– Это что? – спросил Шипли, потерся щеками о коробку и сел на нее сверху в позе цыпленка, готового к запеканию.
Получение почты – звездный час Шипли. Он у нас видный эксперт по превращению твердого в мягкое, поэтому всегда помогает мне разбирать посылки: сидит, например, в картонных ящиках или терзает упаковку. Шипли в курсе, что я часто покупаю ему подарки в большом кошачьем интернет-магазине amazon.co.uk. Среди них попадаются по-настоящему вкусные, хотя он редко съедает их за один присест. В число тех, что понравились ему больше всего, попали «Священная земля» Роуз Тремейн и «Поправка-22» Джозефа Хеллера. А вот «Грейт-Джонс-стрит» Дона Делилло большого восторга у Шипли не вызвала – из-за неудобной ламинированной обложки.
– Это «Бешеная мышь», – ответил я. – Полезная штука. Играй ею регулярно. Тогда тебя наконец-то можно будет спокойно брать на руки, не боясь вывихнуть плечо.
– Ты что? Для мыши эта коробка слишком тяжелая и большая!
– Ну, если ты слезешь, я наконец ее открою и все тебе покажу.
– Мяяяяу! – вклинилась Бутси.
– Раааальф! – добавил Ральф.
Я по-прежнему не считал своих котов толстыми. И все же после встречи с Алексом стал к ним приглядываться. Что это, неужели у Бутси наметился животик? Если да, то выдержит ли нагрузку ее миниатюрный костяк? Почему ветеринар на прошлой неделе назвал Ральфа плотным? Почему Джанет с трудом протискивает свою тушку в кошачий лаз? Это нормально для крупного самца? Или скоро я буду вынужден привязывать его к скейтборду и транспортировать к тарелке с едой?
Я питал надежду, что своевременное приобретение чудо-мыши предотвратит катастрофу. И правда, стоило мне вскрыть коробку, как коты увлеченно занялись ее содержимым. Бутси с Пабло целый час восторженно играли в кусочках пенопласта, в которые была упакована игрушка. Когда кастрированный Пабло устраивал вынужденные перерывы, дабы потереть свои интимные места о Бутси, парочку подменял стыдливый Медведь. Счет, вложенный в посылку, пришелся по вкусу Шипли.
А что же сама «Бешеная мышь»? Результат вышел не совсем таким, как я ожидал. Я решил испытать ее на Джанете – тот, обладая интеллектом творога, обычно охотно гонялся за всем на свете, в том числе за собственными пятками. Но когда мышиная антенна ожила, Джанет нанес по ней лишь несколько небрежных ударов и приступил к более насущному делу – стал выгрызать из хвоста въевшуюся ряску.
Следующие несколько недель мы с Ди лезли вон из кожи, лишь бы заинтересовать котов новой игрушкой. Мы старательно запускали игрушку на разных скоростях – однако реакция остальных мурлык была не лучше, чем у Джанета. Если бы каждый кот не спеша подошел к «Бешеной мыши», вальяжно на нее оперся, сунул в рот сигару и зажег о подошву спичку, – он и то выразил бы свое презрение не так откровенно. Ральф при виде игрушки зевал, Шипли возмущенно ругался и уходил, Бутси вылизывалась с невозмутимым изяществом, а Медведь делал большие круглые глаза и кидал на меня красноречивые взгляды – мол, ты спятил? Один только Пабло страшно пугался и пулей вылетал из дому, точно спасаясь от всадников Апокалипсиса.
Котов я понимал: с какой стати они должны верить, будто перед ними настоящая мышь? Да, на гладкой желтой подставке кто-то нарисовал усы, глаза и большие уши. Ну и что? Если следовать такой логике, то вырезанная дядей Полом огромная деревянная рыба у нас в прихожей обязана уже много лет вызывать у котиков дикое чувство голода. Та часть «Бешеной мыши», за которой они предположительно должны были гоняться, напоминала не столько мышь, сколько птицу. Наверное, этот мышино-птичий гибрид вопиюще попирал какие-нибудь древние кошачьи законы. Он был ни то ни се – как спортивный снаряд, который наполовину футбольный мяч, а наполовину – мяч для регби.
