А вот теперь — будя!
Резко выпрямляюсь и толкаю приклад дальше.
Шаг вперед, прижимаюсь к лейтенанту вплотную. Теперь его винтовка бесполезна.
Опа!
Моя левая рука обхватывает его локтем за шею. Выдергиваю из ножен на поясе штык и многозначительно покачиваю им перед глазами оппонента.
— В принципе, можно и просто шею свернуть, — поясняю я ему. Отпускаю шею и прячу штык назад.
Лейтенант ошарашенно смотрит на меня. Бойцы вообще в ступоре, они подобного фокуса никогда и не видели даже.
— Однако… — потирает шею мой оппонент. — Шуточки у вас, Котов…
— Виноват, товарищ лейтенант! Вы же сами сказали — всерьез…
— Да ничего… просто как-то это у вас… неожиданно. Где ж это таким фокусам учат?
— Меня сотрудники НКВД научили, а уж кто их самих учил… — развожу я руками. — Про то мне неведомо.
— Это кто ж такой там у вас умелый-то был?
— Капитан Соловьев, — честно отвечаю я.
А что? Так оно все и было. Именно капитан Соловьев нас всех и натаскивал. Правда, совсем не тогда, когда я Хворостинину рассказывал. Но ведь было же?
— А еще раз? — спрашивает лейтенант. — Только не так быстро, а то я даже и понять всего не успел.
Ишь ты! Не успел… Да хрен бы это у тебя и вышло бы! Не ломаюсь и показываю прием еще несколько раз. Глядя на нас, мои ребята тоже пробуют. Коряво, но уже лучше, чем ничего. Даст бог, я еще вас понатаскаю…
— Хорошо, Котов, с винтовкой понятно. А вот автомат вы почему так держите? Вы же вперед идете? А вдруг стрелять надо будет? Пока развернетесь да прицелитесь…
Беру у Плиева автомат и спрашиваю лейтенанта: — Стрелять сейчас можно? А то еще посты взбудоражу…
— Стреляйте, Котов, — вступает в разговор Хворостинин. — Я посты предупредил, да и не услышат они. Тут овраг, он звуки глушит, и до лагеря почти три километра, лес…
— Хорошо, — согласно киваю я. — А куда попасть?
— Ну… вон в тот пенек, например.
Мои ребята переглядываются — пенек всего в пятидесяти метрах, и они после прошлой тренировки уверены, что я в него попаду.
Перехватываю автомат и поворачиваюсь боком к цели. Показываю рукой Плиеву, чтобы он встал чуть впереди и справа. Лацис встает сзади, а Демин за спиной слева.
— Все готовы?
Ребята кивают головами.
— Пошел!
Все трое прыгают почти одновременно.
Р-раз!
И затыльник автомата впечатывается Плиеву в живот.
Два!
Проворот на правой ноге, приседание…
Снизу-вверх заезжаю тем же затыльником под ребро атакующему Лацису. Сдавленно крякнув, он отлетает в сторону.
В полуприседе поворачиваюсь вокруг и ногой подсекаю Демина. В последний момент он пытается отпрыгнуть, но, увы…
Еще поворот, и сухо звучит короткая очередь.
От пенька летят щепки, и бойцы довольно ухмыляются.
— Ну… примерно вот так, товарищ лейтенант…
— То есть вы стреляете навскидку, Котов? Оружие к плечу не поднимаете? Почему?
— Поле зрения сильно закрывает. Я тогда и видеть меньше буду, да и от нападающих не отобьюсь, просто не успею.
— Хм… интересно…
Оба командира переглядываются, и Хворостинин говорит мне: «Продолжайте тренировку, товарищ Котов!»
Опять «товарищ»? Ох, не просто так особист оговорился…
Провожаю взглядом удаляющихся командиров. Чует сердце, скоро предстоит мне с ними разговор по душам…
— Что вы можете сказать по всему, что сейчас увидели? — Хворостинин приподнял ветку, обходя ямку.
— Это не немецкая школа, Игорь Петрович. Совершенно точно могу утверждать.
— А чья же?
— Кое-что знакомое есть. У нас похожие вещи преподавали. Но вот его фокус с винтовкой… — покачал головою лейтенант. — Это уж и вовсе… Я бы сказал, скорее японское, но точно не наше. Да и манера стрельбы…
— Осназ?
— Очень вероятно. Но как он сумел это выучить? И где? Поверьте моему опыту, за год такого не изучить.
— А за два?
— У него это совершенно автоматически происходит, даже под ноги не глядит. Словно на затылке глаза есть. Как он второго бойца припечатал! А ведь видеть его не мог!
— Слышать мог.
