Так… уже теплее…
Лежать на камнях больно… в особенности когда по твоей спине неторопливо прохаживаются два сапога… отнюдь не пустых.
Даже в шинковании, лениво цедит Старик, даже в пресловутом шинковании ближнего своего железяками различной степени кривизны и заточенности главное — именно выбор правильной стратегии. Не важно, запомни, не важно — пистолет у тебя в руках, двуручный меч, украдкой подобранный камень, горсть песка или кукиш без масла. Если правильна стратегия — ты победишь! Если же ты умудрился загнать себя в стратегическую жопу… что ж, шанс выкрутиться на тактическом уровне у тебя, возможно, останется. Но! Учти — на каждого выкрутившегося Македонского в науке истории припасено по десятку Ганнибалов, Карлов Двенадцатых, Наполеонов и прочих блестящих тактиков, одержавших кучу блестящих же тактических побед и в итоге блистательно просравших всё и вся.
Горячо? Пожалуй, что совсем горячо.
В чёрном бархате над его головой начали медленно разворачиваться пастельные полосы. Когда-то, вспомнил Швейцарец, это сияние звалось северным… когда-то… до войны.
Анна… Аня-Аннушка добилась в шинковании, тьфу, в фехтовании успехов. Особенных успехов, сказал наш ничего не говорящий впустую иерарх Дяо. И — математика. Аннушка умеет считать, умеет мыслить стратегически… эге, да, похоже, товарищ Дяо чуть ли не открытым текстом намекнул, что Анюта у нас не по годам расчётливая сука, достойная наследница своего высокопролезшего папаши. Если это и в самом деле так, подумал Швейцарец, то бедному десятнику Энрико можно лишь посочувствовать — как и любому другому, кого эта барышня возжелает использовать в качестве подстилки для вытирания сапожек.
Так?
Так, да не совсем.
«В кэндо… и математике». Дяо, Дяо, дятел ты долбаный, почему же ты назвал обе дисциплины. Почему «и»? А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало… И служило в КГБ?
Швейцарец вздохнул.
Чёрт, может, я вообще слишком много думаю? Излишне богатое воображение иной раз способно навредить куда хуже, нежели отсутствие этого самого воображения напрочь. Может, на самом деле этот Дяо вовсе не Ришелье с Фишером в одном лице, а обычный перекрасившийся партайгеноссе? И я тут навосстанавливал скелет динозавра по косточкам курицы из позавчерашнего бульона? Устроил мысленную дуэль с ветряной мельницей?
Нет. Я был там, я видел эту жирную хитрую тушу. Иерарх Дяо — это очень умная, нет, очень, очень умная сволочь. И я молился, если бы знал, как это делать… молился бы, чтобы он был в этом проклятом замке, когда я… Прекрати! Прекрати и забудь, не смей даже думать об этом — до срока!
Швейцарец резко сел. Закрыл глаза. Медленно — очень медленно — досчитал до сотни. Выдохнул. Прислушался. Кровь в висках стучала привычно-размеренно… глупость какая, он что, детектор лжи собрался обманывать, по той забавной стариковской методе…
Глупость.
Думай, голова, думай, зло приказал он. Папаху куплю, атаманом назовусь.
Анна… почему же ты вдруг сорвалась с места и бросилась вместе с этим десятником через всю нынешнюю Ойкумену? Что погнало тебя? Неужели это и в самом деле были четыре слова, которые один из подручных иерарха Бура выкрикнул своему шефу, не обращая внимания на замершую у стены полуразобранную куклу?
Принято радио на немецком!
Звёзды кололи глаза холодными лучиками-льдинками. Швейцарец моргнул, с силой потёр виски… задавил начавший было накатывать из глубины зевок.
Немецкий — это да, это было сильно. Ладно бы английский либо, скажем, французский — второй основной, если верить книжкам, язык Канады, не представлявшей собой особо важной мишени. Ну или всё же испанский. Хотя Латинскую Америку должна была здорово пришибить отрыжка Судного дня — серия потрясших израненную планету «природных» катаклизмов. Старик говорил, что им одних цунами должно было хватить выше крыши — большинство крупных городов там были приморскими…
А немцы… по обеим Германиям, что называется, «от души» помолотили тактическим ядерным ещё до Апокалипсиса. Плюс океанские воды… откуда, чёрт побери, там возьмутся уцелевшие? С мощным радиопередатчиком, способным пробиться через электромагнитное безумие нынешней атмосферы.
У этого вопроса был и другой ответ, но сейчас Швейцарец сознательно придерживал его — хоть и считал куда более вероятным. Подождёт… до встречи со Стариком.
