— Тогда где же мы?
— По-вашему, мы сейчас в прошлом. Мы смотрим глазами ТЕХ людей, мы — в ИХ настоящем.
— А ты не боишься радиации? Ведь здесь сейчас тысячи рентген!
— Не боюсь, папа! Мне ничего не может повредить — ведь меня нет в вашем мире, я ведь нерожденный. А ты вернулся сюда ненадолго. Это время тобой уже прожито. Смотри туда! — и мальчик показал на две пожарные машины, с включенными сиренами синими мигалками подлетевшими к разрушенному 4 блоку. Боевые расчеты выскочили из машин, разматывая пожарные рукава в направлении гидранта, а один пожарник по стационарной пожарной лестнице за считанные минуты поднялся на крышу горящего блока, на 70 метровую высоту.
Поднялся, оценил ситуацию в течение нескольких десятков секунд, и так же стремительно стал спускаться вниз.
Николай с сыном приблизились к краю крыши — так близко, что можно было шагнуть на нее. Крыша полыхала огнем многоочагового пожара, многометровые языки пламени жадно сливались друг с другом в один огненный вал, который беспощадно пожирая все на своем пути, неумолимо продвигался к главному машинному залу атомной станции и смежным энергоблокам. На крыше кипел и вспыхивал битум, валялись раскаленные куски графита, выброшенные взрывом из нутра разрушенного реактора. Эти куски графита ярко светились, даже на фоне пламени, от них в разных местах вспыхивали новые очаги пожара. Из зияющего провала в крыше блока, над взорвавшимся реактором, бил ослепительно яркий белый, с синеватым оттенком свет. Целый столб света.
— Страшно как, папа! — сказал сын, поежившись, словно от холода.
— Это ад, сынок. Это настоящий ад на земле.
Пожарный тем временем спустился вниз, к машинам, и по его команде боевой расчет одной машины стал быстро разматывать пожарные рукава к трубам — стоякам, расположенным на стенам блока. Расчет второй машины с подключенными пожарными рукавами рванулся в машинный зал, через выбитые взрывом двери, прямо в чадные клубы дыма и гари, валившие из здания блока. Командир пожарных с двумя другими бойцами полезли вверх, на горящую крышу. Взревели двигатели автоцистерны, и вода стремительно стала подниматься по сухотрубам вверх, догоняя бойцов. Все это заняло несколько минут.
И вот пожарные уже на крыше. Двое бойцов стали сбрасывать с крыши раскаленные куски графита, расчищая плацдарм для развертывания боевого расчета. Командир быстро открывал вентили сухотрубов. Через несколько минут бойцы подключили пожарные рукава, и три мощные струи воды ударили по лютующему вокруг пламени. А в нескольких десятках метров от них ослепительно мерцал белый столб света Ангела смерти, вырвавшийся из недр реактора. Сапоги бойцов вязли в горящем битуме, дым и копоть выедали глаза, но пожарники упорно продвигались вперед, отвоевывая у пламени метр за метром.
Внизу прибыла еще одна пожарная машина и бойцы, мгновенно развернув оборудование, побежали с подключенными пожарными рукавами внутрь здания блока, в машинный зал, на помощь своим товарищам, уже ведущим там жестокую борьбу с пожаром. Необходимо было быстро остановить распространение огня, рвущегося в сторону соседнего реактора, и неумолимо подбирающегося к главной системе управления защиты ЧАЭС, уничтожение которой могло привести к взрыву остальных трех работающих реакторов.
5
На крыше трое пожарных вели беспощадный бой с огненным валом, рвущимся по крыше к другим реакторам. Сколько времени прошло в этом бою — пять, десять, вечность? Вот один боец согнулся, покачнулся, чуть не упал в огненную жижу под ногами, его стошнило, но через мгновение он выпрямился и вновь направил мощную струю воды из ствола пожарного рукава в огонь. Немного погодя, второй боец упал на колени. Но он пытался продолжал борьбу с бушующим вокруг пламенем. Товарищи помогли ему подняться, но человеческих сил уже не было. Огонь взревел с новой силой и рванулся к горстке людей, остановившим его продвижение к соседнему реактору.
— Не устоят, огонь все-таки прорвется — сказал сын.
