— Но и волки превращаются в собак, — подметил Пошта. — И среди таких мутантов, как мы, могут случиться выродки.
— Не может этого быть, — Филателист, мрачнее тучи, присел на какую-то коробку и огладил усы. — Не верю. Если такое случилось — тогда все зря. Весь наш клан, вся борьба за возрождение цивилизации.
«Ох, лукавишь, старый лис, — подумал Пошта. — Красивые слова говоришь, а сам шпиона Сургуча к ополченцам небось не вчера заслал, давно он тут под прикрытием тусит, слишком уверенно себя чувствует...».
— Ты мне, Пошта, лучше скажи, какого хрена тебя в Старый Крым занесло? Тебя с какой миссией отправляли? И куда? В Керчь и на Карадагскую биостанцию, так? А ты, доброхот энергичный, на что время тратишь? А?
— Я хотел очистить имя клана, — твердо ответил Пошта.
— Балбес! — сплюнул в сердцах Филателист. — Да если мы не доберемся до бункеров первыми, не будет больше никакого клана! И никакого Крыма, вероятно, тоже не будет!
Пошта понурился.
— Как далеко вы продвинулись в своей экспедиции, пока вас не потянуло на подвиги?
— Не знаю.
— Как это — не знаю? — изумился Филателист.
— Я Бандерольку с Телеграфом и доктором Стасом отправил в Керчь, на связь они пока не выходили, поэтому о прогрессе не осведомлен, — доложил Пошта.
— Та-ак, — зловеще протянул Филателист. — И кто такой этот доктор Стас?
— Севастопольский военный врач. С атомного крейсера «Адмирал Лазарев». Хороший мужик, надежный.
— А где Штемпель, профессор в конце концов?
— Штемпель погиб. Еще в Советском. Прикрывая наш отход. Мутанты-нетопыри.
Филателист вздохнул. Еще одним листоношей стало меньше в Крыму... Слишком быстро они уходили — надежные друзья и товарищи.
— Слыхал, — сказал глава клана неформально, по-дружески, — у Контейнера племяша похитили. Помнишь пацаненка с бумерангом? Того самого. И кто похитил — неясно, выкупа не требуют, условий не ставят. Прямо из Джанкоя, как — ума не приложу.
Пошта замялся.
— Ну, вообще-то он сам сбежал, Костя-то, — виновато сообщил Пошта. — С нами. В экспедицию.
— Да ну? — хлопнул себя по коленям Филателист. — Ай да Костя, ай да сукин сын! Весь в дядьку пошел! Ну, хоть одна хорошая новость за сегодня, жив, негодяй! А чего ж вы его обратно-то не вернули?
— Времени было жалко, да и пацан толковый...
— Ну да, ну да, — покивал Филателист. — Может, оно и к лучшему. Всяко безопаснее, чем сидеть в Джанкое под бомбами и испытывать на себе гнев Контейнера. Где он, пацан этот? Куда пристроили?
— В актовом зале сидит, в сером балахоне...
— Что-о?! — Филателист аж привстал. — Ты притащил ребенка в это змеиное логово?!
— У меня не было выбора, — начал оправдываться Пошта.
Филателист горестно вздохнул.
— Ох и времена настали! Уже и дети воюют... Ладно, Пошта. Слушай меня внимательно. Твоя миссия — важнее всего на свете. Важнее тебя, меня, Кости, всего клана листонош. Ты должен во что бы то ни стало добраться до бункеров. Ты и Бандеролька, раз уж вы разделились. Проникнуть в них, добыть содержимое и сделать все, чтобы оно не попало в руки таким, как эти придурки — Рыжехвост, Дорошенко, Арслан Гирей и прочие Волобуевы.
Сделав паузу, Филателист опять погладил свои знаменитые усы.
— Здесь я уж как-нибудь сам разберусь, — продолжил он. — То, что противников много, иногда играет на руку не только им. Слишком глубоко гнездятся корни ненависти в их сердцах. Пираты ненавидят татар, татары — казаков, казаки презирают горожан, те, в свою очередь, боятся, а значит — ненавидят пиратов. Ты замечал, что в основе ненависти всегда лежит страх? В первую очередь — страх непонятного, чужого. Молится не так — враг. Кожа другого цвета — враг. Говорит на другом языке — архивраг! Нет, эти ребятки каши вместе не сварят. Нервы они нам, конечно, под Джанкоем знатно потрепали, но цитадель взять не смогли. Я так думаю, что за пару деньков челночной дипломатии рассорю я всю эту гопкомпанию к чертовой матери.
Филателист самодовольно хмыкнул, а Пошта подумал: этот может.
