Глава 9
Когда я вошел в холл, из гостиной неслись истерические рыдания, какая-то женщина судорожно всхлипывала:
— Не знаю, это не я, не я…
Я осторожно втиснулся в гостиную и застал там Клару и Сергея Петровича. Девушка, прижимая к плоской груди стиснутые кулачки, словно заведенная твердила:
— Нет, нет, не я…
— Вот, — ткнул в нее пальцем Кузьминский, — можешь познакомиться, семейный вор, любительница брать то, что ей не принадлежит!
— Нет, нет… — трясла взлохмаченной головой Клара.
— Да, — заорал Сергей Петрович.
Девушка закатилась в истерике. Сначала она захохотала, потом осела на пол, легла на ковер в позе зародыша, подтянула острые коленки к носу и принялась стучать головой о пол.
— А ну прекрати, — брезгливо вымолвил дядя, — противно смотреть. Пошли, Ваня, попьем чаю, сейчас эта дрянь перестанет ломать комедию, и тогда мы решим, как с ней поступить.
Но мне стало жаль Клару, ее истерика казалась самой настоящей, не наигранной. Девушка и впрямь билась в припадке. Я наклонился над ней.
— Клара, успокойся.
Куда там, она меня даже не слышала.
— Мне кажется, следует вызвать доктора, — пробормотал я.
Кузьминский поморщился:
— Ваня, это обычные женские штучки, сейчас она еще обморок изобразит!
Не успел он закрыть рот, как Клара всхлипнула, дернулась и затихла.
— Пожалуйста, — усмехнулся Сергей Петрович, — вот и продолжение концерта.
Я внимательно посмотрел на Клару. Ее лицо было синюшного оттенка, из чуть приоткрытого рта стекала тоненькая струйка слюны. Шея девушки на ощупь оказалась чуть липкой. Подобное сыграть невозможно.
— Ей плохо, немедленно вызовите врача.
Сергей Петрович с сомнением покосился на меня, но щелкнул крышечкой мобильного. Эскулап примчался в мгновение ока, впрочем, может, он сидит где-нибудь в административном здании, у въезда в коттеджный поселок.
Пока врач ломал у ампул горлышки и делал уколы, Сергей Петрович ввел меня в курс событий. Сегодня ему понадобился «Справочник по бухучету». Он перерыл всю библиотеку, а потом пошел в комнату к Кларе. То, что необходимая книга имелась в доме, он знал точно. Кузьминский порой заглядывает в пособие и держит его, как правило, у себя на столе. Сейчас оно испарилось, следовательно, книжку утащила Клара, единственный человек в доме, которому она могла понадобиться. К тому же племянница уже пару раз брала справочник, а Сергей Петрович возвращал его назад. Нужно было, чтобы не злиться, купить еще один такой же, но у Кузьминского попросту не хватает памяти на такое дело. О злополучной книжонке он вспоминает лишь тогда, когда ему требуется справка.
Поэтому, чертыхаясь, Сергей Петрович прошел к Кларе, перерыл у нее письменный стол, потом, не найдя брошюры, осмотрел комнату, увидел, что из-под подушки торчит что-то белое, и решил, будто это нужная книга. Однако на простыне рядом с наконец-то найденным справочником покоилась пачка стодолларовых купюр, туго перетянутая светло-розовой резинкой. Сергей Петрович пошел к себе, сжимая деньги. Он моментально позвонил Кларе на мобильный и велел:
— Изволь немедленно приехать домой!
— Что случилось, дядя? — спросила та.
Но Кузьминский уже отсоединился. Девушка примчалась через час: она взяла такси. Сергей Петрович ткнул пальцем в пачку:
— Отвечай! Это что?
— Деньги, — недоуменно ответила Клара.
— Какие?
— Доллары.
— И откуда они?
Она пожала плечами:
— Дядечка, какой странный вопрос. Наверное, кто-то их получил.
— Вот-вот, — прошипел Кузьминский, — кто-то получил, а ты украла!
— Я?
— Ты!
— С ума сойти!
— Именно.
— Но я ничего не брала!
— Врешь, пачка лежала у тебя под подушкой!
— Ты что! — взвизгнула Клара. — У меня такого количества банкнот отродясь в руках не бывало.
— Я сам их нашел!
— Не может быть!
— Молчи, лгунья!
Поняв, что дядя не на шутку разозлился, Клара залилась слезами, и выяснение отношений переросло в истерику. В доме никого, кроме них двоих, не было. Остальные члены семьи не вернулись из города, а Лариса уехала на рынок за мясом. Поэтому никто не мешал Сергею Петровичу делать из племянницы форшмак.
В самый разгар свары позвонила Нора, Кузьминский рявкнул:
— Потом. — И отключился.
