— Это к шефу…
— Договорились.
На улице Антон Иванович погрузил ящик с инструментами в старенький «Москвич-каблук», забрался в салон и вырулил с полицейского двора. Богатого парка конспиративных машин у отделения собственной безопасности не имелось, приходилось договариваться со знакомыми о прокате. Конечно, это рискованно, матерый оборотень мог «пробить» машину, но для матерых и подход был особым. Сегодня не тот случай. Вряд ли кто будет проверять — есть у жилконторы «Москвич» или нет? Главное, качественно починить трубу. Но с настоящим сантехником договариваться пришлось. За натуральный обмен — бутылку огненной воды. Тот был только рад откосить от работы, которая не принесет никакого черного нала, — ментовка не частная квартира. Оставалось надеяться, что сантехник не станет трепаться и поверит на слово, что его, коснись чего, посадят за измену родине на десять лет. С ФСБ не шутят. А именно такие корочки были показаны пролетарию.
Вот как много всякой ерунды приходится учитывать, чтобы поставить в кабинет обычный видеоглазок.
Чистов всегда подходил к делу творчески, обстоятельно и старался не повторяться. За что его и ценили. Как-то ставил глазок в кабинет к очень осторожному взяточнику. Под видом электрика. А спустя пару дней сослуживец взяточника предложил проверить кабинет на предмет наличия шпионской техники. Мол, есть знакомый техник — найдет в момент. Взяточник, конечно, согласился. Пришел специалист, осмотрел кабинет и действительно отыскал свежеустановленного жучка. Взяточник обрадовался, потерял осторожность и стал болтать в кабинете, не стесняясь. А зря. Ибо остался второй жучок. Настоящий. Техник был грамотный. Просто он тоже работал в ОСБ. А сослуживец состоял там на связи. Как ни крути, а методы оперативной работы примерно одинаковы во всех специальных службах.
Отъехав от отдела на безопасное расстояние, Чистов притормозил. Из арки дома вышла «потерпевшая» и села в машину. Она уже стала брюнеткой, парик переместился в пакет.
— Удалось?
— Почти. Трубу варить надо. Сейчас за баллонами.
— А вы умеете?
— А как иначе? Могу подкинуть до остановки. Слушай, Свет… Все хочу спросить. А как тебе удается плакать? Нет, серьезно. Вот я представил — мне надо разреветься. Для дела. Все вокруг со смеху лягут. А ты ж ревешь так убедительно! Или в глаза что-то капаешь?
— Ничего сложного. Несколько занятий в студии актерского мастерства. В кино и на сцене актрисы тоже ревут по команде режиссера. Безо всякого лука и капель.
— Удобный навык.
— Не всегда. Иногда актеры плачут по-настоящему. Но им никто не верит. Даже они сами.
* * *Пункт наблюдения, или «точка», как его называли в народе, располагался в микроавтобусе марки «Газель», припаркованном вне зоны прямой видимости из отдела полиции, но в радиусе действия сигнала из радио. Автобус в отделе собственной безопасности был единственным, поэтому каждый раз приходилось его гримировать, чтобы не примелькался среди оборотней и не подвергался бы противоправному воздействию. Гранату вряд ли бы кинули, но разбить стекла — дело чести. Иногда маскировали под ритуальные услуги, иногда под передвижную санитарную лабораторию. Можно хоть под публичный дом на колесах. Главное — найти повод занавесить окна.
Сегодня на борту «Газели» красовалась надпись «Анонимное выведение из запоев».
Внутри стояла пара мониторов, на одном из которых отображался кабинет Копейкина. Довольно удачный ракурс — радио висело высоко, глазок почти целиком охватывал помещение. Звук был тоже довольно качественным, при желании можно разобрать даже шепот. Заряда аккумулятора хватит на полгода. Плохо, если Копейкин включит радио, микрофон будет, прежде всего, ловить новости, концерты по заявкам и прогнозы погоды, одним словом — трансляции.
В связи с нехваткой технического персонала дежурить в автобусе приходилось непосредственно инициаторам разработки. Это отнимало много времени, операм приходилось договариваться о дежурствах. Мероприятие было не бесконечным, максимум две недели. Потому что помимо Копейкина в городе есть и другие фигуранты, и их тоже надо охватить вниманием.
Сегодня «из запоев» выводила Ольга, надев на голову здоровенные наушники, делавшие ее похожей на ведущую радио. «В студии для вас работает диджей Горина. Начинаем нашу вечеринку».
Радио в кабинете, слава богу, не вещало. Было бы обидно прослушать шедший в кабинете разговор. Аппаратура не фильтровала мат, но Ольга не комплексовала по этому поводу. Тем более что собеседники пока обходились без него.
