– На конвой напали на переезде, товарищ капитан! – выпалил красный как рак парень.
– На конвой? – переспросил Изюбрь, пытаясь сообразить, что происходит.
– Подполковник Крыласов приказал сегодня шпиона в Хабаровск доставить. Его контрактники везли и водитель-срочник…
– Ничего не понимаю! – разозлился Руденчик. – Китайского шпиона повезли в Хабаровск? Почему я не в курсе?
– Подполковник Крыласов…
– Да черт с ним, с Крыласовым, почему не с утра, а сейчас вдруг?
– Да они после обеда повезли – и пропали… А теперь их рыбаки из поселка нашли.
– Что значит – нашли?
– Зарезанными, товарищ капитан.
Руденчик громко выдохнул воздух через ноздри.
– Чрезвычайное положение объявили?
– Так точно!
– Агеев, свободен! – рявкнул Руденчик. – Дуй в казарму, найди Строева – и ко мне!
– Есть, товарищ капитан!
Выбегая из кабинета, Денис думал о том, вернулась ли уже тетя Агния. С каждым днем на заставе становится все горячее и горячее – прямо война, не иначе!
* * *Сухие ветки в костре весело потрескивали, а аппетитный запах крольчатины щекотал ноздри. Арсен поворошил угли длинной суковатой палкой, и огонь вспыхнул с новой силой. Когда меня, зажав рот, тащили через кусты к озеру, я, признаться, решила, что пробил мой последний час. Чего я не ожидала, так это вновь встретиться лицом к лицу с солдатом Кочаряном, которого уже отчаялась отыскать! Когда мое первое изумление улеглось (кстати сказать, Арсен казался не менее удивленным), парень заверил меня, что не собирался причинять вреда, а лишь пытался защититься.
– Черт знает, кто тут ползает! – посетовал он. – Проклятое место, а все равно, нет-нет да и прошмыгнет кто-нибудь мимо – рыбак, охотник, дети…
– Так ты в курсе – про ТОГО, КТО ЖИВЕТ В ОЗЕРЕ? – спросила я.
– А как же! – усмехнулся Арсен. – Поэтому тут для меня – безопаснее всего.
– Я полагала, ты уже дома.
– Хотелось бы, – передернул плечами солдат. – Только у меня денег нет – ни копейки, да и застава совсем рядом, боюсь, как бы не замели, я ведь для них дезертир.
– А что, разве нет? – невинно осведомилась я. – Ты сбежал из части вместе с товарищами… Кстати, почему ты сразу не попытался до дому добраться?
– Думал ребят дождаться, я ведь не знал… Если кто и мог помочь, то только они. А теперь их нет, так что хана мне по-любому! Кстати, у вас деньги есть?
– Примерно тысяча рублей, – покачала я головой. – На это тебе до Питера не доехать – если только попутку поймаешь.
– Ага, – печально ухмыльнулся он. – Вы бы остановились, если бы я голосовать стал на дороге?
За время своего вынужденного полудикого существования в тайге он порядком оброс и сейчас походил на моджахеда. Восточная внешность, и раньше отличавшая парня среди большинства солдат, теперь стала еще более очевидной. Прибавьте к этому потрепанную одежду, порезы на лице и лихорадочный блеск в темных глазах.
– Нет, Арсен, я бы дала по газам, – честно ответила я.
– Вот и я о том же.
– Но ты же не можешь всю оставшуюся жизнь здесь провести! Расскажи мне, что все-таки тогда произошло, и я попытаюсь тебе помочь.
– Мне уже никто не поможет! – упрямо возразил Арсен, крепко сжав челюсти.
– Твои родители с ума сходят в Питере.
– Вы знаете… моих родителей?!
В глазах дезертира мелькнуло изумление.
– Мы беседовали с ними.
– Кто это – «мы»? – подозрительно сдвинул густые брови Арсен.
– Я и еще одна женщина – из Комитета солдатских матерей.
