них, как от козлов. — Добьем?
Пошта покачал головой. Причин любить сектантов Серого Света у него не было, но резать беспомощных людей, как баранов... Он все-таки был листоноша, а не отморозок какой-нибудь.
— Связать. Упаковать. Кляпы в пасть и пусть валяются. Придут их собратья — развяжут.
Последний балахон Пошта вынес профессору. Кайсанбек Аланович нехотя его напялил и тут же стал неотличим от остальных членов отряда.
— А сейчас медленно и осторожно идем к штабу, — скомандовал Пошта. — В режиме молчания, общаемся жестами. На вопросы посторонних не отвечаем.
Впрочем, последнее напутствие оказалось лишним. От серых в Старом Крыму сторонились даже пьяные казаки, поэтому до штаба отряд добрался без приключений.
Внутрь они тоже проникли без особых сложностей: у часовых на входе при виде серых балахонов вытянулись лица, они чуть ли не взяли под козырек и опасливо, суеверно скрестив пальцы, посторонились. Видимо, сектанты в Старом Крыму уже успели заработать себе вполне определенную репутацию.
Отряд занял места в зале штаба (бывшем концертном зале провинциального дома культуры) как раз посередине между входом и сценой, где стоял круглый стол и кресла для заседающих. Из окна было видно, как подъезжают кортежи самых могущественных людей Крыма, объединившихся, чтобы уничтожить клан листонош.
Первым прибыл гетман Дорошенко. Причем прибыл с помпой, верхом на гнедом жеребце и в окружении отряда личной охраны — тоже на конях, причем исключительно вороной масти. Сам гетман был облачен в традиционные красные шаровары, вышиванку и бронежилет. На боку у него болталась кривая сабля, на поясе висела деревянная кобура с древним «маузером», а на бронежилете, подцепленные прямо к стропам «моле», колыхались с полдюжины гранат.
Войдя в зал, гетман Дорошенко обнаружил, что он первый, и всем своим видом выразил недовольство. Тем не менее торжественно промаршировал к сцене, бренча шпорами, и занял самое большое и помпезное кресло, смахивающее на трон.
Хан Арслан Гирей Второй приехал на БРДМ, в который была запряжена шестерка коней-тяжеловесов, их еще называют першеронами. Из охраны при нем был лишь один янычар с М-4 на одноточечном ремне, да рядом суетился жирный евнух в расшитом халате. Впрочем, шитье халата блекло по сравнению с роскошью одеяний самого Арслана Гирея Второго: от золота на одежде болели глаза, и даже тюбетейка сверкала алмазами и сапфирами не хуже мигалки.
Хан занял место напротив гетмана Дорошенко и принялся играть с ним в гляделки, играя желваками.
Потом прибыл Главный Управитель Вольного города Симферополя, он же — глава Союза Вольных Городов Крыма, некто Волобуев — невзрачный, серенький человечек в сереньком же костюме и безвкусном кричащем галстуке. Этот был вообще без охраны, руководствуясь принципом «никому не нужен — никто и не убьет». Должность Главного Управителя была выборной, выборы проводились раз в месяц, и смысла убивать именно этого человечка не было никакого. Ну убьют, горожане следующего выберут...
Управитель Волобуев присел на самый дальний стул и постарался не отсвечивать.
Явление пиратского короля Рыжехвоста было достойно пера художника-баталиста. Сначала в зал вошел конвой — донельзя колоритные пираты в банданах, кожаных жилетах, кожаных штанах и драных тельняшках. Парочка пиратов были одноглазыми, и на кожаных нашлепках, закрывающих отсутствующий глаз, красовался «веселый роджер». Один был, согласно канону, одноногим, и ковылял на деревянном костыле. Следом явился сам Рыжехвост. В ухе его сверкала серьга с бриллиантом, шею украшало ожерелье из засушенных человеческих ушей, эфес абордажной сабли бы инкрустирован изумрудами и рубинами, а мускулистые руки от запястий и до плеч покрывала замысловатая татуировка — с русалками, драконами, якорями, голыми девками и игральными картами. Пресловутый же рыжий хвост, которому пират был обязан своим прозвищем, был заплетен в толстую косицу, к которой пират прикрепил хвост натуральный, тоже рыжий, но лисий.
Пират вальяжно развалился на первом попавшемся кресле и громко спросил:
— Ну что? Все собрались? Можем начинать!
— Позвольте, — робко возразил Волобуев, — а кто назначил вас старшим на этом собрании?
— Я и назначил, — хохотнул Рыжехвост. — Пока вы тут сидите, языки проглотив! Поехали, братья, пиво греется, девки томятся! Чего тянуть-то?
— Не возражаю, — сухо ответил гетман Дорошенко.