Итак, храмовники принимают радиограмму — и меньше чем через две недели Анюта учиняет побег. Не в пустоту, не абы куда — девушка явно имеет перед собой чёткую цель… на Западном побережье… или ещё дальше? За Волжским морем, в землях, где водятся драконы, как любили писать на старинных картах… то есть мутанты… а может, и не водится там никто, даже тараканы, а есть лишь спёкшаяся в шлак почва, всё ещё сочащаяся невидимым ядом. Старик уверяет, что если американцы сумели запустить хотя бы половину своих баллистических «пташек», то вся европейская территория Советского Союза превратилась бы в сплошное пятно радиации. 300 рентген в час. Физическая смерть всех и всего от Бреста до Урала включительно. Минус правительственные бункеры и те, кто в ракетных шахтах и прочих укрытиях. Впрочем, Старик в этом вопросе пессимист — Судный день отпечатался в его душе куда глубже, чем у прочих… и порой мне кажется, что я знаю — почему.
Случайно выцеженная из хаоса мирового эфира радиограмма — и побег. Будем считать, что между этими двумя событиями существует прямая связь, или как? Наверное, всё же будем — за неимением иного внятного объяснения.
Разумеется, за ними высылают погоню… до ближайшей станции Транссиба. Интересно, подумал Швейцарец, у них и в самом деле нет чего-нибудь, способного настичь уже севших в поезд беглецов, или было решено, что цель не оправдает расхода столь ценного ресурса? Вроде бы в одном из «оккупированных» Орденом районов имелась пара «Ми-8» «на лету»…
…и уж всяко можно было предупредить своих агентов по телеграфу — в жизни не поверю, что Храм не успел завести таковых по крайней мере на пять-шесть узловых к западу.
А потом иерарх Дяо решает нанять меня.
На что же ты рассчитываешь, а, жирный сукин кот? Чего ты ждёшь от меня?
Выполнения заказа? Нет, в подобную глупость ты не верил и секунды. Тебе наверняка известно, как я «исполнил» парочку подобных заказов — в Колышеве и потом, в Верхнем Ирыме. Ты должен это знать, просто не мог не знать.
Что я перебью храмовых охотников и попытаюсь сам настичь Анну и выведать у неё разгадку? Как вариант… но что же он даёт лично тебе?
Или ты просто воспользовался первым же подходящим поводом, чтобы затащить меня в Храм и показать? Показать, что Храм давно уже готов к первому подвигу Геракла… а после того, как некий охотник за головами вычистит скопившийся навоз, в освободившуюся тронную залу неторопливо прошествует некто «весь в белом»?
Допустим… и пока что на этом допущении остановимся. Спать пора.
Швейцарец не мог знать, насколько точно у него получилось угадать план иерарха Дяо.
Не знал этого и Шио, которому в отличие от Швейцарца возможность спокойно уснуть в ближайшее время могла обломиться только в мечтах.
— Что, доволен? А? Ты — доволен?!
— Не совсем, — чуть помедлив, отозвался толстяк. — Парень всё же сумел удивить меня. Я не ждал, что его уход будет настолько… эффектным.
— Надо же. Великий Дяо и вдруг признаёт, что чего-то не ждал!
— А ещё, — словно не слыша возмущённого соратника, задумчиво произнёс Дяо, — я не совсем понимаю, для чего ему потребовалась девчонка. Как источник информации она — почти ноль…
— Может, он на неё попросту запал? — буркнул Шио. — Как-никак целую ночь его эта … ублажала. Может, у ней и впрямь на это дело немереный талант… то-то Бур сейчас раненым топтыгиным ревёт!
— Бур вопит потому, что счёл кражу девки личным оскорблением, — отмахнулся толстяк. — Сама же по себе она никакой ценности не представляла. Ни для Бура, ни для кого…
— …кроме твоего любимого стрелка!
— Да, — толстяк, нахмурившись, с очень сосредоточенным видом пощипывал нижнюю губу. — Зачем-то ему она понадобилась.
— Б…, да забудь ты об этой девке! — взвизгнул Шио. — О другом думай! Нам дали три недели, чтобы изловить этого проклятущего Чёрного Охотника! Три недели! Слышишь ты, умник!
— Трудно не услышать, — поморщился Дяо. — Своих ушей не жалко, так хоть бы мои поберёг.
— Ушей?! Мать твою растак, да через три недели ты свои уши будешь жрать, обжаренными в свином сале! И радоваться, что легко отделался!
— Посмотрим.
— На что! На что, бля, посмотрим?!
— Ты притчу про ишака Ходжи Насреддина знаешь? — неожиданно спросил Дяо.
— Что?! Про какого, нах, ишака?! Что ты мелешь!
— Однажды, — толстяк вновь приступил к ощипыванию собственной губы, — эмир Бухары призвал Ходжу к себе во дворец и спросил его — сможет ли Ходжа научить человеческой речи любимого ишака эмира? Смогу, ответил Насреддин, за десять лет и десять тысяч таньга. Эмир согласился, но пригрозил, что, если через десять лет ишак не заговорит, голова Ходжи украсит собой кол на главной площади Бухары.
