– Лонг Гиан руку вместе с костью разрубает... Только тренировка нужна... Я уже тридцать лет этим не занимался... Пора вспомнить...
– Против автомата в самый раз... – заметил Беслан.
– Не со всех же сторон на тебя автоматы наставили... Иногда и это сгодится...
И пока другие лежали, Умар начал сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, но при этом осмысленно, рисовать в воздухе круги своим необычным оружием. Первым не выдержал и подошел к отцу Астамир.
– Как это делается?
Умар передал оружие сыну и показал первое движение...
2. «КЛАДОВЩИКИ»
После бессонной и трудной ночи, после всех передряг и потрясений – плена, освобождения, перестрелки с боевиками и операции по выручению пленных, полковнику Раскатову принесли кровать в канцелярию отряда и предложили отдохнуть. Канцелярия представляла собой небольшую комнатку с двумя письменными столами, тремя стульями и металлическим ящиком, похожим на сундук, заменяющим командиру сейф. Под единственным большим окном была ржавая батарея отопления. Рядом располагалась еще одна такая же комнатка, но там стояли только три кровати – временное офицерское общежитие...
– Пленники где помещены? – спросил полковник у старшего лейтенанта Тихонова.
– У нас негде... Майор в батальон пошел, договариваться насчет комнаты. Пока в машине под охраной сидят. Договорится, сразу отправят...
– Сколько человек в охране?
– Паритет... Шесть на шесть...
– Осторожнее с ними. Умар очень опытный человек...
– И все-таки, он не спецназ ГРУ... – улыбнулся Тихонов.
– Он командовал ротой разведки полка ВДВ в Афгане. Большой опыт...
– Я его одним ударом уложил. И ребята у меня тоже не промах. Не упустят...
Раскатов вздохнул. Умар тоже считал себя сильным бойцом. Но нарвался на неожиданность и оказался беспомощным. И такое может с каждым случиться. Даже с самым опытным спецназовцем.
– Как только Макаров вернется, пусть ко мне зайдет... Передай...
– Обязательно, товарищ полковник...
И полковник закрыл дверь канцелярии, но не на кровать прилег, а за стол сел, хотя глаза имел красные и сонные, как говорило ему небольшое зеркало, повешенное здесь же на двери. Но красные глаза – это еще и последствие головной боли, которая не проходила все время операции. Врач, оказывавший первую помощь, тот самый старший лейтенант из батальона мотопехоты, показался человеком неопытным и доверия вызывал не больше, чем какой-нибудь санитар со шваброй, но в белом халате. Он даже самый простой тест на сотрясение мозга не провел. И Раскатову пришлось там еще, в полевых условиях, провести его самому, но незаметно для других. Тест в самом деле простейший: не поворачивая головы, в одну сторону до конца глазами повести, потом в другую... Больно глазам – значит, есть сотрясение... Глазам было больно смотреть и вправо и влево. Значит, сотрясение двустороннее. Хорошего мало, нужен покой, и лег бы полковник в госпиталь, если бы не одно обстоятельство. А обстоятельство было очень серьезным для него лично, поскольку с его помощью был взят в плен человек, которому он обязан жизнью. Раскатов понимал, что он не мог не привести спецназ к базе боевиков, потому что в плен попали солдаты и старший прапорщик, которыми он, по большому счету, не командовал, но с которыми ехал. А старший по званию всегда несет ответственность за случившееся в его присутствии. Но полковник понимал и то, что, несмотря на сильнейшую головную боль и, кажется, поднимающуюся температуру, что тоже при сотрясении мозга бывает, и еще дополнительную ко всему сильную тошноту, он не может оставить Умара в таком положении. Не может оставить, но и не может найти приемлемый вариант помощи... Нужно было что-то придумать...
Помочь Умару следовало обязательно...
* * *– Так ты, оказывается, майор, Сергеем Вячеславовичем зовешься... – сразу встретил Раскатов командира отряда воспоминанием о его отце. – Мне рассказывали, что отец твой объявился во время войны в Югославии, он тогда командовал сербским спецназом в Косово и много страха на боевиков нагнал... Тогда наши там операцию проводили... Он им со своей стороны помогал... Его тогда звали капитан Макараджич... Славко Макараджич...
– Да, товарищ полковник... – майор, однако, к воспоминаниям, кажется, склонен не был и потому ответил скучным голосом и перевел разговор на другую тему: – Вы что-то выглядите неважно... Еще раз к врачу обратиться не хотите? Я только что его видел...
– Если что-то обезболивающее взять... Может, пошлешь кого-нибудь?
– Сам могу сходить... У меня тоже головная боль... Как не высплюсь, голова болит... А высыпаться удается только дома, после командировки...
– Контузия? – полковник мог посочувствовать.
– Давление после контузии барахлит... То вверх, то вниз скачет... Нижний предел в норме, а верхний лихорадит... – Макаров потер пальцами затылок.
