— Да? — восхитился Бешеный. — Так у тебя вся честь в полипах?
— Журналистов зовите, — осенило гоблина. — И телевидение. Пусть все видят!
— Что, покажем покушение на вашу честь по телевидению?
Гоблин умолк. Мишка достал из планшета листок бумаги и ручку и подошел к Изырууку.
— На, пиши. «Поскольку процедура ректороманоскопии является для меня неприемлемой по причинам расового и религиозного характера, прошу данное назначение отменить и впредь согласовывать со мной любые медицинские манипуляции, связанные с вторжением в мою частную жизнь…» Ставь число и подпись. Давай листок. Я прослежу, чтоб зарегистрировали. Все, отцепляйся.
Гоблин вздохнул и выпустил трубу парового отопления из своих объятий.
— Ну, вот теперь и поговорим! — взревел Бешеный, закатывая рукава. — Ща я тебя научу уважать медицинские показания! Ща ты у меня узнаешь, что такое закон и порядок! Ща я устрою тебе Курскую дугу с легким травматологическим колоритом!
— Можно нам недолго в вашем кабинете побеседовать? — вежливо спросил Мишка у завотделением. Тот умел располагать к себе людей и внушать им уважение. — Не хотелось бы лишних ушей…
— Занимайте ординаторскую, лейтенант, — распорядился В.В. Бешеный. — И чего же так жарко-то, а? Йети ж такую погоду… А вот на Домбае сейчас… Эх, как жить-то можно ниже отметки две тысячи? Ладно, работайте, — и доктор удалился, напевая «Лучше гор могут быть только горы…» От его поступи дрожала земля, и сам он походил на тронувшийся с места ледник.
Мишка попросил санитаров доставить гоблина в ординаторскую, а сам расположился за столом.
— Несколько дополнительных вопросов. — Мишка проницательно, как ему самому хотелось надеяться, поглядел на Изыруука. — Вспомните, кто был на катране в тот вечер, когда на вас напали?
— Начальник, ты чего, времени-то, сколько прошло уже? — оскалился катала. — Да и вообще, законный, когда шпилимся, мне морды-то до тельняшки — я в картинки смотрю, а не на чужие рожи…
— Чего-то жарко сегодня, — значительно сказал Мишка, обмахиваясь, точно веером, заявлением Изыруука. — Точно не помните?
— Не, законный, я ж не фраер дикий, чтоб братве такую курву вкручивать. Вы ж по адресам пойдете, а мне оно надо? Начальник, а начальник, ты б мне заяву-то мою отдал!
— Слушайте, тут ведь все прозрачно — то, что у вас есть при себе выигрыш, мог знать только тот, кто был на катране. Хозяина и охрану пишем пока в минус. Постоянных клиентов тоже. Кто был на катране из незнакомых?
— Кто ж чужого на катран-то пустит? — хохотнул Изыруук. — Лохов на фатерах да на транзите катают.
Мишка понял, что допустил промашку. И разозлился.
— Слушай, а как тебя сегодня чуть не приговорили, а? — сказал Мишка, невольно подражая Витишу. — Вот бы хохма была. Да?
У гоблина тут же испортилось настроение.
— Чего глумишься, законный? Ты вон стволом да ксивой жив, а я только мастью воровской. Начальник, будь человеком. Бумагу дай.
— То есть второй раз оказаться в подобной неловкой ситуации вы не желаете? — сказал Мишка, положил заявление гоблина вне пределов его досягаемости и как бы между делом взял со стола ножницы.
— Думал, в больничку попал, а тут трюмилово какое-то! — жалобно возопил гоблин. — Что ж ты мне, законный, вилы-то такие выкатил? За что нам, добрым гоблам, так на этом свете жить горестно?
— Да вы не переживайте. — Сказал Мишка, испытывая в глубине души легкое неудобство от собственного нахальства. — Пронесло ведь. ПОКА.
На Изыруука больно было смотреть.
