— И начальник у вас ужасный хам. Как он говорил с самим академиком!
Пока произносилась фраза, вернулась Даша с чайником.
— Николаич — отличный мужик, — выступил я на защиту командира. — Строг, но справедлив. Вдобавок, насколько знаю, это академик первым начал обращаться с Николаичем, словно со своим подчиненным.
— Сколько шума было! — со смехом поведала Даша. — Я думала, стены начнут ходить ходуном! Бой былинных богатырей, или, хоть их ссора.
Надо отдать справедливость — Елена тоже не смогла сдержать улыбки.
— Извините, однако отнимать персональный автомобиль — уже хамство. Или — уголовное преступление, — я тоже улыбнулся, давая понять, что сказанное — это шутка.
— Академики не привыкли обходиться без собственной машины, — вставила Даша.
— Командиры полков — тоже, — добавил я. — Откровенно говоря, у вас есть свое начальство, и причем тут наш доблестный командир? К науке Николаич отношения не имеет. Ему бы с нашим воинством разобраться, да безопасность вашу обеспечить.
— Послушайте, за какой бандой вы здесь гонялись? — внезапно поинтересовалась Даша.
Ее соседка невольно напряглась. Я был прав — нас можно ругать, однако и без нас неуютно и страшно.
— Ерунда. Врата действуют непонятно сколько лет, и кое-кто с той стороны перебрался сюда.
— Душманы? — спросила Елена уже без своего привычного высокомерия.
Я лишь чуть пожал плечами.
— Кто ж еще? Но они не на своей земле.
— А знаете, сколько мы натерпелись страха, пока добрались до Врат? — спросила Даша. — Нам такие страсти рассказали по дороге! Еще хорошо, что не ехали!
— Вас просто пугали, — я с удовольствием отхлебнул чай.
На самом деле, духи вполне могли сбить вертолеты, и ученым повезло, что обошлось. Но не говорить же все это двум женщинам!
— Пугали, — согласилась Даша. — Только на аэродроме мы видели, как грузили раненых. И много.
— С гражданскими несчастные случаи происходят значительно реже, — успокоил я женщин. — Лучше скажите — вы откуда?
Примитивная уловка подействовала. Разговор переключился на далекую родину, а затем перешел в легкий треп. Моя первоначальная скованность прошла, и лишь присутствие Елены, порою демонстрировавшей свой норов, мешало всецело отдаться примитивной военной радости. Не то, что имеется в виду. Иногда от простой беседы можно получить столько удовольствия, особенно, когда собеседницей является красивая женщина!
Мы сами не заметили, как время перевалило за полночь. Чайник был выпит, поставлен вновь, и лишь после второго я спохватился.
— Почти час. Вам пора спать.
— Если учесть, что поднять обещали рано… — согласилась Елена. — Наверное. Но вы заходите еще.
— Обязательно. Как только смогу, — пообещал я.
— Я провожу, — заявила Даша, поднимаясь вместе со мной.
Мы вышли под свет звезд.
— Красиво как! — произнесла девушка, обращая взор к небу.
— Города далеко, потому… — я тоже посмотрел наверх.
Рука сама извлекла сигареты. Курить хотелось давно, но разговор не давал возможности вырваться на минутку, а дымить прямо в комнате — так потом запах пропитывает все, и не выветривается очень долго.
— Разрешите? — все же спросил я.
Дым легким светлым облачком взмыл к темному небу.
Мы оставались на крыльце. Судя по окнам, ученые давно спали. Такое впечатление, будто кроме нас в мире не было никого.
Или — действительно не было?
— Спасибо за вечер, — я отбросил сигарету, и щелкнул каблуками.
— Что вы? — возразила девушка.
— Просто давно мне не было так хорошо, — признался я.
Даша улыбнулась и молча протянула мне руку. Я бережно принял ее, чуть повернул и припал губами к тыльной стороне ладони.
— Спокойной ночи!
— И вам.
Странно — я очень мало спал накануне, вдобавок принимал вчера, нет, уже позавчера, немалую дозу, полдня мучился с похмелья, однако сейчас сна не было ни в одном глазу. Я шел, курил, и лишь улыбался, а чему — сам не мог толком сказать.
Не мальчик все-таки, офицер.
54Утро встретило самой плохой новостью из возможных. Еще перед разводом, настоящим, с музыкой, Хазаев подошел к нам и тихо произнес:
— Дождались счастья. После обеда прибудут гости.
— Кто такие?
