Около часа мы с хозяином тщетно пытались проникнуть в помещение. Изо всей силы дергали ручки, колотили ногами в филенки из цельного массива дуба, жали на звонок и безуспешно пытались соединиться с Анной по телефону. Я очень хорошо представлял себе, что происходит. Она лежит в джакузи, намазала лицо какой-нибудь липкой дрянью, включила плеер или радио и наслаждается музыкой, забыв о времени.
— Вот черт, — зло проговорил Сергей Петрович, — делать нечего, отойди-ка, Ваня.
Я не успел спросить, что он собирается делать, как Кузьминский подошел к альпийской горке, схватил круглый темно-серый булыжник и со всего размаха запустил его в одно из окон гостиной. Дождь осколков рухнул вниз.
— Ты можешь влезть внутрь и открыть дверь? — спросил Сергей Петрович.
Я кивнул. Это совсем не трудно, подоконник находится примерно на уровне моего пояса, я могу просто перешагнуть его.
Без особых усилий я оказался в доме, выскочил в холл, поднял крючок и впустил Сергея Петровича. Хозяин, шумно дыша, вошел в дом и покачал головой.
— Просто беда, когда вокруг одни бабы, как считаешь, Иван Павлович?
Я предпочел промолчать и почти бегом отправился в свою комнату. Как это ни странно, но толкание по очередям для меня намного более утомительно, чем самая напряженная работа.
Предвкушая мирный отдых, я вымыл руки, переоделся, сел в кресло и потянулся за книгой, но тут дверь в мою комнату распахнулась и на пороге возник Сергей Петрович.
— Ваня, — с тревогой произнес он, — иди немедленно со мной!
Слегка удивившись, я проследовал за Кузьминским до дверей его кабинета.
— Что она там делает? — отчего-то шепотом поинтересовался Сергей Петрович и толкнул створку. — Иди глянь, у меня сильно болит голова!
Ощущая необъяснимое беспокойство, я шагнул в кабинет и увидел Анну, сидевшую за огромным письменным столом. Одетая в темно-синий велюровый халат, она, казалось, спала. Растрепанную голову положила на руки. Я хотел бы поверить тому, что Анна внезапно заснула, но этому мешала мысль: за каким чертом она решила отдохнуть в кабинете Сергея Петровича, да еще в столь неудобной позе, скрючившись? В доме полно диванов, кроватей и на худой конец мягких кресел.
Я медленно приблизился к ней и увидел, что перед Анной лежит опрокинутая чашка, в которой был кофе. Темно-коричневая лужица растекалась по зеленой кожаной столешнице. Я удивился. Надо же, как много кофе! Чашечка выглядит небольшой, примерно на сто миллилитров. Но внезапно сообразил: лужа — это не любимый напиток инков, а застывшая, подернувшаяся пленкой кровь, кофе там совсем мало. А спустя мгновение взгляд остановился на блестящих колечках, торчащих из шеи несчастной. Ножницы!
Надеюсь, вы меня не осудите, если признаюсь, что с огромным трудом я устоял на ногах.
Отец в детстве мне внушал:
— Ваня, мужчина всегда должен сохранять трезвую голову, в любой момент, в самой экстремальной ситуации. Учись владеть собой, это умение может сохранить тебе жизнь. Ну представь, что оказался в толпе, среди потерявших рассудок людей. Человеческая масса несется, давя упавших. Никогда нельзя поддаваться стадному чувству, уйди в сторону, остановись, оглянись и постарайся трезво оценить ситуацию: может, следует бежать совсем в противоположном направлении?
Но сейчас все навыки стремительно покинули меня. Я отступил назад, споткнулся о ковер и чуть не упал.
— Что с ней? — абсолютно спокойным голосом поинтересовался Кузьминский.
— У Анны в шее ножницы, — пробормотал я и поднял глаза на портрет Глафиры.
И едва сдержал крик. На картине сияло пятно, отчего-то синее. Сергей Петрович сделал шаг вперед, покачнулся, вытянул одну руку, вторую приложил к затылку и медленно сделал второй шаг. Я стоял, окаменев, словно жена Лота, молча наблюдая за происходящим и не имея никакой возможности пошевелиться. Ноги стали словно каменные, тело налилось свинцом.
Кузьминский, шатаясь, прошел по кабинету пару метров, потом, коротко всхлипнув, широко открыл глаза и осторожно, словно нехотя, сполз на ковер. Меня отпустил столбняк, и я кинулся к Сергею Петровичу. Он лежал на спине, изо рта стекала струйка слюны. Я совсем растерялся — не знал, что делать, но тут неожиданно из холла донесся веселый голос Беллы:
— А почему у нас окно в гостиной разбито? Эй, папа, ты где? Мы приехали!