– Так вы, что же, тоже из Комитета?
– Нет. Послушай, Арсен, давай я расскажу тебе все про себя, но в ответ тебе тоже придется поделиться информацией. На самом деле мы здесь как раз из-за тебя.
Когда я закончила свой рассказ, кролик был готов, и Арсен, выложив хороший кусок мяса на большой лист лопуха, как на поднос, передал его мне. Выглядел он озадаченным, но отчаяние на его лице сменилось надеждой.
– Твоя очередь, – сказала я, прислонившись спиной к толстому стволу дерева. – Рассказывай свою версию!
– Да что рассказывать-то? Макар… То есть Костя Макаров… У него мать в больнице работает.
Я кивнула.
– Ну вот, поэтому он кое-что просек, когда… Ладно, если с самого начала, то дело было так. Макар путался с Иркой из медсанчасти. Как-то вечером они обжимались там, пришел Губанов, и Ирка еле-еле успела Макара под койку затолкать, чтобы майор ничего не заметил. Вернулась она вот с такими зенками, – для иллюстрации Арсен сплел указательные и большие пальцы и приложил к собственным глазам, – и сказала, что из тайги привезли несколько выпотрошенных тел. Личности их пока установить не удалось, но они, судя по всему, либо поселковские, либо с заставы. Ирка, она суеверная очень, сказала, что это, скорее всего, работа чудовища, о котором все тут только и гудят.
– А почему она так решила?
– Я же сказал – тела были выпотрошенные, а всем известно, что ТОТ, КТО ЖИВЕТ В ОЗЕРЕ, ест только внутренности! В общем, Ирка сказала, что никому об этом рассказывать нельзя, потому что поднимется паника, и начальство боится, что придется озвучить историю о монстре. Им, разумеется, никто не поверит, начнется расследование, понаедут проверки, а Акиньшину на повышение, заставу переформировывают… Короче, Макар нам тогда рассказывал пополам с шутками-прибаутками, но на самом деле это было вовсе не смешно, потому что люди-то как-никак мертвые! А в чудовище я и тогда не поверил.
– Значит, не веришь?
– Сами подумайте: я тут уже который день хоронюсь, а оно ни разу так и не появилось – ни на дым, ни на запах дичи. Да если б это чудовище было в природе, оно давно б меня слопало!
«Что ж, логично», – решила я.
– А потом что?
– Как-то Бероев приходит и спрашивает, брали ли у нас анализы. Мы с Макаром – ни сном ни духом, а он говорит, что Ольга взяла у него пробы мочи и крови из вены. Мы спросили, может, он жаловался на что, но Федька отродясь не болел ничем – у него карточка медицинская совершенно чистая! Мы бы волноваться не стали, но Костян почему-то заинтересовался. Когда пришли результаты анализов, он через Ирку узнал, что там, и нам рассказал.
– Он узнал, что часть анализов была на гистосовместимость? – быстро спросила я.
– Да, на эту самую гисто… какую-то там. А вы-то откуда знаете?
– Неважно – продолжай!
– У Макара голова была – Эйнштейн отдыхает! – вздохнул Арсен. – Он начал что-то неладное подозревать: незачем, говорит, такие анализы брать просто так, ни с того ни с сего. А за некоторое время до этого один парень с заставы пропал, Иван Смолянинов…
Мое сердце сейчас билось так сильно, что мне казалось, его слышит не только Арсен, но и ТОТ, КТО ЖИВЕТ В ОЗЕРЕ, и все жители близлежащих населенных пунктов.
– Его так и не нашли, – продолжал Арсен, не замечая моего волнения. – Это нормально: в последние годы дезертирство участилось, и поговаривали даже, что солдаты бегут не столько домой, сколько в Китай: там, дескать, условия создают для русских – уж и не знаю, зачем им чужие мужики, когда своих селить негде! Но Макар-то пошел дальше: как-то спер у Ирки ключ от медсанчасти, и ночью мы туда вломились. Для нас с Федькой все это тогда просто приключением было, а Макар уже тогда догадывался…
– Вы нашли карту Смолянинова?