— То есть он и на слух работать может?
— А вы как думаете? — Хворостинник подал руку лейтенанту, помогая ему подняться на откос.
— Думаю, что может. В любом случае, он кто угодно, но не рядовой боец. Посмотрите на его манеру разговаривать. Да и как бойцы его слушают! Только что рот не разевают!
— Я-то с ним побольше вашего разговаривал и, смею заметить, тоже обратил на это внимание. Это не манера разговора рядового. Слова правильно произносит, если и сбивается иногда, так, на мой взгляд — специально.
— Вы думаете, что…
— А вы?
— Не знаю…
* * *Темная фигура выскользнула из прибрежной травы и замерла, оглядываясь по сторонам. Тихо… Только ветер шумел в верхушках деревьев, раскачивая их из стороны в сторону.
Позади в реке что-то булькнуло. Кто там?
Никого…
Разведчик огляделся по сторонам.
Дорога осталась справа, мост отсюда виден не был. Также как и позевывающий от скуки, одинокий полицай, прохаживающийся по нему. Остальные коллеги часового сейчас сидели в деревушке. Прямо перед Лемешевым стеной стоял лес, до него оставалось всего полсотни метров. Он еще раз огляделся. Никого.
Ничьи следы не отпечатались на мокром берегу. Не было их и на мокрой траве, ничьи ноги не ходили сегодня по ней. Ветерок слегка пошевеливал ветки близлежащих кустов. Где-то там, в лесу, посвистывали птицы. Это хорошо, значит, рядом с ними людей нет.
Сержант прислушался. Нет, никаких посторонних звуков в лесу не было. Можно двигаться дальше?
Отойдя от реки около километра, Лемешев перевел дух. Самый опасный участок пути остался позади. Теперь можно хотя бы не ползком ползти, а то одежда уже вся пропиталась водой, да и в сапогах хлюпало. Теперь еще бы пересечь перешеек между болотами — и ищи-свищи…
* * *— Маркус, ты его видишь? — прошептал наблюдатель, не отнимая от глаз бинокля.
— Да, Ганс, только вот стрелять сейчас мне неудобно. Этот чертов русский почти не появляется на виду. Помнишь, что сказал гауптман? Один выстрел — и все! Обождем…
— Он может уйти в лес.
— Может. И точно сделает это, если я промахнусь.
Снайпер замолчал.
Молчал и его напарник.
Так прошло несколько минут.
— Ганс!
— Да?
— Вон там, в кустах… видишь небольшую проплешину?
— Это ту, где лежит береза?
— Да, именно эту.
— Вижу.
— Он будет проходить мимо нее и на фоне березы хорошо прорисуется.
— Там, перед проплешиной, кусты. Они его закроют.
— Верно. От человека, стоящего на земле. Но я-то сижу на дереве, и мне кусты не мешают.
— Смотри сам, Маркус. Тебе, в данном случае, виднее.
— Ветер?
— Северо-восточный, слабый.
— Дистанция до цели?
— Около двухсот восьмидесяти метров.
* * *Лемешев приподнял голову над пеньком.
По-прежнему было тихо, лишь беззаботные пичужки трещали где-то в кустах. Оставалось еще около тридцати метров, а дальше можно будет облегченно вздохнуть. Кончалась надоевшая до чертиков заболоченная местность. Начинался вполне нормальный лес, уже не такой мокрый.
Сержант еще раз огляделся. Ничего не предвещало опасности. Казалось, еще один бросок — и, увеличив темп, наконец удастся оторваться от изматывающего ощущения чужого присутствия. А оно преследовало Лемешева на всем пути от реки. Странно, ведь никаких следов, указывающих на наличие здесь кого-нибудь, кроме него самого, не было. Ни звуков, ни запахов. Если здесь и ходили немцы или полицаи, то достаточно давно. Ни сломанных веток, ни мятой травы — не было ничего.
Ну, что — последний рывок?
Он еще раз огляделся и крепче сжал в руках автомат. Выдохнул воздух, прочищая легкие, и плавно скользнул вперед. Вставать во весь рост все же не хотелось…
— Маркус! Он уже у кустов! — Не мешай…
* * *Радиограмма.
Адмиралу Канарису
Докладываю вам, что подготовительные мероприятия по операции «Звонарь» завершены.
Прошу разрешения приступить к основной фазе операции.
Полковник Август фон Кранц.Радиограмма.
Срочно, секретно.
Полковнику Августу фон Кранцу.
Приказываю лично доложить о ходе операции «Звонарь». Самолет за вами выслан.
Адмирал Канарис. * * *— Итак, Игорь Николаевич, что у нас имеется на сегодняшний день?
