– Так ушли, поди…
– А если не ушли?
– А как их искать прикажешь?
Деревенька хоть и мала – однако свои полсотни заколоченных домов имела. И еще недостроенные блочные пятиэтажки на околице – для будущих свекловодов…
Разведчики пригорюнились. Из-за этого Силуяна Лукича напрочь срывалось их боевое задание.
– Давай так. Перетащим этого горемыку во двор, а сами пойдем вдоль улицы. Ты – правой стороной, я левой. Можно и наоборот! – выпалил Акимка, увидев в глазах товарища несогласие. – Будем звать. Авось кто и отзовется.
– Вихорь тебе отзовется! Кошек нужно приманить. Кошки тут еще остались, а они все знают.
– Ну и чем ты их приманишь?
– А у нас сухая колбаса есть.
– Думаешь, съедят?
– С голодухи еще и не то съедят. Надо у тех домовых оставить автозаправочного, а самим выследить, откуда вихри берутся, – Акимка рассуждал так уверенно, как сам Евсей Карпович бы не смог.
– А по-моему, возвращаться придется. Дотащить Силуяна Лукича хоть до шоссе, сдать его кому-нибудь из автомобильных…
– Ну и как ты это себе представляешь? Автомобильные же сами машину остановить не могут, ее человек останавливает. А переть его до автозаправки…
– А может, оклемается?
Но Силуян Лукич был совсем плох.
Акимка и Якушка сидели рядком и с жалостью на него глядели. Чем помочь – понятия не имели.
– Я их убью, – вдруг сказал Якушка. – Не знаю, как, но убью.
– Кого? Вихрей?
– Их самых.
– Ну вот, мало нам автозаправочного, теперь и ты еще спятил, – горестно заметил Акимка. – Как можно убить ветер?
– Это не ветер, это что-то другое. Ветер не пакостит.
– Ага, не пакостит! У Петровых на втором этаже окно захлопнул, стекла полетели!
– Это не нарочно. А вихорь за домовыми гоняется нарочно. Значит…
– Значит, у него есть мозги, что ли?
– Откуда я знаю, что у него есть!
– Непонятно получается. Если бы он хоть добычу съедал! – воскликнул Акимка. – А то – просто шлепает оземь и убивает. Нет, он все-таки безмозглый…
– Вот убью – тогда разберемся, – пообещал Якушка. И стал связывать вместе веревки.
– Ты что это затеял?
– Пойду по следу.
– По какому еще следу?
– Он же, когда нас отпустил, куда-то убрался?
– Никуда он не убрался, а просто осыпался.
– Нет! Так быть не может! У него же глаз! Что, и глаз осыпался?
Вот этого Акимка не заметил и врать не стал. Куда подевался глаз – он понятия не имел.
– Нужно бить в глаз, – решил Якушка. – Чем-то острым. Жаль, ножа нет…
– А ты его поднимешь, нож-то?
Человеческая промышленность оружие для домовых не выпускает, а кухонный нож для них так же неловок в обращении, как для современного мужчины – двуручный меч. Да и где его взять тут, в заброшенной деревеньке?
Но не зря домовые смотрели телевизор. Вспомнили передачу про дикое племя, живущее в джунглях, и как оно острия стрел на костре обжигает, а потом камнем до нужного вида доводит.
– И точно! – обрадовался идее Якушка. – Только вот где огонь раздобыть? Может, у здешних домовых в печи угольки остались? Люди-то совсем недавно ушли.
– Люди ушли давно, это только домовые засиделись, – хмуро сказал Акимка. – И гляди, больной наш что-то пену ртом стал пускать…
– Совсем плох, да?
Акимка промолчал. Он уже и тогда мертвого тела испугался, второе мертвое тело казалось еще страшнее – потому что жизнь вот прямо так, на глазах, и уходила…
– Сидим, как два болвана! – вдруг заорал Якушка. – Надо же что-то делать! Надо его к дороге тащить!