— Проверяющие. Целая комиссия и к нам, и потом — в столицу. Наверное, будут договариваться о чем-то, а заодно нас проверят. Как мы тут морально разлагаемся?
Информация оказалась правдивой, как почти всегда случается, когда речь идет о чем-то скверном. Полкач обрушил на нас столько дел, что впору было вызвать третий батальон на помощь. Вкупе с ДШБ, и еще с кем-нибудь.
Лагерь прибирали самым тщательным образом, разве что, не красили, в связи с ее отсутствием, траву и не подметали зубными щетками плац. Но в остальном… Доставалось всем, и офицерам, и прапорщикам, и простым солдатам. Территория, техника, оружие, внутренние помещения, наконец, форма — все лихорадочно приводилось в порядок, ибо кому ведомо, на что обратит взоры прибывающее начальство?
Еще с утра сорвались с места летуны, и отправились в сторону Врат. Аэродром опустел, только наземные службы лихорадочно занимались тем же, чем мы — наведением лоска.
Полкач носился злой, как десять банд моджахедов вместе взятых, ругался, кричал, разве что не топал ногами, хотя, казалось, еще миг — и он не только затопает, но и начнет бить всех направо и налево. Глядя на него, ругались замы, комбаты, а уж затем наступила очередь ротных, взводных, прапоров… При этом начальственная гроза продолжала обрушиваться на наши головы, и мы выступали в роли своеобразных передатчиков высочайшей воли и высочайшей брани.
Чем мы только не занимались! От приведения лагеря в порядок до оборудования за его пределами танкодрома и стрельбища. Все, что положено иметь воинской части где-то в глубине России обязательно должно быть и у нас. О соблюдении же уставов не приходится говорить. Раз уж мы — лицо Советской армии, волей — неволей надо соответствовать в глазах развитых до полной изнеженности аборигенов. С той разницей, что местные могут не оценить наших усилий, а вот собственное начальство обмануть не удастся.
Хорошо, что о визите стало известно за несколько часов, а не за несколько дней. В противном случае никто бы не смог выдержать подобного напряжения.
И — свершилось. Вдалеке гудели вертолеты, а полк уже застыл ровными рядами, и все одеты были единообразно и аккуратно, как и положено советским воинам, несущим бремя службы в далеких краях, и представляющих там свою великую родину.
От обилия высоких чинов рябило в глазах. По ту сторону Врат они наверняка были обряжены в какой-нибудь безликий камуфляж, но здесь, в местах цивилизованных, можно сказать, обетованных, визитеры вырядились в парадную форму с многочисленными колодками наград, высокими фуражками, штанами с лампасами.
Шутка ли — главный из них имел звание генерал-полковника, соответственно, в свите находилось полдюжины генералов помельче, а уж о полковниках остается только молчать. Они лишь шли чуть в отдалении, да записывали все, изрекаемое самым генералистым из генералов.
Из полусотни прибывших порядка десятка были выряжены в штатские костюмы, но кто это был, ученые, или дипломаты, сказать так скоро было нельзя. Вероятнее, второе. С моего места их было не разглядеть, но я бы не удивился, узнав какого-нибудь, нет, не члена ЦК, те все же слишком староваты для долгой и небезопасной дороги, но уж кандидата в члены Политбюро — наверняка.
А, может, и не было в толпе никаких кандидатов, а были лишь высокие чины госбезопасности, которым было не впервой решать самые разные вопросы, и уж тем более — какие-то дипломатические штучки-дрючки.
— Полк! Смирно! Равнение на середину!
Важная толпа стала приближаться, и полковник легким и отчетливым строевым шагом тронулся навстречу.
Громкий доклад, кивок в ответ, отдание чести…
— Здравствуйте, товарищи солдаты и сержанты, офицеры и прапорщики!
Строй замер на секунду, набирая воздуха и дружно рявкнул:
— Здравия желаем, товарищ генерал-полковник!
Получилось весьма неплохо, словно последние месяцы только и занимались тем, что репетировали разные приветствия.
Генерал довольно кивнул и медленно пошел вдоль строя. Так же медленно следовала за ним свита, к которой присоединился наш Николаич.
Впрочем, высокие чины явно спешили. На их уровне не стоило пропадать надолго, а ведь хотелось взглянуть на совершенный мир, а то и прихватить какой-нибудь подарок. Да и переговоры с местными властями, иначе зачем присылать трехзвездного генерала, требуют времени.