Пусть так, но я стал подозревать, что мои коты сговорились. По-моему, они игнорировали «Бешеную мышь» специально. Может, она была не лучше других – более дешевых и менее хитроумных – игрушек, но ведь наверняка не хуже! Пабло, Шипли, Бутси, Ральф, Джанет и даже Медведь усердно демонстрировали мне свое равнодушие к «Бешеной мыши»: нарочно чаще обычного играли другими, самыми непредсказуемыми предметами в доме. Возможно, котики даже составляли тайные отзывы о своих находках – в духе сайта amazon.com, с оценками в виде звездочек. Например:
1. Сухая вермишель ★★★★
«Когда твой человек включает конфорку, а вокруг не видно ни рыбы, ни мяса, это очень досадно. Но если он ставит кипятить воду, не спеши уходить. Ведь на пол может прилететь что-нибудь хрустящее и волшебное. Да, вермишель не так вкусна, как бородка индейки или морда мыши. Зато нет ничего лучше, чем скучным воскресным днем гонять вермишелины по паркету. Речь, конечно, о продукте сухом, невареном. Наблюдай, как послушная твоим ловким лапам вермишель скользит по половицам – под стульями, табуретками, шкафами. Ложись поудобнее и часами любуйся изгибами сухого пресного теста. Фантазируй – пусть вермишелины принимают вид землеройки, щуки, трицератопса… да кого угодно! Забудь про мышь с кошачьей мятой – эти шаловливые малышки заведут тебя не на шутку».
Джанет
2. Шальной кусок картона ★★★★★
«Многие коты утверждают, будто коробки нужны только для того, чтобы в них спать. Враки. Для обычного жевания подойдут и газеты, однако ничто не тешит зубы лучше, чем качественная хозяйственная упаковка. Среди моих последних открытий – обшивка из-под моющего пылесоса «Вакс интегра 7652» и из-под суперсовременного беспроводного УКВ-трансмиттера. А коробка «Биг йеллоу: Открывать здесь»! Ею же можно заниматься бесконечно. Растерзайте ее на куски и полоски! Мимоходом помусольте уголок, пока ваш сводный брат мирно дремлет внутри, свернувшись клубком. Возможности безграничны…»
Шипли
3. Подгнившие листья пампасной травы ★★★
«Пампасная трава – обоюдоострый меч. Я серьезно. Дайте подержать один ее конец терпеливому, веселому хозяину – и распрекрасный объект для игры в догонялки и «ладушки» готов. Трудно не оценить по достоинству ловкость и красоту, с которыми лист скользит по свежескошенной лужайке. Прижмурьте глаза – и сможете даже поверить, будто перед вами удивительная остроголовая змея. Но осторожно: чуть переусердствуете, и она больно ужалит. Края у листьев острые. Не рекомендуется котятам младше десяти недель».
Ральф
4. Бутси ★★★★★
«Небольшая, но отлично сложенная Бутси выполнена в одном цвете (сером) и выглядит совсем как живая: кричит от боли, когда хватаешь ее за загривок; по-кошачьи прячется в складках кресла и одеяла. Великолепно подходит для ленивого покусывания шеи, захода сзади или – мое личное предпочтение – «кастрато-сношения».
Пабло
Впрочем, кое-какие игрушки, придуманные для котиков людьми, все же остались у моих питомцев в милости. Например, пыльная черная мышь, купленная в зоомагазине в 2001 году. Она служила верой и правдой уже седьмой год и порой переставала пищать; но как только я решал отправить ее в отставку, писк возвращался и будил в котиках былую кровожадность. Или игра «Кабаре», придуманная женой: в ней нужно было украшать шею Бутси на манер боа при помощи перьевой игрушки на прутике. Бутси, чьи вкусы всегда стремились к гламуру, очень эту забаву уважала. Была еще игрушка, называемая просто «штукой», – маленькое пушистое фиолетовое нечто, присланное по почте в упаковке с дорогущим немецким кошачьим кормом месяца через два после приобретения «Бешеной мыши».
