При последних его словах уроды один за другим повернулись ко мне. К счастью, их звериный ум не обладал большою сообразительностью.
Ударом в плечо я ниспроверг на землю одного кривобокого и неуклюжего урода, который старался понять, что хотел сказать Моро. Он упал, увлекая своим падением еще другого. Последний пытался задержать меня, но безуспешно. Маленькое розовое существо также направилось ко мне, чтобы схватить, но я ударил его палкой, и гвоздь ее причинил ему большой шрам на лице. Минуту спустя, я уже пробирался но крутой тропинке, представлявшей выход из оврага. Позади меня стоял вой и крики:
— Держи его! Держи его!
В бреши показалась громадная пума серого цвета; за ним, рыча, следовали остальные.
Я взобрался по узкой расщелине и очутился на потухшем вулкане, находившемся к западу от деревни людей-животных. Все это пространство было пройдено чуть ли не бегом. Спустившись по крутому обрыву, где росли в беспорядке несколько деревьев, я добрался до лощины, поросшей большими камышами. В этом месте почва оседала под ногами. Далее дорога шла через густую и темную чащу.
Брешь явилась для меня счастливою случайностью, так как узкая тропинка, поднимавшаяся наискось, сильно задержала моих преследователей. В тот момент, когда я уже углубился в камыши, из бреши показался один из преследователей.
В продолжение нескольких минут я продолжал бежать по чаще. Вскоре воздух вокруг меня наполнился угрожающими криками, слышен был шум от бега преследователей, от ломаемого ими камыша, а также время от времени хрустение сучьев.
Некоторые из уродов рычали, как дикие звери. Влево от меня лаяла собака; с той же стороны раздавались голоса Моро и Монтомери, звавших меня по имени. Я круто повернул направо. Мне показалось в этот момент, будто бы Монгомери кричал, чтобы я, если дорожу своей жизнью, не останавливался.
Иловатая почва быстро стала оседать под моими ногами; тогда с отчаянной энергиею бросился я вперед и, выпачкавшись до колен в грязи, наконец, выбрался на тропинку, вьющуюся среди высоких камышей.
Шум преследования удалился влево. В одном месте трое странных животных розового цвета, ростом с кошку, вприпрыжку бросились прочь от меня.
Тропинка шла мимо большого пустого пространства, покрытого белою известковою накипью, а затем снова углублялась в камыши.
Внезапно она сделала поворот и направилась вдоль отвесного и обрывистого оврага, напоминающего собою широкий ров в английском парке. Я бежал изо всех сил и не заметил этой бездны, терявшейся в пространстве.
Я упал в овраг, головою вперед, в куст шиповника и поднялся с разорванным ухом и весь в крови. Густой туман длинными полосами окружал меня, а на дне оврага извивался маленький ручеек; от него-то и поднимался этот туман.
Мне показалось странным видеть туман во время знойного солнечного дня, но у меня не было времени размышлять над этим. Я шел вперед, следуя направлению течения, надеясь таким образом добраться до моря и без всяких промедлений утопиться в нем. Только позднее я заметил, что во время падения потерял свою палку.
Вскоре овраг настолько сузился, что мне пришлось войти в речку. Но я быстро вышел из нее, ибо вода была горяча, как кипяток. По поверхности речки плавала тонкая сернистая кора. Вдруг овраг сделал крутой поворот почти под прямым углом, и предо мной неясно обозначился голубой горизонт.
Находящееся не так далеко море отражало в себе солнце в виде мириадов искр. Я видел смерть перед собою.
Пот градом лил с меня, но я чувствовал некоторый подъем духа от того, что несколько опередил своих преследователей. Эта радость и возбуждение помешали мне утопиться немедленно же. Я повернулся назад и стал прислушиваться. Но кроме жужжанья мошек и стрекотания насекомых, прыгавших в кустах, в воздухе было совершенно тихо.
Вдруг до моего слуха достиг едва слышный лай собаки, затем какой-то тихий говор и хлопанье бича. Этот шум то увеличивался, то уменьшался, то поднимался по речке, то как будто бы исчезал. По временам, погоня казалась оконченной.
Теперь я знал, какую защиту мог найти среди чудовищ.
Я снова продолжал свой путь к морю. Ручей с горячей водой расширился в большую губу, засоренную песком и травою, на котором, при моем приближении, закопошилось большое количество раков и еще каких-то животных на многочисленных ножках. Я добрался до самого берега и только тут почувствовал себя в безопасности. Повернувшись к морю спиною и положив руки на бедра, я углубился в созерцание окружающей густой зелени, среди которой серым пятном выделялся туманный овраг. Овладевшее мною беспечное состояние — как это ни покажется странным людям, никогда не испытавшим опасностей, — и безнадежность моего положения удерживали меня от немедленного же самоубийства.