Элеонора сообразила, что в доме вновь что-то случилось, и мигом нашла меня у Николетты.
— Вот дрянь, — кипел Кузьминский, наливая себе коньяку, — пригрел змею на груди. Разве я ей когда в чем отказывал? Попроси по-хорошему, все куплю. Так нет, надо спереть!
— Зачем девочке понадобилась столь крупная сумма? — задумчиво протянул я.
— А вот сейчас придет в себя, и узнаем, — пообещал Кузьминский. — Все из мерзавки выдавлю.
— Странно, однако, — осторожно сказал я.
Хозяин залпом проглотил благородный «Хеннесси», словно вульгарную водку, и недовольно спросил:
— Что?
— Подумайте сами, девочка украла сто тридцать тысяч долларов…
— Вот сикозявка, — стукнул кулаком по столу Кузьминский. — Мне насрать на деньги! Меня обокрала!!! Меня!!! Как идиота!
На его щеках заходили желваки, и бизнесмен вновь схватился за бутылку.
Я предпринял еще одну попытку изложить мое видение событий.
— И куда Клара дела награбленное?
— Не знаю, — неожиданно мирно ответил Кузьминский.
— Так это самый интересный вопрос, — заявил я, — вы же небось всю комнату обыскали и ничего не нашли.
— Я даже тумбочку сломал, — мрачно усмехнулся Сергей Петрович.
— Сами подумайте, просто дико держать под подушкой столь большую сумму денег, — я гнул свою линию, — разве в такое место кладут украденное? Под подушку! Если не ошибаюсь, прислуга каждый день меняет всем постельное белье?
— Не ошибаешься, — протянул Кузьминский, — только пока новой горничной нет, Лариса одна со всем не справляется. Она освежила постель мне и Беллочке, а остальным решила оставить как есть, спросила у меня разрешения. Я, естественно, позволил.
— Вот видите, — кивнул я, — Клара-то не знала, что ей белье не сменят. Неужели она настолько глупа, что не подумала о прислуге, которая поднимет подушку и неминуемо увидит пачку?
Кузьминский, не мигая, смотрел на меня. Я продолжил:
— Думается, все было по-другому.
— И как же? — буркнул Сергей Петрович.
— Вор взял одну из незаконно присвоенных пачек и сунул Кларе под подушку.
— Зачем? — насторожился Кузьминский.
— Хотел, чтобы подозрение пало на девушку, поэтому и выбрал такое место для долларов. Затея, как видите, удалась. Мерзавец, конечно, не рассчитывал, что вы лично обнаружите «нычку», думал небось, что Лариса Викторовна ее обнаружит и кинется к хозяину.
Сергей Петрович понюхал пустой фужер.
— Ну не знаю, — уже другим тоном заметил он, — в твоих словах есть свой резон, но пока я не считаю Клару невинной жертвой.
Высказавшись, Кузьминский вскочил и заходил по комнате, заложив руки за спину.
— Вам ведь не нужен еще один скандал? — тихо спросил я.
— Полагаешь, я получаю удовольствие, слушая истерические вопли? — скрипнул зубами хозяин.
— Думаю, нет, — спокойно ответил я. — Хотите совет?
— Говори.
— Не рассказывайте никому о произошедшем. Ни членам семьи, ни Ларисе Викторовне.
— Я не обсуждаю своих дел с прислугой!
— Вы хотите установить истину?
— Да.
— Тогда погодите устраивать прилюдное аутодафе Кларе, а я приложу все силы, чтобы выяснить действительное положение вещей.
Сергей Петрович сердито раздавил в пепельнице окурок. Я тяжело вздохнул. Кузьминский не привык слушаться других людей.
— Ладно, — неожиданно согласился он, — рой носом землю, но сообщи мне имя вора.
Получив «лицензию» на ведение дела, я прошел на кухню, пошуровал в бесконечных шкафчиках, висевших на стенах, отыскал кофе и с наслаждением выпил «Лавацца». В голове слегка просветлело, и захотелось есть. Я вспомнил, что последний раз трапезничал у Жанны, если, конечно, шоколадные конфеты можно назвать едой, и ринулся к холодильнику.
Бунтующий желудок успокоился только после четырех бутербродов с бужениной и маринованными огурцами. Я проглотил их разом и сел у стола. Теперь страшно захотелось спать. Зевота начала выламывать скулы. Я заварил еще кофе и на этот раз выпил его без сахара. Плотный туман, окутавший мозг, слегка рассеялся. Я бездумно уставился глазами в окно.
Прямо в кухню лез одуряюще пахнущий куст жасмина. Нынешнее лето пока радует, нет холода, дождей, резких перепадов температуры. В конце мая ртутный столбик достиг цифры +25 и уже месяц словно прибитый держится у этой отметки. Такая погода редкость для Москвы, у нас ведь сплошные аномальности: в июне холодно, в декабре тепло…
За спиной послышался тихий шорох. Я быстро обернулся. В кухню вошла Клара. Увидав меня, она вздрогнула и попятилась.