– Точно! У него, как и у Федьки, она была чистая, как первый снег. И еще мы нашли вещи, которые с покойников, найденных у озера, сняли – те, что по какой-то причине не передали родственникам. Наверное, дело в вечной нашей безалаберности… Так вот, среди вещей был брелок – Иван с ним не расставался: мотоцикл – классный такой, как настоящий. Очень он мотоциклы любил…
– Значит, Иван Смолянинов был среди захороненных в лесу людей?
– Видимо, да.
– А остальные?
– Про других не знаю – мы только брелок опознали, да и то потому, что много раз Иван его демонстрировал, приговаривая, что сам такой соберет, как дембельнется, только настоящий.
– И Макар сказал вам, что подозревает Губанова?
– Он сказал, что все эти анализы, взятые у здоровых людей, говорят об одном: кому-то понадобились наши органы, и Федька, похоже, стоял первым в очереди на тот свет! То, что он здоров, как бизон, в этом случае сыграло против него.
– И тогда вы решили сбежать?
– Кто мог сказать, не возьмутся ли и за нас с Макаром?
– Почему вы никому не сообщили об этом – хотя бы родителям?
– Да? – с сарказмом переспросил Арсен. – А что бы они сделали, скажите на милость? Федька вроде матери писал, но… Начнем с того, что нам бы никто не поверил: Изюбрь, к примеру, думает, что мы только и мечтаем о дембеле, а потому готовы на все, лишь бы от службы откосить! Кроме того, никаких доказательств у нас не было – кроме догадок Макара. По-настоящему мы сдрейфили, когда Губанов сказал Федьке, что по результатам анализов у него обнаружились камни в желчном пузыре, которые необходимо удалить. Никакие камни его не беспокоили, более того, Макар объяснил, что наличие этих самых камней можно достоверно обнаружить лишь при помощи ультразвукового исследования, которое не проводилось.
– Я что-то не пойму, Арсен: если во время этой несложной операции Губанов собирался изъять у Федора почки или еще что-то, то где он намеревался это сделать? У нас всего одна операционная, и она никак не может быть задействована в таких целях, ведь все, кто там работает, и проживают в медсанчасти – мы непременно заметили бы, произойди нечто подобное!
– Вот видите, даже вы мне не верите! – он с отчаяньем махнул рукой.
– Я верю, – возразила я. – И у меня имеются все основания считать, что ваши с ребятами догадки недалеки от реальности, но все же остается еще слишком много моментов, которые необходимо прояснить.
– Как они… Скажите, как погибли Макар и Федор? – попросил вдруг Арсен.
– Судя по результатам, полученным от моего коллеги, можно предположить, что их застрелили из снайперской винтовки.
– Из снай… Значит, у кого-то был приказ непременно убить нас? И это означает, что они знали, что мы знаем!
– Но откуда?
– Может, Ирка разболтала? Мы ей ничего не рассказывали, но она как-то выяснила, что мы копались в документах – видимо, мы были не слишком аккуратны. Ирка устроила Макару скандал, орала на него, ругалась – боялась, что Губанов узнает и тогда проблем не оберешься.
– Но тогда у нее не было причин рассказывать обо всем майору! – возразила я.
– Вроде нет… Не знаю я ничего – только то, что ребят нет уже, а я вот, как видите, еще пока бегаю!
– А как получилось, что ты оторвался от них? – спросила я.
– Они послали меня в разведку. Мы решили отсидеться на окраине поселка, и я собирался найти какой-нибудь подходящий сарай. Потом мы планировали добраться до Хабаровска, а там – домой. Я слышал выстрелы и понял, что возвращаться нельзя, но я не думал, что их…
– Так ты поэтому отсиживался у бабы Мани, да? Надеялся, что ребята все-таки выбрались?
