– Это муж Аллы, массажистки, – быстро ответила за Николая Люба. – Пойду приведу себя в порядок.
С этими словами Дмитриева скрылась в кабинете, а за ней туда вошли Алла и Водорезов.
– Похоже, охрана нужна не столько мне, сколько вам, Алла, – проговорила Любовь Николаевна. – Вы были правы, Николай. А сейчас вам лучше быстренько покинуть клинику.
Старший следователь кивнула на занавешенное окно, решетки которого могли открываться. Действительно, лишний раз светиться перед бдительными бойцами МВД не стоило.
10
– Один из моих охранников оказался изменником и попытался убить меня. Завязалась перестрелка с остальными... Поезд пришлось спешно покинуть.
– Мне это не нравится. Почему не приехали те, кого я ждал?
– Приехала я, и вам придется иметь дело со мной.
Далее следовала пауза. Застывшие у панели устройства, передающего разговор в ресторане, Гнедич и Петр напряженно переглянулись. Не подаст ли Семенцова какой-нибудь тайный сигнал своему собеседнику? Впрочем, ее контролирует Крафт, расположившийся за столиком по соседству вместе с только что познакомившейся с ним девицей. В случае чего с другого конца ресторана должен был прийти на помощь Вагин.
– Хорошо, – произнес наконец мужской голос с заметным акцентом.
Снабженная «клопом»-прослушкой Семенцова заметно нервничала, но это было вполне оправдано ситуацией.
– Итак, мы подписываем договор, и я забираю партию товара. Я же буду сопровождать его в соседнюю область как автоколонну с гуманитарной помощью, деньги получите сразу же, как я получу товар, – нервным голосом подвела итог встречи Семенцова.
Петр бросил взгляд на несгораемый кейс, стоявший у ног Гнедича. Деньги были там, причем довольно-таки порядочная сумма. Не зря он прихватил его с собой из купе.
– Хорошо, я доверяю вам, – ответил мужской голос. – Едемте за товаром.
Петр рассовал по карманам запасные обоймы, привычным движением проверил оружие. Сопровождать Семенцову за товаром должен был он, изображая одного из уцелевших охранников. Татьяну Борисовну и ее спутника, высокого, непривычно для здешних мест, гладко выбритого кавказца, Петр встретил у выхода из ресторана, после чего все трое переместились в «Газель», где их поджидали четверо ребят, причем отнюдь не столь рафинированной внешности, как их хозяин. У всех четверых под куртками отчетливо обрисовывались спецназовские пистолет-пулеметы. «Откуда эти черти их берут? Такого оружия на сегодня даже в элитных подразделениях немного, – оценил Петр экипировку своих новоявленных стражей. – Наверняка они их прямо с предприятий и получают. Оптовой закупкой... Прав командир: много „власовцев“ повылазило за эти годы, и пощады им быть не должно... Ну, с богом!» – пожелал Петр самому себе, как только «Газель» тронулась по направлению к загородному шоссе.
В это время Водорезов вместе с Аллой находился в служебном кабинете подполковника Дмитриевой. Ситуация была предельно анекдотичной – объявленный в розыск особо опасный преступник, чуть ли не террорист, преспокойно сидел на Петровке 38 и помешивал ложечкой кофе.
– Установили личность одного из нападавших, – произнесла Любовь Николаевна, выслушав сообщение по линии внутренней связи. – Бывший сотрудник милиции, затем некоторое время работал в частном охранном предприятии, потом куда-то исчез... Сегодня, как видите, вновь материализовался, но ненадолго.
– А в каком охранном предприятии он работал? – спросил Водорезов.
– Вы правильно мыслите, Николай, – сдержанно улыбнулась в ответ Люба. – Тот, кто сегодня был убит в клинике, начинал охранником в ЧОПе, который обеспечивает охрану антинаркотической ассоциации некоего Ширмана. А Ширман, в свою очередь, очень дружен с полковником Казаковым из ФСБ.
– М-да, – озадаченно произнес Водорезов.
Похоже, что ему придется этой милой блондинке выложить все начистоту. Цепь замкнулась. Полковник Казаков – наемные убийцы —Ширман. И где-то в этой цепи должно быть место «карателям», в число которых входил боевой товарищ Водорезова Петр Ручьев и полковник Гнедич. Вот только выйдет ли он сам после этого рассказа из стен Петровки?
– Я разговаривала с Гришей Мартыновым за день до того, как в него стреляли, – продолжила Люба. – Он предположил, что Казаков наверняка попытается повести дело по ложному следу... Я немного знаю Казакова и согласна с Мартыновым.