– Не дотащим же!
– Дотащим!
– А там?
– Машину остановим!
– Кто – мы?!.
Но в Якушкиных глазах уже полыхало безумие.
Оставлять своего в беде – грех. Бороться за своего нужно до последнего. Это давнее правило, в последние времена подзабывшееся, высветилось в памяти сперва у Якушки, а потом и у Акимки. Ничего иного они просто не могли придумать…
Осторожно переложили Силуяна Лукича на кусок полиэтилена, увязали, соорудили лямки – впряглись и потащили, сперва по скользкой траве, потом – по пыли, туда – к мостику, к шоссе, к людям.
– Тихо! – Акимка остановился. – Шуршит!
– Вихорь?
– Гляди…
Они повернулись и увидели, как это получается.
Сперва словно из-под земли появилась змейка-струйка, пробежала немного, завилась. Кружок образовался на дорожной пыли, как будто его палочкой начертили. В кружке зародился бугорок, на нем – круглое пятнышко, и тут же поползло вверх. И стали видны струи создуха, что закрутились вокруг бугорка, подхватывая пыль, и начал расти серый столб.
– За нами, сволочь, пожаловал!
Якушка выпутался из лямки и подхватил с земли сучок. Оружие жалкое, но все же!..
– Тащи его под куст! – крикнул Акимке. – Скорее, Аким Варлаамович! Пока это тварь не выросла!
– Да брось ты его совсем, Яков Поликарпыч! – из последних силенок волоча груз, взмолился Акимка. – Под кустом отсидимся!
– Стыдно под кустом отсиживаться, Аким Варлаамович! Пусть видит – никто его тут не боится! Сам сдохну – да и его погублю!
– Болван ты, Яков Поликарпыч! – еле выговорил Акимка, потому что слезы из глаз брызнули.
А вихорь тем временем стал вровень с домом, толщиной с бочку, и, качаясь, загребая весь мусор на своем пути, двинулся к Якушке. Тот ждал, выставив острый сучок. И был, наконец подхвачен, и понесся вверх по спирали, и оказался прямо напротив страшного ока.
У него хватило выдержки сунуть туда свой сучок, но рука не ощутила сопротивления, Якушка словно провалился в дыру и стал стремительно падать.
– Петля! За петлю дергай! – услышал он повелительный голос. – Ну?! Дергай, дурак!
Это был не Акимка, нет – это вопил издалека Евсей Карпович…
* * *Есть такая штука – тоска. Она бывает разных видов. И самая страшная – по тому, что не сбылось. У иных она проявляется в молодости и гонит на поиски приключений. А у иных – когда уже пора старые кости у камина греть.
Эта вот хвороба и допекала постоянно Евсея Карповича.
Проводив Акимку с Якушкой, он сперва полагал, что виной плохому настроению – тревога за недорослей. А потом поймал себя на зависти. Ему хотелось куда-то спешить сквозь ночь, с кем-то схватываться насмерть. И уютные объятия Матрены Даниловны, какими ни один здравомыслящий домовой бы не пренебрег, не выдерживали сравнения с этим странным желанием.
Хотя домовые в большинстве своем очень рассудительны, Евсей Карпович принял решение скоро и беспощадно – по отношению к себе. Он лишил себя ночного сна в мягкой постельке и компьютера, к которому пристрастился, на неопределенный срок и поспешил вслед за разведчиками.
Сам себе он твердил всю дорогу, что негоже отправлять молодежь на такое дело без присмотра. И сам же понимал, что в присмотре тут нуждается не только молодежь…
Надо сказать, прибыл он вовремя. И заорал в самую подходящую минуту.
Якушка, не рассуждая, а лишь повинуясь, дернул свисавшую из заплечного мешка петлю. Тут же мешок раскрылся, оттуда выскочил большой клетчатый платок, прихваченный веревками за уголки и не только, раскрылся – и вместо падения стремглав Якушка опустился хотя и быстро, но без членовредительства. Правда, грохнулся на бок, и платок протащил его по траве.
