— Что значит — плохими?
— Ну, знаешь, когда я была моложе, я читала в газетах и книгах о мерзких, по-настоящему плохих людях. Но при этом я чувствовала себя хорошей и невинной, я чувствовала, что эти люди совсем другие, чем я, и что я никогда не стану плохой и не буду вести себя всерьез плохо, как они. Ты чувствуешь то же самое?
— Я не знаю, — сказал Пирс, — я думаю, мальчики всегда больше знают о плохом. Но он не был уверен.
— Хорошо, сказала Барбара, — боюсь, что все оказывается гораздо сложнее, чем я предполагала.
— Октавиен, дорогой, ты никогда не ляжешь спать?
— Сейчас иду, дорогая. Слышишь, сова!
— Да, как мило. Между прочим, Мэри решила арендовать пони для Барбары.
— Хорошо. Кейт, дорогая, зубная паста кончилась.
— Там новый тюбик на столике. Не споткнись о карты и путеводители.
— Дорогая, я думаю, у нас не получится поехать в Ангкор.
— Знаю. Я уже передумала насчет Ангкора. Я решила, что хочу в Самарканд.
— А ты знаешь, дорогая, что это в Советском Союзе?
— Неужели? Что ж, они нас не съедят.
— Там будет очень жарко.
— Самарканд у моря?
— Нет. Боюсь, что нет. Не поехать ли нам лучше на море?
— Да. Мы вообще-то думали о Родосе, конечно…
Надо расспросить Полу о Родосе, помнишь, она ездила туда в круиз. Между прочим, что такое с Полой? Мне кажется, она выглядит ужасно подавленной и взволнованной.
— О, это просто конец учебного года. Она так ответственно относится к экзаменам.
— Дьюкейн навестил Вилли, да?
— Да, Дьюкейн видел его, а потом и Мэри тоже.
— Вилли в порядке?
— С ним все прекрасно. Он сказал Мэри, что Дьюкейн сильно взбодрил его.
— Дьюкейн так мил.
— Он такой хороший…
— Для Вилли он, точно, хороший.
— Он для всех нас хороший. Октавиен…
— Да, дорогая?
— Я целовалась с Дьюкейном в буковом лесу.
— Как тебе повезло! Ему понравилось?
— Он был очень мил.
— Не влюбляй его в себя слишком, дорогая. Я имею в виду, это может причинить боль.
— Нет, ему не будет больно. Я слежу за ним.
— Он очень умен на самом деле, и к тому же он очень порядочный человек.
— Да. Забавно, что он никогда не был женат.
— Не нужно строить по этому поводу догадки.
— Не знаю. Не думаешь ли ты, что он педик, хотя бы на бессознательном уровне? Я никогда не слышал ни о каких его связях с женщинами.
— Это потому, что он дьявольски скрытен, он — как устрица.
— Да. Он как устрица. Ты знаешь, он мне так и не рассказал, что ему поручили это расследование.
— Он очень нервничает по этому поводу.
— Тем более меня сердит, что он не рассказал мне! Кстати, он думает, нам лучше не рассказывать Вилли об этом бедном парне, как бишь его зовут, Рэдичи.
— Он совершенно прав. Мне не приходило в голову.
— Он думает обо всем. Я думаю, Рэдичи ведь не мог быть шпионом или кем-то в этом роде?
— Конечно, нет. Я предполагаю, что Джона нервирует мысль о копании в чужой жизни.
— Боюсь, что я нашла бы это увлекательным!
— Кажется, это пугает его. Он боится, что откроет нечто… странное.
— В сексуальном смысле?
— Да. Он же старый пуританин, ты знаешь.
— Знаю, и меня это приводит в восторг. Как ты думать, он думает о том, чем мы занимаемся?
— Он об этом вообще не думает.
— Октавиен, поторопись. Я уверена, что Дьюкейн теперь мне все расскажет, я имею в виду — насчет женщин, о своем прошлом. Он расскажет теперь.
