Затем они зашли в бар, чтобы пропустить по стаканчику.
– Ты все еще думаешь о том предсказании? – спросила она.
– Да, но я стараюсь избегать этих мыслей.
– Уже хорошо. У тебя есть новости об итальянском профессоре?
– Судя по информации, которую мне удалось найти, его состояние стабилизировалось.
– Значит, ты все же не совсем разделался с этими дурацкими идеями.
– Я работаю над этим, – буркнул Ноам.
– А тебе не кажется иногда, будто ты живешь последние дни своей жизни?
– Бывает. Я стараюсь не думать об этом, но у меня не очень получается: страх все равно меня настигает.
– И это сказывается на твоем образе жизни?
– Да, я наслаждаюсь оставшимися мне днями с большей силой, с большей жадностью. Встречаюсь с теми, кого люблю, и даже с готовностью отправляюсь на шопинг, когда меня просит об этом хорошенькая женщина. Для меня это настоящая революция.
Аврора покачала головой.
– Да уж, до полного излечения тебе еще далеко.
Журналистка засунула руку в сумку.
– А у меня для тебя сюрприз, – заявила она, показывая ему пачку бумаги и с торжествующим видом выкладывая ее на стол.
– Брачный контракт?
– Ладно, смотри.
Ноам бегло пробежал глазами первый листок, после чего поднял восхищенный взгляд на приятельницу, явно довольную произведенным эффектом.
«Любовь по-будапештски. Портрет венгерской семьи через двадцать лет после падения коммунизма».
– Не понимаю… Ты что, написала статью?
– В соавторстве. Я предложила сюжет подруге, которая работает в «Мари-Клер». Ту заинтриговало, что я вдруг заинтересовалась чем-то, кроме науки, и она попросила набросать ей канву. Я сделала, ей понравилось, она обработала мой материал. Только вот от фотографий она отказалась, сказала, что качество паршивое, но заказала новые снимки одному венгерскому агентству.
– Ты гений, Аврора.
– Возможно, я все это затеяла ради таких слов, – пошутила она. – А если серьезно, то у меня, как и у тебя, осталось чувство вины за то, что мы им наврали. А сюжет и правда хорош, и маленькая история на фоне большой – это всегда интересно, да и Будапешт сейчас в тренде…
– Я могу их взять? – спросил Ноам, указывая на листки.
– Конечно. Видишь, в нашей поездке было что-то положительное.
– Разумеется… раз она привела нас к такому взаимопониманию.
Когда настал момент расставания, они дружески обнялись и пожелали друг другу хорошего отпуска.
– Да, кстати, ты сказал, что удалил сообщение Сары… но ты успел прочитать имя того, к кому она направила тебя на этот раз?
– Нет.
– Ой! Это можно было бы принять за решительность, только я думаю, что ты попросту испугался. Если бы ты действительно избавился от этого наваждения, ты чувствовал бы себя сильным и прочел его.
– Я не задумывался над этим. Просто нажал клавишу «Удалить», и всё.
– А вот мне хотелось бы узнать, в какую страну наша начинающая пифия собиралась отправить тебя на этот раз.
– Предпочитаю сам решать, куда мне отправиться. Через три недели лечу с Элизой и Анной на Корсику. Конечно, если Луццато оставит мне на это время, – пошутил он.
– А твоя работа?
– А меня скоро выгонят.
Она удивленно взглянула на него.
– Да? Кто тебе сказал?
– Никто, но это скоро случится.
* * *– Это что такое, Бомон? Что это значит?
Дюшоссуа держал в руке копию контракта с «Дютертр-Стилем».
– Что мы разместили заказ на этом предприятии, – ответил Ноам без всякого выражения.
– Но это же немыслимые цены! Перед вами были поставлены конкретные задачи, или я ошибаюсь? – бушевал патрон.
– Сроки и качество будут такими, как мы хотели. Но… что касается тарифов – это невозможно.
– Невозможно?
– Партнер не может работать себе в убыток – для него это самоубийство.
– Не пытайтесь обвести меня вокруг пальца, Ноам, – пригрозил Дюшоссуа.
– Да там же неплохие цены! Конечно, большой прибыли от этой сделки не будет, но зато клиенты оценят качество продукции, за это я ручаюсь. А разве сохранить в кризис клиентов – это не самое главное? Разумеется, доходы у «Барама» несколько сократятся, но к моменту выхода из кризиса у них будет качественная продукция, которую с радостью примут в торговой сети. Думаю, со временем они скажут вам спасибо.
Дюшоссуа встал, стиснув от злости зубы.
– Вы что, меня за дурака принимаете, Ноам?