— Хочешь кофе? — ласково спросил я.
Клара подняла красные опухшие веки.
— Воды лучше, жажда замучила.
— Садись, — предложил я.
Она послушно устроилась на табуретке. Я взял большую бутылку «Новотерской», налил воды в высокий стакан и протянул ей. Клара схватила его и с жадностью стала пить.
— Не торопись, — улыбнулся я, — никто не отнимет.
Неожиданно Клара тоненько заплакала.
— Не брала я денег!
Я погладил ее по спутанным волосам.
— Конечно.
— Вы мне верите?
— В общем, да. Думаю, тебе их подложили.
— Но зачем? — шмыгнула носом Клара.
— Чтобы дядя заподозрил племянницу в воровстве и выгнал из дома. Кто-то в семье ненавидит тебя до такой степени, что готов на любую подлость.
— Это Белла, — прошептала Клара, — а еще Валерий.
— Родной отец? — изумился я.
— Он мне отчим, — пояснила Клара.
— А твой настоящий папа где?
Она пожала плечами:
— У меня его нет и не было. Я незаконнорожденная.
Последняя фраза прозвучала словно цитата из литературы девятнадцатого века.
— В наше время, — приободрил ее я, — это понятие устарело. Тысячи женщин во всем мире воспитывают детей без отцов, тебе нечего стесняться. А давно Валерий женат на твоей маме?
— Двадцать один год, — сообщила Клара, отхлебывая воду.
— А сколько же тебе?
— Двадцать один.
— Что-то я не пойму…
— Ничего сложного, — вздохнула Клара, — когда Валерий женился на маме, она была беременна от другого.
Она схватила бутылку «Новотерской». Я молча наблюдал, как тоненькая струйка воды наполняет стакан. Ей-богу, некоторые люди удивляют меня до глубины души. Если уж ты принял непростое решение жениться на женщине, которая носит под сердцем плод чужой любви, то будь благороден до конца. Зачем сообщать ребенку, что не являешься его биологическим отцом? Ведь ясно, что в подростковом возрасте получишь от падчерицы кучу проблем.
— Может, ты ошибаешься, — я осторожно продолжил разговор, — Валерий двадцать лет воспитывает тебя…
Клара горько усмехнулась:
— Он меня не замечает вообще, смотрит как на… на кошку. Впрочем, нет, с киской играют, ее гладят. Я для него словно программа телевидения! Нет, опять не то сравнение, она ведь тоже нужна, правда, всего одну неделю. Я вроде дурацкого подарка от богатого родственника. Принес он бедным племянникам железную метровую вазу. И вот теперь несчастные не знают, чего с ней сделать. Выбросить нельзя — дядя обидится, а дома держать неудобно. Вот и задвинули сувенир в угол, бегают мимо и не видят, только споткнутся иногда. Я не брала деньги.
— Кларочка, — ласково сказал я, — пока Сергей Петрович не узнает имени настоящего вора, он будет считать преступницей тебя.
Девушка угрюмо кивнула:
— Понятное дело.
— Значит, в твоих интересах помочь мне.
— В чем?
— Я должен найти того, кто совершил преступление.
Клара удивилась:
— Вы не секретарь?
— Секретарь, только хозяин поручил мне еще и это дело, в милицию он обращаться не хочет.
— Позора боится, — скривилась Клара, — а чем я-то помогу?
— Скажи, дружок, ты хорошо знаешь всех, кто сейчас живет в доме?
— Достаточно.
— Давай поговорим о них?
Клара оглянулась.
— Только не здесь, лучше у меня в комнате.
— Абсолютно с тобой согласен, — улыбнулся я, и мы переместились в ее спальню.
Там царил жуткий кавардак. Я покачал головой и спросил:
— Всегда живешь в таком беспорядке?
Клара стащила с кресла кипу одежды, швырнула ее на постель, плюхнулась на освободившееся место и ответила:
— У меня обычно убрано, только постель не трогаю, все равно перестелят. Это дядя все разбросал, остальные деньги искал.
— А что? — притворился я идиотом, — разве у него не десять тысяч украли? Какая же сумма исчезла?
— Фиг его знает, — отозвалась Клара, — он мне ее не назвал. Тряс за плечи и орал: «Живо верни, немедленно, отдавай все, дрянь». А потом принялся комнату громить, тумбочку сломал. И еще вот.
Ее глаза медленно наливались слезами. Дрожащими руками Клара подняла с ковра что-то блекло-розовое и показала мне. Это были останки плюшевой игрушки.
— Его звали Чуней, — тихо сказала Клара.
