— Андрей! — окликнул оперативника Мишка. — А где наши дроу спрятались? Я сколько ни пытаюсь, не могу даже представить, где бы они могли разместиться…
— Пяток дроу вон в том фургончике сидит, — буркнул опер. — Вторая группа в кустах за банком разлеглась.
— Ни за что бы, ни догадался, — восхищенно вздохнул Мишка. — А как ты их вычислил?
— Как, как… Опыт, понимаешь, его не пропьешь, не потеряешь, — самоуверенно обронил Сироткин, хитро взглянул на Мишку, что-то подумал и сказал. — Да не забивай голову, Миха! Я бы тоже их не вычислил, мне Таурендил еще перед выходом сказал, где его бойцы сидеть будут. А так бы я фига б с два их нашел. Это только Леопольдычу под силу, ну может еще ваш Шаманский смог бы. Он дядька-то с виду тихий, но башкой шурупит, как два академика сразу, а может и как весь институт зараз.
— А как они там в фургоне-то? В броне да с оружием? Там же тесно, да и дышать нечем, поди? — продолжал размышлять вслух Мишка. — Да и фургон не наш, банковский. Как они в него попали?
— Ну, попали, допустим, просто. Подошли, открыли, сели, закрыли. И сидят, до поры не шевелятся, — хмыкнул Сироткин. — А вот как они там выживают, в броне да без водки, это я не знаю. Да и знать не хочу. Я же все-таки человек, а не дроу. Ты себе голову разной ерундой не забивай, а лучше спи, пока время есть. Ты не боись, самое интересное не проспишь.
— Да я пока спать не хочу, — ответил Мишка. — Я еще пока вокруг посмотрю. — Он повернул голову к окну, уткнувшись лбом в стекло.
Среда. Вторая неделя
Разбудило Мишку легкое потряхивание за плечо.
— Давай, Миха, перелазь на переднее. Сейчас мужики подтянутся, на базу поедем.
— Как на базу? А засада? — Мишка резко открыл глаза и тут же зажмурился. За окном радостно светило солнце.
— Все, закончилась засада. Никто не пришел. Дроу уже свернулись. Рабочий день начинается.
— Ойё! — схватился за голову Мишка. — Ну, Петшович, ну козел рогатый, только попадись мне, я тебе рога пооткручиваю… — От стыда он был готов провалиться под землю.
— Да ты не переживай, Миха! Может твой барабан и не виноват, — попытался успокоить его Сироткин. — Тут дело такое, никогда не знаешь, сработает информация или нет. А хочешь — не хочешь, проверять надо. Такая уж работа. Так что не парься, по-всякому бывает. Не у тебя первого, не у тебя последнего.
Ничего не отвечая, Мишка уперся невидящим взглядом в лобовое стекло и молчал всю дорогу до самого отдела. Молчал он и в отделе, сдавая оружие в арсенал и выслушивая доклад Сироткина Чеширскому. Начальник ОУР, видя подавленное Мишкино состояние, промурлыкал что-то успокаивающее, но Мишка, не слушая его, только мотнул головой и побрел в здание следствия. Ему казалось, что Шаманский вновь будет укоризненно читать ему нотации, Витиш срежет язвительной репликой, а остальные следователи будут похохатывать за его спиной, тыча вслед пальцами. Не в силах заставить себя сделать шаг вперед, Мишка застыл перед кабинетом начальника. Дверь отворилась. На пороге стоял Витиш.
— Устал, бедняга? — сочувственно и без малейшей тени иронии спросил Витиш. — Пошли в кабинет, чайку попьем, а потом двигай домой, отсыпайся.
— Игорь! Не было никого! Всю ночь просидели, как дураки, и никого! — с надрывом выпалил Мишка. — А я всех взбудоражил попусту, получается! Как баран, какого-то черта послушал! Поступил, как полный идиот!