— Ты собираешься расспрашивать его?
— Да, я не боюсь Дьюкейна.
— Думаешь, я боюсь? Что ж, может быть, в некотором роде. Мне невыносима мысль, что этот человек может плохо подумать обо мне.
— Да, мне тоже. Тебе не кажется все же подозрительным, что он завел слугу?
— Нет, не кажется. Дьюкейн не гомосексуалист.
— Октавиен, ты когда-нибудь видел этого слугу?
— Нет.
— Я спрошу Дьюкейна об этом слуге тоже. Он не способен лгать.
— Он способен смутиться.
— Да, тогда я попробую разузнать об этом слуге. Я зайду, когда Дьюкейна не будет дома, и посмотрю на него.
— Кейт, милая, неужели ты действительно думаешь…
— Нет, нет, конечно. Дьюкейн безупречен. Это в нем и восхищает.
— Безупречен? Этого нельзя сказать ни об одном человеке.
— Безупречен. Вот почему он неуязвим.
— И ты неуязвима. И я.
— Дорогой Октавиен, как мне нравится, что мы все друг другу рассказываем.
— Мне тоже.
— Бог в небесах, и на земле благоволение. Иди спать, дорогой.
— Сейчас приду.
— Дорогой, ты такой кругленький…
— Ты готова, дорогая?
— Да, я готова. О, дорогой, угадай, что Барби привезла в качестве подарка для дома — она прячет его для твоего дня рожденья.
— Что?
— Часы с кукушкой!
8
Дьюкейн через стол смотрел на Мак-Грата, учрежденческого курьера, сидевшего напротив.
Шелковым голосом Дьюкейн спросил: «Я получил информацию, которая побуждает меня думать, что вы, мистер Мак-Грат, были связаны с недавней продажей прессе непристойной истории, касающейся мистера Рэдичи».
Дьюкейн ждал. В комнате было жарко. За окном приглушенно шумел Лондон. Маленькая беззвучная муха резко спикировала на руку Дьюкейна.
Светло-голубые глаза Мак-Грата пристально смотрели в лицо Дьюкейна. Потом Мак-Грат отвел глаза и закатил их, будто делая упражнение. Потом несколько раз моргнул. Он опять посмотрел на Дьюкейна и доверчиво и робко улыбнулся.
— Ну-у, сэр, я думаю, это уже вышло наружу, правда, — сказал Мак-Грат.
Дьюкейна раздражал неопределенный шотландский выговор, не дававший возможности определить, из какой именно местности он происходит, и цветовая гамма, присущая этому человеку. Мужчина не имеет права иметь такие рыжие волосы и белую кожу и такие бледно-водянистые голубые глаза и, в довершение всего, такой сладкий розовый рот. Мак-Грат был воплощением дурного вкуса.
— Я хочу получить некоторую информацию от вас, мистер Мак-Грат, — сказал Дьюкейн, торопливо, с видом делового человека роясь в бумагах и стряхивая приставучую муху. — Прежде всего, я хочу знать, в чем заключается эта история, которую вы продали, а затем я задам вам еще несколько дополнительных вопросов.
— Меня выпрут? — спросил Мак-Грат.
Дьюкейн колебался. Конечно, увольнение Мак-Грата было делом решенным. Однако в данный момент Дьюкейн нуждался в его сотрудничестве. Он ответил: «Я этим не занимаюсь, мистер Мак-Грат. Начальство, несомненно, сообщит вам, если срок вашей работы здесь истек».
Мак-Грат положил руки, слегка поросшие рыжеватыми волосами, на стол и наклонился вперед. Он доверительно сказал:
— Готов биться об заклад, что меня турнут. Будете спорить?
Дьюкейн теперь понял, что у него интонации кокни.
— Я бы хотел иметь копию той истории, мистер Мак-Грат. Можете ли вы снабдить меня ею?
Мак-Грат откинулся назад. Он поднял брови со слегка испытующим видом. Брови были чуть рыжеваты и почти незаметны на его лице.