— Что это?
— Мой талисман, поросенок Чуня, — убитым голосом пробормотала Клара, — я его люблю. Он мой единственный друг! А дядя схватил его, голову оторвал, туловище растерзал… Нет моего Чуни, умер.
Господи, да она совсем ребенок! Несчастный, не любимый ни матерью, ни отчимом, ненавидимый двоюродной сестрой. Поросенок Чуня был ей вместо друга. Ну зачем Сергей Петрович уничтожил игрушку? Ясное дело, что в ней не могло быть спрятано более ста тысяч долларов! Вот уж не ожидал от Кузьминского такой жестокости.
Боясь, что у Клары опять начнется истерика, я вырвал из ее рук останки Чуни.
— Давай сюда!
— Зачем? — Она попробовала слабо сопротивляться.
— Отдам в починку, твоего Чуню сошьют заново.
— Не получится, — всхлипнула она.
— Моя мама, — лихо соврал я, — замечательная рукодельница, что хочешь из кусочков соберет.
— Правда? — с надеждой воскликнула Клара. — Думаете, получится?
Я кивнул:
— Обязательно.
Надеюсь, бедняжка никогда не узнает, что Николетта за всю свою некороткую жизнь не научилась даже пришивать пуговицы.
— Успокойся, детка, — произнес я, — и расскажи мне сначала про Валерия. Где работает, кем… Почему вы живете здесь?
Клара, слегка успокоившись, откинулась в кресле и начала говорить.
Глава 10
Валерий работает в НИИ, связанном с космосом. До недавнего времени он был засекречен и именовался «почтовый ящик». Но как только стало ясно, что у нашей страны нет больше внешних врагов, кроме международного терроризма, институт рассекретили. Клара даже сумела правильно произнести его название «КосмосНИИпромлетмаш». Я бы ни за что не запомнил столь труднопроизносимое слово. Впрочем, еще менее благозвучной была фамилия Валерия — Анджабрамаидзе.
— У него в роду имелись грузины? — удивился я.
Внешне Валерий совсем не похож на «лицо кавказской национальности».
— Да нет, — пожала плечами Клара, — его родителей звали Марией Ивановной и Константином Петровичем. А вот фамилия такая идиотская. Хорошо хоть мама осталась Головиной, я ношу ее фамилию.
Первое время Валерий, Анна и Кларочка жили в просторной, четырехкомнатной квартире, доставшейся парню от родителей. Потом вдруг переехали в более тесную двухкомнатную. Клара была еще маленькой и никаких вопросов старшим не задавала. Но, когда ей через несколько лет сообщили, что отныне семья станет жить в одной комнате, в коммуналке, в удаленном от центра районе, она удивилась:
— С какой стати, мама? Зачем нам отсюда переезжать? Да еще в такие чудовищные условия.
Анна, поколебавшись, рассказала дочери правду. Валерий — очень талантливый ученый, можно сказать, гений. Он разрабатывает некий прибор… Какой, Анна сама не понимала, знала лишь, что муж стоит на пороге величайшего за всю историю человечества открытия.
Во многих странах наука находится на иждивении государства. В России просто так денег вам никто не даст. Есть заранее утвержденный план работы, который визирует директор НИИ, а ученый совет решает, какое направление исследований является приоритетным. К сожалению, Валерий не сумел внушить начальству, что его планы гениальны, поэтому в финансировании его проекта было отказано. Во всем мире ученые, оказавшись без средств, ищут спонсоров. Многие крупные концерны типа «Кока-кола», «Дженерал моторс» и другие весьма охотно раздают гранты исследователям. Для таких монстров пятьсот тысяч долларов медная копейка. Если же ученый добьется успеха — это огромная реклама.
Но в России крупные производители смотрят на вещи иначе, и Валерий, походив по кабинетам с протянутой рукой, так ничего и не получил. И тогда он принял решение продать доставшуюся от родителей жилплощадь. Анна попыталась было сопротивляться, но муж категорично заявил:
— Меня ждет Нобелевская премия. Да, на какое-то время нам следует затянуть пояса, но потом придет все: деньги, слава…
Жена смирилась и перебралась в двухкомнатную халупу.
Шло время, все свои деньги Валерий вкладывал в исследования. Анна билась как рыба об лед, она преподавала русский язык в заштатном институте, имела крохотный оклад, и ей приходилось крутиться как белке в колесе, чтобы прокормить и одеть домочадцев. Мужу было начхать, есть ли у жены и падчерицы ботинки и что у них на обед. Впрочем, справедливости ради следует признать, что он и сам ходил в рванье и питался геркулесовой кашей на воде. Нобелевская премия вручалась с завидным постоянством каждый год, но Валерия не было ни среди лауреатов, ни среди номинантов.