— Законный, да мне и сказать-то нечего. Думаешь, если бы кто-то залетный был, я бы сам с него не спросил? Да ведь не было чужих, отвечаю. Свои были. Впятером шпилились.
— Перечисляй, — сурово велел гоблину Мишка. — С именами. И погремухами.
— Ну, я был, — тоскливо начал Изыруук. — Борька Пресный был. Ренат был, который с пристани. Урсус-Уксус был. Ну и Халендир зашел. Так-то он не часто бывает, но тут зашел чего-то. Штук пятьдесят в банк засадил, морда эльфийская.
— А для Халендира проиграть такую уйму денег это нормально? Он вообще как к проигрышам относится? — насторожился Мишка.
— Как, как. Хре… Плохо, в общем, относится. Привык, понимаешь, всегда и всюду свою масть держать, а сам даже не в законе. Лавэ он без базару отдал, стиры детям не игрушка. Карточный долг — дело святое. Но буркалами своими на меня зыркал, как честный арестант на абвер, да на квенья своем чегой-то бурчал.
— А когда вы с деньгами после игры уходили, Халендир еще оставался на катране или уже ушел?
— Да там он сидел, падла остроухая. По мобиле с кем-то тер. А о чем тер, тут я без понятия. Слышь, законный, кончай душу мне трепать, отпусти на покаяние, а? Все, что знал, тебе уже поведал. Больше нам базарить-то не о чем. Тока от тестомесов в белых халатах ты меня прикрой. Да и на воле не базарь про то, как они меня тут угнетали, ты ж по жизни мент, а не мусор…
— Езжайте в свою палату и больше ни о чем не беспокойтесь, выздоравливайте. Вы нам еще пригодитесь. Живой и здоровый. Кстати, а где Халендира-то можно найти?
— Да где и прежде, особняк у него на набережной, там он чалится. А где еще он может быть — я без понятия, мы ж ним не кореша, не ближние, так, краями расходимся.
Дождавшись, пока санитары заберут Изыруука из ординаторской, Мишка позвонил Витишу, спеша поделиться новостями о Халендире, но телефон в кабинете не отвечал. И Мишке не оставалось ничего другого, как вернуться в отдел.
В отделе Витиш внимательно выслушал Мишку, делая пометки в своем блокноте. Скупо поблагодарив Канашенкова за хорошую работу, Игорь испарился в неизвестном направлении. Костика в кабинете тоже не было, на его столе лежала записка: «Уехал в морг», однако когда он туда уехал и планирует ли вернуться, в записке сказано не было. Высовываться лишний раз в коридор Мишка не рискнул, опасаясь нарваться на Регинлейв Гримсдоттировну. Внезапно прозвучал телефонный звонок, Мишка поднял трубку.
— Здравствуйте. Пригласите, пожалуйста, к телефону Инусанова, — попросил вежливый мужской голос.
— Извините, но Инусанова нет. Он в морге.
На другом конце трубки раздался горестный вздох, и неизвестный собеседник отключил связь. Спустя несколько минут в кабинете вновь раздался звонок.
— Здрасте! А Костика Инусанова пригласите, пожалуйста, — прозвенел женский голосок.
— Извините, но Инусанова нет. Он в морге, — ответил Мишка, пытаясь представить, как выглядит обладательница приятного звонкого голоса. И вообще человек она или оборотень?
— И давно он в морге? — не сдавался женский голос. — Подскажите, а когда он вернется?
— С утра. И, по-моему, он уже сюда не вернется, — ответил Мишка, немного подумал и добавил: — По крайней мере, сегодня.
Но его последние слова так и остались не услышанными, потому что в трубке уже нервно пульсировали короткие гудки.
В течение часа Мишка еще трижды отвечал на звонки, и каждый раз на просьбу пригласить Инусанова он честно отвечал, что тот находится в морге. Когда прозвучал очередной звонок, Мишка был уже изрядно разозлен. Не дожидаясь пока очередной звонящий попросит пригласить Костика, он поднял трубку и заорал:
— Вам Инусанова?
— Да. А как вы догадались?