– Откровенно? Нет. Если бы вы были дураком, вы не добились бы такого успеха. Вы просто страшно самовлюбленный человек и сами уже не понимаете, до какой степени.
Патрон растерянно уставился на него.
– Как вы смеете так говорить со мной?
– Я не хочу больше скрывать своих мыслей, как делал до сих пор.
– Да вы с ума сошли! Что это за игру вы затеваете?
– Я решил не делать ничего против своих убеждений. И не подчиняться тем, кто видит во мне только слабые стороны и всячески их использует.
– Если у вас накопилось ко мне столько претензий, почему было не прийти и просто не поговорить со мной – как мужчина с мужчиной?
– Как мужчина с мужчиной? Да вы хотя бы понимаете, что означает это выражение? Разве окружающие люди ровня для вас?
Побледнев от ярости, Дюшоссуа прищурился, как приготовившийся к прыжку хищник.
– Понятно. Значит, это было политическое выступление. Трудящиеся и капиталисты, одни – добрые и честные, другие – злые и жадные.
– Я ничего не требую от вас. Впрочем, мне ничего от вас и не надо.
Дюшоссуа злобно ухмыльнулся.
– Что-то вы больно осмелели, Бомон. Оскорбляете меня, чтобы подняться в собственных глазах. Так знайте, что я вас раскатаю в лепешку. Сначала я разорву этот контракт. Потом вышвырну вас вон за грубую ошибку в работе. И напоследок постараюсь, чтобы вас не взяли ни в одну контору нашего профиля.
Ноам встал.
– С контрактом вам ничего не сделать. Только попытайтесь его опротестовать – заплатите серьезную неустойку. Соответствующий пункт найдете на восьмой странице. Вышвырнете меня за грубую ошибку? Какую? Что я заключил плохой контракт? Но такие цены вполне приемлемы на рынке. Что же касается моей дальнейшей работы… Вы что, из тех начальников с манией величия, которые думают, будто их власть распространяется за пределы их предприятия?
Он сделал несколько шагов к двери и обернулся.
– Найдите для моего увольнения мотив поприличнее. Кризис, например. Вам, разумеется, придется выплатить мне жалованье за несколько месяцев, что предусмотрено моим договором о найме, но я не буду противиться увольнению – доставлю вам такое удовольствие.
И, не дав патрону времени на ответ, он вышел из кабинета.
* * *– Ты окончательно рехнулся!
Сами в крайнем возбуждении шагал взад-вперед по офису. Ноам молча следил за ним глазами.
– Слушай, может быть, это еще можно исправить. Я могу сходить к боссу, сказать, что все это у тебя от депрессии, в чем я, впрочем, и сам уверен, и предложить провести переговоры с этим партнером заново. Если предложить Дютертру несколько мелких контрактов, этот он наверняка согласится разорвать.
– Не лезь не в свое дело, Сами. Не навлекай на себя гнев Дюшоссуа. Послушай меня: я все сделал сознательно. Все предусмотрел, в том числе и то, что меня захотят выставить вон. Я принял решение, которое давно должен был принять. И теперь, освободившись, чувствую себя гораздо сильнее.
– Но что ты теперь будешь делать?
– Поживу немного для себя.
Сами смиренно сел напротив друга.
– Хорошо, ты поедешь в отпуск, это тебе необходимо. Ну а потом?
– Потом – не знаю. Пойду на курсы авиапилотажа, я всегда об этом мечтал. Или найду другую работу. Диплом у меня хороший, и опыт работы достаточно большой, с хорошими результатами. Ну конечно, если не брать в расчет увольнение.
Сами пожал плечами.
– Но мне хочется работать с тобой. Что я без тебя буду здесь делать?
– На мое место назначат другого парня, ты с ним подружишься, будешь им руководить. А если нет, то, может, и тебе в один прекрасный день все надоест, и ты подыщешь себе новую работу по вкусу.
– Смотри-ка, мы поменялись ролями. Теперь ты весь такой позитивный, а я все вижу в мрачных тонах. Остается только надеяться, что ты не обманываешь сам себя, Ноам.
– То есть?
– Что этот бунт не результат сиюминутной эйфории, которая быстро закончится, и тогда ты еще глубже потонешь во мраке.
Тетрадь откровений
16 августа 2011 годаМеня как будто несет какая-то новая сила. Визит к отцу, уход с работы, отказ от продолжения этих нелепых поисков – каждое из этих решений наполняло меня новой, особой энергией. Такое впечатление, будто я стал новым человеком или по крайней мере приблизился к тому, кем всегда хотел быть. Эта сила пьянит меня. Может быть, даже слишком. Я как человек в начале пьянки, который, избавившись наконец от робости, чувствует прилив сил.
