Мы с Деборой и Дэвидом продолжали искать Уинстона в саду под кустами, с готовностью выскакивали из спален при первом звуке чужого «мяу» – все безрезультатно. Так прошло несколько дней. Я боялся худшего, и все же меня не покидала надежда – вдруг Уинстона спас какой-нибудь другой ист-мендлхемский любитель котов? Уинстон вел себя пугливо, но было похоже, что в прошлом он жил с людьми. Возможно, хозяин его нашел?
Прошло две недели, мы почти утратили надежду, и тут мне позвонила Дебора. Уинстон вновь пришел! Я как раз был с друзьями в Норидже. Хотя я немедленно выехал домой, к моему возвращению кот уже исчез. Сначала он, правда, устроил свое обычной представление: умоляюще помяукал и ласково потерся о веранду, не подпуская к себе ближе, чем на вытянутую руку. В ту ночь, при помощи консервированного лосося из запасов Деборы и Дэвида, мы сумели заманить Уинстона в ловушку. С первыми лучами солнца я поспешил к ветеринару.
Уинстон шипел и метался. Ловушка стала очень тяжелой. Я занес ее в дом, и тут же откуда-то как по волшебству вынырнул Медведь. На морде у него было написано огромное удивление. Я сделал несколько шагов от ловушки в сторону Медведя и встал между ними посредине. Два черных кота. Оба нашли меня сами. Оба знаменовали начало и конец самых важных отношений в моей жизни.
– Не переживай, – сказал я тому, который был не в клетке. – У нас уже полный комплект.
На этот раз мне, в виде исключения, не придется собирать волю в кулак: если хозяина Уинстона не отыщут, Дебора с Дэвидом заберут кота себе.
Я продержал Уинстона в прихожей всего пять минут – пока звонил ветеринару и одевался. Однако его рана так «благоухала», что запах не исчез даже спустя четыре часа. Тем не менее врач меня успокоил: рана, несмотря на жуткий вид, не опасна, кот ее просто сильно расчесал. На следующий день мне сообщили, что выздоровление идет хорошо и что Уинстона перевезли в нориджское отделение общества защиты животных.
Я впервые пережил кошачью драму один, без Ди. Не свернулся калачиком, не спрятался под лестницей, а выстоял. Только вдруг беда произойдет снова, но уже с моими питомцами? Джанет, Шипли, Пабло, Бутси, Медведь и Ральф так же уязвимы, как Уинстон. Теперь я у них один. Когда меня нет дома, кто им поможет? Между прочим, Уинстон доказал, что даже таким независимым с виду существам, как коты, иногда нужна помощь. С того дня я стал перед уходом проверять все еще тщательней, чем раньше. Я еще раз осматривал горелки. Я вновь заходил в дом и прощался с котами «как следует», потом возвращался и включал радио.
– Мера предосторожности? – уточнил мой приятель Уилл.
Он ждал, пока я соберусь, – мы уезжали в Норидж. Перед самым выходом я щелкнул выключателем, и комнату заполнил голос въедливого Джона Хамфриса с «Радио-4».
– Да, – кивнул я. – Грабителей отпугиваю.
Это была не вся правда: мне предстояло исчезнуть из дома на целых шесть часов, и я хотел обеспечить котикам компанию.
Пусть не без внутренней борьбы, но в июле я все же рискнул уехать от котов на несколько дней. Мне предстояла рабочая поездка, которую я немного продлил и навестил Джеки, приятельницу из Уэльса. Джеки – иллюстратор, она живет на побережье Пембрукшира, в настоящем сельском раю для художников. В таком месте сразу понятно: мои заявления о том, будто я поселился в «забытой богом глуши», – просто бахвальство сказочника-зазнайки. Ближайший городок, Сент-Дэвидс, регулярно посещают туристы, однако поселок Треледдид-Фор почти не избалован их вниманием. Отыскать его, даже на машине, – настоящий подвиг землепроходца. Перед обратной дорогой я спросил у Джеки, где неподалеку можно купить приличный бутерброд. Она посоветовала магазинчик в Нарберте – городе, расположенном в двадцати трех милях от ее дома. Для Джеки это такое же «неподалеку», как для кого-то – газетный киоск в конце улицы.
Блог Джеки может показаться циничному горожанину претенциозным. «Сегодня над домом молодой месяц, медный медведь и воздушный океан», «На вершине холма пасутся пони – щиплют травку под сухими переплетенными ветвями деревьев». Есть еще записи о том, как она кормит своих детей-подростков крапивой. Однако, попав в ее обветшалый коттедж – с флюгерами-зверюшками и акварельными драконами, – любой человек поймет, что на месте Джеки он заговорил бы так же. В этих местах обсуждение вопроса, платить ли налог за чучело ласки, – обычное дело. На улице стоит такая тишина, что Джеки, рисуя, слышит, как на соседнем лугу овца жует траву. На вершине холма, идущего к морю, меж полуразрушенных каменных стен лежат покрытые лишайником валуны. Здесь, кажется, легко встретить не только тюленят, зайцев и цапель с рисунков Джеки, но и настоящих драконов и эльфов верхом на лисице. Сюда по вечерам Джи часто приходит за вдохновением. Компанию ей составляют ее животные: три собаки и кто-нибудь из шести котов (последние редко выбираются на прогулку скопом).
