Только атаман рот раскрыл, чтобы злыдней в ларец вернуть, на него Иван набросился и рот ему зажал.
Завидев рассвирепевших злыдней, разбойники по всей Разбойной степи разбежались, а как никого из них рядом не стало, Иван сам ларец раскрыл. Крутяка он запихнул туда же, хоть злыдни его не пускали – кричали, что самим места мало…
Тут и воевода, и сам царь осмелели, бросились к Ивану с очередной победой поздравлять.
– Поехали, Иванушка, в столицу, – предложил Берендей. – Пировать будем, победу праздновать.
– Дельце у меня ещё есть, – ответил Иван, вскочил на коня и поскакал прямо к морю-окияну, чтобы ларец со злыднями забросить в водицу солёную – подальше и поглубже, чтоб никто его более не отыскал.
Сказ шестой О том, как Иван – крестьянский сын гостил у царя Шемаханского
От Берендеева царства до ближайшего государства было, как известно, тридевять земель, так что гостей особо ниоткуда не ждали, и в гости редко кто выбирался. Спит как-то царь на печи и вдруг сквозь сон топот слышит, а потом кто-то в ухо ему как крикнет:
– Величество! К столице толпа какая-то приближается! Не поймёшь – то ли войско, то ли посольство.
Просыпаться Берендею не хотелось, а подниматься – тем более, так что он только один глаз приоткрыл и распорядился по-царски:
– Если войско – разгромить, а если посольство – пусть подождут… – И опять захрапел с присвистом.
Воевода тут же всю дружину по тревоге поднял и к границе отправился – благо недалеко было. А там и впрямь народищу – толпа целая, а впереди зверь огромный идёт с двумя хвостами – один спереди, другой – сзади, на нём будка стоит, а в будке сидит мужик в кафтане бархатном и покрикивает на всех – сразу видно, что главный.
– Стой! – крикнул ему воевода. – Говори, кто таков и зачем пожаловал!
– Я посол царя Шемаханского! К царю Берендею по делу… – Гость на воеводу даже и не посмотрел – знай, двухвостого своего подгоняет.
– Спит царь. Велел подождать. – Воевода дорогу грудью загородил.
– Обидеть посла – значит царя обидеть! – завопил наездник да как рявкнет: – Хэй! Бамбузяк! – А это в переводе с шемаханского означало – «Наших бьют!»
Тут вся свита посольская ятаганы повытаскивала и пошла в атаку. Только дружинники Берендеевы тоже были не лыком шиты – окружили неприятеля и всех в плен взяли, а посла потащили к палатам царским и на крыльцо посадили, чтобы дожидался, пока Берендей проснётся.
Хоть и любил царь поспать, а и от этого дела тоже устать можно. Слез к вечеру Берендей с печи, корону на голову нахлобучил и пошёл посла встречать, как полагается.
– Привет царю Берендею от царя Шемаханского Кир-Гудука седьмого, у которого всё – самое лучшее! – сказал посол, как только царь на трон уселся.
– Это как это – самое лучшее? – удивился Берендей.
– А вот так! – гордо заявил посол. – Не терпит Кир-Гудук седьмой, чтобы у кого-то было что-нибудь лучше, чем у него. А тут до нас слух дошёл, будто появился какой-то Иван-богатырь, который всех побеждает. Их Величество сна и покоя лишились, думая, что ваш богатырь сильнее нашего окажется.
– Ну, недельку не поспит и успокоится, – ответил Берендей, который уже успел утомиться от дел государственных.
А Иван тоже в палаты царские пришёл, чтобы на посла посмотреть. Увидел он, что Берендей уходить собрался, и говорит:
– Царь-батюшка, позволь в эту самую Шемаханию прокатиться, уж больно хочется на всё самое лучшее посмотреть.
Берендей знал – если Ивану что-нибудь в голову втемяшится, то спорить с ним бесполезно, а царевна Милана только и сказала, чтобы долго странствовать не смел…
Пока ехали, посол всю дорогу молчал, только сообщил, что зверь двухвостый слоном называется. А как подъехали они к границам Шемахании, так сразу хвастаться начал – то покажет табун, в котором лучший в мире конь пасётся, то самое высокое в мире дерево, то самый глубокий в мире колодец, то самую толстую в мире крепостную стену.
– А это самый большой и роскошный в мире дворец, – сказал посол, когда время пришло со слона слезать. – Только ты царю не говори, что ваши пограничники мою свиту одолели, а то царь огорчится и прикажет казнить нас обоих.
Как увидел царь Шемаханский Ивана, сразу начал вокруг него ходить и приговаривать:
– Мелковат… Неказист… Да и оружие у него плохонькое.
