Евгений вытащил руку из-за спины и протянул ей букетик – скромный, но дорогой и, похоже, собственноручно им составленный. Потому как блистали в нем любимые Настины ирисы и тюльпаны.
– С чего вдруг? – изумилась она.
– А ты не помнишь?
– Нет.
– Странно. Сегодня день нашего бракосочетания. Больше того – серебряная свадьба. Двадцать пять лет назад мы с тобой расписались.
У Насти вдруг мгновенно закружилась голова. И вспомнилось свадебное платье, в котором не было карманов и не положишь две копейки, чтобы позвонить адвокату, и мысль о том, что все ее предали: и мать, и Эжен, и даже Арсений. И жалость к Арсению, который страдал безвинно, и она своей свадьбой с Сологубом его предавала. Как оказалось потом, именно в тот день оглашали Сенечке приговор.
– Откровенно скажу: не самый лучший день в моей жизни, – грустно улыбнулась она.
– А в моей – лучший. И я хочу его отметить.
– Мы б его отметили, когда б ты не бросил меня в Венеции. И не предпочел мою мать.
– Ты первая сбежала от меня к своему Сенечке. Но ладно, дело прошлое. Не хочу, чтобы мы сегодня ссорились. Для меня ведь наша свадьба – лучший день в жизни. Давай, поехали.
– Куда?
– Увидишь. И не пожалеешь. Ты же знаешь, я умею выбирать места.
– Точно, – вздохнула Настя. – Умеешь. Что ж, если только ненадолго. Завтра рабочий день. Хочешь на моей машине ехать?
– Нет. Тебе надо выпить. А я сегодня сачкану. Ради тебя. Мой «Мерседес» на улице. А твоя машинка пусть постоит здесь до завтра, отдохнет. Я тебя потом до дома провожу.
Ехать оказалось недолго, да и машин на улицах было немного: то ли вечерние пробки уже закончились, то ли и впрямь новому мэру удалось с ними справиться.
В салоне молчали, слушали джаз. Эжен неожиданно спросил:
– Настя, ты не обращала внимания, за тобой следят?
Капитонова вздрогнула и вдруг вспомнила фотографии, которые ей доставили неизвестно откуда: снятый скрытой камерой Арсений в кафе с какой-то девкой.
– А что – должны? – вопросом на вопрос ответила она.
– Я не знаю, – пожал плечами Сологуб.
– Но это ж ты у нас специалист по наружному наблюдению и контрнаблюдению. Вот и скажи.
– Не могу понять. Но на всякий случай попробуем оторваться. – И Эжен резко прибавил газу.
Ускорение вдавило Настю в сиденье. «Мерседес» полетел, бешено лавируя в потоке. Что-что, а управлять машиной бывший муж умел.
Насте отчего-то показалось, что он ломает комедию. Придумал слежку, чтобы выглядеть значительнее в ее глазах. За ним подобные кунштюки и в молодости при их совместной жизни замечались. «А он, выходит, до сих пор мальчишка».
Эжен успокоился, когда они свернули с Садового кольца в переулки Пречистенки. Поехал медленней. Наконец зарулил во двор старинного жилого дома и помог бывшей супруге выйти из машины.
Над подъездом заведения не оказалось даже вывески. Только медная начищенная табличка: «Кафе «Гвоздик». Непонятно: то ли гвОздик, то ли здесь «гвоздиком», в мужском роде и на французский лад, решили цветок обозвать.
Интерьер тоже был самым что ни на есть неброским – однако Настя, как специалист, оценила: оформлял его подлинный профессионал – ничего лишнего, все детали выверены, идеально подогнаны друг к другу.
И кухня выше всяких похвал. Интернациональная, но исключительно вкусная: хачапури соседствует с борщом и пастой. Обслуживали тоже в высшей степени предупредительно и ненавязчиво. И столь же ненавязчиво светски парил над столиком диалог, умело направляемый Эженом. Они не касались ничего, что могло бы вызвать споры или ранить ее душу. Они не затрагивали ни Арсения, ни мать, ни Николеньку, ни бегство Эжена, ни их прежнюю, еще при Советском Союзе, жизнь. Только курорты, погода, забавные происшествия, премьеры, новые книги.