– Добро... Сходи... Потом поговорим...
Майор ходил долго, и у полковника уже начали непроизвольно глаза закрываться. Все-таки он давно отвык от такого напряженного графика. На ногах и без сна уже больше суток. Да еще, возможно, с двусторонним сотрясением мозга. Отдохнуть надо бы... Без нервотрепки, под легким одеялом...
Макаров принес какие-то таблетки в капсулах. Сам такую же проглотил и полковнику протянул. Если таблетки одинаковые, значит, они общего пользования. Головная боль сразу, естественно, не прекратилась, и результата действия таблетки предстояло ждать.
– Что с пленниками?
– Плохо с пленниками...
– Что так?
– Выделили под камеру хозяйственную пристройку рядом с казармой.
– А что в этом плохого? Есть возможность убежать?
– Плохое не в этом. Плохое в том, что дверь в помещение находится, грубо говоря, на территории складов, охраняемых батальонным караулом. То есть мы уже не можем выставить там свой пост.
– Не доверяешь мотострелкам?
– Имею основание...
– Интересно... Выкладывай...
Майор Макаров, не спросив разрешения, как положено бы по службе, сел за соседний стол. Минуту, если не больше, собирался с мыслями.
– Я сейчас снова к подполковнику Расько заглянул, это комбат местный, – начал Макаров. – Сначала заходил, насчет помещения договаривался. Договорился, пленников передал местному караулу, разместили... Сейчас заглянул, попросил предупредить начальника караула, что мы скоро будем вызывать пленных по одному для допроса. То есть хотел обеспечить взаимодействие с часовым... Постучал, захожу в кабинет... А Расько как раз с кем-то по телефону разговаривал... Здесь всего один телефон на весь военный городок... И очень он замялся от моего присутствия. Сразу стал прощаться и убеждать кого-то, что все у него в порядке, что место вполне безопасное и время терпит... Не знаю почему, но у меня сразу возникло ощущение, что он с районным прокурором разговаривает.
– А чем тебе местный прокурор не нравится? – не понял полковник, считающий, что спецназ должен работать совместно с прокуратурой.
– Я с ним сталкивался только однажды, когда передавал еще двух бандитов... Нормальный, кажется, мужик... Кард из Гудермеса, в район прибыл недавно, большими связями не оброс, что тоже здесь важно... Понемножку своих подчиненных шерстит – порядок наводит, пару человек уже уволил...
– Тогда в чем вопрос?
– Вопрос в том, что, когда я в первый раз к Расько пришел, он настаивал, чтобы пленных отправили в прокуратуру как можно быстрее, поскольку у него место для содержания не слишком надежное. А он не хочет никакого ЧП, потому что через месяц планирует уехать отсюда с повышением... Ему перевод готовят в штаб дивизии. Документы уже на оформлении... И без того расстрел колонны может сыграть свою роль... А если еще что-то...
– А что может быть? – не понял Раскатов.
– Вот-вот... Я его об этом же спросил. Он просто отмахнулся: «Мало ли... Побег...»
Полковник недолго подумал.
– О побеге я тоже думал... Умар Атагиев опасный человек. И очень опытный. Он побег организовать может...
– Тогда почему подполковник Расько категорически против того, чтобы я выставил свой караул? Я сразу предложил вариант, он отказался – не допустит, дескать, чужого караула на своей охраняемой территории. Потому что в случае эксцесса спросить тогда будет не с кого, а сверху спрашивать будут только с него...
– Здесь нарушение логики... Мы официально не передавали своих пленных в батальон, и Расько не может нести за них ответственности...
– Это я не сообразил ему напомнить... – согласился Макаров.
– Сергей Вячеславович, – сказал Раскатов. – Я напомню, что прибыл сюда с конкретным делом и нечаянно вляпался в другое, не менее конкретное. Но я чувствую, что обстановка здесь, вокруг нас, какая-то нездоровая. И первое дело, с которым я прибыл, как-то этой обстановки касается... Я правильно ситуацию читаю?
– Что уж тут не прочитать. На территории батальона находятся и продуктовые склады полка, и склады боеприпасов. Я не знаю, как обстоят дела на складах боеприпасов, но согласно агентурным данным, не только боевики, но и так называемые мирные жители, что традиционно прячут автомат в огороде соседской бабушки, чуть ли не в открытую покупают на складах боеприпасы. А на продуктовых складах все делается вообще в открытую. Даже не прячутся... На этой почве и произошел инцидент у старшего лейтенанта Тихонова, который пришел получать на отряд продукты и не смог ничего получить, потому что местные жители только что загрузили прицеп для «Жигулей» теми самыми продуктами... Тут распорядок такой... По продовольственному аттестату мы приписаны к отделу тыла мотопехотного полка. Получаем продукты на полковом складе и сдаем их в батальонную столовую. Кроме «сухого пайка», разумеется... Напомнили, товарищ полковник... Извините, прервусь... Пленных-то покормить надо... Расько сам не сообразит...