— Ты же, брат Пошта, отправляйся туда, куда шел — на Кара-Даг. Самый короткий путь лежит через Коктебель, но будь осторожен, по слухам, там активизировались морские гады, подводные мутанты выбрались на берег и бесчинствуют там. Когда дойдешь до Кара-Дага, найди батискаф, профессор Кайсабек Аланович должен разобраться, как им управлять. И спускайся в бункер, не медли...
— Я все понял, — кивнул Пошта. — Я все знаю. Но у меня сердце кровью обливается при мысли, что я оставлю вас здесь одного, среди врагов.
— Иди-иди, брат, — усмехнулся Филателист. — Я ведь тоже листоноша, а значит, все будет хорошо.
Когда Пошта и Филателист выбрались из кладовки, в коридорах дома культуры (ныне — штаба ополчения) царила нездоровая суета. Конвоиров отчитывал немолодой казак — «как это потеряли? Какой еще к чертям сектант забрал?», публика, жаждущая продолжения спектакля, нервничала, личная охрана пиратского адмирала повздорила с казаками, которые, в свою очередь, задирали татар... Обстановочка была — как открытая бочка с бензином, только спичку кинь.
Вдобавок в зале прибавилось серых балахонов — наверное, адепты Серого Света, теперь уже настоящие, пошли искать пропавшие комплекты униформы.
— Так, — оценил ситуацию Филателист. — Пойду я переговоры переговаривать. А ты давай-ка сматывайся отсюда, пока тебя не разоблачили, сектант липовый. И отряд уведи. А то устроите тут драку — и все переговоры коту под хвост.
— Служу Серому Свету... — пробормотал Пошта и пошел пробираться к своим.
На полпути его схватили сзади за рукав — неагрессивно, но требовательно.
— Стоять, сволочь сектантская!
Пошта обернулся, не поднимая головы. Из-под низко опущенного капюшона видны были только ботинки обидчика.
— Что вам было надо от Филателиста? — спросил назойливый незнакомец.
— Именем Серого Света, — забормотал Пошта, готовясь лягнуть противника в пах.
Но тут с него сорвали капюшон, и Пошта осознал, что стоит нос к носу с братом листоношей по имени Сургуч.
— Пошта? — изумился тот.
— Тише, — прошипел Пошта, натягивая капюшон обратно. — Не шуми, Сургуч.
— Ты что тут делаешь?!
— То же, что и ты, — ответил Пошта. — Выполняю тайную миссию. А ты мне мешаешь.
— Понял, — сказал Сургуч. — Расходимся.
Листоноши синхронно развернулись и пошли в разные стороны: Пошта к своему отряду, а Сургуч (как предположил Пошта) — негласно охранять Филателиста.
— Уходим, — сказал Пошта своим. — Быстро, но тихо.
— А как же переговоры? — осведомился голосом профессора Кайсанбека Алановича один из серых балахонов.
— Без нас разберутся, не маленькие. Нам надо двигаться в Коктебель, а оттуда — в Кара-Даг.
— По морю пойдем? — с надеждой спросил самый маленький балахон, висящий складками на тощей фигуре Кости.
— Нет. Поверху. Через горы.
— Опять! — заныл Костя. — Не хочу в горы, хочу в море.
— Молчать! — чуть повысил голос Пошта. — И идти за мной. Сейчас нам надо выбраться из толпы, никого не убить при этом и не попасться настоящим сектантам на глаза. Поэтому — отряд, за мной тихим шагом марш!
Часть 2. И ГРЯНУЛ ГРОМ…
Глава 12. РЕСПУБЛИКА КАЗАНТИП
Озеро Акташское, отмеченное на карте, не просто обмелело — оно перестало существовать. «Мародер» вскарабкался на очередной холм, и взглядам команды предстало странное унылое зрелище. Вода ушла, оставив грязь. Серые наплывы местами бурлили — это на дне били грязевые фонтаны. Воняло сероводородом, ветер казался горячее, чем прежде. Густые испарения бывшего озера туманили воздух, и противоположный берег не просматривался.
— Интересно, здесь есть лес? — пробормотала Бандеролька.
— И мне интересно, — согласился Телеграф. — На нашем запасе мы не просто до Керчи не доедем — к Ленино не вернемся. Еще километр-другой — и все.
— Значит, пойдем пешком. Невеликое расстояние — пятьдесят километров. Листоноша ты или как?! На нас такая миссия возложена, а ты готов остановиться в полушаге от цели, когда Пошта там рискует жизнью!
— Успокойся, Бандеролька, не кипятись. Я разве сказал, что не дойдем? Я сказал, что не доедем. А сейчас мы попробуем в Щелкино добраться.