— У меня нет копии, — сказал он.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал Дьюкейн.
— Клянусь, у меня не было копии, сэр. Я же не записывал эту историю. Да и не больно-то ловок я в писании. Вы же знаете этих журналюг. Я просто рассказывал, а они записывали. Потом они перечитали это мне вслух, и я подписал. Сам я ничего не писал.
Это наверняка правда, подумал Дьюкейн.
— Сколько они вам заплатили?
Бледное лицо Мак-Грата стало плоским.
— Финансовые дела — это личное дело человека. Сэр, можно…
— Я бы советовал вам немного снизить тон, мистер Мак-Грат, — сказал Дьюкейн. — Вы поступили крайне безответственно, и у вас могут быть серьезные неприятности. Почему вы продали эту историю?
— Ну, видите ли, такой джентльмен, как вы, сэр, даже не подозревает, что значит — нуждаться в самом необходимом, сэр. Я продал ради денег, сэр, и я этого не стесняюсь. Я просто оказался первым, сэр, и вы на моем месте поступили бы так же.
Наглый парень, думал Дьюкейн, и, кажется, законченный негодяй. Хотя Дьюкейн полностью не осознавал этого, но в огромной степени его адвокатской карьере помешало то, что ему не хватало способности представить внутренние мотивы подлости, на которую он сам не был способен. Его воображение, проникая в мир зла, просто преувеличивало его собственные проступки. Поэтому его суждение о Мак-Грате как о «совершенном негодяе» было беспомощным и абстрактным. Дьюкейн не мог представить себе, что это значит быть вот таким Мак-Гратом. Полная непроницаемость для него такого рода подлости, как ни странно, сделала Мак-Грата более интересным для него и даже более симпатичным.
— Хорошо. Вы продали это ради денег. А сейчас, мистер Мак-Грат, я хочу, чтобы вы рассказали мне как можно более подробно то, что вы уже передали прессе о мистере Рэдичи.
Мак-Грат опять закатил глаза, стараясь тянуть время. Он сказал:
— Я уже плохо помню…
— Вы думаете, я поверю вам, — сказал Дьюкейн. — Продолжайте. Нам нужно знать все как можно скорей. И если вы мне поможете, я тоже смогу помочь вам.
— Ладно, — сказал Мак-Грат, в первый раз несколько разволновавшись, — ладно…
Потом он сказал:
— Мне нравился мистер Рэдичи, сэр, да, нравился…
Дьюкейн ощутил вспышку интереса. Он почувствовал себя ближе к Мак-Грату, как тореро, который смог притронуться к быку…
— Вы хорошо его знали? — спросил Дьюкейн мягко. Ему часто приходилось допрашивать людей, и ему хорошо было знакомо это ощущение — как будто в тихой комнате прядется паутина симпатии, заглушающей недоверие. Дьюкейн чувствовал себя слегка виноватым в том, что умел хорошо это делать. Уметь «разговорить» человека — не просто, дело не в том, что ты говоришь и даже не в том, как ты это говоришь, для этого надо обладать талантом, который вырастает из интуиции и почти физически ощущаемых телепатических эманаций.
— Да, — сказал Мак-Грат. Он положил руки на стол и рассматривал их. Его руки были удивительно чистыми. Муха села на руку, но он не стряхивал ее. Мак-Грат и муха смотрели друг на друга. — По мне, он был очень милым господином. Я помогал ему кое в чем. Вне работы.
— В чем? — спросил Дьюкейн.
— Ну, ему нужно было кое-что для занятий магией. Я часто приходил к нему домой в Илинг.
— Вы хотите сказать, что приносили ему какие-то предметы, необходимые для магических ритуалов?
— Да, он был чудной человек, этот мистер Рэдичи. Безобидный, вроде лунатика. Он все знал о разных магических штуках, об ее истории, обо всем таком. Вы никогда не видели таких толстых книжек, какие у него были. Он был настоящий волшебник, он много знал.