— Да нет тут вашего Инусанова! Нету! В морге он, понимаете — в морге!
— Да, я знаю. Простите, что я беспокою вас в столь тяжелые минуты, но не могли бы вы подсказать, куда приносить цветы и когда будет гражданская панихида?
В полном замешательстве Мишка не знал, что ответить. Голос в трубке немного сокрушенно повздыхал, еще раз извинился, и, сказав, что перезвонит позже, отключился.
Войдя в кабинет, Витиш долго стоял и рассматривал Мишку, который по-прежнему сидел возле телефона, обхватив одной рукой голову, а второй рукой прижимая к себе телефонную трубку.
— Ну, рассказывайте, юноша. Что стряслось? Кого убили? — Витиш попробовал вывести Мишку из ступора.
— Понимаешь, Игорь, они все звонят, Костика спрашивают. Я им говорю, что он в морге, а они теперь Костика хоронят… — практически бессвязно пролепетал Мишка, уставившись в пустоту невидящим взглядом. — Он живой, а они — когда на похороны приходить…
— Диагноз: заработался юноша. Отцепись от телефона и вали домой. А я пока воскрешением Инусанова займусь. Не забудь появиться в отделе в двадцать один нуль-нуль. Ты же у нас сегодня засадный полк изображать будешь, богатырь, блин, былинный. Как придешь, сразу же вали к Леопольдычу, он тебя в машину определит. Да, на месте из себя Клинта Иствуда не изображай, во всем оперов слушайся. Старшим из них пойдет Андрюха Сироткин, так вот, его слушайся особо, как меня. Или в худшем случае — как Господа Бога. Все понял? Ну, тогда вали. Только умоляю тебя, не проспи, как сегодня утром.
Пообедав, а заодно и поужинав в столовой общежития, Мишка, не рискнул ложиться спать, и отправился бродить по улицам. Походив немного по аллеям, он вышел на центральный бульвар и там остановился, пораженный явившимся ему зрелищем.
Пообедав, а заодно и поужинав в столовой общежития, Мишка, не рискнул ложиться спать, и отправился бродить по улицам. Походив немного по аллеям, он вышел на центральный бульвар и там остановился, пораженный явившимся ему зрелищем.
По улице двигалась колонна, одетая в светло-серые мундиры. Блестели на солнце штыки винтовок, солнце отражалось на козырьках чуть сплюснутых кепи, ветерок развевал перья плюмажей и полотна знамен. Знамена были Мишке смутно знакомы то ли по книжкам, то ли по книгам. Между двумя красными полосами знамен размещалась белая полоса. В углу знамени находился синий квадрат, по которому кругом шли одиннадцать звезд. Впереди колонны гордо вышагивал рыжебородый гигант, тоже одетый в серый мундир. Голову гиганта покрывала широкополая шляпа, в руках он держал знамя, на красном полотнище которого был виден синий Андреевский крест в белой окантовке, по диагоналям креста тоже шли звезды. Через каждые несколько метров колонна дружно скандировала: «С нами Бог и Генерал Ли!». Не понимая, что происходит, Мишка завертел головой. В двух шагах от него на краю тротуара стояли несколько девушек, которые размахивая букетами цветов, приветствовали колонну. Отчаявшись разобраться в происходящем, Мишка повнимательнее прислушался к разговору девушек:
— А все-таки здорово наши реконструкторы парад проводят! А Андрюха-то, Андрюха! Ну вылитый генерал Ли!
— Да какой он тебе Ли! — возразила ей подруга. — Ли старый. А Андрюша — он на Стюарта похож! Одна борода чего стоит!
— Ладно, не на генерала Мармадьюка, — заключила третья девушка, бросила букет рыжебородому молодцу и громко прокричала: — Ubi Libertas habitat, ibi nostra patria est!
Мишка задумчиво кивнул головой и направился в отдел.