– Я думал, их просто поймали, – кивнул Арсен. – Думал, ничего им не сделают, пока до меня не доберутся! А оно вон как вышло…
Мы надолго замолчали. Солнце уже почти село, и на тайгу быстро опускалась темнота.
– Вам пора, Агния Кирилловна, – заговорил, наконец, Арсен. – Я провожу вас немного, но дальше вам придется одной – мне нельзя встречаться с людьми с заставы! Вы же никому не расскажете обо мне?
Его глаза умоляюще смотрели на меня. Я подумала о Дэне: да даже если бы Арсен и в самом деле совершил серьезный проступок, я бы все равно его не выдала.
– Успокойся, – ответила я. – От меня никто ничего не узнает. Но ты все-таки попытайся вести себя осторожнее и не разжигать костер слишком часто: в следующий раз гостем могу оказаться не я.
* * *Мое возвращение на заставу вспоминается как страшный сон. Примерно через пять минут после того, как мы с Арсеном распрощались, я натолкнулась на патруль из пяти человек из кинологического подразделения с собаками, которые при виде меня истошно залаяли. К счастью, среди дозорных оказался Синицын, который сразу меня узнал, но меня тут же передали на попечение контрактникам, подоспевшим на шум. Они отказались объяснять, что происходит, и в полном молчании доставили меня до медсанчасти. Выяснилось, что, несмотря на поздний час, никто на заставе не спал. Были усилены патрули, и дозорные сменялись каждые два часа. Капитан Руденчик, – именно с ним мне меньше всего хотелось бы встретиться, особенно после столь тяжелого дня, богатого на события, – учинил мне форменный допрос. Разумеется, он пожелал знать, что меня так задержало, но, самое главное, как я умудрилась добраться до места, ведь последний автобус до поселка прибывал в начале шестого! Я тут же пожалела о том, что не позаботилась об алиби. До города меня подвозил Крыласов и предлагал подобрать на обратном пути, но я ведь понятия не имела, когда вернусь – тем более я не могла спланировать встречи с Фэем и Арсеном, и все в один день! Оказывается, подполковник прождал меня на автовокзале больше сорока минут, но, когда я не появилась, решил, что мне удалось уехать на автобусе или поймать попутку. Надо отдать ему должное – он пытался до меня дозвониться, но, видимо, аккумулятор моего телефона разрядился – а я-то гадала, почему он ни разу не зазвонил с тех пор, как я поговорила с Леонидом! Пришлось соврать Изюбрю, сказав, что действительно поймала попутку до разъезда, а потом меня подвез один из сельчан на телеге – почти до самой заставы. Мне показалось, что капитан не слишком-то верит в мою сказку. В поселке народ ложится спать рано, и вряд ли кто-то решился бы петлять с лошадью по лесу в темное время суток, но мне, честно говоря, было не до изобретательности – лишь бы поскорее избавиться от Руденчика. Я все никак не могла забыть о нашем столкновении в лесу, да и он, судя по всему, прекрасно помнил об этом.
– И кто же именно вас подвез? – спросил капитан, пристально глядя на меня из-под тяжелых век. Под глазами у него залегли темные круги.
– Кто? – переспросила я, судорожно пытаясь что-нибудь придумать. – Матвей подвез. Вы же знаете Матвея?
– Разумеется, я знаю Матвея! – раздраженно ответил Руденчик. – И также я знаю, что его мать навряд ли позволила бы сыну шляться одному так поздно.
И это тоже сущая правда: надо было сочинить что-нибудь более правдоподобное, но я, как назло, не могла припомнить никого из поселка, у кого имелась бы лошадь.
– Послушайте, Агния… Кирилловна, – продолжал меж тем Руденчик, не сводя с меня пылающих, как угли, глаз. – Если вам есть что сказать, говорите: у нас чрезвычайная ситуация!
– А что произошло-то? – перебила я. – Вся застава стоит на ушах, но никто ничего не говорит!