Но я знаю, что еще не излечился. Я просто перестал искать ответы на терзавшие меня до сих пор вопросы, убедив себя в том, что ответы эти не имеют для меня значения.
Но я знаю, что еще не излечился. Я просто перестал искать ответы на терзавшие меня до сих пор вопросы, убедив себя в том, что ответы эти не имеют для меня значения.
А если так, то могу ли я действительно игнорировать этот поиск, этих пятерых людей, якобы связанных с моей печальной судьбой, игнорировать предсказания Сары? Ведь, в конце концов, именно благодаря ей я так переменился, переместился в центр собственной жизни, осознал прежние ошибки.
Если рассуждать и дальше в том же духе, может быть, эта новая динамика есть всего лишь результат усилий, направленных на то, чтобы избежать предсказанной мне судьбы. Что означало бы, что я подсознательно принял идею близкой смерти и пытаюсь прожить свои последние дни согласно неведомому обратному отсчету.
Другой вариант: я нахожусь в эпицентре самой банальной нервной депрессии, как в «глазу бури», и, пока вихрь не закружил меня снова, пытаюсь думать, что не все еще потеряно.
Страшно ли мне? Да. Меня пугает то, что со мной будет, что готовит мне будущее, чего я еще не понял.
Аврора права: то, что я не стал открывать сообщение Сары, говорит не о моей решимости, а о слабости.
Ноам закрыл дневник, встал, прошелся по комнате. Затем сел перед монитором, словно показывая, что не боится его. Несколько мгновений он сидел неподвижно, скрестив руки, пытаясь отыскать в сердце и в мозгу то состояние безмятежного покоя, которое позволило бы ему безбоязненно прочитать сообщение Сары. Когда ему наконец показалось, что он нашел, что искал, он открыл почту и зашел в папку с удаленными сообщениями.
Письмо словно бросало ему вызов, нагло смеялось над ним. Сейчас он откроет его, прочтет и сразу удалит.
Но лежащая на мышке рука отказывалась повиноваться. Что с ним? Чего он боится?
У него появилось странное чувство, что, если он сейчас уступит, все его решения разлетятся в прах. Более того, ему вдруг показалось, что это сообщение не похоже на предыдущие, что в нем заключена какая-то зловещая, губительная сила, которая вынудит его продолжить поиски.
– Чушь собачья, – проворчал он.
Он должен побороть этот страх.
Сейчас он откроет сообщение, прочтет, улыбнется и удалит его.
Он сделал над собой усилие и кликнул мышью.
То, что он прочел, привело его в ужас.
15
Ноам ехал весь вечер и часть ночи. Первый рейс на Амстердам отправлялся на следующий день утром, и у него не хватило терпения сидеть и дожидаться его. Ему не терпелось начать действовать. В любом случае страх, охвативший его, когда он прочел указанное в сообщении имя, не дал бы ему уснуть. Утробный страх, от которого он впал в состояние крайнего возбуждения, протеста, непонимания. Одного имени оказалось достаточно, чтобы все его благие намерения полетели к черту, разум помутился, а в мозгу начали прокручиваться самые бредовые сценарии. Джулия.
Как Сара узнала о любви всей его жизни? От Линетт Маркюс? А той могла рассказать доктор Лоран.
И все же – откуда у Сары адрес Джулии? Он сам так и не смог его раздобыть.
Не отпуская руля, он попытался дозвониться до Линетт Маркюс и Ареты Лоран, но ни та, ни другая не отвечали.
Теперь на место страха пришла злость. Злость, черпавшая силу в пожаре сомнений, во внезапно открывшемся сознанию бессилии перед обстоятельствами. Он-то думал, что подчинил их себе, что обрел контроль над собственной жизнью, но теперь ему стало ясно, кто кого контролирует. В его жизнь снова входила Джулия. Его старая, его прекрасная, единственная любовь вот-вот должна была пасть жертвой этого безумного предсказания. Одной этой угрозы оказалось достаточно, чтобы он вновь пустился в эту гонку, пошел по пути, указанному юной аутисткой.
На этот раз связь была. Очевидная, но необъяснимая.
К охватившему его ужасу примешивалась едва различимая радость: он снова увидит Джулию. Со временем ему стало казаться, что он сумел предать забвению историю их любви, поместив ее в раздел далеких воспоминаний – таких далеких, что начинаешь уже сомневаться, а было ли это на самом деле. Воспоминаний, которые так часто приходят во сне, что в конце концов приобретают оттенок несбыточной мечты.
* * *Он прибыл в Амстердам слишком поздно, чтобы идти прямо к Джулии, и слишком рано, чтобы дожидаться ее внизу, у входа. Стоя у ее дома и разглядывая фасад, он пытался представить себе, что за одним из этих окон живет та, которую он когда-то безумно любил.