— Ты, Миша, поступил как нормальный милиционер, — тихо и очень рассудительно ответил Игорь. — Получил информацию и не зажал ее трусливо, а попытался в полной мере реализовать. А от просчетов и ошибок никто не застрахован. Ни ты, ни я, ни Васильев. Один Господь, говорят, не ошибается. И то, на людей глядя, я в этой аксиоме сомневаться начинаю. Кончай самоедством заниматься и ступай себе с миром. Отдыхай. Ты нормально потрудился. Без шуток — нормально. Теперь наша очередь.
Слова Витиша немного успокоили Мишку, примирив его с окружающей реальностью и он, ощущая, что действительно неимоверно устал, побрел в общежитие. В фойе он автоматически раскланялся с комендантом и вдруг остановился, загоревшись надеждой разобраться до конца в сложившейся ситуации.
— Гейрхильд Гримсдоттировна, а вы Василия Петшовича часом не видали?
— Нет, Михаил, не видала. Его уже дня три никто и нигде не видел. Опять, наверное, какую-нибудь аферу крутит. Вот только увижу его, сразу рога откручу!
— Ну, это только после меня. Откручивание рогов нынче производится в порядке живой очереди, — вяло пошутил Мишка и поплелся в свою комнату, решив оставить разборку с чертом на потом. Душевая вновь была кем-то занята, и Мишка, решив, что гигиена — понятие относительное, наскоро сполоснулся с помощью умывальника в своей комнате, после чего завалился спать. Проснувшись поздно вечером, он сразу же позвонил Марине, но ее телефон не отвечал. Настроение испортилось еще больше. Мишка спустился к столовой, но и столовая в виду позднего времени была уже закрыта. Можно было бы напроситься в гости к Фазе, Шизе, Катастрофе, но видеть кого-либо кроме Марины, а тем более разговаривать с кем-то, Мишке отчаянно не хотелось. Решив, что во время сна есть не хочется, Мишка поднялся в свою комнату, лег на кровать и, немного поворочавшись, провалился в сон.
Четверг. Вторая неделя
Проснувшись утром, он чувствовал себя намного лучше. Душевные муки, терзавшие его предыдущим днем, отступили в сторону, радостно улыбавшееся солнце добавляло оптимизма. Одевшись, Мишка спустился к столовой, но к его неудовольствию в столовой длиннющей анакондой извивалась очередь из гоблинов — гастарбайтеров. Поделив длину очереди на количество остававшегося до начала рабочего дня времени, Мишка огорченно сплюнул и, рассудив, что либо Витиш, либо Костик принесут на работу что-нибудь съедобное, отправился в отдел. В кабинете царила идиллия. Чайник весело попыхивал паром, Витиш, развалившись на диване, не отрывал взгляда от Костика, что-то выкладывавшего на стол из необъятного пакета. Обернувшись к Мишке, Витиш привстал, шутливо отдав честь, Костя обернулся и приветственно помахал ему лапой. За Костиной спиной на столе расположился ряд непривычных Мишкиному взгляду предметов, состоящих из сплошных завитушек и источавших одуряющее вкусный сдобный запах. Осознание того, что его окружают друзья, за окном буйствует весна, а впереди его ждет вскуснющий завтрак, окончательно вернуло Мишке хорошее расположение духа. Он, улыбнулся и, азартно потерев ладони, шагнул к столу Костика. Завтракая, друзья перекидывались шутками и абсолютно неинформативными репликами, усиленно поглощая шедевр кулинарного искусства от кухни оборотней. Игорь в лицах рассказывал Косте, как Мишка переживал из-за его якобы «похорон», Костя недоуменно морщил нос и возмущенно фыркал, Мишка просто улыбался, вспоминая уже забавное для него недоразумение. Сиплая трель телефонного звонка возвестила, что рабочий день уже давно начался, а хорошее, оно потому и хорошее, что его всегда понемножку. Не желая выпускать из рук кружку и булочку, Игорь коротко ткнул пальцем в кнопку громкой связи:
— Следствие. Витиш. Слушаю вас.
— Игорек! Это Коля Соснович тебя беспокоит. Помнишь, у тебя месяц назад Савка Репаный по одному из дел мелькал?
— Ну. Был такой. Он там, в принципе, как свидетель проходил, только все равно занычился, крысеныш. А зачем он тебе?