Потому гости проследовали в штаб, и лишь полковники разошлись по лагерю, проверяя, как тут устроился полк. Армейский взгляд — внимателен. Другое дело, что некоторые недочеты по молчаливому согласию сторон принято не замечать. Мы же демонстративно приступили к занятиям.
Потому гости проследовали в штаб, и лишь полковники разошлись по лагерю, проверяя, как тут устроился полк. Армейский взгляд — внимателен. Другое дело, что некоторые недочеты по молчаливому согласию сторон принято не замечать. Мы же демонстративно приступили к занятиям.
Все, как должно быть. Проверяющие проверяют, военные в поте лица своего отрабатывают упражнения, изучают обстановку, производят многочисленные хозработы, обслуживают технику. Это ведь только говориться: пехота, на самом деле в полку столько всяких боевых и вспомогательных машин, что ковыряйся с ними хоть с утра до вечера, всего не переделаешь.
Мне выпали занятия по строевой подготовке. Что ж, сам виноват. Мог бы вписать на другой день, но кто же знал о приезде начальства именно сегодня?
Подход к начальнику, отход от него, повороты в движениях, перестроения…
Один из прибывших полковников остановился неподалеку, внимательно наблюдая за марширующими солдатиками, а потом сделал несколько шагов и встал рядом со мной.
Я привычно козырнул, получил в ответ такое же приветствие, а полковник хитровато улыбнулся и не приказал, а словно попросил:
— Еще бы общее прохождение, да с песней…
Вот уж старый хрыч! Любит начальство это дело, прямо жить без него не может. Спорить с проверяющим — себе дороже. Хорошо хоть, поить не надо.
— Слушаюсь! — я направился к своим бойцам и рявкнул. — Становись!
Рота привычно выстроилась, чуть пошевелилась, выравниваясь, и застыла в ожидании приказаний.
— Ребята, нас просят пройтись, — я воспользовался тем, что полковник остался довольно далеко сзади и даже позволил себе улыбку. Мол, не моя прихоть, но все мы в одной лодке.
Короткий шум, в котором не было особого недовольства. Хоть мы давно не занимались привычной в Союзе шагистикой, плох тот солдат, который не может прогуляться строем перед начальством.
— Направо! Рота… шагом… марш!
Четко ударили в землю подошвы сапог.
— Песню запевай!
Высокий голос Горюнова из первого взвода словно взвился в безоблачное небо:
И дружный хор полусотни глоток подхватил:
Ничего, вроде получилось. По крайней мере, полковник подошел ко мне, поблагодарил, долго говорил, что не ожидал такого уровня, а меньше чем через час, когда вертушки приняли в свои вместительные чрева гостей и взяли курс на столицу, сам полкач подошел ко мне и сказал, что мое имя будет в приказе с объявлением благодарности.
Воюешь, и никто не скажет доброго слова, будто так и надо, а стоит пройтись перед вышестоящим — и вот послужной список украшается соответствующей надписью.
— Улетели, — проговорил стоявший рядом Лобов.
— Но как Карлсон — обещали вернуться, — дополнил я.
Вряд ли делегация задержится дольше, чем на сутки, а ведь на обратном пути они обязательно заглянут еще.
Разве может быть иначе?
55Ни о каких визитах и хождениях по гостям вечером не было речи. Столько проверяющих в паре десятков километров — да это же минутное дело — и начальство уже здесь.
Ученый люд в отличие от нас, грешных, в коробках не стоял. Не Первомай, в строй штатских людей не затянешь. Однако кое-кто из людей в гражданских костюмах на ученую половину (да какую половину, там от силы — сотая часть) прошли. Партийцы ли крупного масштаба, академики — какая разница? Просто на каждого человека есть свой персональный начальник, и еще вопрос, который лучше — генерал, или секретарь? С генералом, мне кажется, проще. При кажущейся дуболомности они все же придерживаются некоего заданного кодекса поведения и офицерской чести.
Академики наверняка получили полной ложкой новые ЦУ, и тоже были в итоге заняты какой-нибудь писаниной, или, что у них там?
Мы по полной отдувались и постигали прелести собственного положения. Даже в столовую солдаты теперь ходили под барабан в полном соответствии с обещаниями полкача. А уж дел навалили столько — под вечер хотелось лишь спать.
Тем не менее, я не выдержал, и после отбоя, проверив посты, украдкой направился в сторону манящего меня модуля.