— Когда же, — с усмешкой продолжил Дяо, — друзья Насреддина спросили, зачем он взялся за это безумное дело, ясно ведь, что ишак не заговорит ни через десять лет, ни через двадцать, ни даже через сто, Ходжа ответил им так: десять лет — это долгий срок. За это время могу умереть я. Может умереть, да продлит аллах его дни, наш сиятельный эмир. И, наконец, может умереть этот ишак.
— Ты хочешь сказать… — хрипло прошептал Шио.
— Я хочу сказать, — фыркнул толстяк, — когда имеешь дело с нашим новым другом Швейцарцем, то целых три недели — о, это очень, очень долгий срок.
Глава 9
АйсманОн ждал патрулей с собаками или кем похуже — бродили неясные слухи, что клановцы, то ли сами, то ли с помощью нескольких пленных болотников, сумели приручить икхаа. Верилось в эти слухи не очень — по мнению Шемяки, мозгов у этих двухметровых ящериц хватало ровно на то, чтобы издавать перед атакой тот самый шипящий звук, из-за которого они заработали своё имя. Заставить же икхаа выполнять какие-то более осмысленные действия… бывают, конечно, на свете чудеса, но чтоб такие…
Он опасался патрулей, но дело вышло ещё паршивей — вернее, могло бы выйти. Если б Анна не сумела в изменчивом лунном свете разглядеть тоненький паутинный отблеск в паре метров над тропой.
Вторая проволока была натянута точно под первой, и вот её различить в траве было совершенно нереально — не зная, где и что именно высматривать.
— Умные мысли есть?
Ответа он не ждал, но, к немалому удивлению, получил.
— Это детектор, — Энрико напряжённо всматривался в заросли справа от тропы. — Давно… до войны ещё… на заставе нам лейтенант от нефиг делать целую лекцию прочёл. Вот эта, — он качнул головой, — хрень, скорее всего, среагирует на металл. А то б они после каждой зверюги сюда галопом бы неслись.
— Хорош заливать-то, — неуверенно произнёс Шемяка. — Откуда у этих клановских долбо… такой умной штуке взяться? В неё ж небось всякая там электроника нужна, вместе с радио. Лапочки на реле и другие штучки-дрючки…
Скуластый издал хриплый смешок.
— Проверим?
— Не… так уж и быть, поверю…
Айсман злился. Во-первых, этот поганый детектор здорово путал его планы. Возвращаться назад, искать другую тропу — так можно до рассвета здесь проковыряться. Во-вторых же… во-вторых же, Шемяка понимал, что повёл себя глупо: Рик выдал реально дельную мысль. А он принялся возражать, и вовсе не потому, что у самого имелись куда более умные идеи — просто ему не нравится, что, ступив на твёрдую землю, Энрико с каждой минутой ведёт себя всё уверенней.
— А твой лейтенант не объяснял, случаем, как эти штуковины дурить?
— Объяснял.
— Ну и?
— И ничего! — вмешалась Анна. — Ты-то сам… если б тебе про болота прочли одну-единственную лекцию чёрт-те сколько лет назад, много б ты наследопытствовал?
— Ладно-ладно, — примирительно буркнул Айсман. — Я ж ничего, просто для уточнения…
— Он ведь много чего изображать может, — сказал Энрико. — Насчёт металла это я так, пальцем в небо. А вдруг это и вовсе какой-нибудь телефон местный.
— Ага, — прищурился Сергей. — На двух оголённых проводках. Абонент Скелет-1, в-з-з-з-з, — он махнул рукой, словно крутя воображаемую ручку, — вызывает абонента Берег болота-3. Перестань. Уж настолько-то в этой технике даже я разбираюсь.
— Да всё что угодно это может быть, — устало вздохнула Анна. — Даже просто два проводка. Взяли и повесили поперёк тропы, наблюдательных умников вроде нас отпугивать.
— Тогда б уже чего-нибудь яркое соорудили, позаметней! — возразил следопыт. — А то ведь эти проволочки в бессолнечный день фиг ли кто разглядит. Под копыта же смотреть особого желания не возникает.
— Я же сказала «наблюдательных»…
— На одних наблюдательных полмотка проволоки жирно будет. В городе-то ею не сильно разживёшься… вон, трамвайные провода ещё Стёпка-Щука посдирал и вывез на двух грузовиках.
— На грузовиках? По болоту?
— А в чём вопрос-то? Шлёпалки на колёса приделал и поехал себе.
Он ещё раз глянул на проволоку — тонкая нить едва заметно серебрилась, и отчего-то ему показался насмешливым этот призрачный отблеск. Висит, зараза блескучая, и насмехается…
— Сбоку, что ли, обойти попробовать?