— Да мне-то незачем, я даже поделиться могу. Просто он тут у нас с ночи в гостях сидит. Все, что нам было нужно, он уже рассказал, отпускать уже пора. А я про тебя вспомнил, может это чудо в перьях тебе надо?
— Да нужен-то он был постольку — поскольку. Но особо срочного сейчас ничего нет, так что минут через десять подойду, потолкую с ним. Спасибо за заботу, Коляныч.
— Игорь, а что это за тип такой? — не преминул сунуть свой нос в пусть небольшую, но тайну, Мишка. — Что это за прозвище у него такое чудное — Репаный?
— Да есть один барахольщик, — потянулся Витиш. — Не серьезный барыга, так, марамой. С чем-то по-настоящему серьезным связываться у него кишка тонка, так, по мелочи хабар у такой же шушеры скупает. Сам в голимый криминал не суется, так как трус отменный, хотя и за горячий крупный кусок может вцепиться, так как мозгами обижен, но жаден без меры. А Репаный, ви-таки будете смеяться, но это не погоняло, это фамилие такое.
— А можно я с тобой схожу? — вчерашнее Мишкино неудачное приключение окончательно отступило в сторону, и страсть к новым впечатлениям вспыхнула с новой силой.
— Пошли, коли любопытно. — Витиш допил чай и поднялся со стула. — Познакомишься.
Через несколько минут Витиш, и Мишка вошли в кабинет Сосновича. Посередине его стоял покосившийся стул, на котором развалилась весьма неприятная личность, взирающая на обстановку кабинета с нахальной радостью человека, для которого все неприятности остались позади. Личность была одета в куртку из хорошей кожи, но явно на размер-другой больше чем у ее нынешнего владельца, фирменные ярко-синие джинсы болтались на тощих ногах, почти полностью скрывая не менее фирменные кроссовки. Иногда личность вертела узкой, треугольной головой на тощей шее с выпирающим кадыком. Серый ежик волос над скошенным лбом, глубоко посаженные бесцветные глаза, да узкий тонкий нос под которым разместилась тонкая щетинка усиков «а-ля Макс Линдер», делали его удивительно похожим на крысу, и Мишка на секунду задумался — а может, это какой-то новый вид оборотней? Есть же оборотни-коты, оборотни-псы и оборотни-волколаки, так почему же не быть и оборотням-крысам?
— А можно я с тобой схожу? — вчерашнее Мишкино неудачное приключение окончательно отступило в сторону, и страсть к новым впечатлениям вспыхнула с новой силой.
— Пошли, коли любопытно. — Витиш допил чай и поднялся со стула. — Познакомишься.
Через несколько минут Витиш, и Мишка вошли в кабинет Сосновича. Посередине его стоял покосившийся стул, на котором развалилась весьма неприятная личность, взирающая на обстановку кабинета с нахальной радостью человека, для которого все неприятности остались позади. Личность была одета в куртку из хорошей кожи, но явно на размер-другой больше чем у ее нынешнего владельца, фирменные ярко-синие джинсы болтались на тощих ногах, почти полностью скрывая не менее фирменные кроссовки. Иногда личность вертела узкой, треугольной головой на тощей шее с выпирающим кадыком. Серый ежик волос над скошенным лбом, глубоко посаженные бесцветные глаза, да узкий тонкий нос под которым разместилась тонкая щетинка усиков «а-ля Макс Линдер», делали его удивительно похожим на крысу, и Мишка на секунду задумался — а может, это какой-то новый вид оборотней? Есть же оборотни-коты, оборотни-псы и оборотни-волколаки, так почему же не быть и оборотням-крысам?
Завидев Витиша, человек-крыса подобострастно всплеснул руками:
— Ой! Гражданин начальник! А я так рад вас видеть! Я вот каждый день к вам собирался, но все суета, суета беспонтовая. Да еще и дедушка приболел…
— Знакомься, Миша. Вот это и есть Репаный Савелий Мефодьевич. По обличью человек, по сути — крыса. Только ты, сявка, про деда мне не ври. Твой дед, в отличие от тебя, паскудника, — настоящий герой. Он такую шваль, как ты, после войны по схронам зачищал, да вешал. И не всегда за шею. Он умирать будет, тебя к себе на пушечный выстрел не подпустит.