«Из всех созданий Божьих только одно нельзя сделать рабом цепи, – писал Марк Твен. – Создание это – кошка». За свою жизнь Твен произнес немало глубокомысленных слов о кошках. Однако из данной мудрости следует, что он не столько хорошо знал мурлык, сколько мало общался с птицами тупиками, белыми носорогами и капибарами. Мы с Ди надолго запомнили свою единственную попытку прицепить поводок на Шипли. Кот умышленно вызвал у себя паралич и изобразил лучшего в мире могиканина – такого ирокеза я не видел со времен славы музыканта Говарда Джонса. В комплекте к параличу с ирокезом шел взгляд. Он обещал возмездие: пусть не сегодня, пусть не завтра, но скоро и до конца наших дней. Тем не менее я замечал немало котов, которые охотно гуляли на поводке. За день до приезда к Джеки, на парковке возле автострады в Кембриджшире, я встретил норвежского лесного кота. Он горделиво вышагивал рядом с хозяином и всем видом давал понять, что осчастливил захолустную автозаправку своим присутствием. Я свято верил: коты любят гулять вместе с хозяевами, особенно без всяких поводков. Вера эта выросла из долгих совместных моционов с Монти, котом моего детства.
Во время прогулок с котами Джеки редко встречает людей.
– Они обычно говорят: «У вас… коты!» Будто я не знаю.
В поселке Треледдид около десяти домов. Самый примечательный из них, пожалуй, коттедж Глина, друга Джеки. И сам коттедж, и его хозяин, судя по их виду, были высечены из камня примерно в триста сорок шестом году нашей эры. Джеки говорит, что подслеповатый восьмидесятишестилетний Глин – Кошатник с большой буквы. Вехи своей жизни с мурлыками он отмечает на собственном кошачьем кладбище в саду за домом. Проходя мимо коттеджа Глина, мы встретили его черно-белого кота, Надолига. По моим оценкам, Надолиг старше своего хозяина приблизительно на двести сорок лет. Дороги здесь нет, и узкие тропки, бегущие между хилых коттеджей, там и сям усеяны засохшими полевками и тушками землероек. Словом, добавить бы еще пару-тройку деревьев из тунца – и кошачий рай готов.
Знакомство с группой котов похоже на знакомство с группой людей: чем больше времени с ними проводишь, тем узнаваемей и мягче становятся их морды/лица. Поначалу кажется, что у Джеки пять одинаковых мелких рыжих котов. Нет, не так: поначалу кажется, что у Джеки тридцать одинаковых мелких рыжих котов. На самом же деле рыжиков четыре. Они похожи друг на друга и одновременно совсем разные. Морис – парень крутой и немного замкнутый; его сестра и брат Пикси и Элмо – полномочные послы Джеки в кошачьей державе. Однако у Элмо есть злой двойник. Он смотрит на Элмо из каждой лужи, сбивает его с пути истинного и провоцирует на шалости. Марта, по словам Джеки, – «матриарх и сказочница». Мне не удалось услышать ни одной ее сказки, но, судя по степенному виду Марты, они должны быть куда поэтичней, чем примитивные байки Шипли про дождь на спине.
Последнее пополнение Джекиной мохнатой банды, компанейский лупоглазый Киффер, при ближайшем рассмотрении оказался не совсем рыжим – скорее песочным с белым – и совсем не глупым. Из-за перенесенной в детстве ушной инфекции он ходил, повернув голову набок, поэтому казалось, что Киффер готов сожрать всех на своем пути – в том числе меня и любопытную коровку на лугу. Полосатик Макс, которого Джекки называла «темным и опасным» и который блистал на ее иллюстрациях к некоторым детским книжкам, был единственным котом, почти никогда не ходившим на прогулки.
Джеки не зовет котов с собой: она просто отправляется в путь. Коты даже сквозь пучину пятичасового сна интуитивно улавливают, что хозяйка покидает дом, и бегут следом. Такая же телепатия гонит Ральфа с Шипли в сад, как только туда выхожу я, даже если я выскальзываю из дома совсем незаметно.
– У меня так всегда было, – рассказывала Джеки. – Все началось еще лет двадцать назад, я тогда жила недалеко от Бата. Мой старый кот Комфри ходил со мной гулять на холм позади дома, даже по магазинам со мной бегал.