Евсей Карпович бежал к нему изо всех сил, но Акимка первый оказался рядом. Он сгреб в охапку платок, а потом оба разведчика понеслись, что хватало силенок, потому что вихорь, упустив добычу, сильно рассердился, укоротился ростом, зато расширился и, загребая в свои круги все больше пространства, двинулся следом за домовыми.
– К речке! К речке бегите! – кричал издали Евсей Карпович. – Под бережок!
Речка с полуразвалившимся мостиком была совсем близко. И Евсей Карпович рассчитал правильно – берег, хоть и невысокий, был крут, и под ним вода вымыла места столько, чтобы домовые, спрятавшись, оказались под глинистым карнизом и чувствовали себя в безопасности. Правда, искать спуск не было времени – соскочили, как умели, и замочили лапы.
Вихорь прошел верхом – с берега по воде, и на середине речки, видать, отяжелев от влаги, осыпался, исчез.
– Ахти мне, – сказал Акимка. – Ну, набрались страху…
– Хитер Евсей Карпович, – ответил на это Якушка. – Я думал – заговор! А никакой не заговор…
– Это называется парашют, – в длинной и вислой траве, что свисала прямо над разведчиками с обрыва, появилась знакомая физиономия. – Смотри ж ты, сработал… Вылезайте, молодцы… Стоп! Все назад!
И сам Евсей Карпович тут же соскочил к разведчикам.
На нем был точно такой же заплечный мешок, а по мохнатому телу намотаны веревки.
– Не вылазить, сидеть тихо, – приказал он.
– А что там?
– Вихри идут.
– А что там?
– Вихри идут.
– Вихри?! Сколько?!
– Тихо, я сказал. Два по меньшей мере.
– То есть, этот – сгинул, и тут же два новых зародились? – уточнил Якушка. Евсей Карпович посмотрел на него, задавая бессловесный вопрос, но рассказывать, как на пустом месте, из ничего, возникает и бежит струйка, завивается круг, не было времени.
Домовые затаились. Но хотя вообще они способны подолгу молчать, на сей раз не только любопытство подзуживало к разговору, но и обыкновенная осторожность его требовала.
– Ну-ка, молодец, подставь плечико, – распорядился Евсей Карпович. Акимка, более крупный, нагнулся, дав ему возможность выглянуть из-за края обрыва.
– Ну, что там, Евсей Карпович?
– Их трое. Идут плечом к плечу… тьфу! Нет у них никаких плеч. Идут – словно местность прочесывают.
– Трое? Значит, они меж собой как-то сговариваются? – сообразил Акимка.
– Силуян Лукич! – воскликнул вдруг Якушка.
– Ахти мне! Оставили!..
– Кого оставили, где оставили? – зашипел сверху Евсей Карпович, наблюдая за маневрами вихрей.
– Да автозаправочный! Он, дурень, за нами увязался, помочь, должно быть хотел, – чуть не плача, обьяснил снизу Акимка. – А его приподняло да шлепнуло…
– Это мы его выволакивали, а за нами тот большой вихорь погнался, – добавил Якушка. – Ну, погиб теперь автозаправочный…
Три вихря шли, почти соприкасаясь, подхватывая траву и листья, так что вскоре стали похожи на три лохматых кренящихся столба. Они добрались до неподвижного, упакованного в полиэтилен Силуяна Лукича, постояли несколько, словно совещаясь, – и двинулись дальше. А он так и остался лежать.
– Не польстились, – шепотом заметил Евсей Карпович, знавший характер автозаправочного лучше, чем Акимка с Якушкой.
– А может, он уже того? Помер? – предположил Якушка.
– По-твоему, они мертвое тело от живого отличают? – осведомился сверху Евсей Карпович.
– Выходит, что так…
Домовые помолчали, безмолвно желая Силуяну Лукичу спокойного сна и, коли случится, приятного пробужденьица.