В эту самую минуту раздался громкий стук в дверь, после чего, не дожидаясь приглашения, в кабинет Руденчика ввалилась Людмила Акиньшина.
– Михал Богданыч, ну имейте же, в конце концов, совесть! – воскликнула она, подходя. – Не видите, что ли, дама беременна – глядите, какая бледная и несчастная, а вы ее допросами своими мучаете – и не стыдно, а?
Видимо, в свое время я правильно поступила, поделившись с новой подругой своим секретом, а то сейчас она не кинулась бы мне на выручку, но у нее не нашлось бы подходящей «отмазки», чтобы предъявить Изюбрю!
– Да я… – начал было оправдываться капитан, но Людмила не позволила ему произнести ни слова.
– Если вы сейчас же не отпустите Агнию, – сказала она, – я пожалуюсь мужу, а он очень не любит, когда обижают женщин!
Эта фраза могла бы прозвучать как шутка, но Людмила вложила в нее столь недвусмысленную угрозу, что я испугалась, как бы этот факт не разозлил Руденчика пуще прежнего. Но он только сжал челюсти и сказал:
– Можете идти, Агния Кирилловна.
Выходя под руку с Людмилой, я, как мне показалось, расслышала еще одну фразу:
– Мы еще поговорим!
* * *– Пей чай, – улыбнулась Людмила, подливая мне горячего. – Тебе необходимо расслабиться.
– Боюсь, если я расслаблюсь еще больше, мой мочевой пузырь лопнет! – рассмеялась я.
Она уже поведала мне обо всем, что случилось на заставе за время моего отсутствия, и я наконец поняла, почему все сходят с ума, а главное, почему Руденчик в таком жутком настроении.
– Замучил тебя Изюбрь, да? – сочувственно спросила Людмила. – Но ты его не бойся: в сущности, он безобиден, хоть и выглядит грозным.
– А мне вот он вовсе не кажется безобидным!
Людмила посмотрела на меня более внимательно.
– Приставал?
– С чего ты взяла?
– Ой, брось – все же очевидно: он с тебя глаз не сводит, повсюду за тобой наблюдает.
– Повсюду?! – испуганно воскликнула я.
– Ну, он, конечно, не следит за тобой – по крайней мере, я так думаю, – попыталась успокоить меня Людмила. – На заставе женщин мало, а тех, кто достоин внимания, – и того меньше. Я, конечно, понимаю – у тебя есть помоложе да поаппетитнее…
– Перестань!
– Этот блондинистый солдатик, Агеев, – просто пупсик! – продолжала Людмила игривым тоном. – Так бы и съела его. Жаль только, что наркоман…
Я едва не бросилась на защиту Дениса, но вовремя прикусила язык.
– Изюбрь – тоже мужик видный, – продолжала разглагольствовать Людмила. – Ты уж извини, что я выдала твой секрет – так он скорее от тебя отстал. Не сердишься?
Я заверила ее, что нисколько не сержусь, не упомянув о том, что Руденчик уже был в курсе моей беременности и слова Людмилы не явились для него откровением. Я до сих пор прокручивала в голове нашу встречу в лесу и ругала себя за свое поведение: за кого он должен был меня принять? Моя реакция на его грубую ласку потрясла меня саму, и я все еще испытывала чувство горячего стыда за то, что, пусть и на мгновение, позволила капитану считать себя настолько доступной!
Подойдя к старинному буфету (бог знает, где они с Акиньшиным сумели разжиться таким здесь, в тайге!), Людмила плеснула себе коньяка в пузатый бокал.
– Тебе не предлагаю, – предупредила она. – Нельзя ведь?
– Конечно, нельзя, – согласилась я, хотя в данный момент не отказалась бы от алкоголя: голова просто лопалась от напряжения. Зато я, наконец, получила представление о том, как живут начальники заставы. Неплохо, прямо скажем: кожаная мягкая мебель, красное и черное дерево, ковры, зеркала в дорогих рамах – ну музей, не иначе!