— Порадовать, товарищ комиссар, пока нечем. От группы Обручева больше никаких известий не поступало.
— Плохо… А по поводу их радиограммы вы что можете сказать?
— Мы определили круг лиц, имевших отношение к данной операции. Вот список, — полковник положил на стол комиссара папку. — Всего одиннадцать человек.
— Оставьте мне, я просмотрю. Каковы ваши соображения?
— Я полагаю, что имела место утечка сведений.
— Скажите уж прямо — у нас окопался их агент!
— Не могу этого отрицать, товарищ комиссар.
— Да… А по Осадчему что? Удалось, наконец, выяснить, где он там прячется?
— Здесь кое-какие проблески есть. Мы подняли документы этого времени, связанные с подразделениями связи. Удалось выяснить, что часть документов была подписана полковником Лосевым из Генерального штаба.
— И где он сейчас?
— На наш запрос сегодня получен ответ. Вот, товарищ комиссар, посмотрите…
— «На ваш запрос номер… ну, это неинтересно… ага! Указанное вами лицо на службе в Генеральном штабе не состояло… Подпись…» — комиссар поднял брови. — Это еще что? Как прикажите все это понимать, товарищ полковник?!
— Час назад ко мне позвонили из аппарата ЦК.
— Кто?
— Звонивший представился начальником сектора Лосевым, Игорем Марковичем. Он поинтересовался, кто и на каком основании разыскивает полковника Лосева.
— И что вы ему ответили?
— Пояснил, что дело чрезвычайно важное и я не имею права обсуждать его по телефону. Тем более, без санкции непосредственного руководства.
— И что Лосев?
— Поинтересовался, когда я пойду к вам на прием.
— И все?
— Все.
— Непонятно…
Резко зазвонил телефон ВЧ, стоявший на приставной тумбочке. Комиссар поморщился и снял трубку.
— Рогов слушает!
Лицо его вытянулось, и он приподнялся с места. Глядя на него, встал и полковник.
— Так точно! — комиссар ослабил ворот кителя. — Да. У меня. Есть, предоставить все материалы! Будет исполнено! Так точно, понял, к двадцати часам. Есть, доложить лично!
Он осторожно положил трубку телефона, будто она была сделана из хрусталя. Сел за стол и налил себе воды из графина. Посмотрел на полковника.
— Садись.
— Кто это был, товарищ комиссар?
Вместо ответа тот раскрыл лежавшую на краю стола красную папку и, вытащив оттуда лист бумаги, показал на подпись внизу.
— Достаточно?
— Да уж… Это… Лосев?
— Он не зря интересовался, когда у тебя доклад. Выяснил это и, в свою очередь, доложил наверх.
— Теперь я должен представить все материалы?
— Я должен! Я! Лично! Черт возьми, будто других забот у меня нет… В общем, так. Через час подготовить мне все, ты слышишь — все, материалы по делу. В том числе и самые отдаленные домыслы. Капитана этого срочно вызвать в Москву. Ограничить его общение с внешним миром. Всех, кто причастен к этому делу, перевести на казарменное положение. Срочно!
Комиссар встал из-за стола и, подойдя к окну, уперся лбом в холодное стекло.
— Черт побери, ну надо же было этому поганому фрицу засесть именно у нас?!
Глава 11
Обитая кожей массивная дверь бесшумно приоткрылась.
Адмирал Канарис поднял голову от бумаг.
— В чем дело, Мюллер?
— Вы приказывали доложить о прибытии полковника Кранца, экселенц.
— Где он?
— В приемной.
— Проси его сюда. Сделай нам два кофе, старина Август большой его любитель. И корзиночку венских пирожных.
— Слушаюсь, экселенц!
Дверь закрылась за спиной адъютанта и, почти тотчас, отворилась вновь.
— Разрешите войти, экселенц?
— Август, старина, рад тебя видеть! — адмирал встал из-за стола. — Ты совсем пропал там, в своем лесу! Мхом еще не оброс?
— Это не мой лес, господин адмирал.
— Пока не твой!
— Да и мхом там обрасти трудно, не очень-то хорошее для отдыха место.
— Ладно, не ворчи! Присаживайся, — Канарис указал на небольшой столик, — сейчас принесут кофе! Твой любимый! И мои пирожные.
— Спасибо, экселенц. Вы помните все мои пристрастия?
— Не все! Но основные стараюсь запоминать.
Собеседники расположились в креслах. Вошедший адъютант поставил на столик поднос с кофейником и пирожными.
— Угощайся! — адмирал сделал приглашающий жест. — У вас там, в лесу хорошего кофе нет…
— Благодарю, — полковник поднял чашку.