Три вихря меж тем дошли до берега, и один сверзился в речку. Он подхватил немного воды, но высоко поднять не успел – рухнул. Два других побрели берегом.
– Нет, все-таки безмозглые, – прошептал Акимка. – Товарища не стало, а им хоть бы хны.
– Товарищ, видать, заново родится. И помолчи – это же они нас ищут, – отвечал Якушка.
– Выходит, не совсем безмозглые, – подытожил Евсей Карпович. – А ну как на мосту засядут?.. И останемся мы в этой деревеньке…
И тут его осенило.
Мысль была простая и мудрая. Домовые ловки лазать – и где сказано, что мост можно переходить лишь поверху? Понизу – не хуже!
– Ну-ка, сложим парашют обратно в мешок, – распорядился он.
– Что ж ты, дяденька, нам головы морочил? – спросил Якушка. – Наговор, тайные словеса! А там всего-то платок в клеточку!
– А то и морочил, чтобы сами в мешок не лазали. Уложили бы как попало – и в нужный миг он бы наружу не скоро выпихнулся. И был бы тебе, Яков Поликарпович, каюк. Вот, учись… слушай впредь старших…
О том, что идею укладки парашюта удалось в последний миг сыскать в Интернете, Евсей Карпович не сказал ни слова.
Изнанка моста, как и следовало ожидать, оказалась трухлявой, щелястой, но в целом удобной. Так и перебрались, а дальше – придорожными кустами до шоссе.
Евсей Карпович шел хмурый, и разведчики к нему не приставали. Коли по уму – нужно было и Силуяна Лукича достойно схоронить, и убедиться, что в деревеньке больше не осталось домовых. Но по другому уму – следовало бежать из этих мест, куда глаза глядят.
Так они шли, след в след, довольно долго.
Наконец Евсей Карпович обернулся.
– Отступивший вернется и продолжит бой, – буркнул он. – А покойник – никогда.
Эта мысль тоже была выловлена в Интернете.
* * *Сходка кипела и бурлила.
Если бы неприятные известия принесли Якушка с Акимкой – может, матерые домовые и отнеслись бы к новостям не так серьезно, Мало ли что померещится бестолковой молодежи. Но выступил Евсей Карпович и подробно доложил обстановку. Более того – высказал предположения.
Домовые умеют заглядывать в будущее, но не намного – дней на пять-шесть, и кажется им то будущее в виде обрывков и лоскутков. Гроб, например, явился – и поди знай, что это не хозяйская прабабка помирать соберется, но ее запойный младший сынок заснет прямо на трамвайных рельсах. Если же нужно узнать про будущее основательнее, идут к гадалкам. Гадалок в городе несколько, и у каждой – своя отрасль будущего. Иные только по брачным делам мастерицы – и поди знай, с кем из свах в сговоре та гадалка. Иные – исключительно по пропажам. Есть гадалки, что о детях все скажут – какое чадо уродится и что ему, чаду, на роду написано. Но дается это искусство главным образом бабам-домовихам в их средние года, когда детки уже рождены, или же когда стало ясно, что замуж не берут и деток родить не дадут.
Поэтому предсказания Евсея Карповича, которые он назвал не для всях понятным словом «прогнозы», были встречены шумом и гамом.
– Это у погоды «прогнозы» бывают! – возмутился Лукьян Пафнутьевич. – И то – одно вранье!
Тимофей Игнатьич, его перекрикивая, высказался в том духе, что сказок и по телевизору достаточно кажут, слушать их на сходке – дурость и трата дорогого времени.
– Опять же, живут там домовой дедушка Афанасий Савватеевич с семейством да бобыль Никишка, – вспомнил Лукьян Пафнутьевич. – Значит, невелика беда! Пошалил ветер да и угомонился!
– Двух домовых порешил! – возразил Ферапонт Киприанович. – Ермолая Гаврилыча да автозаправочного! Ничего себе шалости!