Я выбежал в коридор, плотно закрыл дверь и схватил телефон. Сначала следует позвонить в «Скорую». Анне уже не помочь, а Сергей Петрович еще жив и нуждается в помощи.
Проводить ночь без сна стало моим хобби. Сначала в дом приехал доктор. Предварительный диагноз не утешал — инсульт. Кузьминского со всеми предосторожностями поместили на носилки и увезли. Затем явилась милиция. Белле и Кларе врач вкатил по успокоительному уколу, и одурманенные девочки крепко спали в мансарде на огромной кровати Беллочки. Я же, наглотавшись валокордина, тупо отвечал на вопросы Макса, радуясь, что рядом ближайший друг, а не посторонний мент.
— Значит, дом был закрыт? — вопрошал Воронов.
— Да.
— Все двери? На ключ?
— Да. Поэтому Кузьминский разбил стекло.
— Зачем? Разве он не мог отпереть замок снаружи?
— Мог, — бормотал я, — конечно, мог.
— И почему разбил окно?
— Анна закрылась изнутри на крючки.
Макс взъерошил и без того лохматые волосы.
— Когда вы вошли, в доме никого не было?
— Не знаю, я сразу отправился к себе в спальню, но думаю, что нет.
— Почему? Вдруг убийца прятался в комнатах или кладовках? Тут же до черта укромных уголков.
Внезапно ко мне вернулась способность мыслить логически.
— Понимаешь, участок Сергея Петровича обнесен кирпичным забором, по верху которого натянута колючая проволока. Через нее пропущен ток.
Макс поднял брови.
— Вот оно как!
— А через равные промежутки по периметру забора встроены видеокамеры, транслирующие изображение на пульт охраны. Охранники великолепно знают всех живущих в поселке, посторонних они ни за что не пропустят.
— Слышь, Максим, — сунулся в столовую незнакомый мне мужик, — глянь, записка!
Приятель молча уставился на смятый клочок бумаги.
— Ну-ну, — пробормотал он наконец.
— Что там, — занервничал я, — что?
— «Я приняла это решение сама», — озвучил текст Воронов, — и подпись: «Анна».
— Самоубийство, — выдохнул я, — так я и думал.
— Да? — скривился Макс. — Позволь узнать ход твоих мыслей.
— Даже если предположить, что ее убили, — ответил я, — хотя, честно говоря, я не понимаю мотива. Анна была бедной…
— Живя в таком доме? — ухмыльнулся Макс. — Нищенка в бриллиантовом ожерелье!
— Именно так! Анна была у Кузьминского в приживалках, личных средств она не имела, никакого корыстного расчета у убийцы быть не могло.
— Любовник? — отрывисто поинтересовался Макс. — Иногда бабы надоедают мужикам, и те принимают экстремальные решения.
— Не знаю, — растерялся я, — она не походила на женщину, менявшую мужчин. Казалась влюбленной в своего мужа, постоянно говорила о его гениальности… Но даже если и предположить, что у Анны имелся еще один мужик, то каким образом он отсюда удрал? Нет, она покончила с собой. Заперла двери, опустила крючки, и все!
— Зачем нарисовала пятно на портрете? Почему синее?
— Думаю, это не она.
— А кто?
— Понятия не имею, — в сердцах воскликнул я, — тот, кто бродил по дому в платье Глафиры. И правда — отчего оно синее?
— Просто натуральная чертовщина, — протянул Макс.
Глава 21
Разрешите мне не описывать здесь свой визит к паспортистке! Ей-богу, после треволнений вчерашнего дня и полубессонной ночи у меня просто нет на это сил. Сжимая в руке справку, добытую ценой почти нечеловеческих усилий, я порулил к Норе.
— Просто натуральная чертовщина, — заявила она, выслушав мой рассказ.
— Макс того же мнения, — вздохнул я.
Элеонора развернула кресло, подкатила к столику, налила себе рюмку коньяка и сердито сказала:
— Итак, что мы имеем? Кузьминский нанимает детективов якобы для поисков денег, но мы, учитывая разорванного в клочья игрушечного поросенка, знаем, что милейший Сергей Петрович обманул нас. Дело не в долларах, а в какой-то маленькой штучке, которую он либо не мог, либо не хотел отыскать сам. Так, едем дальше…
Не успел ты попасть в дом, как там началась череда совершенно невероятных событий. Знаешь, эта история с пятном, то появляющимся на картине, то исчезающим, могла бы выглядеть смешной, кабы не три жертвы: Катя, Маргарита и Анна.
— Рита пока жива, — напомнил я.
— Именно что пока, — хмыкнула Нора, — она в коме, подключена «к розетке». Конечно, случается, что подобные больные приходят в себя, но чаще всего они погибают. От неподвижности начинается воспаление легких, отек… Право, не знаю, что лучше: существовать растением или умереть. Я бы предпочла первое.