Он остановился в гостинице неподалеку, принял душ. Закуривая сигарету, он поднял глаза и увидел свое отражение в большом зеркале, висевшем над старым комодом. И тут его вдруг осенило. Он не увидит своей Джулии. Она уже не та девочка-подросток с ангельским личиком, лукавым взглядом и насмешливой улыбкой, которую он ожидал увидеть, а взрослая женщина, изменившаяся за годы. Должно быть, постарела, покрылась морщинами, возможно, обзавелась мужем, детьми. Кто знает, может быть, она его забыла.
Но ведь он не затем приехал, чтобы просить дать ему второй шанс. Он просто хотел понять, что же связывает его любовь с поиском, в который втянула его Сара, дабы он отыскал свою судьбу.
Он выкурил несколько сигарет, после чего забылся беспокойным сном.
* * *Ноам уже час сидел в машине перед домом. Он решил не подниматься в квартиру, чтобы не потревожить предполагаемую семью Джулии, а дождаться ее внизу.
Каждый раз, когда открывалась входная дверь, он вздрагивал, как мальчишка, каким был когда-то. Наконец она появилась. У Ноама слегка закружилась голова, он не мог пошевельнуться. Вне всяких сомнений, это была Джулия: ее волосы стали темнее и короче, но она сохранила свою повадку, манеру держаться – гордую и в то же время беззащитную. Он опомнился и, взяв себя в руки, вышел из машины, чтобы окликнуть ее. Но, едва ступив на тротуар, увидел, как ее догоняет какой-то мужчина. После недолгих колебаний он решил оставить машину и пойти за ними.
Они прошли несколько улиц, шагая рядом, о чем-то беседуя, смеясь, потом остановились перед зданием, похожим на школу. Мужчина ответил на телефонный звонок. Джулия подождала какое-то время, пока он закончит разговор, а потом помахала ему рукой и вошла в здание. Ноам смотрел, как она удаляется, наблюдал за ее походкой и почувствовал вдруг, как им овладевает нечто вроде ревности. Это чувство смутило его.
Он задумался, как ему вести себя дальше: ждать, пока Джулия не появится снова? А что, если она тут работает и выйдет только через несколько часов?
Он толкнул дверь и оказался в коридоре, увешанном постерами и детскими рисунками. Ноам прошел вперед, навстречу ему попалось несколько человек, которых его присутствие ничуть не удивило. Вдоль всего коридора размещались классные комнаты.
Внезапно он остановился. В одном из классов за письменным столом сидела Джулия, задумчиво глядя в окно на школьный двор. У него подкосились ноги, дыхание участилось, и он на мгновение замер, пытаясь прийти в себя.
Она сидела так, что ему была видна только часть ее профиля. О чем она думает? Может быть, грустит? О чем? Глядя вот так в пустоту, она казалась такой одинокой, такой слабой. Не в силах больше терпеть, он шагнул к двери.
В этот миг Джулия почувствовала его присутствие и обернулась.
Несколько секунд она как будто не узнавала его, но потом в изумлении выпрямилась.
– Ноам?
Ответить у него не получилось, и он только улыбнулся ей.
– Ноам! – повторила она, словно пытаясь осознать, что это действительно он.
Она искала слова, чтобы выразить свое удивление, но не нашла и просто встала.
– Но… что ты тут делаешь?
Она наверняка считала эту встречу невероятным совпадением.
– Здравствуй, Джулия. Я… пришел, чтобы поговорить с тобой.
Теперь к ее удивлению прибавились недоумение и опасение.
– Поговорить? А что такое? Как ты меня нашел?
– Это довольно дикая история, – ответил он.
– Довольно дикая история, – повторила она, как будто не ожидала от него иного ответа.
Она медленно подошла ближе, потом остановилась, все еще потрясенная его неожиданным появлением. Ноам протянул к ней руки, и она бросилась вперед и прижалась к нему.
– Как хорошо, что ты здесь, Ноам. С ума сойти, такая неожиданнсть.
Уткнувшись головой ему в плечо, Джулия на мгновение замерла, а он, закрыв глаза, чтобы обуздать охватившие его чувства, гладил ее по волосам, вдыхал ее запах.
Затем бывшая возлюбленная отступила на шаг, чтобы разглядеть его. Он сделал то же самое.
Да, его юношеская любовь постарела. Но несколько морщинок, подаренные временем, лишь делали заметнее то, что так нравилось ему в ней. Они оттеняли лукавинку в ее глазах, подчеркивали нежные очертания скул. Там, где раньше в уголке рта читалась ирония, теперь появилась мягкая ямка. А бунтарский блеск в глазах сменился выражением тихой грусти.
– Ты совсем не изменилась, – сказал он.