— Что же вы ему приносили?
— О, разное. Никогда не догадаешься, что ему понадобится в следующий раз. Однажды ему нужны были перья, белые перья. И всякие травы и масла. Я обычно брал их в магазинах здорового питания. А иногда ему требовались птицы, мелкие животные, мышки, к примеру.
— Живые?
— Да, сэр. Я их покупал в зоомагазине. Там меня в чем-то заподозрили в конце концов.
Дрожь прошла по телу Дьюкейна.
— Продолжайте, — сказал он.
— А кое-что он сам добывал — дикие растения, паслен и всякое такое. Он хотел научить меня распознавать их, чтобы я мог поехать за город и накопать для него, но мне не хотелось.
— Почему?
— Я не люблю сельскую местность, — сказал Мак-Грат. Он добавил: — Мне было довольно страшно, я боюсь этих растений, когда они растут. В магазине — другое дело, понимаете…
— Понимаю. Мистер Рэдичи действительно верил в ритуалы?
— О, Господи, да, — сказал Мак-Грат сокрушенным тоном. — Он же не просто так для забавы этим занимался. Он умел с этим справляться. Я имею в виду, это работало…
— Работало?
— Ну, я не знаю, меня там не было, но мистер Рэдичи — очень странный человек. Можно сказать, человек, обладавший сверхъестественной силой. Забавная атмосфера была у него в доме.
— Есть ли у вас подлинные свидетельства его сверхъестественных способностей? Или вы просто чувствовали нечто?
— Нет, свидетельства у меня нет, просто чувствовал…
— Могу себе это представить. Где вы впервые встретили мистера Рэдичи?
— Здесь, в конторе, сэр.
— Понимаю. Он платил вам за все мелкие поручения, которые вы для него выполняли?
— Ну да, платил, но очень мало порой…
— Ясно. Вы видели миссис Рэдичи?
— Мельком. Она держалась особняком, сэр, я только здоровался и прощался с ней…
— Она не возражала против ваших посещений?
— О нет, сэр. Она знала обо всем этом. Очень веселая леди, очень расположенная ко всем и вежливая.
— Как вы думаете, у них с мистером Рэдичи все было хорошо?
— Я бы сказал, он ее обожал. Я никогда не видел, чтобы человек так страдал, как он после ее смерти. Он даже на несколько месяцев магию забросил.
— Миссис Рэдичи не волновалась по поводу его занятиями магией?
— Я не замечал, сэр, чтобы она из-за чего-то волновалась, разве, может быть, из-за девушек. Слегка.
— Девушек?
— Да, знаете, для магии нужны девушки.
Ну наконец-то, подумал Дьюкейн. Он слегка задрожал, комната тихо вибрировала от электрических животных эманаций.
— Да, я понимаю, что для многих магических ритуалов необходимы девушки, порой, девственницы. Можете вы мне об этом рассказать?
— О девственницах мне ничего не известно, — сказал Мак-Грат со слегка безумным смешком.
Рэдичи восхищал его, подумал Дьюкейн. В смехе Мак-Грата звучало сумасшедшее обожание.
— Кто были эти девушки, которых мистер Рэдичи, как бы сказать, использовал? Вы их знаете?
— Иногда видел, да, — сказал Мак-Грат. Он стал осторожней. Качнул рукой, чтобы спугнуть упорную муху. Он смотрел на Дьюкейна, двигая бесцветными бровями. — Они были уличные девки, но я их видел только мельком, понимаете.
— Как вы думаете, зачем они были ему нужны? — спросил Дьюкейн. Он поймал себя на том, что подбадривающе улыбается Мак-Грату, почти как заговорщик. Предмет беседы помимо их воли создал уютную мужскую атмосферу.
— Что он с ними делал? — ответил Мак-Грат, улыбаясь в ответ. — Ну, я не знаю на самом деле, хотя я пытался подглядеть пару раз, но только через окно. Мне было любопытно, понимаете. Вам бы тоже было любопытно, сэр.