Я посмотрел на хозяйку. Очень хорошо знаю, что больше всего на свете Элеонора боится собственной беспомощности и зависимости от других людей. Она потратила огромные деньги, оснастив дом всевозможными новомодными приспособлениями, чтобы, будучи полупарализованным инвалидом, самостоятельно пользоваться ванной и туалетом. А еще она в состоянии одеться без посторонней помощи. Тот, у кого дома имеется родственник с параличом нижней части тела, знает, какой это подвиг.
— Первой покончила с собой Катя, — Нора продолжала размышлять вслух, — и вроде все объяснимо: девочка с нестабильной психикой, почти олигофрен. Первая любовь, первое предательство. И вот результат! Но знаешь, что странно?
— Ну? — спросил я.
— Помнишь, ты рассказывал мне, что ее тело лежало в кабинете перед портретом?
— Да.
— Пальцы правой руки Кати были испачканы краской. Почему?
— Ну она решила намалевать пятно на портрете. Немотивированный поступок психически неуравновешенного человека.
— А теперь вспомни другой свой рассказ!
— Какой?
— Ты пришел к Кузьминским и впервые попал за стол.
Я кивнул:
— Да.
— Хорошо, идем дальше. Изучим трапезу в деталях.
— Я сел к столу, и они мигом начали ругаться.
— Нет, подробнее. Итак, ты устроился, взял прибор…
— Тут появилась Катя с блюдом, на котором лежали котлеты.
— Впечатление, которое произвела на тебя девица?
Я пожал плечами.
— Показалась неумелой горничной.
— Почему?
— Ну… она неправильно подавала на стол.
— Объяснись.
Я тяжело вздохнул. Нора хочет проверить мои знания этикета? Ладно, пусть слушает.
— Лакей или горничная, прислуживающие за столом, ведут себя одинаково. Подходят к каждому гостю с правой стороны и, держа в левой руке блюдо, предлагают: «Пожалуйста, горячее».
Вы выбираете кусок и…
— Дальше!
Я пожал плечами.
— Все! Вам кладут еду на тарелку…
— Какой рукой?
— Правой, конечно, — я удивился идиотскому вопросу, — в левой официант держит блюдо.
— А Катя?
— Она все сделала не так, — покачал я головой, — подходила ко всем слева, держа поднос на правой руке, мясо раскладывала левой, очень неловко. Мой кусок упал на скатерть. Минуточку!!!
— Дошло наконец, — ухмыльнулась Нора, — доехало, словно до жирафа! Катерина-то была левша, поэтому и обносила гостей не по правилам!
— Но тогда она никак не могла рисовать пятно правой рукой!
— Вот! О чем и речь! Меня, кстати, сразу «зацепил» твой рассказ про неловкую горничную. Но лишь сегодня ночью я сообразила, что насторожило меня в этой истории. Катю убили. Потом убийца нарисовал пятно и испачкал девушке пальцы краской. Но он от волнения то ли забыл, то ли вообще никогда не обращал внимания, что девушка левша. И кто, а главное, зачем убирает женщин?
— Анна покончила с собой.
— Нет.
— Но она оставила записку!
— Интуиция мне подсказывает: дело нечисто.
Да уж, женская интуиция — такая штука, с которой не поспоришь. Самый веский аргумент Элеоноры: «Мне так кажется. Внутренний голос подсказал».
— Нора, — я постарался воззвать к ее уму, — но на дверях были опущены крючки! Это можно сделать лишь изнутри.
Хозяйка отмахнулась:
— Ерунда! Знаешь, что мне кажется?
— Что? — безнадежно поинтересовался я.
Ну какая еще славная идея пришла в ее набитую фантазиями голову?
— Всех троих убил один человек, — стукнула кулаком по подлокотнику кресла Нора.
— Зачем?
— Пока не знаю, хотя вопрос поставлен неправильно, следует спросить: «Почему?»
— Почему? — эхом повторил я.
— Очевидно, они все знали нечто… этакое… пугавшее данную личность! Ты не догадываешься, кто она?
— Нет.
— Либо Валерий, либо Кузьминский, — вздохнула Нора, — и я склонна думать, что автор затеи Сергей Петрович… Пришла мне в голову одна идейка…
— Какая?
— Знаешь, зачем он поселил тебя к себе? Теперь есть ответ на вопрос. Только давай сразу условимся: денег у него никто не крал! Сергей Петрович решил использовать нас, вернее, тебя как болвана.
Внезапно мне стало обидно.
— Конечно, может, я и не отличаюсь особым умом, но и на идиота не похожу.