Иван-то с собой взял ту самую дубину, которой рыцарей иноземных побил на турнире за руку царевны Миланы. Хотел он было возразить Кир-Гудуку, дескать, не по виду, а по делам ценить надо, но тут явился лучший воин царства Шемаханского, весь в железо закованный, так что и лица не видно.
– Вот у него самый лучший в мире щит, – сообщил царь, и тут же туча стрел от щита отскочила. – У него самый прочный в мире шлем! – Откуда-то сверху упал булыжник здоровенный и тут же о шлем раскололся на мелкие кусочки. – У него самый острый в мире меч. – Царь пёрышко лебединое вверх подбросил, и витязь местный его тут же надвое разрубил. – Может, и тебе оружие получше дать? – предложил Кир-Гудук.
– Да нет, я уж как-нибудь и так управлюсь, – ответил Иван, подумав, что иноземное, может быть, и лучше, а своё всё равно привычнее.
На поединок смотреть народу собралось видимо-невидимо, да только недолго забава длилась. Налетел витязь шемаханский на Ивана с мечом, а тот дубину под удар подставил. Меч-то в дубине и застрял, а Иван, её не выпуская, раскрутился так, что противник его со всем железом в воздух поднялся, меч не удержал и перелетел аж за крепостную стену, самую толстую и высокую в мире. Народ тут же завопил, начал тюбетейки в воздух бросать, а Иван и не поймёт никак, чему радуются.
– А теперь лучшим в мире воином становится Иван-богатырь, дружинник царя Кир-Гудука! – выкрикнул посол так, чтобы все слышали.
– Ты чего там бормочешь?! – возмутился Иван. – Не служу я Кир-Гудуку вашему и не собираюсь.
– А у тебя сколько золота дома есть? – тут же поинтересовался посол.
– Ну, сундук.
– А здесь три сундука будет, – пообещал посол. – А сколько жён у тебя, Иван?
– Ну, одна…
– А здесь три будет!
Понял Иван, что так просто ему не отделаться. Подошёл он к царю и спрашивает:
– Величество, а бегун у тебя тоже самый лучший?
– А как же! – ответил царь.
– А если я его обгоню?
– Будешь надбавку к жалованью получать – за быстрый бег, – пообещал царь. – Мне для самых лучших ничего не жалко.
– Ну тогда прямо сейчас и побежим – отсюда и до границы! – Иван сделал вид, что ему не терпится скорее жалованье получить с надбавкой.
Царь тут же из толпы лучшего бегуна вызвал и охране у ворот приказал расступиться.
Как только дали старт, оказалось, что бегун царский и впрямь скор на ногу – только до ворот Иван от него не отставал, а потом тот вперёд умчался, только пятки засверкали. Солнышко светит, птички поют, а Иван уже уставать начал – путь-то неблизкий, а присесть отдохнуть боится – если догонят, мало не покажется. И вдруг видит: прямо у дороги табун царский траву щиплет.
– Эй, мужик! – крикнул Иван пастуху. – Какой конь здесь самый лучший в мире?
– Вон тот – не видишь, что ли? – гордо ответил пастух и показал на белого конягу в синих яблоках. Он хотел ещё что-то добавить, только Иван его уже не слышал, потому как вскочил на лучшего в мире коня и помчался в обратный путь, потому как в неволе жить, даже за три сундука золота, кому захочется…
Разбойничьи истории
Бабушка мистера Фунта
Как-то два разбойника Том Верзила и Джим Хохотунчик шли по рынку, чтобы потратить на что-нибудь дельное сотню шиллингов, отнятых в Шервудском лесу у какого-то заблудившегося бездельника. Вообще-то, такое дело даже грабежом назвать было нельзя – просто они указали растяпе тропинку до ближайшей деревни, а тот оказался не джентльменом и отказался оплатить эту ценную услугу.
Том не спеша двигался между торговыми рядами и чинно пробовал лежавшие на прилавках окорока, колбасы, семечки, ананасы, арбузы и многое другое.
– Кончай жрать! – пищал Джим, которому ничего не перепадало. – Когда мы чего-нибудь купим, ты не захочешь это есть. Не порть себе аппетит.
Но Том не мог ответить на эти явно оскорбительные речи, так как рот его был постоянно набит, и вообще, он предпочитал работать кулаками, а не языком.
Том, увлеченный снятием проб, и Джим, занятый содержательной беседой, под ноги не смотрели и поэтому не заметили деревянной ноги какого-то нищего инвалида, лежащей прямо на проходе. Первым, пискнув, споткнулся Джим, но он благодаря своей природной ловкости удержался бы на ногах, если б на него не свалилась огромная туша Тома. Соседний прилавок издал прощальный треск, и все трое оказались под его обломками. Такое дело, конечно, не осталось незамеченным… Тут же раздался свисток констебля и топот ног его добровольных помощников. Тому и Джиму ничего не оставалось, кроме как стремительно покинуть рынок, по пути свалив еще десяток прилавков. При этом Том не забыл о нищем и, зажав под мышкой, тащил его с собой, чтобы в более спокойной обстановке примерно наказать.