– Пятерка тебе за выбор места, – искренне сказала Настя. Она захмелела от легкого вина, а скорее от вкусной еды и предупредительности официанта и, главное, спутника. «А Эжен стал лучше, – составила она мнение, – значительно уверенней в себе, спокойней. И как следствие, не пытается самоутверждаться на каждом шагу. Соответственно, больше внимания уделяет тем, кто рядом».
– Спасибо за высокую оценку моих скромных усилий, – насмешливо заметил Эжен. А потом вдруг спросил: – Настя, а тебе хорошо?
– В каком смысле? Здесь и сейчас? – кокетливо прищурилась она.
– Здесь и сейчас, ты сама сказала, тебе нравится. Нет, я в самом широком смысле слова. Здесь – в Москве. Сейчас – в начале второй декады – извини, я иногда выражаюсь по-американски – то есть в начале второго десятилетия двадцать первого века?
– Ничего, – пожала она плечами. – Бывает хорошо, бывает не очень. Но в целом нормально.
– Но ты счастлива?
– Ничего себе вопросик! – Она принужденно засмеялась. – Трудно сразу сказать.
– А ты попробуй.
– Н-ну… – помедлила она.
– А ведь вопрос самый простой, с однозначным ответом, – развел руками Эжен. – Счастлива? Или нет? И если человек не говорит сразу «да», это означает «нет», Настя.
– По-моему, ты торопишься, Эжен.
– Нет. Двадцать лет назад ты бы сразу вскричала: да, да, я счастлива, здесь, в Москве, рядом с моим Сенечкой!
– Тебе надо, чтоб я заорала? Могу.
– Нет, Настя, ничего мне не надо. Но трудно поверить, что кто-то сейчас счастлив в нынешней Москве. Ты в том числе. Помнишь, когда мы расстались, была модной тема: партийные привилегии. Ельцин ездил на троллейбусе. Все «Огоньки» и «Московские новости» трещали: ах, спецпайки, спецдачи, спецбуфеты! Ах, проклятая номенклатура! Боже ж ты мой! Вспомни, как жил твой дед, Егор Ильич, с его госдачей (которую отобрали) и распределителем на Грановского да служебной «Волгой». Да ведь он образец скромности и аскетизма, по сравнению с нынешними-то! Не могу привыкнуть, меня просто ошеломляет: все здесь воруют и даже не особенно это скрывают.
– Трудно не согласиться с твоими наблюдениями, – вздохнула Настя.
– Черт, да кому вы здесь все служите? На кого работаете? И ты, и твой Арсений? И даже Николай? На кучку воров, присосавшихся к нефти. Огромное государство на одном только черном золоте держится – да еще на газе! – а все остальное: и строительство, и искусство, и литература – лишь пузыри на маслянистой поверхности. А вокруг маргиналы, которым есть нечего (многим и впрямь нечего!). И еще грязища. Г…но на каждом шагу. Заср…и всю страну так, как коммунистам и не снилось.
– К чему ты клонишь, Эжен, не пойму?
Настя не ждала от бывшего мужа столь страстного монолога – да и не думала, что он, всегда спокойный, рассудительный, дипломатически взвешенный, способен на подобную горячность. Горячность и недовольство – скорее в духе ее второго мужа, Арсения, ранимого, неуспокоенного.
– К чем я клоню? К очень простому. Тебе надо уехать отсюда. Из страны.
И он вдруг вынул из кармана бархатную коробочку. Протянул через стол Насте. Потрясенная, она машинально открыла. Внутри лежало золотое кольцо, в котором сиял бриллиант: большой и дорогущий – четыре или пять каратов.
– Ты что??! – поразилась она.