В отделе царили тишина и спокойствие. За пультом, положив под голову журнал учета преступлений, мирно подремывал дежурный. Его помощник, не желая тревожить чуткий сон непосредственного начальства, разгадывая кроссворд, почесывал лоб карандашом. В углу дежурки трое орков из экипажа ГБР смотрели по телевизору балет. Разглядывая балерин, орки восхищенно сопели и толкали друг друга локтями, обращая внимание товарищей на особо удачные пируэты. Мишка прошел мимо дежурки, направляясь в боковую пристройку, где разместилось отделение уголовного розыска. Звук его шагов шумно раскатывался по пустым коридорам здания, звонким эхом отражался от стен, после чего тихо растворялся, словно пасуя перед общей тишиной здания. В закутке у оперов особого оживления не наблюдалось. Четверо оперативников из засадной команды, одетые с изяществом бомжей, сосредоточенно резались в карты и на Мишкино приветствие отреагировали кто кивком головы, кто поднятой рукой. Мишка прошел в кабинет Чеширского. Кот сидел на краю стола, и, по-видимому, заканчивал инструктаж Сироткина, цинично развалившегося в кресле своего начальника.
— Ну, в общем, сам все знаешь, — донеслось до Мишкиных ушей монотонное мурлыканье Чеширского. — Тебя учить — только портить. За молодым следаком поглядывай, чтобы он в своем героическом порыве косяков не упорол, да и сам, смотри, чтоб не как в прошлый раз.
— Все будет в лучшем виде, Леопольдыч. Ты ж меня знаешь. Я — всегда.
— В том-то и дело, что я тебя знаю. Все, собирай свою банду и выдвигайся на место. Ап Эор со своими ухорезами уже час как там тусуется. Таурендил координатор, но он у нас на захват заточен, так что и за ним посматривай, а то наши дроу под горячую руку могут любой чих за оказание сопротивления принять и будут у нас вместо разговорчивых урок молчаливые покойники. А постановление на посмертный допрос у Кусайло фиг выпросишь. И самое главное — за гарнитуры головой отвечаешь! Если не дай Баста, вы их хотя бы поцарапаете, не говоря о чем другом, на весь год о премиях можете забыть — я их в фонд Кобриной перечислять буду.
— Может, я эти гарнитуры в машине запру, а, Леопольдыч? А мы уж как-нибудь так… — Испуганно загнусавил Сироткин. — Обходились же раньше и без них.
— Все! Базар закончен. Езжайте уже. С Бастой. Вон, и молодой уже нарисовался, — Бархатно промурлыкал Чеширский, подцепив когтем ворот куртки Сироткина, и без видимого напряжения с изяществом подъемного крана вытащил его из кресла. — Гарнитурами пользуйтесь. Но аккуратно.
Сироткин направился в коридор, по пути подхватил Мишку под руку и потащил за собой. Проходя мимо игроков, Андрей на ходу буркнул: «По коням!» и, не оглядываясь, пошагал дальше. Мишка топал следом за ним. На улице, все оперативники привычно утрамбовались в видавшую виды «Волгу», оставив открытую дверь. Мишка заглянул в салон и озадаченно затоптался возле машины. Оперативники худобой не отличались, и потому места в салоне не было, разве что в виде коврика, но подобная альтернатива отчего-то не устраивала самого Мишку. Сироткин из-за руля рявкнул: «Подвинули задницы!», в салоне раздалось возмущенное кряхтение, сдавленные стоны и тихое шипение, сопряженное с матом, затем чья-то крепкая рука, поросшая кучерявыми черными волосами, рывком втащила Мишку в салон машины. Захлопнувшаяся с ржавым лязгом дверца отрезала путь к отступлению, и машина неожиданно резво тронулась с места.