— И не стыдно, гражданин начальник, на честного человека наговаривать? Я уже давно с преступным прошлым завязал. Вот вам крест — завязал! — подтверждая свои слова, Репаный вытянул из-под куртки массивную золотую цепь, на которой болтался не менее массивный крест, прикрепленный к шестиконечной платформе, и поднес его к губам.
Увидев крест в руках Репаного, Витиш прищурил глаз, точно снайпер:
— А скажи-ка мне, Савка, а где ты такую цацку раздобыл? Уж больно она для тебя, стервеца, красивая…
— Понравилась, начальник? — самодовольно улыбнулся Репаный. — Это мне маруха месяц назад на днюху подарила. Стильная весчь!
— Тех оленей, ты не ври, нет ни в Туле, ни в Твери. — процитировал Витиш. — Слышь, убогий, с каких пор у тебя бикса завелась? Да тебя даже шалавы вокзальные за версту обходят. Но важно не это, а то, что ты, сучонок, свою днюху-то попутал. Где крест взял, гнида?! Или мне Костика позвать? Он, в прошлую вашу встречу сантиметр до твоей глотки не дотянулся? Так сейчас дотянется.
— Не надо гражданина Инусанова, начальник, — Побелел от испуга Репаный. — Нашел я этот крест, недели три, как нашел, вот только не помню где…
— Этот крест еще неделю назад Халендир на шее таскал, — пошел на легкий блеф Витиш, — вот он обрадуется, когда узнает, кто его пропажу нашел. И отблагодарит находчика от всей своей души. Его в наемниках очень хорошо учили благодарность раздаривать… Вот только редко кто после этого выживал…
— Ничего мне Халендир не сделает, — угрюмо буркнул Савка. — Он две недели назад сам мне этот крест отдал…
— Халендир? Тебе? Это за какие такие благодеяния Халендир расщедрился? — Подключился к разговору Соснович и отвесил Савке подзатыльник. Наверное, для ускорения речевого процесса.
— Я ему хазу непаленую сдал в аренду, — вжав голову в плечи и испуганно озираясь, пропищал Репаный.
— Где эта хаза?! Ну?! Быстро отвечай! — продолжал нажимать Соснович. — По-хорошему говори, пока зубы просвечивать не стали!
— Где склады старые, помещение Љ 121, там его хаза. Но зачем она ему, для чего, я не знаю, начальник. Правда, не знаю! Я ему место показал. Ключи отдал, он мне крест с цепурой, и больше я его не видел. Где Халендир, а где я? — заскулил Савка уже без намека на браваду.
— Андрюха! Крест с цепочкой изъять, этого урода — в обезьянник, пока мы не вернемся! — Витиш быстро шагнул из кабинета в коридор. — Леопольдыч! Давай всех свободных на крыло! Похоже, мы нычку Халендира нашли!
Мишка, опасаясь, что теперь-то он точно может пропустить что-то интересное, рванулся следом за Игорем.
Они долго искали строение Љ 121 среди пыльных пустырей, проржавелых, невесть кому принадлежащих газгольдеров, руин каких-то старых домов и редких складов, слепленных из рифленой жести, побуревшей от долгого противостояния стихиям.
Строение Љ 121 оказалось старым овощехранилищем, наскоро переделанным в складское помещение. Пласты штукатурки со стен осыпались во многих местах, обнажив решетчатую дранку. Зато все окна были забраны почти новыми решетками. Входная дверь была также более чем основательной.
— Вот ведь необитаемый остров, — сказал водитель, с трудом выруливая между мятых бочек и металлической арматуры, оставшейся от почившего в бозе забора. — Сюда захочешь — не проедешь, а без охоты и близко не подойдешь.
Дверь в строение Љ 121 открыли без всяких церемоний, сбив замок кувалдой.