Хан Арслан Гирей Второй кивнул. Только тут Пошта заметил на рукаве роскошного ханского халата черную ленту. Хан носил траур, скорбел по любимым женам.
— Итак, — продолжал Рыжехвост. — В Джанкое объявлено перемирие. Взять цитадель наскоком не удалось. Глава клана листонош предложил переговоры. Мы согласны на переговоры?
— Согласны, — по очереди кивнули Дорошенко, хан и Волобуев.
— Прежде чем пригласить сюда этого... как бишь его, — сделал вид, что не помнит, Рыжехвост, — А, точно, Филателиста, хотел бы спросить у вас, коллеги. А не проще ли отрубить этому мутанту голову и отправить ее в Джанкой, дабы листоноши поняли, что с нами шутки шутить не следует?
— Не проще, — возразил гетман Дорошенко. — Во-первых, это нарушение условий перемирия. Убийство парламентера. А во- вторых, в голове Филателиста есть некая информация, которая, как я полагаю, и послужила причиной ныне происходящего конфликта.
— Не знаю, как там насчет информации, — скривился хан Арслан Гирей Второй, — а для меня причиной конфликта послужила смерть моих жен от рук вероломных убийц. И я бы с превеликим удовольствием отрезал бы Филателисту не голову, а другую часть тела, после чего взял бы его к себе на работу. В гарем. Евнухом.
— Ну, господа, — попытался вразумить всех Волобуев. — Это эмоции. А у нас, между прочим, война. А война — занятие не из дешевых. Если не получается ее быстро выиграть, может быть, лучше ее прекратить?
— Торгаш, — сплюнул сквозь зубы гетман Дорошенко, и с ним согласились и хан, и король.
— Но господа! — возмутился Волобуев. — Не вы ли просили Союз Вольных Городов Крыма профинансировать ваши военные кампании? Патроны, дизельное топливо, бронежилеты. Я понимаю, дело нужное, нужное всему Крыму, хватит терпеть этих мутантов, но мы же не можем платить вечно! Тем более что мы были вынуждены мобилизовать почти всех трудоспособных мужчин!
— Тихо! — хлопнул рукой по столу Рыжехвост. — Отставить торг! Не на базаре! Будем говорить с Филателистом, или секир- башка ему сразу?
Главы объединенных сил задумались и по очереди заявили: мол, отчего бы не поговорить? Чувствовалось, что при всем своем военном энтузиазме, и татары, и казаки, и пираты, не говоря уже о горожанах и фермерах, листонош все-таки побаиваются. Вон, цитадель Джанкой уже сколько взять не могут, а что будет, если казнить главу клана? Вдруг листоноши решат отомстить?
— Введите Филателиста, — распорядился Рыжехвост.
Может быть, конвоиры из оцепления парламентера и верили в
то, что Филателиста «ввели» именно они — но со стороны это выглядело совсем иначе. Филателист, пуще прежнего поседевший и изрядно похудевший — лицо стало острым, изможденным, и в то же время хищным, — шел первым, уверенно и размашисто, гордо подняв подбородок, а за ним семенили ополченцы, с трудом поспевая за длинными шагами главы клана листонош.
— Вечер добрый, — поздоровался Филателист, одним прыжком вскочив на сцену и оставив конвоиров позади. — Если он, конечно, добрый. Ну что, друзья мои, будем договариваться?
— О чем с тобой, собака, договариваться?! — взвился татарский хан. — Ты моих жен убил!
— Моих казаков убил!
— Водопровод отравил!
— Корабли потопил!
Следом за начальством загудела и толпа, собравшаяся в зале. Ненависти к листоношам тут накопилось столько, что хоть в бутылки собирай и продавай. Народ собрался хоть и разномастный, но галдел в унисон: бей мутантов, надоели, сволочи, наших бьют, месть, месть!
Пошта украдкой огляделся из-под капюшона (пока Филателист терпеливо пережидал всплеск ненависти) и обомлел. Среди толпы он увидел знакомое лицо.
Сургуч. Листоноша из числа приближенных Филателиста. Специалист по особым поручениям. Почему-то в пиратском прикиде и с пиратской же саблей.
Неужели это он и есть — тот самый предатель, о существовании которого Пошта начал догадываться еще во время первого штурма Джанкоя?
Да нет. Не может быть. Не мог старый лис Филателист пригреть такую змею у себя под носом. Скорее, Сургуч тут с тайной миссией, шпионит или прикрывает главу клана.
Успокоив себя таким образом, Пошта перевел взгляд на своего командира.
Тот поднял руку и, дождавшись тишины, заявил:
— Нас оболгали. Нас подставили. Нас хотят уничтожить.
Очередной взрыв негодования был короче — всем хотелось узнать, что листоноша скажет дальше.