Копейкин сидел за своим столом, напротив довольно вальяжно расположился господин средних лет, с признаками раннего облысения. Его гардероб отличался дороговизной и отсутствием вкуса. А речь — показательной наигранностью.
— Кирилл Павлович, мне, конечно, интересно с вами общаться, но скажите прямо, какие проблемы?
— Ты хотел поговорить с Рамиром? Зачем? — без деланых эмоций задал очередной вопрос Копейкин.
— Рамир? А кто это?
— Дауншифтер. Которого взорвали. Вместе с братом.
— А-а-а, — натужно улыбнулся господин, — цыган. Да. Мне сказали, он поцарапал мою машину и смылся. Машина не застрахована, а тридцатник на дороге не валяется. Да и обидно просто.
— И ты решил поцарапать его… Константин, а ты не боишься?
— Кого? Цыган?
— Цыгане бывают разные. Вот завалят тебя, что прикажешь делать? Я ж в бумагах утону. Дело на контроль поставят, проверками задолбают. Ты ж фигура резонансная. Одна кличка чего стоит. Сам выбирал?
— С цыганами разберусь, — тоном палача, которому урезали зарплату, заверил посетитель. — Рамира я не заказывал.
— Ты еще скажи, наркотой не торгуешь… А разобраться можно двумя способами: либо всех перебить, не приведи господи, либо сказать батьке Василю, кто убил его сыновей. И не просто сказать, а с аргументами. Просто поклясться мамой не проканает.
— Я повторяю, это мои проблемы. Если вопросов больше нет, я пойду. Дела.
— Это не проблемы, Костя. Это большие проблемы. Я тебя не держу, только запишу объяснение. Это формальность, но что делать.
Когда господин ушел, Ольга остановила запись. Она поняла, о чем шла речь. Все местные СМИ сообщили о подрыве цыганского джипа мотоциклистом. И некоторые федеральные. Этим делом, значит, Копейкин занимается. Не очень, кстати, активно. А вызванный — не кто иной, как Бирюков, он же Буйвол. И если Буйвол основной подозреваемый, то данная беседа — полная профанация. Таких деятелей прихватывают резко, имея козыри, а не вызывают в отдел, чтобы узнать точку зрения. Даже если это хороший знакомый.
Копейкин напечатал какой-то документ, перекинул его на флешку, видимо, чтобы распечатать. Принтера в кабинете не было.
Она снова поймала себя на печальной мысли, что наблюдала не столько за беседой, сколько за самим опером. За его мимикой, жестами. Только почему печальной?
Может, она поспешила с разработкой? Неужели скатилась до банального сведения личных счетов? Ненависть, злость, сильные эмоции — это так непрофессионально. Да, он ее оскорбил, она, находясь на взводе, решила отомстить. Зачем она ввязалась в эту игру? Что за детский сад? Мальчик обозвал девочку. Насчет реализации, обещанной Цареву, она очень сомневалась. Ничего реального на Копейкина пока не было. Заявление Самохина — это только слова. Хорошо, если прослушка что-то даст или в архивных «отказных» она что-нибудь накопает. Завтра, кстати, надо там посидеть.
* * *Тимур звонил несколько раз, она не брала трубку. Скинул эсэмэску, что хочет забрать свои вещи. Ольга не сомневалась: вещи оставлены специально. Он приедет, начнет выяснять отношения… Не исключено, она даст слабину — Тимур умеет уговаривать.
Но встретиться все же придется. Он же не случайный знакомый. И вещи опять же. Не на лестницу же выставлять. Не по-людски как-то. Возможно, Светка Родионова права. Посоветовала для начала его просто выслушать. Если признается, упадет в ноги, попросит прощения, можно тоже признаться и расстаться хорошими друзьями. Если начнет юлить и строить версии — выставить за дверь.
И еще пару дней назад она бы так и сделала… А сейчас не хотела ставить никаких экспериментов.
Потому что появился Копейкин, словно лакмусовая бумажка проявив все ее негативное отношение к сильному полу. Проявив и усилив. Возвращать Тимура ей теперь совсем не хотелось. К чему? Все равно примирение — это отсрочка финиша отношений, который неизбежен. Но при чем здесь этот наглец Копейкин?!
Глупость какая! Мало ли таких Копейкиных? Он обычный мелкий вымогатель, ничего из себя не представляющий. Да еще и наглый, как Жириновский на дебатах. Но это же не значит, что все мужики такие.
В отделе кадров она смотрела его личное дело. И поймала себя на мысли, что сразу перескочила на семейное положение. В разводе, есть сын. В разводе… Значит, и у него в личной жизни не все гладко. А туда же — в советчики лезет.