Вдоль грязевого озера — по левому его берегу, потому что правый был сильно заболочен — они двинулись к городу. Довольно густой вонючий туман по-прежнему заслонял обзор. Леса не было, даже намека на деревья. Даже вездесущая крымская трава, живучая и жесткая, здесь не росла — только серая растрескавшаяся почва под колесами и серая же булькающая грязь внизу.
Места унылее Бандеролька и представить себе не могла.
Внезапно с обеих сторон от «Мародера» показалось море. Бандеролька ойкнула и потянулась за картой.
— Перешеек, — объяснил Телеграф, — он всего-то полтора километра в ширину был до Катастрофы, а сейчас, может, и того меньше.
Они одолели невысокий перевал и оказались в долине, окруженной холмами.
На дне этого естественного котла виднелись остатки сооружений и, как ни странно, целое кладбище автомобилей всех эпох и мастей. Кузова и крыши проржавели — наверное, зимой здесь дули недобрые сильные ветра.
— А деревьев по-прежнему нет, — заметил Телеграф, — ни одного бревнышка. Придется «Мародера» тут оставлять, а дальше — пешком.
— Может быть, бензин найдется? — предположила Бандеролька. — В любом случае, давайте вниз.
Телеграф послушался, и джип, шурша по грунтовке, пополз вниз. Ветер стих, моря уже не было видно. Жара стояла липкая, душная, у Бандерольки даже голова закружилась. Воздух на дне долины дрожал, и откуда-то доносились странные ритмичные звуки, будто били молотком по листу железа. «Наверное, хлопает незакрытая дверца, — успокоила себя Бандеролька, пристально вглядываясь в приближающееся кладбище автомобилей, — хотя... нет же ветра!».
Та же мысль посетила доктора Стаса.
— Ну-ка стой, Телеграф, — попросил он, — не нравится мне это кипешение. И откуда здесь взялись автомобили?
— Остались после Катастрофы, наверное, — предположил Телеграф, но двигатель заглушил.
— Да за столько лет и в здешнем климате они рассыпались бы к чертовой бабушке! Значит, кто-то их сюда свез. Не жалея на это времени и сил. А если кто-то этим занимается, значит, ему это за чем-то нужно.
— Логично, — согласился Телеграф. — Но не обязательно нас подстерегает опасность. Хотя, конечно, лучше перебдеть. Я бы предложил оставить автомобиль и прогуляться, но не хочется ценные вещи без присмотра бросать. Поэтому просто подъедем поближе. Если кто-то стаскивает сюда автомобили, у него вполне может найтись топливо в обмен на тушенку.
Доверились опыту Телеграфа. Автомобиль подкатил к первым брошенным машинам — и замер.
Бандеролька аж привстала, чтобы лучше разглядеть.
Свалкой это место язык не повернулся бы назвать, скорее, правда, кладбищем автомобилей — машины не были брошены кое-как, а стояли упорядоченно, и между рядами оставалось достаточно места, чтобы проехать. Вблизи в расстановке прослеживалась определенная система: по цветам — от более темного к более светлому, по размерам — на окраине оказались крохотные машинки, Бандеролька раньше таких и не видела, на одного или двух пассажиров. На земле остались отпечатки шин.
— Ничего себе, кто-то заморочился, — пробормотала она.
Неведомый коллекционер почему-то не казался опасным. Кто-то собирает крышечки от пивных бутылок, кто-то — книги, кто — приключения, ножи, пистолеты. А вот тут человек машины собирает. Похвальное и мирное занятие, если разобраться.
— Поедем посмотрим? — спросил Стас.
— Постоим подождем, — в тон ему откликнулся Телеграф. — Сейчас хозяин к нам сам пожалует, вот увидишь.
Он был прав: по прямой, между рядами машин, к ним спешил невысокий темноволосый бородач в рубахе с вышитым воротом.
— Добро пожаловать в мой музей! — издалека крикнул он. — Прошу опустить оружие! На Казантипе царит мир, не будем его нарушать!
Только после этих слов Бандеролька заметила, что их небольшой отряд ощетинился стволами — совершенно автоматически — и устыдилась. Вот так и теряют последние капли человечности, превращаются в зверей, всегда готовых к убийству и только к убийству же и годных.
Она поспешно опустила винтовку и крикнула в ответ:
— Извините! Мы — листоноши! Мы не причиним вам вреда.
Мужчина приблизился, и Бандеролька поняла, что это — не борода, а противогаз, а вышитая рубаха надета поверх защитного костюма.
— Валентин Валентинович, — представился мужчина, — хранитель музея и Республики Казантип. Вы привезли машину на обмен? Это хорошо.
— Н-нет, — Бандеролька в нерешительности оглянулась на спутников и поняла, что переговоры вести предстоит именно ей. — На самом деле мы искали топливо.
— Бензин, дизель?
— Дрова, — она почувствовала, что краснеет.