– Там, где я сейчас живу, принято дарить на помолвку колечко с бриллиантом, – молвил Эжен. – Жаль, что в наше время такого обряда не было. Но я хочу исправить положение.
Настя вдруг помрачнела. Подвинула коробку через стол назад бывшему супругу.
– Эжен, ты до сих пор, как я понимаю, женат. Женат на моей матери. И она, прости, еще не умерла. Как ты можешь даже подумать, чтобы сделать мне подобный подарок?!
Сологуб хотел было ответить, однако тут в полупустой зал ресторанчика вошел новый персонаж – и это заставило его умолкнуть. Появился не кто иной, как Арсений. Настя онемела от изумления.
– Развлекаетесь? – криво усмехнулся муж, подойдя к столику. Прищурившись, он оценил диспозицию: на столе бутылка вина, в рюмках диджестив, а главное, в центре – раскрытая бархатная коробочка с сияющим кольцом.
Ему никто не ответил, лишь Эжен насмешливо, снизу вверх, скрестив руки на груди, изучал лицо соперника, а Настя смотрела в сторону, постепенно заливаясь краской.
– По какому случаю праздник? – продолжил Челышев. – Ах да, я успел посчитать: сегодня ведь у вас серебряная свадьба! Благополучно посадив меня в тюрьму, двадцать пять лет назад вы предались утехам плоти. Что, Эжен, специально прилетел поздравить? Вынырнул из небытия? Или из подполья? Или где ты там пребываешь?
– Ты зачем здесь? – тихо спросила Арсения Настя.
– Вот зашел поужинать, – небрежным тоном ответствовал он. – А что, запрещено? А вы тут, – Челышев кивнул на кольцо, – по-новой свою совместную жизнь начать собираетесь?
– Не твое дело, – нахмурилась Настя. Сологуб, как прежде, молчал и лишь смотрел с оттенком презрения на соперника.
– А ты не забыла, дорогая, что у тебя вообще-то есть муж? – продолжил Челышев. – А у него, – кивок в сторону Эжена, – законная, кажется, жена? Твоя, между прочим, мать? Или вы ее уже схоронили?
Тут незваный гость схватил со стола коробочку. Сверкнули в свете люстр алмазные грани.
– О, хороший вкус! – воскликнул, куражась, Арсений. – Бриллиант на помолвку. Как в лучших домах Лондо́на и Парижа!
– Положи и уматывай, – вдруг жестко сказал Эжен – по-прежнему не вставая с места. Глаза его стали ледяными, того и гляди пробуравят, как лазер или пуля, отверстие в груди Сени.
– Да пошел ты!.. – огрызнулся тот. – Давай ты вали отсюда! Она – моя жена. Пока еще моя. И я ей не позволю!..
– Знаете что!.. – Настя резко вскочила и бросила салфетку на стол. – Уйду я. А вы тут разбирайтесь сами. Если хотите.
Поднялся и Эжен.
– Постой, я провожу тебя, – сказал он спокойно. А потом фамильярно обратился к Арсению: – Позволь, приятель. – И попробовал забрать из его пальцев коробочку с драгоценностью.
– Я тебе не приятель! – бешено заорал Сеня. Он сопротивлялся, не отдавал чужой подарок, попытался вырвать его.
Ловким движением Эжен вывернул его руку. Коробочка упала на пол. А Арсений изо всех сил, от души, двинул своего соперника. Счастье, что тот успел уклониться, налетев спиной на стол. Зазвенела посуда, упали рюмки с диджестивом. Но кулак лишь скользнул по челюсти Сологуба и попал в ключицу. Челышев, тяжело дыша, отскочил.
Сологуб сделал шаг вперед и встал в стойку. Сеня ощерился и тоже поднял руки к бою. На стороне первого было знание боевого самбо и регулярные тренировки. За вторым стоял лагерный опыт с его бесчеловечными драками без правил. Однако схватке не суждено было состояться – во всяком случае, в этот раз.
К спорящим немедленно подскочили официант и амбал-швейцар.