Майор открыл дверь и позвал:
– Рубашкин!
– Я! – отозвался старший лейтенант из-за стены и тут же вошел в канцелярию.
– Сходи на кухню, договорись, чтобы пленным что-то выделили... Пусть и из наших запасов... И это... Чтобы без свинины...
– Понял, сделаю... – Рубашкин развернулся к выходу.
– Вот, значит, у нас дело такое... – продолжил майор Макаров. – У старшего лейтенанта Тихонова конфликт произошел с начальником продовольственных складов и начальником тыла полка. Ни в полку, ни в батальоне не хотят пускать дело в военную прокуратуру и думают договориться мирно. Прокуратура их трясти начнет...
– А при чем здесь батальон, если склады полковые? – не понял Раскатов.
– Охрану складов ведет батальон. Пускает на территорию посторонние машины, караул батальона. Наверное, подполковник Расько тоже что-то с этой торговли имеет. Иначе он терпеть не стал бы и приказ караулу дал бы конкретный... Такой, как дан сейчас... Сейчас никого не пускают...
– А как все же дело вышло за пределы батальона? – поинтересовался полковник.
– Тихонов был с двумя безоружными солдатами. Тележка у них только была, чтобы продукты со склада увезти... В гараже позаимствовали грузовую тележку. Разумеется, задержать гражданскую легковую машину, которую со склада отпустили, Тихонов смог бы и без оружия, но он возмутился слишком поздно, когда ему продукты отпустить отказались, хотя накладная была на руках. Машина уже уехала. Капитан с майором рассчитывали просто заявить, что старший лейтенант оговаривает их, чтобы себя оправдать, и не было никакой машины, а весь эксцесс произошел только потому, что Тихонов был пьян. У них на столе выпивка стояла, и они Тихонову налили, он выпил. Это еще до драки... На складе всегда выпивка стоит... Вот они и рассчитывали на пьянку дело списать. И потому написали рапорты. Нет доказательств, нет факта продажи... Они только не учли, что имеют дело с разведкой. Тихонов запомнил номер машины, мы «пробили» по базе данных, хозяина машины нашли и хорошенько потрясли. Он дал подробные показания и подписал. Сейчас в батальоне знают, что у нас на руках есть это признание. Причем не одно, потому что мы получили еще несколько адресов. Налицо доказательство массового хищения продуктов со складов. То же самое можно сделать и со складом боеприпасов. Найти покупателей там будет сложнее, но покопаться стоит.
– Документы уже куда-то передали?
– Ждали вашего приезда, товарищ полковник. А они вон что надумали...
– Что они надумали? – не понял Раскатов.
– Вы же слышали, что Умар Атагиев сказал про «кладовщиков»?
– Нет, видимо, я отвлекся...
Ответить майор Макаров не успел. В канцелярию не вошел, а ворвался старший лейтенант Рубашкин. Вид возмущенный, недовольный.
– Что случилось, Георгий? – вопросительно поднял брови майор Макаров. – Стучать в дверь тебя в детстве отучили?..
– В столовой... Они говорят, что начальник караула хотел обед на шестерых заказать, но начальник тыла полка приказал пленным ничего не готовить, обещал их свиным салом накормить вдосталь... Каждому, говорит, по две банки сала... Издевается, сволочь...
– Ох, отпустил бы я на время Атагиева, чтобы он с этим начальником тыла побеседовал... – сказал полковник Раскатов. – А что, если попросить Умара, и он даст слово, что после беседы вернется, ему можно верить... Не обманет...
– И что ты? – спросил Макаров старшего лейтенанта.
– Вы же приказали, что из наших запасов. Я велел приготовить... Через час будет...
– Ладно. Начальника караула найди, предупреди, чтобы с часовым проблем не возникло. Сам обед доставишь... Возьми сопровождение... Обязательно...
Рубашкин ушел.
– Вот же сволочь какая... – оценил человеческие качества начальника тыла полка Раскатов. – Я вполне понимаю Тихонова...
– А я не вполне понимаю майора Ласкина... – думая о чем-то своем, сказал Макаров.
– То есть...
– Он прекрасно, думаю, знает, что пленники – люди из джамаата Мовсара Байсарова.
– И что с того? – не понял Раскатов.
– Ласкину невыгодно злить людей Байсарова. Если только это не хитрый ход. Может быть... – майор говорил скорее сам с собой, на собственные, возникшие в голове вопросы отвечая. Раскатов понял это и ждал объяснения. – Да, это вполне в духе Ласкина и капитана Прядунько... И очень похоже на предыдущие их действия, когда они говорили, что Тихонов их пытается оклеветать, чтобы оправдать драку...