Джеки не зовет котов с собой: она просто отправляется в путь. Коты даже сквозь пучину пятичасового сна интуитивно улавливают, что хозяйка покидает дом, и бегут следом. Такая же телепатия гонит Ральфа с Шипли в сад, как только туда выхожу я, даже если я выскальзываю из дома совсем незаметно.
– У меня так всегда было, – рассказывала Джеки. – Все началось еще лет двадцать назад, я тогда жила недалеко от Бата. Мой старый кот Комфри ходил со мной гулять на холм позади дома, даже по магазинам со мной бегал.
Когда гуляешь с котами, нужно привыкнуть к тому, что у них по ходу возникает много неотложных дел. Пока мы брели по тропинке, заросшей полевыми цветами, все коты Джеки по очереди сходили с дистанции. Раньше всех откололся Морис. За ним Киффер – подкрался к своей подружке корове, поцеловал ее и исчез из виду на несколько часов.
Часто ли Киффер целует корову?
– Да. Часто, – ответила Джеки.
Я бесстрастно кивнул и удивился тому, что я совсем не удивлен. В этом волшебном краю возможна даже любовь между котом и коровой – любовь, которая сметает видовые границы и не меркнет с годами.
Мы прошли вдоль берега на север несколько миль и увидели холмы Пресели-Хиллз. Говорят, именно отсюда родом камни Стоунхенджа. Слева в лощине лежал еще один поселок, целиком из заброшенных домов. Пока мы поднимались по крутому склону, Джеки рассказывала, что хочет написать книгу о любви двух пиратов. Если бы мне сообщил об этом кто-нибудь другой – пусть даже профессиональный писатель, – я бы ощутил сомнение. Однако в данном случае я был уверен – Джеки сочинит роман за пару недель. Сядет на мшистую кочку и будет строчить-строчить-строчить в блокноте.
– Здесь мой второй рабочий кабинет, – произнесла Джеки.
Мы стояли на камнях высоко над морем. Пикси, Элмо и три пса – Белла, Флосс и Рози – бегали вокруг, что-то вынюхивали. Прекрасное, первобытное место, продуваемое всеми ветрами. Уединенное пристанище. Душу окутывал покой, морской ветер сдувал все тревоги и не пускал сюда никакие электронные средства коммуникации – зачем?
На обратном пути я больше мили нес на шее довольную Пикси. У нас была взаимовыгодная сделка. Пикси не любила холод и не хотела морозить лапки, а я радовался живому теплому шарфику. Перед выходом я надел женственный хлопчатобумажный шарф, недавно купленный в «Эйч энд Эм», но немного похолодало, и я озяб. Рыжая кошка – целая стая рыжих кошек, ярких солнышек, – напомнила мне о Пабло. Как грустно… Совсем скоро, вероятно, мы с ним расстанемся.
Джеки называет рыжих котов «буддистами, живущими в настоящем». Честно говоря, мне трудно представить, как Пабло скидывает сандалии, зажигает благовонную палочку и садится в позу лотоса. Однако я понимаю, что подразумевает Джеки. У всех моих котов есть увлечения и планы на будущее, один Пабло живет минутой. Небольшая рыжинка есть и в Бутси (иногда в буквальном смысле – когда Пабло получает желаемое), но только Пабло излучает настоящее рыжее сияние. Жизнь рядом с таким сгустком счастья благотворно влияет на человека. Мои интриганы часто показывают мне свое умственное превосходство, а вот Пабло… То он в страшном волнении нечаянно захлопнет лапой дверцу тумбы с кошачьим кормом, то забудет спрятать язык, то прыжком Тигры влетит в кухню и с грохотом плюхнется в миску с молоком. Глядя на него, я получаю неопровержимое, обнадеживающее доказательство того, что я – не самый глупый член семейства. Как же я буду скучать по Пабло! «А по кому из котов я не буду скучать?» – возник в голове вопрос.
Ответом послужила бездонная зияющая пустота.
На вопрос, есть ли у меня дети, в последние годы своего брака я машинально выдавал шаблонный ответ: «Нет. Зато есть шесть котов!» Положа руку на сердце, то была защитная реакция. Если супругам за тридцать, они женаты уже не первый год, бездетны и живут с кучей котов, то о таких людях многие думают, будто коты заменяют им детей. Выражение «пушистые детки» всегда нравилось мне не больше, чем необходимость питаться деликатесным кошачьим кормом «Шеба». Однако следовало признать: моим бытом правили не памперсы и не походы на игровую площадку, а капризы мохнатых диктаторов. Причем диктаторы эти не гнали меня из моего же дома исключительно по доброте душевной.
Не стану самонадеянно утверждать, будто делить между бывшими супругами котов хоть на десятую долю так же больно, как делить детей. Однако первый процесс дает яркое представление о мучительности второго. К тому же он знаменует не менее мучительный финальный занавес: все кончено. Потому-то мы с Ди и тянули с этим так долго.