Николай вдруг стал застегивать наглухо свой комбинезон и надел на голову свой шлем.
— Я могу спрыгнуть на крышу? — спросил он сына.
— Можешь, если не боишься.
Их шар завис над крышей, прямо за спиной у пожарников, ведущих борьбу с огнем.
Николай шагнул из шара на крышу блока. Дохнуло нестерпимым жаром, вокруг затрещал ионизированный радиацией воздух. Дым и гарь раскаленным железом ворвались в легкие.
Николай подхватил слабеющего бойца и помог ему отойти к бортику крыши, где огня уже не было, посадил его, взял из рук бойца пожарный ствол и подтянулся к остальным пожарникам. Ноги вязли в тлеющем битуме.
Командир — совсем молодой паренек, оглянувшись на неожиданную подмогу, удивленно спросил:
— Ты кто такой?
— Капитан Рогожин, ВВС. Куда бить водой?
— Туда! Ставь заграждение водой. Мы должны отсечь огонь от остальных блоков!
— Понял! Приступаю! — крикнул в ответ Николай.
Пожарный ствол, как живой, бился в руках, удерживать его было очень тяжело. Николай собрав все силы, направлял мощную струю воды в ревущее пламя.
Сколько они держали оборону втроем, Николай не знал. Дымился комбинезон, дышать было нечем, но они держались и сдерживали огонь. Когда на крышу стали один за другим подниматься другие пожарные, прибывшие на подмогу, он с облегчением вздохнул:
— Удержали!
Кто-то из бойцов забрал ствол из рук Николая:
— Уходи вниз!
Командир пожарников подошел к нему:
— Спасибо, капитан! Помог ты нам.
Голос его был сиплый, а лицо — неестественно белое, даже на фоне огня.
— Уходи и ты! — крикнул в ответ Николай.
— Нет, мне уже все равно. Я останусь, буду работать. Помочь нужно ребятам. Давай вниз! — и командир опять рванулся в бой.
Николай отошел в сторону, пропуская бойцов со стволами в руках, которые прибывали на помощь товарищам.
Рядом раздался голос сына:
— Папа! Заходи в шар!
Николай оглянулся — рядом, за его спиной был виден размытый контур Шара. Николай еще раз посмотрел на картину боя со огненной стихией — несколько десятков пожарников начали контрнаступление на пожар, оттесняя его к развороченному взрывом провалу в крыше блока.
Летчик шагнул вперед и оказался внутри Шара. Удивительно, но его комбинезон, только что тлевший от невыносимого жара, опять был как новый, словно ничего и не происходило.
— Молодец, папа! Какой ты смелый! — сказал сын.
— Я?! Нет, мне, мертвому, уже ничего не страшно. А вот эти ребята, заживо сгорающие от радиации, но делающие свою работу — это настоящие мужчины! Глыбы!
— Ты не мертвый, папа! — тихо сказал сын, — Ты был там, ты работал там, ты помогал живым. Значит и ты живой.
— Не знаю, сынок. Это неважно. Скажи лучше, где я еще могу помочь.
Потом Николай оказывался в самых опасных местах, помогал дежурному персоналу 4-го блока, слабеющему на глазах от смертельных доз радиации, освобождать проходы к заваленным аварийным щитам электрических сетей, откручивать задвижки для сливания масла в аварийные цистерны, потом он оттаскивал потерявших сознание людей, облученных и обожженных радиоактивной водой к месту эвакуации.
После этого Николай появился в третьей критической точке — при откачке радиоактивной воды из затопленных помещений под 4 и 3 блоками. Эта вода по лоткам коммуникаций и трубопроводов уже начала поступать в реакторные цеха 1 и 2 энергоблоков, что могло привести к повреждению и взрыву этих двух реакторов. Ситуация становилась настолько критической, что счет до взрыва шел на несколько десятков минут. Николай с несколькими военными — добровольцами, вытащили со склада ОТМС, где была просто дикая радиация, несколько водяных насосов и доставили их месту монтажа системы откачки воды. Насосы были запущены, вода стала активно эвакуироваться из системы коммуникационных лотков, и аварийная ситуация на 1 и 2 блоке была предотвращена.
Многие, в те страшные первые часы после аварии, видели в самых критических точках людей в летных комбинезонах и в белых летных шлемах. Кто они такие — никто не знал: работают летчики здесь — значит так нужно.