Мне пришло на мысль, что у меня остается еще один исход. Пока Моро и Монгомери с толпою зверей ищут меня по острову, нельзя ли обогнуть плоский песчаный берег и вернуться к ограде? Попытаться пойти против них, камнем, вырванным из непрочно построенной стены, взломать замок маленькой двери и, найдя нож или кинжал, разбить им головы при их возвращении, что, почем знать, могло и удасться? В крайнем случае такая попытка давала возможность дорого продать свою жизнь… Я направил свои шаги к западу, идя вдоль берега. Ослепительно сверкало и палило заходящее солнце, и начинался с сильным шумом низкий прилив Тихого океана. Вскоре берег стал изгибаться по направлению к югу, и солнце оказалось по правую сторону от меня. Потом, вдруг, вдали прямо перед собою я увидал несколько фигур, выходящих одна за другой из кустов, то были: Моро со своей большой серой собакой, за ним Монгомери и еще двое других. Тогда я остановился.
Они заметили меня и стали подходить, делая руками знаки. Я стоял неподвижно, смотря на их приближение. Двое людей-животных бегом бросились к кустам, чтобы отрезать мне отступление. Монгомери также побежал, но прямо на меня. Моро со своею собакой, не торопясь, шел в отдалении.
Наконец, я очнулся от своего бездействия, повернулся к морю и решительно вошел в воду. Мне пришлось идти, по крайней мере, тридцать метров, прежде чем вода достигла до моего пояса. Морския рыбы выплывали непосредственно из под моих ног.
— Что вы делаете? — вскричал Монгомери.
Я повернулся к нему, находясь уже по пояс в воде, и спокойно посмотрел на всех. Монгомери остановился, запыхавшись, на краю берега. Его лицо после бега раскраснелось, длинные, гладкие волосы были в беспорядке, его нижняя отвислая губа опустилась еще ниже, обнаруживая ряд неровных зубов. Моро медленно приближался с бледным и решительным выражением лица, в сопровождении собаки, лаявшей на меня. У обоих в руках было по длинному бичу. Немного выше, в кустах, находились на стороже люди-животные.
— Что я делаю? Хочу утопиться!
Монгомери и Моро обменялись взглядами.
— Чего ради? — спросил Моро.
— Потому что я не хочу быть изуродованным вами!
— Я вам говорил об этом уже! — шепнул Монгомери Моро; последний вполголоса что-то ответил ему.
— С чего вы взяли, что я буду вас уродовать? — спросил Моро.
— Из всего того, что видел! — ответил я. — Кроме того, вот там в кустах существа, которые…
— Замолчите! — прошептал Моро, поднимая руку.
— Не замолчу! — отвечал я. — Они были людьми, что они представляют теперь из себя? Я, по крайней мере, не буду среди них!
Мои взоры устремились вглубь острова…
Позади Моро и Монгомери, на берегу находился Млинг, слуга последнего, с одним из тех дикарей, которые гребли на шлюпке. Еще далее в тени деревьев виднелась фигура человека-обезьяны, а за ним несколько неопределенных силуэтов.
— Что это за создания? — вскричал я, указывая на них пальцем и возвышая все более и более голос, чтобы они меня услыхали. — Они били такими же людьми, как и вы, они обращены вами в презренных тварей со зверскими замашками. Это люди, которых вы сделали своими рабами, и, тем не менее, вы все-таки еще боитесь… Послушайте! — вскричал я, указывая уродам на Моро и надсаживаясь от крика, чтобы быть ими услышанным. — Послушайте, разве вы не видите, что эти двое людей боятся вас, остерегаются вас? Почему вы не осмеливаетесь напасть на них? Вас много…
— Ради Бога, — вскричал Монгомери, — замолчите, Прендик!
— Прендик! — позвал меня Моро.
Они оба нарочно кричали в один голос, чтобы заглушить мои слова. Между тем позади них собирались любопытные лица уродов с недоумевающими минами, безобразными отвисшими руками и с изуродованными спинами. Они, казалось, силились понять меня и припомнить свое человеческое прошлое.
Я продолжал им кричать тысячу различных вещей которых теперь не помню: все сводилось к тому, что уроды могли бы убить Моро и Монгомери, и им не следовало бы бояться их. Подобные мысли старался я пробудить в чудовищах перед своей бесповоротной кончиной. Я видел, как существо, виденное мною уже в первый вечер своего пребывания на острове, с зелеными глазами и в каких-то грязных отрепьях, шло из-за деревьев, чтобы лучше услышать меня. За ним подходили и другие.
Наконец, я остановился, чтобы перевести дыхание.
— Послушайте меня минуточку, — заговорил Моро своим сильным и резким голосом, — а потом говорите, что вам угодно!