Хранитель наклонил голову к плечу, стекла противогаза насмешливо блеснули.
— Милая барышня, вы считаете, что автомобиль ездит на дровах?
— Этот — да. Его переделал изобретатель в Феодосии.
— Так вы из Феодосии? Это хорошо. Может быть, пройдем в помещение? Вам, я вижу, радиация не страшна, это хорошо. Но мне бы не хотелось умереть от лучевухи на старости лет.
— Я вещи не оставлю, — пробурчал Телеграф, поудобнее устраиваясь на водительском сидении. — Может, у вас и правда тут мир и хорошо, но сопрут запасы — и что мы делать будем? Нет уж.
— Оставайся, — решила Бандеролька. — А мы со Стасом прогуляемся. Интересно же.
— Жду вас до заката, потом всех перестреляю. Понятно, Валентин Валентинович?
— Экий вы недоверчивый. Это хорошо. Но я верну вам молодых людей задолго до заката.
Бандеролька со Стасом выбрались из джипа. Доктор не стал разоружаться, только убрал пистолет в кобуру. Сама она честно оставила в автомобиле все, кроме ножа.
— До заката, — напомнил в спину Телеграф.
Бандерольке показалось, что он перегибает палку: хранитель выглядит достаточно безобидным, а его поведение — логичным. Люди, если они не мутировали, не способны выдерживать воздействие радиации. Валентин Валентинович сначала шел прямо, потом свернул на перекрестке — за очередным рядом машин оказалась дощатая будка совершенно ненадежного вида. Стас указал на сооружение и покрутил пальцем у виска: этот ящик не мог защитить даже от жары или холода... Хранитель открыл дверь и сделал приглашающий жест. С облегчением Бандеролька увидела, что будка выстроена над люком, ведущим, видимо, в настоящее убежище.
Все подземные бункеры похожи друг на друга.
Валентин Валентинович повозился с запорным механизмом, люк открылся. По лестнице они спустились в небольшой тамбур, где пришлось раздеться и принять дезактивирующий душ, и только потом через низкую, но тяжелую дверцу, Бандеролька, Стас и хранитель попали в коридор собственно убежища.
Далеко гостей не повели, и представить, насколько велик бункер, Бандеролька не могла. Похоже было, что он совсем крошечный, рассчитанный на небольшую команду или семью.
— Прошу. — Валентин Валентинович включил свет.
Они стояли на пороге библиотеки. Меньше всего ожидаешь в бункере встретить библиотеку с настоящими бумажными книгами! Или их собрали еще до Катастрофы, или же кто-то долго возился, дезактивируя их. Бандеролька сразу прониклась симпатией к Валентину Валентиновичу.
Без противогаза и защитного костюма хранитель оказался пожилым мужчиной, сутулым, но не полным, с редкими темными волосами и небольшой бородкой-эспаньолкой. Глаза его светились умом и ехидством.
— Вам нравится? Это хорошо.
Белую вышитую рубаху он сменил на черную.
— Присаживайтесь.
Бандеролька с доктором устроились рядом на потертом кожаном диване. В библиотеке чудесно пахло старой бумагой и почему- то табачным дымом. Курить в бункере мог только крайне беспечный человек, поэтому Бандеролька решила, что аромат ей почудился.
— Вот, извольте видеть, мое скромное собрание. Если в мире и есть, ради чего жить, то это, конечно, книги и автомобили.
— Можно я посмотрю? — Бандеролька нерешительно приподнялась.
— Конечно, милая барышня! Конечно!
Книги Бандерольку удивили. Они оказались похожими — яркие переплеты, картинки с воинственными, но обаятельными девушками в длинных платьях и с мечами. Некоторые девушки были полуобнаженными. Названия ничего Бандерольке не говорили: «Ведьма в законе», «Трудно быть ведьмой», «Ведьмак на обочине», «Ведьмам здесь жить» и прочее, и прочее.
— А почему — ведьмы?
— Люблю, — коротко ответил Валентин Валентинович. — Ведьмы, драки — это хорошо!
Слегка разочарованная, Бандеролька вернулась на место.
— А почему машины? Вы их тоже коллекционируете?
— Именно так, милая барышня, именно так! Кстати, если не секрет, как вас зовут?
Доктор и Бандеролька представились.
— Бандеролька? — поразился Валентин Валентинович. — Весьма необычное имя!
— У нас просто так принято: моего друга зовут Пошта, в машине остался Телеграф... Ну, так принято. Символ.
— Ясно-понятно, — неожиданно Валентин Валентинович произнес одну из любимых присказок Пошты. Бандеролька почувствовала в этот момент, как по коже пробежали мурашки. — Я особо не интересуюсь современными обычаями и традициями. Раз сейчас модны такие имена, то кто я такой, чтобы судить.