Лукулл Аристархович до поры помалкивал, молчал и старенький домовой Аникей Фролыч – пытался задремать, но не получалось.
– Живут ли они там – еще вопрос! – крикнул Евсей Карпович. – Может, и их уже, как того автозаправочного, вихорь шмяк оземь – и все тут! Вы вот не видели тех вихрей, а я видал! И знаете что? Гнездо у них там!
Выпалил он это не подумавши – и понял, что недалек от истины. Ведь, судя по рассказам и по своему опыту, пылевая струйка, заворачивавшаяся посолонь, тянулась обычно от середины села к околице, а не наоборот.
– Ну и что? Гнездо – а дальше? – едва не сбиваясь на визг, выкрикнул Лукьян Пафнутьевич. – Вот и у пташек гнезда – кому они мешают? Живут себе вихри в пустой деревне – и пусть живут, лишь бы нас не трогали!
– Ничего – идти туда придется. И брать! – Евсей Карпович от этого визга вдруг поскучнел, как взрослый мужик, кому приходится до явления баб смотреть за младенцами.
Якушка с Акимкой, сидевшие за спинами взрослых тихо-тихо, согласно кивнули. Но промолчали. Они еще не вошли в ту пору, когда их голос на сходке будет что-то значить.
– Что – брать?
– Гнездо.
Евсей Карпович был спокоен, смотрел в пол, зато Лукьян Пафнутьевич вдруг раздухарился, забегал, зашумел.
– Какое тебе еще гнездо брать? Ты что, сдурел? Неймется? Гнездо ему! Оно тебе мешает, то гнездо? Оно тебе жить не дает?
– Опять же, – встрял Лукулл Аристархович, – вихри имеют право на существование не менее, чем мы. А если мы начнем ущемлять это право, то выйдет не по-демократически.
– Какие еще у них права?! – взревел Ферапонт Киприанович. – Это у человека права! Ну, у собаки, у кошки! У нас! У тех, кто хоть каплю мозгов в голове имеет!
– А вот и нетушки! – отвечал Лукулл Аристархович. – Вон дерево имеет право расти! Травка тоже! Дождь имеет право падать! И вихорь – он же не совсем безмозглый! Раз за тем Ермолаем Гаврилычем погнался, схватил, и за автозаправочным тоже, раз живое от мертвого отличает – значит, соображает! И имеет права!
– Тьфу! – ответствовал Евсей Карпович. – Тебя бы он, дурака, оземь шлепнул – вот бы мы и послушали, как ты про его права толкуешь.
– Вихрь имеет право жить!..
– Ну так пусть бы и жил, никого не трогал! Так он же, того и гляди, в городе обьявится!
Разгорелась обычная для сходки домовых склока.
И долго бы они буянили, рассуждая о правах, но раздался вдруг бабий визг – и нечаянно заставил всех заткнуться.
Очень редко отваживаются домовихи явиться на сходку. Но случается. На сей раз посреди чердака объявилась вдруг взъерошенная и рыдающая Степанида Прокопьевна, супруга домового дедушки Ферапонта Киприановича.
– Ну, мужики, дожились мы! – завопила она. – Ну, последние денечки настали! Уж коли это не погибель нашему роду, так я и не знаю!
– Вот, вот! Бабы – и те понимают опасность от вихрей! – возгласил Евсей Карпович. – Ступай сюда, кума! Говори, не бойся! Подтверди мой прогноз!
– Что еще за прогноз? – изумилась домовиха. – Ты свои словечки при себе оставь! Мужики, беда стряслась! Устои рушатся, а вы и не знаете! Сколько себя помню – такого еще не бывало! Ферапонт Киприанович, чего уставился?! Позор нам с тобой, позор на наши седые шкурки! Девка-то наша, Маремьянка-то! В тягости! Без мужа, а в тягости! Мужики! Сыщите охальника, велите жениться!