— Ну! — сказал я.
Он откашлялся, подумал несколько секунд и закричал:
— По-латыни, Прендик, на дурном латинском языке постарайтесь меня понять. Они non sunt hommes, sunt animallа, girae nos habemus (это не люди, а обыкновенные животные), они подвергались вивисекции, своего рода фабрикации человечества. Я вам все объясню, выходите из воды!
— Хорошо сказано! — вскричал я со смехом. — Они были людьми, так как говорят, строят хижины и варят себе еду. И не думайте, чтобы я вышел отсюда!
— Около вас очень глубоко… Там же водятся в большом количестве прожорливые акулы…
— Вот это-то мне и надо! — ответил я. — Коротко и ясно. В добрый час. Я хочу сперва с вами сыграть хорошую штуку!
— Подождите!
Он вытащил какой-то предмет из своего кармана, он блеснул на солнце — и бросил его к своим ногам.
— Вот заряженный револьвер, — сказал он. — Монгомери сделает то же самое. Потом мы отойдем по плоскому морскому берегу на такое расстояние, какое вы считаете подходящим. Тогда придите и возьмите револьверы!
— Так-то так, но у вас, наверное, еще третий?
— Я вас прошу, Прендик, немного подумать. Во-первых, я вас не звал на этот остров, во-вторых, в последнюю ночь мы лечили вас, и овладеть вами представлялся особенно удобный случай. Наконец, теперь, когда ваш первый страх прошел, и вы можете обдумать, что вам говорят, то скажите по совести, разве Монгомери принадлежит к такому типу людей, каким вы его себе представляете? Мы вас искали и преследовали для вашего же блага, ибо весь этот остров наполнен… феноменами, враждебными вам. С какой же целью мешать нам вашему желанию утопиться?
— Почему вы направили ваших людей на меня, когда я находился в пещере?
— Мы решили присоединиться к вам и избавить вас от опасности. После этого мы нарочно потеряли ваш след, ради вашего же спасения!
Я размышлял. Его слова казались мне правдоподобными. Потом я вспомнил еще об одном.
— А что я видел… в ограде? — спросил я.
— Это был пума!
— Послушайте, Прендик, — сказал Монгомери. — Вы безрассудный глупец. Выходите из воды, возьмите револьверы и тогда говорите. Мы не можем сделать больше того, что сделали!
Нужно было признать справедливость его слов. По правде сказать, я всегда не доверял и боялся Моро. Но Монгомери был человек, который мог меня слушать.
— Отойдите подальше вдоль берега и поднимите руки вверх! — проговорил я после некоторого размышления.
— Нет, нельзя! — сказал Монгомери с выразительным кивком головы назад. — В этом увидят недостаток достоинства!
— Идите, в таком случае до деревьев, я вас прошу!
— Какие идиотские церемонии! — сказал Монгомери.
Оба они повернулись лицом к шести или семи странным двуногим чудовищам, которые, мрачные и неподвижные, стояли на солнце и в то же время находились в тени, падающей от деревьев. Монгомери защелкал кнутом, и они, быстро повернувшись на пятках, бросились бежать врассыпную в чащу деревьев. Когда Монгомери и Моро удалились на порядочное расстояние от меня, я вышел на берет, поднял револьверы и осмотрел их. Для полной убедительности в том, что они заряжены, я выбрал большой кусок окаменевшей лавы и выстрелил; к моему удовольствию камень превратился в обломки, смешавшиеся с песком.
Тем не менее с минуту я колебался.
— Я принимаю риск! — проговорил я, наконец, и с револьверами в руках поднялся по гладкому морскому берегу, чтобы присоединиться к ним.
— Так-то будет лучше! — бесстрастно сказал Моро. — Своим поведением вы испортили: мне лучшую часть моего дня!
С снисходительным видом, оскорбительным дня меня он и Монгомери в молчании шли впереди меня.
Толпа уродов продолжала стоять в удивлении, отодвинувшись к самым деревьям. Я прошел мимо них по возможности спокойно. Один из них сделал вид, что хотел последовать за мною, но стоило Монгомери поднять кнут, как он убежал. Остальные, не двигаясь, провожали нас глазами.
Они, без сомнения, могли быть животными. Но мне никогда не случалось встречать рассуждающих животных.
VIII Моро объясняется
— А теперь, Прендик, я объяснюсь! — сказал доктор Моро, после того как мы пообедали. — Я должен признать, что вы самый требовательный гость, кого я когда-либо встречал, и предупреждаю вас, что это последнее одолжение, которое я делаю по отношению к вам. Вы можете, если угодно, угрожать лишить себя жизни; я не пошевельну пальцем, хотя для меня это было бы несколько неприятно!