Запах за открытыми дверями был такой, что ступать через порог Мишке сразу же расхотелось.
— Похоже, покойничек там, — Витиш выступил из-за Мишкиного плеча. — И, похоже, пару суток уже тут пылится. Не меньше.
Мишка двинулся вглубь помещения. По пути он рисовал в своем воображении разные жуткие картины, пытаясь подготовить себя к тому неприятному зрелищу, что ждет его внутри.
Однако зрелище оказалось таким, что Мишку не стошнило немедля лишь по одной причине — спазмы ужаса сковали его желудок, точно обручи.
Изо всех сил стараясь удержать себя в вертикальном положении, Мишка шагнул назад и прислонился к дверному косяку.
— Надо же, — сказал один из вошедших за Мишкой следом оперов. — Вот ведь фантазия у кого-то… Нездоровая какая-то фантазия…
— Ну, тут и без детального исследования видно, что умирал наш клиент тяжело, долго и очень-очень мучительно… — Мишке показалось, что Витиш даже оживился. — Оригинально же использован степлер, ничего не скажешь…
— Эльф? — спросил кто-то из оперов.
— А поди разбери, когда ни глаз, ни ушей… — Ответил Игорь. — Чего ж они от него такого хотели, что копали так глубоко и тщательно?
— Шуточки у вас, сударь. — Опер прикрыл рот и нос носовым платком и приблизился к трупу вплотную. — Эльф. И не просто эльф, а совершенно определенный эльф. Халендир. Собственной персоной. А мы-то думали, что он в бегах…
— Похоже, как его в четверг похитили, так здесь и обрабатывали, — прокомментировал Витиш. — Судя по состоянию ран, умер он примерно в воскресение. Много же они с ним успели за два-то дня сделать. Тут только экспертам работы часов на пять. Учитывая, что мне ребята из прокуратуры и СМЭ рассказывали, с женой его, оказывается, почти, что гуманно обошлись…
— Что за ушибленные у нас завелись? — сказал другой опер. — С девяностых такого не видел. Маньяки, что ли?
— Вряд ли. Маньяк-то кайф ловит, а здесь явно в душу хотели заглянуть. И заглянули. Глубоко заглянули…
Несмотря на то, что перед Мишкиными глазами качалась стена багрового тумана, а зловоние, вцепившись во внутренности, настойчиво пыталось вывернуть желудок наружу, Канашенков нашел в себе силы выстроить последовательность событий.
Халендир играет в карты на катране. Много проигрывает. Вслед за этим происходит нападение на Изыруука. Очень похоже, что наколку на гоблина дал именно эльф. Через неделю кто-то врывается в особняк Халендира, убивает его охранника, на глазах хозяина пытает его жену, а после увозит его самого в этот богом заброшенный сарай, который никогда и никто не нашел бы, если бы не фотографическая память Витиша. И там пытает уже самого Халендира.
Мишка тяжело вздохнул, когда на него снизошло откровение.
Если допустить, что именно Халендир дал наводку на Изыруука, значит, он либо сам член той неуловимой банды, либо, как минимум, хорошо про нее знал. И сам собой напрашивается вывод о том, что смерть его — дело рук той самой банды. Которой Халендир отчего-то не угодил.
— Ну а если это кто-то из нашего движения разобиделся на Халендира? — спросил Витиш, и Мишка лишь тогда понял, что изложил свои соображения вслух. — Если он у банды посредник, его за это и могли спросить. По всей строгости.
Мишка вспомнил кровавую розу из особняка Халендира, перевел взгляд на его труп и спросил Витиша:
— Игорь… Ты, конечно, меня старше, опытнее и все такое… Тогда скажи мне — ты когда-нибудь раньше что-нибудь подобное видел?
Витиш посмотрел на Мишку и ответил как будто невпопад:
— Миш, коли рисуется связь между нашими грабежами и этими убийствами, ты пока свои соображения попридержи при себе, чтобы их от нас следственный комитет с концами не сдернул, — Игорь сделал паузу, а потом запоздало ответил на Мишкин вопрос: