Князь Тьмы повернул красивую седовласую голову и сказал по-английски: «Ну выходите же, Джен Эйр!»
Должно быть, я подскочила на стуле не меньше чем на фут. Леон удивленно посмотрел на меня и сказал:
— Я испугал вас? Прошу прощения. О чем вы так глубоко задумались?
— Об одном месте в Йоркшире, которое называется Торнфилд-холл.
— Значит, мы думали об одном и том же? Неудивительно, что вы так подскочили.
Его темные брови поднялись.
— Мне надо быть очень осторожным... — Он улыбнулся. — Может быть, вы вернетесь к своим обязанностям, пока мсье Флоримон не напоил вашего питомца вермутом? Нет, Филипп, я тебя уверяю, этот напиток тебе не понравится. А теперь попрощайся — пожалуйста, по-английски — и иди.
Филипп вскочил со скамейки и попрощался, вежливо, хотя и чересчур охотно. Мне кажется, я была так же довольна, как и он, когда наконец, взяв мальчика за руку, в свою очередь пожелала всем спокойной ночи и удалилась.
— Спокойной ночи, мисс Эйр, — проводили меня до самой двери произнесенные любезно-издевательским тоном слова Леона де Вальми.
Весь вечер Филипп был немного подавлен, но в остальном довольно спокойно пережил стычку с дядей. Уложив его, я в одиночестве поужинала у себя в комнате. Ужин принесла Альбертина, кислолицая горничная мадам де Вальми. Она вошла, крепко сжав губы, всем видом показывая, что подвергается такому унижению помимо своей воли.
— Спасибо, Альбертина, — весело сказала я, когда она, пожалуй излишне резко, поставила на стол последнюю тарелку. — О, между прочим...
Уже дойдя до дверей, горничная обернулась, ее плоское лицо ничего не выражало, кроме злости. Она излучала очарование и грацию рассерженного скунса.
— Ну что?
— Вы не помните, я брала в аптеке таблетки для миссис Седдон на прошлой неделе или нет? — спросила я.
— Нет, — сказала Альбертина и снова повернулась к двери.
— Я не брала или вы не помните?
— Я не помню. А в чем дело? — не оборачиваясь, раздраженно произнесла она.
— Миссис Седдон сегодня попросила меня принести ей таблетки, а мсье Гарсен говорит, что я брала их на прошлой неделе. Наверное, я отдала ей таблетки вместе с другими покупками. Совершенно не помню. Вы не знаете, был ли приложен рецепт к списку, который вы мне дали?
Квадратные плечи поднялись.
— Может быть. Не знаю. — Плоские черные глаза смотрели на меня с ненавистью. — Почему вы сами у нее не спросите?
— Прекрасно, я спрошу сама, — холодно ответила я. — Можете идти, Альбертина.
Но дверь уже закрылась. Сжав губы, я посмотрела ей вслед и начала есть.
Немного позже раздался стук, и в комнату с приветливой улыбкой вкатилась миссис Седдон. Я сказала, не дав ей произнести ни слова:
— Эта женщина, Альбертина... Что ее укусило? Прямо змея!
— Ах, Альбертина... — Миссис Седдон фыркнула.— Она бесится, потому что я велела принести вам ужин. Берта помогает Мариэтте приготовить комнату для мистера Роула, потому что Мариэтта не выносит Альбертину, а та становится кислой как лимон, если попросить ее помочь. Она признает только мадам. Хорошенькая парочка — она со своим Бернаром! Я думаю, ее братец ограбит банк, если хозяин хотя бы намекнет на что-нибудь такое, но для другого даже пальцем не пошевелит.
— Этому можно поверить. Не понимаю, как только мадам ее терпит.
— А вы думаете, с мадам она корчит такую кислую рожу, как со всеми прочими? Как бы не так! Ах-ах, цирлих-манирлих, тихоня, воды не замутит, прямо голубка. — Речь миссис Седдон была весьма колоритна. — Она фыркает здесь на всех, кроме своего Бернара. И наверняка ревнива, как черт: не может перенести, если мадам улыбнется кому-нибудь, кроме нее. Она знает, что вы нравитесь мадам, вот где собака зарыта, можете мне поверить, дорогуша.
— Я нравлюсь мадам? Откуда вы знаете? — удивленно спросила я.
— Она очень хорошо отзывается о вас, — успокоительно сказала миссис Седдон, — поэтому можете не беспокоиться. Плюньте на эту Альбертину.
Я засмеялась:
— Я и не беспокоюсь. Как ваша астма? Вам как будто стало лучше.
— Мне действительно лучше. Приступы быстро проходят. Хуже всего весной, но мне теперь никогда не бывает так плохо, как раньше. Помню, когда я была еще совсем девочкой, матушка мисс Дебби мне говорила...
Я остановила ее с ловкостью, которая дается лишь практикой:
— Боюсь, что сегодня мсье Гарсен не пошлет нам антигистамин. Он говорит, что я брала его на прошлой неделе. Я отдала вам лекарство, миссис Седдон? Мне ужасно стыдно, но я совершенно не помню. И другие вещи, которые я купила по вашему заказу? Там было какао «Нестле», не так ли, еще пуговицы и вата. А вы получили часы из починки?
— Разве я просила вас принести таблетки? Совершенно не помню. Там было много всего, может, были и таблетки. — Она засмеялась, немного задыхаясь. — Я, должно быть, не заметила, потому что они мне сейчас не нужны, но мистер Гарсен, наверное, прав. Вот уж зануда — прямо ежедневное вечернее чаепитие. И весь высох, как неживой. Сегодня проверю у себя в шкафу. Простите, что доставила вам беспокойство, дорогая.
— Что вы, никакого беспокойства. Я принесла вам аспирин и одеколон. Вот они, вместе со сдачей.
— Спасибо, дорогуша... я хотела сказать, мисс Мартин.
— А господин Флоримон останется на ночь или он приехал только к обеду? — спросила я.
— Он приехал к обеду, но думаю, что пробудет здесь допоздна, чтобы увидеться с мистером Роулом. Еще может случиться, что они попросят остаться его на ночь, если туман не уляжется.
Я встала и подошла к балконной двери.
— Не вижу никакого тумана. Великолепная ночь.
— Правда? Да, я думаю, это только внизу, у реки. Мы ведь очень высоко. Но дорога большей частью идет вдоль берега, недавно в долине был несчастный случай. Это очень опасная дорога, особенно в темноте.
— Могу себе представить. — Я вернулась к своему стулу, вспоминая о неприятном происшествии в гостиной. — Может быть, мсье Рауль и не приедет сегодня.
Миссис Седдон отрицательно покачала головой:
— Приедет. Если он сказал, что приедет, надо его ждать с минуты на минуту.
Она внимательно посмотрела на меня и спросила:
— Они что-то сказали о нем там, внизу?
— Ничего. Они удивились его приезду. Вот и все.
— Нечему тут удивляться, — таинственным тоном сказала миссис Седдон. — Сюда он может явиться только из-за денег.
— Правда? — спросила я, чувствуя себя довольно неловко. В конце концов, всяким разговорам есть предел. — Я подумала... у меня сложилось такое впечатление, что дело может идти о чем-то, касающемся Бельвиня.
— Ну да, — ответила миссис Седдон. — Именно это я и имею в виду. Всегда речь идет о Бельвине и деньгах, — вздохнула она. — Я уже говорила вам, что мистер Роул управляет имением своего отца. Время от времени он приезжает сюда, чтобы побеседовать с отцом относительно этого имения, и тогда... — она снова вздохнула, — друг другу говорится много неприятного. Когда мистер Роул просит денег для Беллвина, обязательно начинается скандал. Хозяин желает истратить их на Вальми, и не успеешь оглянуться, как они начинают грызться, как собака с кошкой, или, вернее, как две собаки, потому что никак не скажешь, что мистер Роул похож на кошку... что за скверные вороватые создания, эти кошки! Но они всегда грызлись, с тех пор как мистер Роул вырос и мог дать сдачи, и всегда...
— Он... он, должно быть, хороший хозяин, — торопливо прервала я.
— О, я не отрицаю, он хорошо управляется с Бельвинем: слишком похож на отца, чтобы запускать дела, вы понимаете, что я имею в виду. Но говорят, что иногда он слишком уж поднимает шум из-за этого имения. И еще рассказывают...
— Нельзя верить всему, что говорят, — возразила я.
— Да нет, — сказала миссис Седдон с легким сожалением в голосе. — Когда говорят о мистере Роуле, всегда все верно, если вы понимаете меня, мисс, потому что он из тех людей, о которых будут сплетничать даже в монастыре, как говорится в пословице.
— Думаю, вы правы, — заметила я.
— А где он берет деньги, я вас спрашиваю? — Миссис Седдон по-настоящему увлеклась разговором.— Откуда он взял эту машину, на которой приехал прошлый раз? Длинная, как океанский лайнер, с гудком, как трубы Судного дня; откуда, я вас спрашиваю?
— Да, — мягко сказала я, — откуда?
— Ах, — таинственным тоном произнесла миссис Седдон, — спрашивайте сколько угодно — бесполезно! Я слышала, как хозяин очень резко задал ему этот вопрос в последний раз, как мистер Роул был здесь. Но мистер Роул не сказал ему, просто мельком заметил что-то о счастливой ночи и счастливом номере.
— Наверное, выиграл в рулетку. Ему очень повезло, — засмеялась я.
Она посмотрела на меня, немного шокированная:
— Что вы говорите, мисс! Я не утверждаю, что немного азарта может повредить, и люблю, как любой из нас, иногда перекинуться в вист, но... часто думаю, что сказала бы на этот счет мисс Дебби. Много раз она говорила мне...
— Наверное, выиграл в рулетку. Ему очень повезло, — засмеялась я.
Она посмотрела на меня, немного шокированная:
— Что вы говорите, мисс! Я не утверждаю, что немного азарта может повредить, и люблю, как любой из нас, иногда перекинуться в вист, но... часто думаю, что сказала бы на этот счет мисс Дебби. Много раз она говорила мне...
— Простите, миссис Седдон, — быстро вставила я, — но сейчас мне нужно приготовить Филиппу какао. Я ушла, когда он лежал в постели и читал, и должна потушить у него свет.
— Что? А, да, как быстро идет время! Я уже давно должна проверить, как Берта и Мариэтта убрали комнату... — Она медленно поднялась на ноги и, переваливаясь, пошла к двери, которую я отворила перед ней. — Они не забыли молоко?
— Оно стояло на подносе.
— А, да. Как вы думаете, мисс, эта Берта справляется с работой? Если что-нибудь не так, сразу же скажите мне.
— Нет, все хорошо, — сказала я. — Мне очень нравится Берта, и комнаты она держит в чистоте. Посмотрите хотя бы кладовую.
Она последовала за мной в маленькую кладовую, где свет отражался на эмали безукоризненно чистой маленькой электрической печи, и кастрюльки, молочник и ложка стояли наготове. Я налила молоко в кастрюльку, поставила ее на печку и повернула выключатель. Миссис Седдон опытным взглядом окинула крошечную комнату, не менее опытным пальцем провела по полке, где стояли коробки с какао, чаем, баночки с кофе, и удовлетворенно кивнула головой.
— Да, должна сказать, Берта хорошая девушка и была бы еще лучше, если бы думала только о работе и не бегала за этим Бернаром... сахар здесь, мисс.
— Нет, для Филиппа я беру глюкозу: помните, здесь у нас специальная банка, синяя. О, спасибо. Вы хотите сказать, что у Берты что-то такое происходит с Бернаром? Надеюсь, это не очень серьезно? Было бы очень жаль. Он староват для нее, и кроме того...
Я остановилась, но она продолжила мою мысль.
— Да, мисс, ничего не может быть вернее. Действительно очень жаль. Если бы Альбертина не была его родной сестрой, я бы сказала, что они больше всего подходят друг другу, по крайней мере не сделают несчастными двух других людей. А так они будут как две свиньи в одном хлеву. Он такой же мрачный зануда, как и его сестричка, и я не понимаю, как симпатичная молодая девушка вроде Берты может потерять голову из-за столь неприятного парня. Но природа берет свое, и тут уж ничего не поделаешь. Что вы ищете?
— Печенье. Его кто-то переставил. А, вот оно. — Я положила три печенья в блюдечко Филиппа, искоса посмотрев на миссис Седдон. — Сегодня добавочная порция. Он пережил несколько неприятных моментов в гостиной внизу.
— Правильно. Его не мешает немножко побаловать, если хотите знать мое мнение. А теперь мне действительно надо идти. Очень приятно было поболтать с вами, мисс. И мы с Седдоном вот что думаем: как Филиппу повезло, что вы с ним! Он ведь любит вас, это сразу видно, а я считаю, что больше всего он нуждается в том, чтобы любить кого-нибудь.
— Мы все в этом нуждаемся... — сказала я тихо, почти про себя.
— Ну ладно, — добродушно произнесла миссис Седдон. — Его старая няня тоже была хорошей женщиной, ничего не скажешь, но она немного сюсюкала с ним. Говорите что хотите, но это вполне понятно: она ведь вырастила его с пеленок. Может быть, хозяин был прав, что решил заменить ее, — вы ведь сами говорили об этом. Главное, ему надо было полностью сменить обстановку, после того как он потерял папу и маму, бедный маленький сиротка. А вы его замечательно воспитываете, извините, что беру на себя смелость говорить вам это.
— Это очень любезно с вашей стороны. Благодарю вас, — сказала я, чувствуя себя растроганной. Подняв поднос с ужином для Филиппа, я улыбнулась ей поверх него. — Надеюсь, все будет хорошо. Во всяком случае, я знаю человека, который наверняка будет доволен, когда приедет мсье Рауль.
Она остановилась у дверей и с трудом повернулась:
— Кто? Мистер Флоримон? Ну, не могу сказать...
— Я имела в виду не его, а Филиппа.
Она поглядела на меня и покачала головой:
— Мистер Роул почти не знает мальчика, мисс. Не забудьте, Филипп приехал к нам незадолго до вас, и с тех пор мистер Роул ни разу не был здесь.
— Но мистер Рауль должен был видеть его в Париже или где-нибудь с мсье Ипполитом.
— Нет, не видел. Я точно знаю. Вряд ли они с мистером Роулом видели друг друга в этом Пари. Пари! — сказала миссис Седдон, стараясь произносить название столицы Франции по-французски. — Пари! Вряд ли он стал бы там думать о Филиппе! Заметьте мои слова, у него были там свои делишки, в этом Пари!
— Но когда Филипп услышал, что чья-то машина поднимается к замку по дороге, он выскочил на балкон, как молния, а когда увидел Флоримона, был страшно разочарован. Более того, был просто потрясен... Кого же он мог ожидать, если не двоюродного брата?
Посмотрев на миссис Седдон, я была поражена, увидев, что глаза ее полны слез. Покачав головой, она вытерла щеки пухлой рукой.
— Бедный сиротка, несчастный малютка! — прошептала она и замолчала.
Но, несколько раз всхлипнув и проделав сложные манипуляции с носовым платком, она все же объяснила мне все. Причина была проста, очевидна и ужасна.