Он сел в мягкое кресло, держа в своих бледных и гибких пальцах сигару. Свет висячей лампы падал на его седые волосы; взгляд был обращен чрез маленькое окно без стекол к небу. Я также сел насколько возможно дальше от него, между нами находился стол и револьверы лежали на расстоянии руки от меня. Монгомери не было. Я не особенно желал быть вместе с ними в столь маленькой комнатке.
— Вы допускаете, что вивисекцированное человеческое существо, как вы его назвали, есть, вместе с тем, пума? — проговорил Моро. Он ввел меня во внутренность огороженного места, чтобы я мог бы убедиться в этом на самом деле.
— Да, это пума, — отвечал я, — пума еще живая, но отпрепарированная и изуродованная таким образом, что я не желаю никогда более видеть подобное живое мясо. Все гнусные…
— Мне все равно! — прервал Моро. — По крайней мере, избавьте меня от этих благородных излияний. Монгомери был точно таким же. Вы допускаете, что это пума? Теперь, сидите спокойно, в то время, как я буду развивать перед вами свои идеи о физиологии!
Немедленно, тоном безмерно скучающего человека, но затем, мало-помалу одушевляясь, начал он излагать свои работы. Он выражался яростно и убедительно. От времени до времени я замечал в его тоне язвительную иронию и вскоре почувствовал себя красным от стыда за наши взаимные положения.
Существа, виденные мною, не были люди, это были животные — очеловеченные животные — торжество вивисекции.
— Вы забыли все, что может сделать с живыми существами искусный вивисектор! — говорил Моро. — Что касается до меня, то я все еще спрашиваю себя, почему вещи, испробованные мною здесь, до сих пор не были еще произведены? Без сомнения, некоторые попытки были, как-то: ампутации, удаление болезненных частей, выпиливание костей, вырезывание больных членов тела. Конечно, вы знаете, что хирургия может произвести и уничтожить косоглазие. В случаях удаления болезненных частей у вас происходят всякого рода секретные изменения, органические нарушения, людификации страстей, преобразования в раздражительности тканей. Я уверен, что обо всем этом вы уже слышали!
— Без сомнения, — отвечал я, — но эти отвратительные двуногие…
— Все в свое время! — сказал он с успокоительным жестом. — Я только начинаю. Это обыкновенные случаи преобразования (трансформации). Хирургия может сделать лучшее. Можно легко также построить что-либо разрушающееся или преобразующееся. Вы слышали, может быть, об одной часто повторяющейся операции в хирургии, с которой прибегают за помощью в случаях отсутствия носа? Обрывок кожи, содранный со лба и перенесенный на нос, прививается на своем новом месте. Это прививка одной части тела животного к другой части того же животного. Но можно также прививать части, недавно взятые от другого какого-нибудь животного. Например, зубы. Прививка кожи и кости употребляется для ускорения исцеления. Хирург кладет в середину раны кусочки кожи, срезанные от другого какого-нибудь животного, или обломки кости их недавно убитой жертвы.
Вы слышали, может быть, о шпоре петуха, которую Гунтер привил к шее быка. А крысьи хвосты на носу алжирских зуавов, об этом также следует сказать — уроды, изготовленные посредством кусочка хвоста обыкновенной крысы, перенесенного в надрез на лице и привившегося в таком положении!
— Изготовленные уроды! Таким образом вы хотите сказать, что…
— Да. Эти создания, которых вы видели, животные, выкроенные и обделанные в новые формы. На это, т. е. изучению пластичности живых форм, посвящена моя жизнь. Я занимался годы, постепенно приобретая новые сведения. Я вижу ваше изумление в то время, как я не говорю вам ничего нового. Все это уже давно находится в области практической анатомии, но никто не имел дерзости касаться этого. Я могу изменить не только наружную форму животного, физиология, химический состав живого существа также могут подвергаться прочному изменению!
Оспопрививание и другие методы прививки живых и мертвых материй — примеры, с которыми вы, наверное, хорошо знакомы. Сходную операцию представляет переливание крови, с чего, сказать правду, начал я. Такие случаи многократны. Менее обычные, но, конечно, гораздо более смелые, были операции тех практиков средних веков, которые фабриковали карликов, калек и ярмарочных уродов и чудовищ; остатки такого искусства видны еще в предварительных манипуляциях, которым подвергаются паяцы и акробаты. Виктор Гюго много говорил о них в своем произведении «Человек, который смеется»… Но вы, может быть, понимаете лучше, что я хочу сказать? Вы начинаете видеть, что возможно пересаживать ткань он одной части тела животного к другой или от одного животного к другому, изменять его (т. е. животного) химические реакции, способы роста, возобновлять суставы членов и в результате изменить все внутреннее строение животного!