В отделе кадров она смотрела его личное дело. И поймала себя на мысли, что сразу перескочила на семейное положение. В разводе, есть сын. В разводе… Значит, и у него в личной жизни не все гладко. А туда же — в советчики лезет.
В остальном же биография без экзотики. Местный, родители не дворянского происхождения. Школа, автотранспортный техникум, армия, курсы МВД, пять лет работы на территории опером в Северном отделе, перевод сюда. Из взысканий — пара выговоров за нечуткое обращение с гражданами и строгач за волокиту. Тоже стандарт — нет опера, на которого бы не жаловались и кто бы не волокитил материалы. Иногда в силу объективных причин. Несколько премиальных поощрений. Живет в однокомнатной квартире, оставшейся от покойной бабки. Как, кстати, и сама Ольга. Ей тоже жилье досталось по наследству. Медалей и орденов не имеет, выплачивает алименты.
Ну и что в нем особенного?!
Если, конечно, не вспоминать ту историю с убитым азербайджанцем.
* * *Цыганский поселок действительно напоминал Рублевку. Правда, только особняками и заборами. Улицы и прилегающие ко дворам территории походили на объект легкой бомбардировки. Плюс кучи мусора, словно после туристического пикника в лесу. Это и понятно. Мало кого волнует обстановка за забором. Внутри другое дело. Чистота, порядок, созданный отнюдь не цыганскими руками. Цыганские руки не созданы для труда. Вкалывать должны другие. И этих других хватает. Иногда в рамках трудового договора — за бутылку пойла, иногда безо всяких договоров. На рабских началах. За еду и ночлег в подвале.
Некоторые дома выглядели поскромнее — в них жили те, кто предпочитал торговле наркотиками попрошайничество, мошенничество и тому подобные ремесла. Собственно, они здесь и не жили. Приезжали на гастроли, на день-другой, совершали набег на Юрьевск и исчезали, оставляя дома следующим гастролерам. Оседлые же сами наркотой не торговали — нанимали тех же рабов, в основном русских. Если менты кого и поймают, то русского.
Джип Кости Бирюкова, называемого за глаза, а иногда и в глаза Буйволом, преодолевал лужи и рытвины, используя полный привод. Иначе застрял бы. За джипом неслась стайка детей — чумазых и в рваных лохмотьях, и две шавки, такие же грязные. До десяти лет цыгане не особо следят за подрастающим поколением. После десяти начинают готовить к жизни. Особенно девочек. В двенадцать пора выходить замуж. Дети горланили, дразнились, а самые смелые кидали в машину комками грязи.
Возле одного из самых богатых домов джип остановился. Метрах в десяти на небольшой полянке гоняли мяч цыганские пацаны. Тут же грелась на солнышке, дымя сигаретами, пара пестрых старушек.
Из джипа вышла официальная делегация. Сам Буйвол, его водитель и пара крепких охранников в костюмах. Все четверо в темных очках.
Звонка у калитки высокого глухого забора из красного кирпича не имелось. Один из охранников костяшками пальцев постучал по металлической обивке, расписанной золотым орнаментом. Постучал деликатно, давая понять, что делегация мирная и прибыла с исключительно благими намерениями.
Никто на стук не отозвался. Телохранитель повторил попытку. Теперь чуть более настойчиво. Мы мирные люди, но бронепоезд стоит… На сей раз из глубин двора раздалось женское ворчание, тембром напоминающее карканье вороны. Цыганские дамы, в отличие от мужчин, предпочитают общаться с неизвестными на повышенных тонах.
Лязгнул засов, дверь приоткрылась на ширину цепочки. Фрагмент смуглого женского лица неопределенного возраста предстал перед гостями.
— Что надо?
— Василя позови, — мягко попросил Буйвол.
— Нет здесь никакого Василя! Что пришли?! Уходите! Сейчас собаку спущу!
Буйвол не удивился. Цыгане прекрасно знают всю свою родню, но в случае опасности моментально от нее отрекаются. Видимо, сегодняшняя неофициальная делегация опасность представляла.
— Женщина, — спокойно повторил Константин, — позови, пожалуйста, Василя. Это же его дом.
— Не знаю я, чей это дом! Проваливайте!
От недвижимости цыгане отказывались тоже на удивление легко.
Дамские вопли прервал тихий, но властный окрик:
— Иди.
Женщина исчезла, но цепочка не открылась. Теперь в проеме появился фрагмент мужского лица, заклеенного лейкопластырем. И фрагмент шляпы.
— Ну?
Буйвол решил общаться на расстоянии. Мало ли что у этого нерусского на уме? Ткнет еще шилом в глаз.
— Василь, я не собираюсь ни в чем оправдываться. Прошу одного. Дай время. Я найду того, кто это сделал.