Перед рассветом сын сказал Николаю:
— Нам нужно возвращаться, наше время здесь истекло. Ты сделал все, что мог.
И их Шар растворился в сереющем рассветном небе.
6
Николай с сыном вернулись к детскому домику. Все осталось позади. Или еще предстояло быть, кто знает?
Здесь, в Мире нерожденных детей, ничего не изменилось. Девочка по-прежнему ковырялась в песочнице.
— А куда вы ходили? Мне грустно одной.
— Да так, детка, ходили по делам — ответил Николай, погладив дочурку по голове с аккуратно заплетенными косичками.
— А, а! — задумчиво ответила девочка и вдруг оживилась, — Смотрите, а я город построила!
— А, а! — задумчиво ответила девочка и вдруг оживилась, — Смотрите, а я город построила!
Николай посмотрел в песочницу и похолодел: из песка была построена точная копия ЧАЭС!
— А вы были здесь! — девочка ткнула пальчиком в копию 4 энергоблока.
— Да, дочка, мы были там — ответил Николай, присев возле ребенка
— Ну, вот, видишь! — дочка обрадовалась и захлопала в ладошки, и, вдруг, обняла отца за шею:
— Папочка, миленький, оставайся с нами! Нам грустно ждать так долго вас с мамой!
Николай заплакал и обнял дочку. Что он мог ей ответить?
— Папа должен идти — строго сказал мальчик. — У него есть еще важные дела. Там! — и он махнул рукой в сторону вечно заходящего солнца.
— Ты придешь за нами, папа? — всхлипнула девочка, вытирая ручонкой слезы.
— Приду, детка, приду обязательно, родная!
— Пошли папа — потянул Николая за руку сын. — Тебе пора! Только помни о нас. И молись о нас.
Николай обнял своих детей, поцеловал в макушки, одел свой шлем и твердо сказал:
— Я готов!
7
…. Николай открыл глаза. В уши ворвался рев вертолетного двигателя. Натужный рев, как у раненного зверя. Пахло гарью, а ручка управления лихорадочно тряслась в руках. Летчик взглянул на командира — тот бессильно уткнулся лицом в зеленую приборную доску.
— Держать горизонталь! Держать горизонталь! — яростно шипел сквозь стиснутые зубы Николай, нечеловеческим усилием выравнивая заваливающийся на левый борт вертолет.
— Ребята! Да отзовитесь же вы, мы падаем, помогайте!
— Держу горизонталь, Коля — послышался голос пришедшего в себя командира.
Вертолет, каким-то невероятным усилием, вырвался из смертельного крена, ушел от 4 блока на малой высоте и сумел совершить аварийную посадку. Все остались живы, и даже не были ранены, не считая ушибов и синяков.
Вернувшись на аэродром, Николай дозвонился жене в Гомель.
— Света! Ты беременна?
— Да, Коля. Откуда ты знаешь? Не волнуйся, я все знаю и сделаю все здесь, на месте. Врачи в растерянности, никто ничего не знает о последствиях аварии, и рекомендуют сделать аборт.
— Я запрещаю тебе делать это. Слышишь меня?! — с металлом в голосе, громко и четко сказал Николай. Многие офицеры на переговорном телефонном пункте, оглянулись на Николая и замолчали, прислушиваясь.
— Коля! Ведь это так опасно для развития ребенка, могут быть болезни разные. А вдруг…
— Ты поняла меня, Света?! Я запрещаю тебе делать это. Все будет хорошо, родная, я знаю! Доверься мне!
— Хорошо, Коленька! А ты как?
— Я в норме. В командировке, недалеко от тебя. Скоро увидимся. Обнимаю!
Николай положил трубку и вышел на улицу.
Он был спокоен и уверен.
Он знал.
Он помнил.
Он верил.
Примечания
1
При подготовке рассказа были использованы открытые материалы Сети: документы, хроники, воспоминания очевидцев аварии и участников ликвидации ее последствий. Автор не претендует на точность воспроизведения хронологии событий при аварии на ЧАЭС, а также на полное соответствие действительности технических и организационных деталей. Иллюстрация: картина Donald Zolan. Фото ЧАЕС: из свободных источников в Сети.