– У меня последний вопрос, – произнес Водорезов. – Меня объявили в розыск главным образом для того, чтобы установить мое местонахождение. Ни в коем случае не задерживать, лишь сообщить в ФСБ полковнику Казакову. Так?
– Формулировка была несколько иной, но в общем вы правы, – согласилась Люба.
– Тогда слушайте, – переглянувшись с притихшей Аллой, начал Николай.
Подполковник Дмитриева выслушала его молча, лишь в конце задала пару уточняющих вопросов.
– Значит, «зондеркоманда» сейчас на задании? – переспросила Любовь Николаевна и сама тут же себе ответила: – Об этом задании должны сообщить средства массовой информации. Боюсь, что в самое ближайшее время, Аллочка, – Люба повернулась к молчавшей до сего момента и даже начавшей чувствовать себя немного лишней массажистке, – вам без охраны оставаться нельзя.
– Убьют? – подчеркнуто небрежно, стараясь ничем не выдать охватившего ее трепета, осведомилась Алла.
– Не буду вас лишний раз пугать, но может случиться всякое, – не повышая голоса, будничным тоном ответила Дмитриева. – Вас будет охранять один из моих телохранителей.
– И долго? – слегка капризным тоном спросила Алла.
– Сколько понадобится. А вы, Николай... – Люба взяла паузу, подбирая нужные слова. – Задерживать вас мне бы не хотелось, но отпускать... Тоже, знаете ли...
– Я вас понимаю, Любовь Николаевна, вы – подполковник, я – подполковник. И сейчас мы оказались в одной команде. Один ваш или мой неверный шаг – число погибших увеличится. А оно уже и так...
– Согласна, – позволила себе перебить Николая Дмитриева, – поэтому я должна знать, что вы собираетесь предпринять.
– Если вы дадите мне адрес ЧОПа, который охраняет контору Ширмана, то я нанесу им визит. Хочу узнать, почему так часто меня и Аллу Григорьевну беспокоят их люди, – предвосхищая вопрос Любы, сообщил Водорезов.
Петр взглянул на часы. Сорок минут езды по гористому шоссе при высокой скорости. Ехали молча.
– Далеко еще? – первой заговорила Семенцова.
– Столько же, – ответил тот, с кем она беседовала в ресторане.
– Что-то плохо мне, остановите! – проговорила Семенцова, обхватив руками голову.
Петр напрягся. Все, что говорилось сейчас в машине, фиксировал «клоп», который был помещен у Семенцовой под одеждой. Командир и ребята должны были находиться рядом, но ни в коем случае не вмешиваться... Может, Татьяну Борисовну и в самом деле укачало? Гладко выбритый кавказец положил на плечо водителю свою тяжелую ладонь, и машина остановилась. Семенцова торопливо выбралась из салона и направилась к лесу. Провожать ее никто не стал.
– Шумы, – сообщил Крафт, поправив наушники.
Вагин остановил внедорожник, на всякий случай съехал на обочину. Сближаться с машиной, в которой ехали Семенцова и Петр, лишний раз не стоило.
– Голоса какие-то вдали! – произнес ведущий прослушивание лейтенант, вопросительно глядя на командира.
– Все в порядке, – кивнул Крафту Гнедич.
Вагин молча закурил.
– На малой скорости вперед, – скомандовал Вагину Гнедич. – Посмотрим, что там за голоса.
Семенцова вернулась неожиданно быстро.
– Нужно ехать обратно, – сказала она гладко выбритому, не торопясь при этом садиться в машину.
– В чем дело? – спросил наркобосс, подав молчаливый сигнал своей охране.
Те сразу же положили руки на оружие.
– Взять его! – ткнув ногтем в Петра, визгливо скомандовала Семенцова так, словно в ее подчинении были натасканные бультерьеры.
Петр выстрелил через одежду, уложив того, кто находился справа от него. Охранник, сидящий слева, ударил Петра в голову, но Ручьев сумел блокировать удар. Наркобосс выхватил собственный пистолет и весьма проворно бросился на Петра. Третий охранник оказался куда тренированней предыдущих, он ухватил Петра за шею и провел болевой прием. Второй изловчился стукнуть Ручьева под локтевой сгиб руки, сжимавшей оружие. Довершил дело сам наркобосс, ударивший десантника рукояткой своего пистолета в висок.
– Сейчас сюда прибудут его сообщники, – приходя в себя, Петр услышал визгливый голосок Семенцовой. – Их трое!
Руки Петра были намертво скованы наручниками. Он лежал на полу автомобиля. А на его затылке и пояснице стояли тяжелые армейские берцы уцелевших охранников. «Вот тебе и Хиросима!» – только и подумал Ручьев.