– Господа, господа, прошу вас, пожалуйста, прекратите.
Они растащили, развели соперников.
Эжен наклонился, поднял с пола кольцо, сунул официанту пятитысячную купюру («Сдачи не надо») и бросился догонять Настю.
…Сологуб довез ее до дома в полнейшем молчании. Неизвестно, чего конкретно он добивался своим приглашением на «серебряную свадьбу» и дарением кольца, – да только Арсений смешал ему карты. Лишь на прощание первый муж спросил – точнее, произнес утвердительно:
– Думаю, если я тебе сейчас снова попытаюсь подарить кольцо – ты откажешься.
– Да, – твердо сказала она.
– Значит, будет дубль два. Позже.
Настя ничего не ответила, вышла из машины, небрежно опираясь на руку Эжена, и потом помахала ему: пока, мол.
* * *Николенька, любимый сын Насти и Арсения, жил тем временем своей собственной жизнью. В нее он не больно-то посвящал ни мать, ни тем паче отца. В ней хватало и работы, и романтических отношений, и друзей. А с недавних пор добавилась еще одна – он не знал, как назвать – забота не забота, прихоть не прихоть, короче – блажь, дурь. Он не мог выбросить из головы появление в его жизни одна за другой двух девчонок. И не то чтобы он влюбился. Нет, девчонки обе хорошенькие, разумеется. Особенно первая, Ксения. Понятно, конечно: стресс. Нападение грабителей, потеря сумки, денег, документов. Однако в квартиру к незнакомому челу пошла. Совершенно явно стала с ним кокетничать. На секс, можно сказать, разводить. Потом вдруг сбежала.
А вторая? Явилась на работу. Значит, как-то выследила, где он живет, где трудится, правильно? Зачем-то стала цветочки дарить. Закопала в них номер телефона – который оказался наглухо заблокирован и ни разу не ответил.
Что за странные, право, создания! Может, фрики? Точнее, фрикши – или как там будет в женском роде? Однако фрики обычно поодиночке ходят, в стаи не сбиваются.
Может, разводка? Но в чем тогда ее смысл?
Или просто странное, дикое совпадение? А может, он сам с ума сходит? Фильмов голливудских пересмотрел, в каждом жизненном событии завязку для триллера видит?
И не то чтобы он на какую-то из них запал. Мог бы, конечно, на первую, когда б она чуть более податливой была. Однако будоражило его другое: что все-таки происходит? Что за странная связь двух достаточно неординарных эпизодов?
Короче говоря, он решил разгадать сию тайну. Не то чтобы расшибиться в лепешку, но узнать, в чем дело, – и постараться найти отгадку. Хорошо, что он в первый же день, когда случилось приношение даров (как он иронично назвал для себя происшествие с цветуечками), попросил охранника Володю отсмотреть показания камер. Девушка там вышла во всей красе аж с двух ракурсов и на себя, как Челышев помнил, весьма похожая. Что ж! За пару пива Володька перегнал ему изображение девахи на флешку.
И Ник начал поиск. Совсем как в старом советском фильме «Девушка без адреса» (снят в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом, режиссер Эльдар Рязанов, в главных ролях Николай Рыбников и Светлана Карпинская). Словом, «найти человека в Москве нелегко, когда не известна прописка». Однако исходных данных у него было явно меньше, чем у давнего рязановского героя. Не известна не только прописка, сиречь, по-новому, регистрация, но и фамилии обеих. И даже имя второй. Одно ее безымянное изображение имелось.
Однако в распоряжении Николеньки был столь мощный инструмент, как Интернет. Если уж в Сети можно отыскать, скажем, телефонный справочник города Веллингтона, Новая Зеландия, почему не попытаться найти соседку по микрорайону? Ник помнил, как сказала первая (предположительно Ксения) что-то вроде: а ты не задавался вопросом – раз я иду поздно вечером по твоему району, значит, я здесь живу или у кого-то была в гостях?