— Подумайте. Дайте себе труд хоть на секунду — задумайтесь. Зачем? — вещал Филателист со сцены. — Зачем нам делать все то, что нам приписывают? Убивать ханских жен. Топить пиратские корабли. Резать казацкие разъезды. Травить водопровод Симферополя. Зачем?! Наш клан с момента своего возникновения трудился на благо Крыма. Восстанавливал связь. Налаживал контакты. Возрождал цивилизацию. И вдруг — волна бессмысленной жестокости.
— Потому что вы мутанты и ненавидите нормальных людей! — выкрикнул кто-то с места.
Филателист выкрик проигнорировал.
— Кому выгодно уничтожение клана листонош? — спросил он. — Кто выиграет, если остров Крым опять погрузится в пучину средневековья, лишится связи, лишится торговых путей и надежды на восстановление цивилизации?
Толпа притихла.
— Что вы предлагаете? — робко спросил Волобуев, раздавленный авторитетом Филателиста.
— Я предлагаю сделать перерыв. Дать людям подумать. В том числе и вам, господа главнокомандующие. Переспать с этой мыслью, как говорится. А потом – прекратить эту бессмысленную войну, пока она не переросла в ту фазу, когда месть за падших товарищей затмевает собой изначальные причины войны.
В зале повисла гнетущая тишина. Все-таки Филателист, как с удовольствием отметил Пошта, умеет завоевывать внимание аудитории. И ведь не побоялся, старый черт, сунуться в одиночку в самое логово врага. Ну, или почти в одиночку, если допустить, что Сургуч его страхует.
— Кажется, — прошептал из-под капюшона Кайсанбек Аланович, — ему удалось. По крайней мере самые горячие головы подостыли. Конечно, глупо предполагать, что одной пламенной речью обойдется, но было бы крайне интересно, о чем Филателист и эта разношерстная компания будут общаться в кулуарах, без свидетелей.
— Боюсь, туда нас не пустят, — пробормотал Пошта.
— Значит, так! — Рыжехвост встал и рявкнул во вест голос: — Объявляется перерыв! Президиум удаляется для закрытого обсуждения!
«Надо перехватить Филателиста до того, как он уйдет в комнату для тайных переговоров», - сообразил Пошта. Другого шанса может и не быть.
Пошта встал и двинулся наперерез Филателисту. Того якобы конвоировали, а на самом деле — уважительно провожали в сторону дальней двери, ведущей, очевидно, в тот самый закрытый зал заседаний. Пошту в сером балахоне попытались остановить, но листоноша оттер ополченца плечом и осенил остальных сложным жестом, который только что сам и выдумал.
— Именем Серого Света, — пробормотал Пошта зловеще, — предлагаю вам, глава клана листонош, совершить таинство причастия перед важной беседой.
Ополченцы-конвоиры все как один начали суеверно плеваться через плечо, а Филателист, несколько офигев от такой дерзости, приготовился раздавить жалкого сектанта всей мощью своего авторитета. Но Пошта приподнял капюшон, показал Филателисту свою физиономию и подмигнул. Лицо у главы клана вытянулось, и он проворчал что-то:
— Ладно, ладно, таинство так таинство... Где бы мы могли уединиться, уважаемые?
Место для совершения таинства нашлось в крошечной комнатушке, служившей кладовкой. Пошту и Филателиста оставили наедине. Пошта запер дверь, для верности подпер ее шваброй и начал было что-то говорить, когда Филателист сгреб его своими ручищами за грудки и оторвал от пола:
— Ты что здесь делаешь?! — прошипел рассвирепевший глава клана листонош. — Ты где должен быть?!
— Успокойтесь, — попытался вразумить взбесившегося старика Пошта. — И поставьте меня на землю. Я все объясню.
Филателист наконец-то отпустил листоношу, от поправил балахон и начал сбивчиво говорить:
— У меня есть предположение... точнее, гипотеза... я еще в Джанкое заподозрил... — Перед тем, как сказать самое страшное, Пошта замялся. Такого обвинения еще никогда не звучало в клане листонош. — Среди нас есть предатель.
— Что-о?! — округлил глаза Филателист.
— Кто-то в клане работает против нас. Не знаю, на кого, в чьих интересах... Но уж очень много информации утекает наружу. Враги знают каждый наш шаг, постоянно нас опережают. Мы попадаем из ловушки в ловушку, да еще и эта череда дурацких подстав, после которых на нас ополчился весь Крым...
Филателист недоверчиво покачал головой.
— Бред, — заявил он безаппеляционно. — Не может быть. Мы же — листоноши. Это у нас в крови, в ДНК, в наших генах и в наших способностях. Листоноша не может перестать быть листоношей, как волк не может перестать быть волком.
— Но и волки превращаются в собак, — подметил Пошта. — И среди таких мутантов, как мы, могут случиться выродки.