Как двум людям поделить между собой шестерых животных, которых оба любят с одинаковой силой? Я с удивлением вспоминал, как в конце своих предыдущих отношений переживал, кому достанется какой DVD, книга или пластинка. Теперь все это казалось мне глупым и неважным: мелкими проблемами недозрелых школьников.
Мы с Ди не выбирали среди котов «любимчиков», однако кое с кем из них нас связывали особенные отношения – они были трогательнее и крепче, чем с остальными мурлыками. Развод сделал это явным, добавив страданий. Бутси попала к нам несколько лет назад, когда заболела Ди. Бутси помогала Ди выздороветь. В нашей семье уполномоченным котокормильцем всегда являлся я, однако Бутси лезла на колени только к жене. Разве можно забрать у Ди Бутси? Нельзя. А как же я сам без нее останусь? Кто станет путаться у меня под ногами, пока я брожу по дому в поисках писательского вдохновения? Кто будет лезть на теплую клавиатуру моего ноутбука – с тех пор, как Ди два года назад вышла на работу, Бутси чуть ли не каждый день старательно «помогала» мне печатать?
Если отдавать Бутси, то лишь вместе с Пабло. Пабло… Бедняга, которого мы с Ди спасли от эвтаназии… Кот, который полюбил спать у меня на груди – долго-долго, я за это время успевал прочесть целый роман. Было бы здорово наблюдать за рыжиком дальше, смотреть, как растет его уверенность в себе. Однако Пабло и Бутси неразлучны. В доказательство достаточно глянуть на их фото на обложке моей последней книги, где рыже-серая парочка сидит в плетеной корзине. Фото наглядно демонстрирует две крайности кошачьего интеллекта, а также отношения Пабло с Бутси. Счастливый идиот и продувная бестия, которая очень умно внушила идиоту мысль, будто полностью ему подчиняется, а в действительности командует всем сама. У Бутси есть два главных желания: играть роль кукловода и получать обожание. Пабло дает ей и то и другое. Сам же он нуждается в Бутси по-настоящему. На ней не только мягко и удобно спать, она еще и удовлетворяет его темные плотские потребности. Они остались с тех времен, когда Пабло был полноценным котом, жил в любвеобильной кошачьей коммуне и демонстрировал всем подряд свои способности. Не могу же я лишить его такой радости!
Когда мы решали, кто с кем станет жить, то исходили в основном из практических соображений. С одной стороны, раз Джанет принадлежал Ди еще до ее знакомства со мной, то она должна забрать его себе. С другой стороны, Ди получала доход меньше моего, и было бы несправедливо взваливать на нее оплату внушительных счетов от ветеринара. А без ветеринара Джанету никак – из-за больной щитовидной железы. В новом доме Ди имелся лишь маленький садик. Наши же скитальцы – Медведь, Джанет и Шипли – привыкли рыскать в пышных кустах по обширным холмам. Нельзя перевозить их из такого рая в тесный пригород! Шипли единственный считался моим с самого начала, и потому его дальнейшая судьба не требовала долгих обсуждений. Теперь Ральф: его в две тысячи первом году взяла Ди, из одного помета с Шипли. Однако Ральф не ладил с Пабло, поэтому ехать к Ди не мог.
Считаю ли я справедливым то окончательное соотношение – две трети против одной трети, – к которому мы с Ди пришли? Нет, но лишь потому, что дела об опеке над домашними любимцами, по-моему, вообще не имеют справедливого решения. Мы хотя бы сумели уладить все полюбовно, а вот Стивен, знакомый знакомого, поведал мне страшную историю. Они с бывшей девушкой держали двух дорогих бенгальских кошек. Стивен считал себя их главным хозяином: ему удалось выходить одну из мурлык, когда та еще котенком подхватила неизлечимый вирус. Как-то раз, через несколько недель после расставания с девушкой, Стивен вернулся домой из командировки, зашел в свой уединенный коттедж и обнаружил, что тут побывала бывшая подруга и забрала обеих кошек. С тех пор прошел год, однако ни кошек, ни бывшую Стивен больше не видел.
Пожалуй, единственным камнем преткновения мог бы стать Медведь – Ди жила с ним с девятнадцати лет. Представляю, как мы с ней пошли бы в суд: каждый тайком друг от друга прятал бы под курткой вкуснейшего копченого лосося и с его помощью доказывал бы судье, кого Медведь любит сильнее. В действительности же мы не спорили. Да, Ди жила с Медведем дольше меня. Да, когда-то он был любимцем ее бывшего парня. Да, она часто заявляла мне: «Тебя он любит больше». Однако важным оказалось другое: ни я, ни Ди не захотели травмировать нашего Медведя очередной сменой места жительства. Кот-ветеран перенес четырнадцать переездов, с него хватит.