Они шустро добежали до ближайшего леска. Погоня безнадежно отстала. Том прислонил к пеньку нищего инвалида и вытащил из-за пояса два небольших ножичка не больше ярда длиной.
– Сэр, – начал Джим свою обвинительную речь, – из-за вашей неловкости мы чуть было не влипли! Я думаю, будет справедливо, если вас отсюда отнесут прямо на кладбище для бродяг…
Нищий, не удостоив его ответом, неожиданно ловким движением разорвал рубаху на груди. Среди густых вьющихся волос обнаружилась наколка «Вильям Фунт» и яблоко, из которого, как червячок, высовывалась змея.
Том и Джим с трудом подавили стон умиления – перед ними сидела живая легенда – разбойник, «подвиги» которого гремели несколько лет назад на всю Англию.
– Вы думаете, если я на пенсии, значит вам всё можно? – проскрипел старик, но Том и Джим уже и так поняли, что им можно не всё…
Когда стемнело, все трое сидели у костра. Том рубил тесаком огромный окорок, а Джим разливал по кружкам крутой горячий грог, от которого скосорылило бы даже йоркского извозчика. Том, как всегда, угрюмо молчал, а Джим, подливая грог в здоровенную кружку Вильяма, всё пытался раскрутить его на занимательную историю.
– Мистер Фунт, – щебетал он, – про вас ходит столько слухов… Многим я просто отказываюсь верить… Но разве может один человек разогнать роту королевских гвардейцев и отнять у лорда-хранителя его печать?!
– Всё, что про меня болтают, – сущая правда, – прервал его инвалид, – если вы плеснете мне еще грогу, я расскажу историю из жизни моей пра-пра-пра-прабабки, которая была основательницей нашего разбойничьего рода.
Джим торопливо наполнил до краев его кружку и уселся напротив. Уши его сами собой оттопырились, но в этот момент из-за спины послышался богатырский храп Тома Верзилы.
– Очнись, скотина! – Джим, несмотря на мелкий рост, мог рявкнуть так, что порою жертва от одного крика валилась с ног. – Поговорить с тобой не о чем, так хоть послушай умных людей!
Том, конечно, не проснулся, но храпеть перестал, и теперь в рассказ старого разбойника вплетался лишь шепот ветра и треск вылетающих из костра искр…
– Дело было лет двести назад, когда разбойники не по двое-трое бродили по лесным дорогам, а огромными ватагами рыл по сорок, – начал Фунт свой рассказ. – Они нападали даже на графские замки. А охотились на нашу братию не королевские гвардейцы, а конные рыцари, закованные в железо с головы до пят.
Леди Кэт, потомком которой я имею честь быть, в детстве начиталась книжек про амазонок, и когда отец выгнал ее из дому – в то время была такая традиция: подросших дочерей из дому гнать, чтобы сами искали себе дело, – она собрала шайку таких же бездомных девиц, и они в этих лесах долго не давали никому проходу. Они наловчились лазить по деревьям, как обезьяны, стрелять из лука, как великий Робин Гуд, скакать на конях, как сарацины. Но при этом они не забывали, что они леди… Когда в шайку вступала новая сестренка, все бросали любые дела, пока не добывали для нее собственное зеркало. У каждой из них был сундук с нарядами.
Светские манеры их были столь безукоризненны, что часто им удавалось пробраться на маскарады при королевском дворе. Правда, потом королевский мажордом не досчитывался многих вещей и драгоценностей. Но в те времена даже самые благонравные светские дамы не брезговали тем, что плохо лежит. Беседуя с блестящими придворными дамами, подружки леди Кэт выведывали у них, что король замышляет против разбойниц, и поэтому застать их врасплох было невозможно.
Как-то раз леди Кэт, разумеется, в маске, танцевала с рыцарем сэром Фрэнком Фунтом. А рыцари, как известно, беседуя с дамами, любят рассказывать о своих подвигах, как уже совершенных, так и предстоящих. Причем это единственный случай, когда правила этикета позволяли рыцарю слегка приврать… «Леди Незнакомка, – говорил сэр Фрэнк, – я бы с удовольствием сегодня же пригласил вас в свой замок отужинать, но, к сожалению, на рассвете мы выходим в поход против банды свирепых разбойниц, наводящих ужас на Шервудский лес и его окрестности. И когда мы их переловим, король обещал оказать нам честь и отправить в крестовый поход. Так что мы с вами видимся в первый и последний раз…» На что леди Кэт ответила: «А я думаю, что мы еще непременно встретимся», – и, как всегда, была права.