— Он не видел своих родителей мертвыми. И ему не разрешили пойти на похороны. Мы с Седдоном убеждены — он не верит, что они действительно умерли. Их должны были привезти из аэропорта, понимаете, и мальчик ждал их, но родители так и не приехали. Больше он никогда их не видел. Думаю, он все еще ждет.
— Это ужасно. — Я с трудом перевела дыхание. — Это... это ужасно, миссис Седдон.
— Да. Если он слышит, как подъезжает машина, то пулей несется навстречу. Я сама видела. Счастье, что сюда приезжают не очень-то часто, иначе мальчик круглые сутки торчал бы на балконе и наконец расшиб бы себе голову о камни на дорожке или накололся на эти острые железные прутья, как жук на булавку.
У меня по спине пробежали мурашки.
— Я буду смотреть за ним, — произнесла я.
— Хорошенько смотрите, — поддержала меня миссис Седдон.
КАРЕТА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА 7
Филипп уснул, свернувшись в удивительно маленький клубок под одеялом. Свет еще горел, книга, которую он читал, соскользнула на пол. Мальчик что-то зажал в руке, и я отвернула простыню, чтобы посмотреть, — это был игрушечный солдатик королевской гвардии в высокой меховой шапке.
Я подняла книгу, поправила одеяло, потушила свет и тихонько вышла, держа в руках ненужное какао, которое оставила в кладовой.
Вернувшись в свою комнату, я вышла на балкон и опустила портьеру, чтобы снаружи не было видно света. Ночь выдалась спокойная и неожиданно теплая. Тумана пока не было, но далеко, в глубине долины, темнота стала какой-то белесой. Воздух был по-весеннему сырой. Где-то в лесу раздался крик совы, еще один. Эти звуки отозвались во мне неожиданной грустью. Я чувствовала себя усталой и разбитой. Очень много событий произошло сегодня: впечатление от приятных — утренней встречи с Уильямом Б лейком, маленького флирта с Флоримоном в салоне — как-то сгладилось, оставив необъяснимое разочарование.
Конечно, я понимала, что это значит. Одиночество было мне очень давно и хорошо знакомо. Оно всегда таилось в душе... Я научилась не давать волю этому чувству, даже иногда наслаждалась им, но бывает время, когда больше нельзя оставаться наедине с собой и ты начинаешь искать какое-нибудь успокаивающее и отвлекающее средство: радио, собака, шампунь, чулки, которые нужно постирать, оловянный солдатик...
Я сжала губы и призвала себя к выдержке. Только потому, что сегодня состоялись две приятные встречи, выходящие за рамки моих обязанностей, — не говоря уже о поучительной и интересной беседе с домоправительницей, — не следует воображать себя одинокой и покинутой теперь, когда развлечения кончились и я должна провести вечер одна. Нечего стоять здесь и глазеть на весенние сумерки, представляя, как я проведу в этой комнате всю свою жизнь.
Ради бога, что я о себе вообразила? Неужели я могла поддаться иллюзии, возникшей во время разговора с Флоримоном, что мы с ним и мадам де Вальми можем сидеть рядышком у камина и беседовать на равных? Что ж, если бы десять лет назад не случилось то, что изменило всю жизнь... Ладно, хватит; это все в прошлом, и чем быстрее я привыкну раз и навсегда к тому, что веселые времена кончились, тем легче будет избавиться от резкой смены настроения, от приступов ненужных воспоминаний.
Медленно повернувшись, я прошла к южному краю балкона, находящемуся прямо над маленькой гостиной. Свет, струящийся из высоких окон, приглушенный золотистыми портьерами, мягко падал через лоджию на террасу. Спутанной сетью голых веток и шипов розовые кусты ловили его слабые лучи. Их тени, словно веники, мотались взад и вперед по свежевскопанным грядкам. Одно окно было открыто, чтобы впустить в гостиную теплый ночной воздух, из него вырывался яркий сноп света, голоса и смех. Я представила себе, как весело горят дрова в камине, сверкают бокалы с вином, пахнет кофе, бренди и сигарным дымом...