— Думаю, да, — сказал Дьюкейн.
— Он не делал с ними того, что обычно с ними проделывают, он был очень странный парень. Однажды девушка лежала на столе, а на животе у нее стояла серебряная чаша. Одежды на ней не было, понимаете.
Дьюкейн подумал — черная месса.
— Девушки приходили все вместе или поодиночке?
— По одной, сэр, зараз. Но на случай, когда ему нужно, а не может прийти ни та, ни другая, ни третья, у него их было четыре постоянных. Раз в неделю, по воскресеньям, а иногда и чаще.
— Что вы еще видели?
— Нельзя сказать — видел. Но кругом лежали разные странные вещи.
— Какие, например?
— Ну, кнуты, кинжалы, такое все. Но я никогда не видел, чтобы он применял их к девицам.
— Понимаю, — сказал Дьюкейн. — Теперь расскажите мне о Елене Троянской.
— Елена Троянская? — белое лицо Мак-Грата внезапно порозовело. Он убрал руки со стола. — Такой не знаю.
— Бросьте. Бросьте, Мак-Грат, — сказал Дьюкейн. — Мы знаем, что вы упомянули о ком-то с таким именем, когда говорили с журналистами.
— А, Елена Троянская? — сказал Мак-Грат, как бы только сейчас поняв, о ком идет речь. — Да, была одна молодая леди, которую так называли. Она была одна из этих девиц.
— Почему же вы только что сказали, что не слышали о такой?
— Я не расслышал вопрос как следует.
— Хм. Хорошо, расскажите о ней.
— Нечего рассказывать, — сказал Мак-Грат. — Я об этих девицах толком и не знал. Я с ними ни разу не встретился. Просто однажды услышал это имя, и оно застряло в голове.
Он лжет, думал Дьюкейн. Что-то тут кроется. Он спросил:
— Вы знаете имена этих девушек и где их можно найти? Полиция может ими заинтересоваться.
— Полиция? — лицо Мак-Грата сморщилось, будто он вот-вот заплачет.
— Да, — сказал Дьюкейн успокаивающе. — Конечно, это просто формальность. Они могут понадобиться следствию.
Это было неправдой. С полицией уже договорились о том, что дознание, которое должно состояться завтра, не будет вторгаться в «странные аспекты» образа жизни покойного.
— Нет, я не знаю их имен и где они живут, — пробормотал Мак-Грат. — Я с ними никак не был связан.
Он больше об этом мне ничего не скажет, думал Дьюкейн.
— Видите ли, мистер Мак-Грат, я слышал, что в проданной вами истории говорилось о шантаже. Не будете ли вы так любезны просветить меня, о чем шла речь?
Лицо Мак-Грата опять порозовело, это придавало ему просто младенческий вид.
— Шантаж? — сказал он. — Я ничего не говорил о шантаже. Я не говорил ни слова об этом.
— Слова неважны, — сказал Дьюкейн. — Важна суть. Некоторая сумма перешла в другие руки, не так ли?
— Я ничего не знаю об этом, — сказал Мак-Грат. — Ребята из газеты говорили об этом, это была их идея, правда.
— Но они не могли просто придумать это. Вы должны были что-то сказать им.
— Они заговорили об этом, — сказал Мак-Грат, — они первые. А я сказал им, что мне ничего об этом неизвестно, совершенно точно.
— И все же вы что-то знали или догадывались о чем-то? О чем?
— Мистер Рэдичи однажды сказал что-то такое, но я плохо понял его. Я говорил ребятам…
— Что он сказал?
— Дайте вспомнить, — сказал Мак-Грат. Теперь он открыто смотрел в лицо Дьюкейну.
— Он мне сказал, дайте вспомнить, что кто-то требует у него денег. Но он не сказал — кто, и вообще больше об этом не говорил ни слова. А, может быть, я не понял его как следует и теперь вижу, что не надо было об этом говорить, но эти ребята так пристали, будто это самое главное во всей этой истории.