Как по мне, единственным достоинством «штуки» было то, что ее мех выглядел чрезвычайно – некоторые бы даже сказали, подозрительно, – живым. Она вполне могла бы захватить первенство в гонке за звание «самой истерзанной кошачьей игрушки 2008 года». Переплюнула бы даже выдру – детскую игрушку Ди, – которую Бутси обожала пинками скидывать с любимого кресла.
Итак, «Бешеная мышь» была почти забыта. Я подумал – может, все дело в окружающей обстановке? И выставил игрушку во двор. К ней тут же радостно и многообещающе притрусил Медведь, повернулся к «мыши» попой, задрал хвост и выпустил ей в морду горячую струю мочи. При этом он преданно заглядывал мне в глаза, в самые потаенные закоулки души. Мы с Ди стали предлагать «Бешеную мышь» друзьям-кошатникам, однако те либо уже опробовали ее до нас – со столь же удручающим результатом, – либо не прониклись ее достоинствами.
Я переживал так, будто «Бешеная мышь» была моим детищем. Я искал в Интернете фотографии разноцветных котов, парящих в воздухе над игрушкой в самых немыслимых позах; рассылал эти снимки друзьям. Пока ее батарейки функционировали, я не мог заставить себя сунуть «Мышь» в шкаф. Было решено включать ее только на ночь. Мною двигало два мотива. Во-первых, самообман. Его я использовал, когда коты бросали раненых грызунов: добить бедолаг я боялся и уносил с глаз долой. Так и тут: если «Бешеная мышь» будет страдать вне поля моего зрения, я смогу жить дальше с чистой совестью. Во-вторых, я лелеял надежду вывести пушистых интриганов на чистую воду.
Как и многие владельцы котов, я убежден: пока я сплю, мои питомцы ведут тайную жизнь. Они делают то, чего днем упорно делать не желают, плюс еще что-нибудь совершенно невероятное. Однажды ночью, спустя месяц после бесславного приобретения «Бешеной мыши», я встал попить воды и с радостью услышал очень характерный звук – удар лапы по меховому мешочку. Я подкрался поближе и ощутил угрызения совести. Зря я не верил производителям «Бешеной мыши». Любопытные коты и правда «отдают за нее свое «мяу»!
«Мяу» отдавал Пабло. Я ничуть не удивился. Пабло в отличие от остальных моих бандитов никогда не страдал лживостью. Он с самого начала воспринял «Мышь» не с равнодушием, а с ужасом. Значит, ему просто нужно было время, чтобы оценить ее по достоинству.
Я медленно побрел к нему на цыпочках. Какой-то он странный… От «Бешеной мыши» коты должны худеть, а Пабло-зимний выглядел еще толще обычного. Он лежал кверху брюхом и походил на растекшуюся кошачью лужу. Несмотря на регулярные скачки́ веса, морда у Пабло всегда оставалась угловатой; многие сравнивали ее с лицом известного шеф-повара и по совместительству фермера, Хью Фернли-Уиттингстола. Но сейчас щеки у кота непомерно расплылись, на морде застыло бессмысленное, пьяное выражение. Он заметил меня краем глаза, но не среагировал: никакой обычной живости, взгляд осоловелый и чумной.