За квартал до места назначения машина остановилась, из салона кряхтя и разминая затекшие спины, выбрались двое оперативников. Сироткин передал каждому по комплекту гарнитур, ободряющее что-то шепнул, после чего машина тронулась дальше. В салоне сразу стало гораздо свободней, и появилась даже возможность нормально дышать. К Мишкиному удивлению возле банка машина не остановилась, проехав на квартал дальше. На улицу выбрались еще двое оперов. Процедура прощания повторилась с точностью до запятой, после чего оперативники растворились в сумерках вечернего города. Сироткин развернул машину и поехал в направлении банка. На уже пустеющих улицах практически не было ни прохожих, ни машин. Сироткин подъехал к автостоянке, расположенной напротив входа в банк. Стоянка была битком забита машинами, и Мишка задумался, куда же Андрей хочет поставить свой транспорт. Оперативник коротко просигналил. Из будки сторожа выбежал молодой парень, сел в одну из машин, стоявших в ближнем к проезжей части ряду, и замысловатыми маневрами отогнал машину вглубь стоянки. Сироткин загнал свою машину на освободившееся место и устало откинулся на спинку сиденья. Мишка напряженно рассматривал улицу вокруг банка, пытаясь определить, где находятся оперативники, где спряталась группа захвата и наконец — где же сидит координатор — Таурендил? Улицы вокруг банка были пустынны, территорию вокруг него обрамляли низкие, аккуратно подстриженные кусты, выстроенные в строгое каре. На банковской стоянке прикорнули в дреме несколько легковых машин, да фургончик, украшенный логотипами банка. Ближайший жилой дом стоял в двух сотнях метров от интересующего Мишку здания, обернувшись к банку торцевой стеной.
— Подъезды находятся на противоположной стороне дома и выходят во двор. Там собровцы сидеть не могут, — подумал Мишка, — но где, же тогда они сидят?!
— Меня Андреем зовут, — отвлек Мишку от размышлений голос оперативника. — А тебя я только по фамилии да званию знаю. Ты же в отделе совсем недавно появился? Как тебя величать-то?
— Михаилом зовут, точнее, все меня иначе, как Мишкой и не называют, — Мишка протянул руку водителю — будем знакомы! А в отделе я всего неделю. Распределили после Школы.
— Будем, — ответно протянул руку Андрей. — Только Школу окончил. Значит — молодой! Слышь, молодой, ты боеприпасы-то взял?
— Конечно, — Мишка достал из кармана джинсов запасную обойму. — А что, мало?
— Молодой, — горестно вздохнул Сироткин, — первый раз в засаде?
— Первый, — настороженно выдохнул Мишка. — Я толком еще не знаю, что с собой брать нужно. Пистолет вот взял, патроны, папку с бланками и две ручки. В телефоне фотоаппарат есть, хороший. А что еще нужно было?
— Молодой, — еще раз утвердительно вздохнул Сироткин. — Придется НЗ доставать. Оперативник нырнул куда-то под приборную доску, немного покопался и извлек наружу алюминиевую фляжку. Открутив крышку, Андрей сделал глоток, шумно выдохнул и протянул фляжку Мишке:
— Будешь?
До Мишки донесся запах спиртного и он, отрицательно покачав головой, вновь уставился на здание банка. Медленно, как будто вода из протекающего крана, текли минута за минутой, неторопливо складываясь в часы. Мир вокруг окутался вязкой жарой и тишиной, изредка нарушаемой проезжавшими мимо запоздалыми машинами. Андрей молчал, размышляя о чем-то своем, Мишка, стесняясь потревожить его, сидел, скучая все сильнее и сильнее. Идея напроситься в засаду, ранее казавшаяся ему такой увлекательной, чем дальше, тем больше представлялась ему абсолютно дурацкой, и невозможность что-либо изменить делала вынужденное бездействие еще более нудным. Через несколько часов томительного ожидания в рации раздалось условное пощелкивание тангенты, и тихий шепот вытолкнул в эфир одно лишь слово: «Внимание!». Мишка отчаянно завертел головой, пытаясь определить, в какую же сторону ему нужно смотреть. Андрей тихо цыкнул на него, остужая следовательский порыв, и аккуратно приоткрыл свою дверцу. Через пять минут, оглашая улицу раскатами смеха, мимо них не спеша прошла группа молодежи и, не сделав даже попытки приблизиться к банку, растворилась во тьме. Город вновь погрузился в тишину.