– Сергей Вячеславович... Ты мне объясни все толком... – потребовал наконец полковник Раскатов. – А то ты больше с собой разговариваешь, но ситуацию в Москву мне докладывать... Кстати, надо полковнику Мочилову позвонить, доложить результаты операции... Пока ты с мыслями собираешься...
Раскатов достал трубку, теперь уже свою, и нашел в «справочнике» номер...
* * *– По номеру вижу, Василий Константинович, что ты свою трубку вернул... – сразу сказал полковник Мочилов.
Раскатов не помнил, чтобы он когда-то давал номер своего мобильника Юрию Петровичу. Из этого легко делался вывод: командующий войсками спецназа ГРУ сам собирался позвонить Раскатову и номер у кого-то спросил. Значит, ждал с нетерпением доклада... Хотя такой небольшой вопрос не мог сильно волновать Юрия Петровича, который обычно отвечает за более серьезные операции. Возможно, номер Мочилову понадобился по какой-то другой причине, и он сам наверняка скажет. Не зря же номер искал...
– Вернул, Юрий Петрович. Операция завершилась почти успешно...
– Что за филологические извращения! В армейской жизни я не признаю такого понятия, как «почти»... Легче женщине стать «почти беременной», чем «почти успешно» завершить операцию. «Почти» – это уже не успешно... Докладывай с подробностями... Из РОШа данные поступают обычно только к вечеру, и я ничего не знаю...
Обычно полковник Мочилов был более сдержанным в выражениях и тон разговора предпочитал более мягкий. Раскатов из этого сделал вывод, что сообщение самого Мочилова, то, ради чего он и нашел номер мобильника, будет не из приятных. Но предварительный разговор призван сообщение Юрия Петровича смягчить... После одного жесткого второе уже не кажется таким жестким, вырабатывается привычка.
– С большущей помощью управления космической разведки, за что соседям огромное спасибо, нам удалось выполнить сложную задачу. Без единого выстрела, если не считать выстрелы снайперов по часовым, блокирована банда Байсарова, освобождены пленные и живыми захвачены шесть бандитов. Это, так сказать, наша основная цель, и она достигнута... Теперь, что касается «почти»... Сам Байсаров, не дожидаясь нас, ушел из джамаата в сторону села по каким-то своим, нам не известным делам. Бандиты или не знают, зачем и куда ушел их эмир, или не хотят говорить. Скорее всего, и то и другое... Одни не знают, другие не хотят... Село, в сторону которого ушел Байсаров, блокировано «кадыровцами», там в настоящее время проводится «зачистка» и проверка паспортного режима. Жители этого села принимали участие в ограблении расстрелянной боевиками продовольственной колонны, и потому РОШ вызвал против них именно «кадыровцев». Информация о присутствии в селе эмира Мовсара Байсарова «кадыровцам» передана. Пусть ловят... У нас начать поиск эмира не было возможности...
– Ну, с таким результатом я соглашусь, назвать его успешным можно без «почти», поскольку задача вам ставилась конкретная – именно освобождение пленных... – уже более мягко сказал командующий войсками спецназа ГРУ. – Тебе из дома не звонили?
– Нет, мне обычно в командировку не звонят... А что? – спросил Раскатов, понимая, что это, возможно, и есть вторая часть разговора – неприятная.
– Я просил, чтобы не звонили... Знал, что трубка не у тебя, и не хотел, чтобы волновались... Просто сказал, что с тобой связи нет, а как только будет, ты сам позвонишь... Позвони жене... Тут неприятная история... Ночью какие-то кавказцы пытались вскрыть дверь в твою квартиру. Жена вовремя царапанье в замке услышала и подняла шум. Сосед снизу на шум высунулся из двери... Там у тебя какой-то мент живет...
– Да, подполковник из МУРа... Прямо подо мной через этаж...
– Вот, он шум услышал, хорошо, стало быть, жена у тебя шуметь умеет...
– Это точно, она умеет...
– Сосед высунулся и увидел на лестнице трех убегающих кавказцев...
– И что?
– Ничего... – сказал Мочилов. – Жена твоя позвонила дежурному...
– Она же номер не знает...
– Нашла, значит, где-то или у кого-то... Позвонила, дежурный соединил со мной... Поговорили, я выслал для охраны двух солдат из разведцентра... Спецназовцев под рукой не было... Пришлось водителями удовлетвориться. Утром уже послал двух наших офицеров. Они днем будут квартиру охранять, поскольку твои все на работе... Вечером их сменят... Охрану я приказал держать вплоть до твоего возвращения...
– Я не вижу причины, чтобы связывать попытку взлома двери со своей службой... – умышленно членораздельно сказал Раскатов, отвечая на не заданный, но уже подразумеваемый вопрос. – Думаю, разговор идет об элементарной попытке ограбления...