— А руки у тебя дрожат, старина… — сочувственно произнес Канарис. — Устаешь?
— Не без того, экселенц.
— Да… Что ты привез мне хорошего?
Полковник поставил чашку и вытер губы салфеткой.
— Мне доложить все сначала?
— Август, у меня хоть и хорошая память, однако же не до такой степени, чтобы помнить все дела моих сотрудников!
Полковник кивнул.
— Слушаюсь, экселенц. Как вы, наверное, помните, еще в тридцать восьмом году мы получили данные по некоторым операциям аппарата ЦК партии большевиков. Там, отдельной строкой, значилась весьма интересная цифра…
— Да, — кивнул Канарис, — это я помню. Нас тогда неприятно удивил порядок сумм, которые проходили по этой графе.
— Вы еще сказали тогда, что на эти деньги можно оснастить корпус.
— Возможно.
— Тогда же вы и поручили мне выяснить назначение этих сумм. И доложить о результатах. Операция получила наименование «Звонарь». Я привлек к этому делу Ойзенбаха.
— Помню! Очкастый такой, напоминает школьного учителя.
— Да, именно его. Он великолепный аналитик, мне иногда кажется, что у него в голове арифмометр.
— И что же он раскопал?
— Он не стал замыкаться только на этих сведениях. Вместо этого, Ойзенбах затребовал все аналогичные данные по всем наркоматам СССР.
— Ничего себе! У него голова не опухла от обилия материалов?
— Как ни странно, их оказалось не так уж и много. И почти во всех прослеживалась аналогичная ситуация. Громадные суммы денег, целые составы с продовольствием и снаряжением исчезали в никуда. Мы нашли следы работы нескольких управлений Наркомата тяжелой промышленности, ряда главных управлений при Совете министров СССР и Наркомата внутренних дел.
— И где же эти управления? Чем они занимаются?
— Их нет, экселенц.
— То есть?
— Они существуют только на бумаге. Не знаю, были ли они на самом деле, но никаких следов нам отыскать не удалось.
— Пожалуйста, поподробнее, Август. Это становится интересным. Ведь там присутствовали конкретные люди, кто-то расписывался в документах. Не могли же они все внезапно исчезнуть?
— Как видите, экселенц — могли.
— Хорошо. Бог с ними, с людьми, может быть, их всех внезапно расстреляли, или они отравились колбасой. Гораздо интереснее, куда делись все те огромные запасы, которые фигурировали в этих документах.
— Сначала мы зашли в тупик. Никаких сведений больше получить не удалось. На некоторое время операцию отложили. Но уже в сороковом году мы снова вытащили эту папку на свет божий. Были получены сведения о таинственных стройках в глухих местах СССР. Нам удалось проследить некоторые маршруты бесследно исчезнувших эшелонов. По странному совпадению они заканчивались неподалеку от этих мест.
— Интересно! — адмирал поставил на стол свою чашку. — Даже очень интересно! И что дальше?
— На некоторое время все опять застопорилось. Информация, получаемая нами, была слишком скудной и противоречивой. Тогда вы и приказали переключить все внимание на более важные задачи.
— Вы должны меня понять, старина. Нам предстояли очень серьезные дела, связанные с подготовкой будущей войны. И не использовать при этом столь выдающегося мастера… меня бы не поняли. Да, если вы помните, никто и не ожидал, что все пойдет…несколько не по плану.
— Экселенц, я не первый год в армии, да и в разведке уже не новичок! Приказ — есть приказ! Тем более — для немецкого офицера.
— Рад, что вы меня понимаете.
— Тем не менее, экселенц, никто не отменял и вашего прежнего распоряжения. Поэтому я и сохранил группу аналитиков во главе с Ойзенбахом. И вот, уже после начала боевых действий, они раскопали нечто любопытное…
— А именно?
— Мы захватили в плен одного из участников данного проекта.
— Кого именно? — тон адмирала резко изменился.
— Извольте, экселенц, вот его дело… — полковник протянул адмиралу тонкую папку.
— Так…Арамов Александр Николозович… родился… служил… Хм! Хозяйственное управление НКВД? Патроны выдавал?
— Не только. Он там, в основном, продовольствием заведовал. Отвечал за снабжение рабочих команд, которые как раз и строили некоторые из этих объектов. Перед самой войной был уволен из НКВД и посажен в лагерь.
— За что?
— Ну нам-то он много чего понавыдумывал! И с режимом он боролся, и советскую власть ненавидел…
— А на самом деле?
— Растратил государственные деньги. Начал воровать продовольствие, чтобы покрыть недостачу. Остановиться уже не смог…