— Можно…
Шемяка понятия не имел, как может быть устроен загадочный зверь «детектор», но здравый смысл упорно нашёптывал: большой участок эта штука перекрывать не может. Всё ж не прежние времена, когда у охранников всяких там военных объектов типа найденной им с Сашкой в прошлом рейде ракетной шахты, чуть что, пипикала лампочка, и сразу становилось ясно — нарушение периметра происходит напротив третьего колпака, у покосившегося столба. А клановцам откуда столько лампочек взять? Одно дело — тропу перекрыть и совсем другое — растянуть эту дуру поперёк леса. Да и не шибко-то по лесу на Большом Острове за кем-нибудь погоняешься, заросший джунглями бурелом… разве что на тяжёлом танке, да и то не везде.
— Попробуем сбоку, — решительно заявил он. — Вы, эта… капюшоны поплотнее натяните, а то свалится сверху какая дрянь.
— Зелёные клещи?
— А? Нет, здесь своей заразы хватает.
«На беличье гнездо бы не нарваться», — запоздало подумал он, осторожно раздвигая Сашкиным стволом лианы. Белки на Большом Острове водились, точно, — по крайней мере, водились раньше, до клановцев, уж хоть одно полезное дело эти уроды могли бы сподобиться совершить — найти и уничтожить гнездовья тварей. Впрочем, будь это гнездо поблизости, во-первых, не было бы тут никакой тропы… или же была, но с костяками через каждые пять шагов — инстинкт территории у белок что надо. Так что нет здесь никакого гнезда… скорее всего… нет, и точка!
Соображаловка помогала слабо — Шемяка ощущал, как дрожат от напряжения подхлёстнутые нервами мышцы… и уже раза три с трудом сдержался от порыва изрешетить очередью похожий на пушистый столбик силуэт. Разумеется, все три раза силуэт на поверку оказывался простым листом.
А в следующий миг из темноты навстречу ему стремительно и абсолютно бесшумно вымахнула змеиная голова — едва ли не с его собственную размером.
Виль— Как тебе мой новый нарядик, а? Ну, скажи, на кого я в нём похожа?
— На попугая, — спокойно произнёс Швейцарец.
Полина, кажется, ждала от него подобного ответа.
— Умеешь ты, Виль, поднять женщине настроение подходящим комплиментом. Чего-чего, а этого у тебя не отнять.
Виль. Она так упорно не хотела называть его Швейцарцем — и добилась-таки своего. Чёрт с тобой, чертовка, сказал он тогда, под утро, чувствуя, что вот-вот провалится в сладкую пелену забытья, называй меня Вильгельмом Теллем — и заснул, успев напоследок заметить, как с торжествующей улыбкой она кладёт свою головку на его плечо.
— Если я скажу, — Швейцарец неторопливо подтащил к губам кружку, дунул на пену, — что ты выглядишь, словно Скарлетт, ты ведь меня тем более не поймёшь.
Хотя этот комплимент будет куда ближе к истине, мысленно закончил он. Думаю — пусть я и не видел ни разу творение Селзника, — что девушка, в неполных шестнадцать пославшая к свинячьим чертям родной хлев… со свиньями, девушка, за полтора года прошедшая путь от шлюхи «за койку на ночь» до хозяйки собственного борделя… Да, сказал он сам себе, уверен — она могла б сыграть роль героини романа Митчелл куда лучше любой актрисы. В платье из гардины и чулках из рыболовной сети.
— То попугаем, то скарлатиной обзывается… злой! — Полина обиженно взмахнула мундштуком. — Пойти, что ли, в самом деле, донести на тебя…
— Кому?
— А то ты не знаешь! Виль! Или тебя ну нисколечки не колышет, что за твою небритую рожу храмцы чёртову кучу золотых сулят?
— Советуешь побриться?
— Шутишь… ох, Виль, ну ведь однажды дошутишься ты, ох дошутишься!
— Пиво у тебя хорошее, — Швейцарец поставил наполовину опустошённую кружку на столик. — Кстати… почём нынче чёртова куча?
— Так знала, для кого на леднике держала, — буркнула Полина. — А куча… полсотни монет за твою башку обещают.
— Всего-то, — удивлённо протянул Швейцарец. — Кукушка-кукушка, а почему так ма?
— Кому ма, а кому и всю жизнь горбатиться.
— Те, кому всю жизнь горбатиться, — холодно возразил он, — в подобные игры, как правило, не играют.
— Как же, как же… вот дождёшься, тюкнет лопатой по макушке какой-нибудь ошалевший от навоза мужичок.
— Да ладно, Полин, — примирительно произнёс Швейцарец. — Убивать меня — занятие крайне невыгодное. Это все знают.