Бывает, в разгар вечеринки берешь из миски чипсы и ждешь от них какого-то определенного вкуса; кладешь чипсы в рот, чувствуешь совсем не то, что предполагал, – и сразу их выплевываешь. Неважно, что этот вкус тебе тоже по нраву, – он застает тебя врасплох, а потому земля уходит из-под ног, и все, во что ты верил, переворачивается с ног на голову. Глядя на Пабло, я испытал нечто подобное. Конечно, потом ты сознаешь свою ошибку; понимаешь, что съеденные чипсы вполне безвредны и, может даже, ничуть не хуже тех, с которыми ты их спутал… То же случилось и со мной, когда до меня дошло, что Пабло – это вообще-то Самсон, рыжий кот нашей пожилой соседки. Соседку звали Руби, и жила она через дорогу.
В Самсона я влюбился три года назад – в ту самую минуту, когда он впервые посягнул на нашу собственность. Я даже подумывал его выкрасть, причем без малейших угрызений совести. У пожилой вдовы отберут последнюю радость в жизни? Подумаешь! Однако с тех пор мы с Ди кое-что усвоили: если нам дорог наш банковский счет и небезразлично брюхо Самсона, то сухой корм лучше класть подальше от кошачьей дверцы. В идеале – на другом этаже. С тех пор Самсон почти перестал заглядывать к нам в гости. Правда, мы с ним встречались дома у Руби – когда я приносил ей книги на обмен или подвозил ее в Норидж на редкие концерты классической музыки.
Мы с женой въехали в «Перевернутый дом» в 2004-м, и Руби первой из соседей проявила к нам радушие. Словосочетание «идеальные соседи» рождает в моем воображении образ Руби, Руби и еще раз Руби: вот она усердно семенит по тихой улочке – седые волосы безупречно уложены, в руках зонтик. Раньше соседка работала физиотерапевтом. Когда мы познакомились, ей было восемьдесят пять лет, но руки, ноги и разум Руби отличались большой живостью. Она еженедельно прочитывала как минимум один толстый роман и ежедневно – от корки до корки «Таймс». Новомодная одержимость газеты знаменитостями вызывала у Руби разочарование. Муж Руби умер лет двадцать назад, трое взрослых сыновей уехали далеко. Однако жизнь у нее била ключом. Единственное, что раздражало Руби, – это пришедшие с возрастом некоторые ограничения.
Особенно ее злило ухудшение слуха. Победить его она не могла, но настроена была весьма решительно.
– Вчера Самсон опять гулял возле наших мусорных баков, – иногда сообщал я Руби. – Ди отнесла его к вам в сад, а то все-таки дорога, машины…
– Что? Черный? Я думала, он ваш. Частенько приходит, – отвечала соседка.
– Нет, Самсон. Снова через дорогу бегал.
– Простите. Этот дурацкий слуховой аппарат совсем не работает. Повторите-ка.
– Ой, извините, Руби. Я попробую громче. Говорю – вчера Ди опять заметила Самсона возле наших мусорных баков и перенесла его через дорогу, чтобы он под машину не угодил.
– А, поняла! Да, с родником нехорошо вышло. На месте Петерсонов из восемнадцатого дома я бы обязательно пожаловалась.
Несмотря на подобные редкие недоразумения, у нас с Руби возникла удивительная, в меру близкая дневная связь. Ревностная восьмидесятилетняя прихожанка, поклонница Дебюсси и термобелья «Маркс энд Спенсер» – и парень за тридцать, с непослушными волосами, щетиной и большой коллекцией прогрессивного рока. Но каким-то образом мы сошлись на почве котов и перешли к другим темам.
Руби замечательно и совершенно беззлобно пересказывала мне местные сплетни. Некоторые из них были тридцатилетней давности, но это только добавляло интриги. Я, например, ахнул от потрясения, когда узнал, что больницу, стоявшую в конце пятидесятых годов рядом с моим домом, тогда еще не построенным, закрыли по причине «непристойных отношений между докторами и медсестрами». А скандал, который произошел в 1973 году! Один мужчина на дачном участке скинул рабочий комбинезон и стал подстригать сад, одетый лишь в колготки, трусики и помаду своей жены.