Что ж, в тырнете есть, к примеру, интересная социальная сеть ТыРядом. ру. Не просто показывают пользователей, но и адрес, по которому чувак или чувиха зарегистрировались. Никки просмотрел всех, кто значился поблизости от него на Липецкой, а также на улицах Бакинская и Рижская. Увы, ни одной похожей деффчонки, ни даже имени Ксюха. Впрочем, может, кто-то поскромничал, свой портрет не стал выставлять? Или девушка просто в гости приходила?
Николай стал разрабатывать это направление. Все равно долгими зимними вечерами заняться особо нечем. Девчонки временно после Манюни у него не было, с друзьями тоже не каждый день пить пиво и прочие напитки станешь, и даже кино способно надоесть. А в тырнете все равно все кончается или просмотром какой-нибудь порнухи, или бессмысленными спорами, или кадрежом. А тут хоть осмысленная цель появилась.
Кроме того, и вторую красотку он не забывал. Раз уж имелось фото – на всех аккаунтах в разнообразнейших социальных сетях он ее разместил. Короткий текст: прошу откликнуться незнакомку, а также тех граждан, что вдруг ее узнали.
Несмотря на то что минула неделя, а никто не отзывался, парень не жалел, что завязался с поисками. Как бы ни окончилось приключение, оно было увлекательным. Жизнь приобрела цель и осмысленность.
* * *А у Насти завертелись такие события, что она не успела даже осмыслить толком ни явление Эжена с кольцом, ни его столкновение с Сеней. Не обдумала ни причины случившегося, ни возможные последствия. Она даже не успела задать самой себе неизбежные вопросы, возникшие вокруг произошедшего. К примеру: чего добивался ее первый муж? Неужели и впрямь хотел умыкнуть ее за бугор и начать с ней все с чистого листа? А что тогда происходит с матерью? А еще Арсений? Как он, скажем, узнал, где они с Женькой находятся? Неужели – прав Сологуб – муж следит за ней, что ли?
Однако очень скоро Насте стало не до Арсения с Эженом. Той же ночью, под утро, позвонил, вырвал ее из сна прораб Николаич. Захлебывался словами и слезами:
– Эдуардовна, приезжай давай срочно, беда! – И по голосу его Настя сразу поняла: ох, не в том заключается беда, что теплый пол опять продырявили, – случилось нечто гораздо худшее. Однако, замирая, вопросила:
– А в чем дело-то?
– Объект на Новой Риге, связиста дом, подожгли!
Капитонова выпрыгнула из постели, спешно оделась и бросилась к машине.
«Не накрасилась. Не причесалась. Не говоря уже – кофе не попила, – метались в голове мысли, пока авто летело заученной дорогой по Ленинградке. – Несусь как на пожар. А ведь и впрямь – на пожар».
Она попыталась дозвониться до прораба, расспросить подробности – однако номер не отвечал.
«Может, все не фатально? – надеялась она. – Ну полыхнуло. Ну сгорело кое-что». Надежда, всегда живущая в душе, хотела затушевать, сгладить происходящее – однако холодный рассудок против желания додумывал все до конца: «Дай Бог, чтоб без жертв. И как же хорошо, что объект не для бандита строим! Чиновники, конечно, тоже твари, но с ними хотя бы договориться можно».
Утренние улицы, ледяная тьма, никого на тротуарах и дорогах – только со стороны пригорода уже летят навстречу первые отдельные трудоголики, стремятся поскорей, до пробок, занять свои места в многочисленных офисах разжиревшей столицы.
При здравом размышлении Настя не стала звонить Вернеру. Во-первых, чем он сможет помочь из своей Германии? А во-вторых, партнер со своей немецкой педантичностью и приверженностью к порядку мог в данных обстоятельствах только помешать. Она уже не сомневалась (хотя молилась, чтоб ошибиться), что придется объясняться с пожарными, милицией, всучивать тайком деньги тем и другим, успокаивать работяг и, в свою очередь, отмазывать их от ментов.