— Болван — это не кретин, — радостно пояснила Нора. — Иногда охотники ставят в лесу что-то типа чучела, привлекая таким образом кабана. Увидит дикая свинья якобы своего сородича, полюбопытствует, подойдет поближе и… ба-бах! Вот Сергей Петрович и решил поохотиться с болваном. Ты должен был выполнять роль свидетеля, говорить милиции о его алиби, понял? Он убил Анну и приволок тебя в кабинет с одной целью, чтобы ты потом сообщил следователю: «Кузьминский от ужаса упал в обморок. Он вместе со мной колотился в дом и не мог попасть туда». Сергей Петрович обвел тебя вокруг пальца.
Я окончательно растерялся.
— Но у Кузьминского инсульт!
— И откуда это известно? — прищурилась Нора.
— Доктор вчера высказал такое предположение.
Элеонора ядовито прошипела:
— Да уж, на «Скорой помощи» сплошь работают гениальные диагносты! Да они умеют лишь давление мерить! Когда у человека инсульт, его парализует и речь пропадает, а я сегодня звонила в клинику и узнала интересные подробности: у Сергея Петровича речь в порядке и руки-ноги великолепно работают! Его лечащий врач говорит лишь о гипертоническом кризе.
Я не нашел нужных слов, а Нора продолжала нестись дальше, закусив удила:
— Что было известно этим трем, а? Какой информацией они владели? Думается, Анна и Маргарита, две сестры, знали нечто из прошлого Кузьминского. А Катя случайно подслушала их разговор. Так! Ваня, срочно меняем все планы! Ты начинаешь копаться в жизни Анны и Риты. Начинай с первой, разрой все: где училась, каких любовников имела, что у нее на работе… Потом такие же сведения придется собрать о Рите. Где-нибудь мы найдем узелки. У них имеется общая тайна. Думаешь, почему Анна, Валерий и Клара живут вместе с Сергеем Петровичем?
— Он пригрел бедных родственников, которые погибали от голода, — напомнил я, — совершил благородный поступок.
Нора скривилась:
— Любезнейший Иван Павлович, ты существуешь в собственном мире по своим законам, а вокруг волчья стая. Имей в виду, такой успешный, удачливый бизнесмен, как Сергей Петрович, не может быть жалостлив. Бизнес — жестокая штука, нужно уметь недрогнувшей рукой утопить конкурента, даже если он приходится тебе братом, сватом или сыном.
— Как хорошо, что у меня нет собственного дела, — ляпнул я.
— Просто отлично, — кивнула Нора, — ты бы и пятнадцати минут на рынке не продержался, а Кузьминский варится в ведьмином котле давно. Он один раз пережил разорение, вновь взлетел… Кстати, где он взял денег на раскрутку дела? Ведь первый раз прогорел вчистую!
— Вроде он продал недвижимость.
— Вот с этого момента и начинай поиски, — велела Нора, — сдается мне, там собака зарыта. Держи телефончик, позвони дядечке.
— Кто он такой? — удивился я.
— Шаркин Леонид, — пояснила Нора, — корреспондент журнала «Столп бизнеса». Леня знает о мало-мальски успешных людях все. С ним очень просто, он живет за счет торговли информацией. Назовешь ему фамилию и получишь за определенную мзду бездну сведений об интересующем тебя лице.
Я взял бумажку и набрал номер.
Нора оказалась права. Неизвестный мне Леонид, обладатель густого баса, пророкотал:
— Кто стучится в дверь мою?
— Разрешите представиться, — вежливо сказал я, — Иван Павлович Подушкин, секретарь Элеоноры… Мы с вами незнакомы, но…
— А вот тут ошибаетесь, дражайший Иван Павлович, — перебил меня Леонид. — Впрочем, скорей всего мы лично не встречались, но мне про вас многое известно.
— Что, например? — изумился я.
Леня хохотнул:
— Так, общая информация. Вы — сын известного советского писателя Павла Подушкина, сами закончили Литературный институт и пописывали стишата. Имеете на руках престарелую маменьку и работаете у глубоко мною уважаемой Элеоноры. Кстати, она недавно открыла частное детективное агентство «Ниро», Нора богатая женщина и может позволить себе выбрасывать деньги на ветер. Так какую информацию вы хотите? О ком?
— Меня интересует Сергей Петрович Кузьминский.
— А-а-а… есть такой, — протянул Леонид, — и что надо?
— Все.
— Все так все, — не удивился парень. — Значитца, так, сейчас по сусекам поскребу, по амбарам помету, найду, что имею. А вы извольте прибыть в двадцать три ноль-ноль в ресторан «Глобо», там и потолкуем. Надеюсь, знаете, где расположено сие сакральное место?
— Да, — вздохнул я.
«Глобо» больше клуб, чем ресторан, впрочем, поужинать вы там вполне можете. Но в основном туда ходят, чтобы попить кофе, поесть пирожных и посмотреть стриптиз. Только не подумайте, что я являюсь почитателем танцев у шеста. Мне зрелище медленно раздевающейся девицы внушает зевоту.