Пока Руби делилась информацией или расспрашивала меня о моем очерке для ее любимой газеты, Самсон обязательно был рядом: сидел у кого-нибудь из нас на коленях или медитировал на аксминстерском ковре перед камином. Круглый, как шар. Воплощение безмятежной рыжины. Именно поэтому мы с Ди, решив обзавестись собственным рыжиком, поехали в тот самый приют, где Руби раздобыла Самсона.
Наш Пабло оказался солнечным дуралеем, но Самсон его переплюнул. Он имел вид дуралея под беспробудным кайфом. Когда Самсона звали или гладили, он открывал глаза медленно-медленно. Во взгляде его читался слабый проблеск интереса и ни капли недовольства. Самсон был созданием молчаливым, но если б говорил, как Шипли, то большинство его фраз наверняка заканчивалось бы словом «чувак».
Оживление Самсон проявлял одним-единственным способом: ощутимо, хоть и доброжелательно покусывал того, кто его гладит. Бедным рукам Руби, несомненно, сильно доставалось, но кота она никогда за это не ругала и постоянно ходила с фиолетовыми синяками на костяшках. Другим мерилом ее любви к Самсону было состояние мебели в доме. Большой георгианский особняк Руби совсем не походил на прибежище дряхлой старушки: в нем всегда царил порядок и приятно пахло. Зато исполосованные диваны и кресла выглядели так жутко, словно в них искала наркотики целая опергруппа неадекватных полицейских. Я прекрасно знал, как мастерски орудуют острыми когтями Медведь и Бутси, но, чтобы достичь подобного результата, даже им пришлось бы целый месяц непрерывно махать армейским ножом.
Странно – почему я сразу не вспомнил о Самсоне, когда искал новых хозяев для «Бешеной мыши»? Наверное, всему виной его вечная сонливость и внушительные размеры. Из-за них я несправедливо сбросил соседа со счетов. Наутро я обрадовал Ди: хороший дом для «Бешеной мыши» наконец-то найден. В ответ жена сказала, что забыла меня вчера предупредить: она пообещала игрушку Луизе, своей сотруднице. Я собрался было отстаивать права Самсона, но передумал. Луиза с Даниелем недавно взяли себе бездомного шаловливого котенка, Гарви; а отобрать игрушку у сиротки менее этично, чем отобрать игрушку у взрослого. К тому же втайне я был уверен, что «Бешеная мышь» к нам вернется.
Прошел месяц. За это время я видел Руби дважды. Первый раз она попросила экземпляр моей новой книги. Второй раз, через пару недель после первого, Руби со своей подругой Гейнор постучала ко мне в дверь и сообщила, что Самсон пропал.
– Давно?
– Часа три с половиной назад, не меньше!
Обычно я начинаю беспокоиться, если не вижу Медведя больше суток; причем Ди утверждает, что я зря себя накручиваю. Но Самсон – домосед. Словом, я подключился к поискам: прошерстил свой дом и сад, поднял на ноги соседей, в последний раз заглянул за передвижной мусорник, где Самсон часто бродил с озадаченным видом, – и понес Руби неутешительные новости.
– Не переживайте, – открыла мне двери Гейнор. – Мы его уже нашли. Спал под одеялом. Обычно он туда с головой не залазит. Руби пошла наверх вздремнуть вместе с ним.
После этого я много колесил по командировкам. За мусорными баками Самсон не появлялся, на первом этаже нашего дома – тоже. Руби было почти девяносто, она выглядела усталой и не очень разговорчивой. А потом как гром среди ясного неба прозвучал звонок ее сына Чарльза. Руби умерла. У нее диагностировали рак всего пару недель назад – примерно в то время, когда «пропал» Самсон, – но болезнь прогрессировала очень быстро. Я выразил Чарльзу соболезнования, сказал, что Руби была чудесной соседкой, и спросил про Самсона.
– Он пока у мамы дома. Хандрит, как всегда, – ответил Чарльз. – Хотите забрать его себе?