Судьба все решила за меня. Окна там не горели, и не оставалось ничего другого, как вернуться к своему обиталищу. Я же не мальчик, чтобы стоять, да вздыхать под окнами!
Утро подтвердило правоту моих расчетов. Проверяющие вновь всей толпой объявились в лагере, разве что, теперь уже не потребовали общего построения, и вновь через какой-то час вертушки унесли их прочь — на этот раз в сторону Врат.
Меня начальственный визит на этот раз не коснулся вообще. Я занимался с ротой согласно расписанию на импровизированном полигоне, проще говоря — на пустыре за лагерем.
Вокруг вообще лежали сплошные пустыри.
Старая армейская истина — солдат надо гонять. Речь не о постройке генеральских дач. Гонять их надо, обучая тому, что непосредственно потребуется в бою. Там думать уже некогда, и все совершается исключительно на рефлексах. Научишь бойца автоматически выполнять соответствующие действия, и у него появятся лишние шансы выжить.
Еще хорошо, что вместо весеннего призыва полк был укомплектован переведенными сюда салагами предыдущего, осеннего. Эти кое-что уже умели, и за ними не требовалось следить постоянно.
После обеда у меня были свои занятия. Лишь непосвященные думают, будто решения принимаются непосредственно в бою. На самом деле перед каждой операцией проводятся командирские учения, на которых разбираются наиболее вероятные ходы противников, намечаются контрмеры, прикидываются оптимальные пути, отрабатывается взаимодействие, и многое, непонятное человеку с гражданки.
Требовалось наметить комплекс мер в связи с последними данными. Мы пока не знали, какой путь изберет командование. Или же часть подразделений выстроится заставами вдоль единственной необходимой нам дороги, или, учитывая сравнительно редкое незаконное заселение, кто-то попробует договориться с местными о взаимном невмешательстве в дела друг друга. Сила явно на нашей стороне, если духи попробуют ходить здесь свободно, можно вычислить, куда они заходят за продовольствием. Со всеми вытекающими последствиями.
Но планы оказались переигранными. Комбатов вызвали в штаб, и мы оказались на некоторое время предоставлены сами себе.
Под первым же подвернувшимся предлогом я вырвался на волю. Но неудача ждала и тут. Ученый люд покинул лагерь, отправившись в столицу, причем, как сообщили очевидцы — еще во время визита и в большой спешке на машинах нашей автомобильной роты за пределы нижнего КПП, а там они пересели в местные автобусы. Во всяком случае, Кумейко охарактеризовал присланный за ними транспорт именно так.
Но разве можно было ожидать иного? В отличие от нас, ученых прислали для конкретной работы, которую можно было выполнить лишь в городах и при непосредственном общении с высокомудрыми аборигенами. Лагерь — не более чем перевалочная база, да, на самый крайний случай — защита от неприятностей. Для нас же — место нашей постоянной дислокации.
Вернувшийся из штаба комбат немедленно потребовал ротных к себе.
— Товарищи офицеры, получен приказ, — Хазаев был предельно собран и серьезен. — Примерно в ста километрах от нас есть заброшенный город. Жители давно покинули его, однако там продолжают в автоматическом режиме функционировать заводы, в том числе — пищевые. Недавно город был захвачен неизвестной бандой. Связь с центром была прервана, отгрузка продуктов и продукции — тоже. Попытка местных разобраться привела к жертвам. Посланный туда отряд был разгромлен почти на голову. Со стороны противника использовались фугасы, гранатометы и стрелковое оружие. Перед тем был сбит высланный на разведку беспилотный самолет разведчик. Так что, дело серьезное. По договоренности с местными, нашему полку поручено очистить город от банд.
Вот это уже полный сюрприз. Сразу понятно, что разрушать город авиацией и артиллерией права у нас нет. Там все-таки какие-то действующие предприятия. Боевые действия в городе еще хуже, чем действия в зеленке. Только кто нас спрашивает?
Комбат все прекрасно понимал, однако, как и мы, был обязан выполнять приказ. Можно было долго рассуждать, на каком основании мы должны решать чужие проблемы, почему развитое государство не в состоянии контролировать собственную территорию, и еще многое и многое, только что это изменит в общем раскладе?
— Вот карта города и окрестностей.
Хоть что-то! Даже при беглом взгляде можно было отметить, что план города весьма подробный, и нам не придется тыкаться вслепую между домами. Большинство улиц были прямыми и достаточно широкими, лишь в центре вились всевозможные переулки, явно оставшиеся с еще более ранних времен.