Василь молчал, продолжая мрачно смотреть одним глазом в щелку.
— Мы бы с Рамиром все решили. Какой смысл его убивать?
Хозяин особняка по-прежнему не отвечал.
— Василь… Дай хотя бы месяц. Ты ничего не теряешь. Я не буду прятаться. Иначе бы не приехал.
В следующую секунду Буйвол почувствовал легкий удар в спину. Как учат наставления по безопасности и собственный богатый опыт, он, не оборачиваясь, резко присел и прикрыл виски ладонями. Бдительные охранники тут же, словно ковбои, выхватили из-под пиджаков пистолеты и прикрыли хозяина своими мужественными бронированными телами. Водитель отскочил в сторону, дабы не мешать возможному бою с вероятными противником.
Никакого противника не было. Перед ними на земле лежал футбольный мячик. Со стороны полянки раздались радостные детские вопли на цыганском диалекте.
Буйвол зло сплюнул и повернулся обратно.
Но калитка уже захлопнулась.
* * *Около восьми вечера в стекло передвижного пункта лечения от латентного алкоголизма раздался условный стук. Анонимно лечиться пожаловали ответственный за технику Чистов и пришедший на ночную смену Коля Бойков. По условиям игры он дежурит на точке с восьми вечера до десяти утра. Ночью, в принципе, особого караулить нечего, но предполагаемый оборотень Копейкин сегодня заступил на сутки. И не исключено, именно ночью проявит свою подлую сущность. Чистов же заглянул на всякий случай — осмотреть приборы и поддержать боевой дух.
От Николая по обыкновению несло недорогим, но с претензией парфюмом. Выглядел он, как и подобает ночному охотнику: светлый отутюженный костюм, ярко-красная рубашка и начищенные до глянца ботинки. Из кармашка пиджака гламурно торчал треугольник носового платочка в горошек. Коля любил яркие цвета, кто-то сказал ему, что они привлекают женщин. А женщин он любил еще больше. Оставалась слабая надежда, что сегодня его не навестит какая-нибудь агентесса и не поможет скоротать время дежурства. Что уже случалось, и не раз.
Ольга, привыкшая к подобному подходу, лишь мрачновато усмехнулась, никак не комментируя.
Чистов проверил контакты, пощелкал пультом и пожаловался на технический прогресс.
— Эх, молодые люди… Вы живете в роскоши, сами того не осознавая. «Жучки», «глазки»… Когда я начинал службу, у нас из технических средств были только городские телефоны, кассетники и микрофоны на резиновой присоске! И это было всего двадцать лет назад. А сейчас у каждого школьника мобильник, нафаршированный всякими шпионскими штучками. Мне даже обидно за профессию. Тут чего-то придумываешь, изобретаешь… Успокаивает, что хотя бы одна вещь осталась от тех славных времен в неизменном виде.
— Идиотизм?
— Я же о технике… Пистолет Макарова. Что-что, а оружие наши предки делать умели.
— Говорят, его хотят снять с вооружения.
— Вряд ли… Во-первых, дорого, а во-вторых… Мозги не те. Не изобретут лучше. Вернее, изобрести можно, но не у нас.
Пока охотники на оборотней обсуждали прогресс, предполагаемый вервольф Копейкин варил на доисторической плитке в маленькой кастрюльке пельмени, что довольно качественно отражалось на одном из мониторов. Правда, пока в черно-белом варианте. Зато звук был цветным. Из динамиков доносился каждый всплеск, сопровождавший падение пельмешки в воду. Жаль, не передавался запах.
— Нормальные оборотни ужинают в кафе, а самые нормальные — в ресторанах, — заметил Антон Иванович, — значит, он — ненормальный.
— Маскировка, — предположил Бойков, глянувшись в зеркальце заднего вида.
— Перед кем?
— Главное — научиться маскироваться перед самим собой, тогда не будет проблем и с остальными.
— Ну ладно, ребят. — Ольга сняла наушники и взяла свою сумку. — Я поехала. Коль, если что-то будет, звони.
— Обязательно позвоню. Очень хорошо идут звонки в три ночи, еще лучше в четыре. Пока.
Но, уже приоткрыв дверь, Ольга притормозила, заметив новое действо на экране. Будто кинозритель, уходящий со скучного фильма, но на пороге зала обернувшийся еще раз полюбоваться, на что выкинуты кровные деньги.
Копейкин, отвернувшись от плитки, вытащил из стола лист одиннадцатого формата с каким-то списком. Даже «из радио» различался столбец фамилий. Просмотрев их, сложил лист вчетверо и сунул его в сумочку-борсетку, стоявшую рядом с сейфом.