Утром леди Кэт уже спрыгнула со своего белого коня в самой глухомани Шервудского леса. Сестрички-разбойницы уже ждали ее и свежих новостей из королевского замка. «Немедленно всем переодеться в самые изысканные наряды! – скомандовала моя пра-пра-пра-прабабка. – И не забудьте взять по самому роскошному и большому носовому платочку. Это будет нашим оружием в сегодняшнем сражении».
А дорога, ведущая от резиденции короля до Шервудского леса, уже сотрясалась от тяжелого топота копыт. Не только сами рыцари, но и их кони были закованы в железо, поэтому грохот был слышен чуть ли не в самой Нормандии. Рыцари на полном скаку ворвались в лес, круша встречные дубы и клены, но то, что они увидели на первой же поляне, заставило их натянуть поводья, да и кони были настолько удивлены, что стали как вкопанные. Напротив доблестного воинства стояло две дюжины прелестных дев, одетых по последней моде, держащих каждая по белому платочку с искусной вышивкой. Когда рыцари замерли в недоумении, девы как по команде уронили свои платки.
Рыцарям, как известно, положено непременно поднимать то, что уронила дама, и обязательно это самое даме подать, в противном случае пострадала бы их рыцарская честь. Они, конечно, тут же сползли с коней и пошли поднимать брошенные платочки. Когда рыцари дружно наклонились, тяжесть доспехов свалила их на землю, и встать без посторонней помощи они уже не смогли.
А прекрасные девы под командой леди Кэт начали по одному оттаскивать их в лес и там стягивать с них железо. Таким образом, отборный отряд Его Величества короля был взят в плен.
После такого конфуза, конечно, ни один из доблестных рыцарей вернуться назад не мог – он стал бы посмешищем для всего королевства. Им ничего не оставалось, кроме как связать свою судьбу с прелестными разбойницами. Через неделю они вместе взяли штурмом соседнее аббатство, и святым отцам пришлось тут же обвенчать бывших рыцарей и пленивших их дам. Благо их оказалось как раз поровну, так что никто не был обижен. Моя пра-пра-пра-прабабка леди Кэт вышла замуж за Френка Фунта – вот от них-то и пошла наша разбойничья династия.
Вильям Фунт закончил говорить… Джим Хохотунчик молчал, потрясенный этой удивительной историей. Молчал и Том Верзила, проснувшийся где-то посередине рассказа, но и он не смог от удивления закрыть рот…
– Ну что, сынки, – время позднее, – сказал старый разбойник, располагаясь на лежанке из еловых веток, – вам на работу пора… А я пока вздремну…
Благородное занятие
Однажды Том-Верзила и Джим-Хохотунчик вернулись наутро с дела… Фунт уже приготовил им роскошный завтрак – баранью ногу, испеченную на вертеле, приправленную чесноком… Джим тут же ухватился за нее. Мистера Фунта очень удивило, почему именно Джим начал грызть ее первым, а не вечно голодный Том. Джим перехватил удивленный взгляд старого разбойника и тут же заявил:
– А у него сегодня аппетита нет. Это от расстройства…
– Что же могло так огорчить столь достойного человека? – вновь удивился Фунт.
– Да… Это… – промямлил Том, но тут же Джим-Хохотунчик взялся толково объяснить, в чем, собственно, дело: – Сегодня ночью Том как истинный джентльмен подошел к селянке, загоняющей гусей в сарай, и вместо того, чтобы просто оглушить ее ударом кулака, как он обычно делает, а потом, придушив пару-тройку аппетитных птичек, забрать их с собой, почему-то вежливо сказал, мол, барышня, не кажется ли вам, что у вас гусей слишком много… Та, видимо, решила, что перед ней обычный попрошайка и двинула его по голове авоськой с огурцами, крича при этом, что подлый народ совсем распоясался и не имеет никакого почтения к чужой собственности. После этого Том, конечно, сделал всё правильно – воткнул эту невежливую даму в стог сена, который по счастливой случайности оказался рядом, и, пока она там барахталась, запихнул в заплечный мешок гусей, сколько влезло. Но когда мы уже возвращались назад, Тома прошибла слеза… Он даже заявил мне, что, наверно, завяжет с разбоем, если даже жалкие крестьянки относятся с таким презрением к честным работникам кистеня…
Том тем временем согласно кивал, подтверждая истинность рассказа, и изредка смахивал непрошенные слезы огромным кулачищем.
– Да, дорогие мои… – отозвался мистер Фунт, жевавший баранью ногу, пока Джим рассказывал. – В последнее время люди с недостаточным почтением относятся к нашему скромному труду. А ведь в былые времена разбой считался делом чести любого человека благородного звания.
– О, мистер Фунт, расскажите! – воскликнул Джим-Хохотунчик, а Том-Верзила, утерев последнюю слезинку, с надеждой уставился на старика.