– Встретим, – послышался голос наркобосса. – Этого оставьте в машине, только пасть ему заткните, – скомандовал он охранникам. – Сами замаскируйтесь вон в той траншее!
С правого края шоссе и в самом деле имелась очень удобная для засады траншея. «Семенцова, тварь! Отважилась сбросить микрофон и сдать меня... и ребят...» – Петр мысленно клял себя. Сам виноват – проконтролировал Татьяну Борисовну, понадеявшись на то, что Гнедич окончательно подавил ее волю. Охранники убрали ботинки с головы и туловища Ручьева, один из них стал засовывать в рот Петру толстую тряпку, пропитанную бензином и машинным маслом. А вдали между тем послышался шум приближающегося внедорожника. Охранник, втискивающий в рот Петру пахнущую бензином тряпку, замер и пригнулся. Между тем ехавшая машина остановилась, послышался звук открывшейся дверцы.
– Помощь нужна? – всего в нескольких шагах от себя услышал Петр голос полковника Гнедича.
– Если не торопишься, помоги, – отозвался из машины дюжий бородач.
11
Боевой опыт и интуиция не подвели командира. Возможную засаду они определили, еще когда только подъезжали к остановившейся машине, в которой должны были находиться Семенцова и Петр. Выйдя на шоссе, Гнедич окончательно убедился, что в машине всего один боец, остальные же залегли в противоположной траншее. И при этом расположились они в ней таким образом, чтобы не попасть под прицел оружия противника. Теперь главное, чтобы не сплоховал Вагин.
В это самое время лежащий в засаде наркобосс ткнул автоматным стволом расположившуюся рядом с ним Семенцову.
– Узнаешь? – шепотом спросил он.
– Да, – тряхнула сальными волосами Семенцова.
Наркобосс хотел было отдать команду открыть огонь, но в этот момент прямо перед его носом шлепнулся какой-то тяжелый предмет. Он успел разглядеть, что это не что иное, как граната «Ф-1», но более ничего сделать не успел. Вагин не сплоховал.
Услышав взрыв и дребезжание стекол, Петр сделал единственное из того, что мог: через тряпку вцепился зубами в пальцы охранника. Тот взвыл, а через секунду после хлопка-выстрела тяжело повалился на Ручьева, придавив его так, что стало трудно дышать.
– Петр, ты где? – послышался голос Гнедича.
Не прошло и десяти секунд, как командир вытащил Петра из машины, обшарив карманы застреленного боевика, нашел ключи от наручников и окончательно освободил подчиненного.
– Извини, командир, эта тварь... – начал было Петр.
– Не нужно, – лишь махнул рукой Гнедич, видимо, чувствуя и собственную вину.
Тела Татьяны Борисовны и наркобосса представляли собой кровавое месиво. Один из находившихся в засаде боевиков также не подавал признаков жизни, а второго бинтовал Вагин, находясь в непривычной для себя роли санитара.
– Куда путь держали? – спросил Гнедич приятельским тоном, подойдя к раненому.
Тот не торопился со словами. Вагин только что сделал ему обезболивающий укол, но боевика тем не менее била мелкая дрожь и лицо его было искажено гримасой боли. Вагин вопросительно поглядел на командира, мол, не пора ли развязать пленному язык иными методами? Между тем Крафт успел обыскать раненого и протянул Гнедичу российский паспорт и водительские права.
– Извини, парень, времени у нас мало, – просмотрев документы и убрав их в свой внутренний карман, проговорил командир.
С этими словами он достал гранату-лимонку, выдернул из нее предохранитель. Вагин ударил только что им же перебинтованного пленника в живот, а Гнедич сунул лимонку за шиворот скрючившемуся от боли боевику.
– Отходим, – скомандовал остальным Гнедич, и его подчиненные в темпе рванули из траншеи на шоссе.
Обессиленный, обездвиженный ранением и кровопотерей пленник взвыл, точно агонизирующий хищник. Уже находившийся на шоссе Гнедич одним прыжком вернулся в траншею, вытащил лимонку, вставил предохранитель обратно.
– Это был муляж, – пояснил он пленнику, приподняв того за волосы. – Сейчас будет настоящая.
Гнедич вытащил другую гранату, взялся за предохранитель.
– Скажу... – прохрипел боевик.
Его речь была отрывиста, путана, но место прибытия он указал четко.
– Похоже на правду, – сверившись с картой, кивнул командиру Петр.
– Горная местность, но есть подъем и подъезд для грузовиков. Да, именно в таком месте и должно быть наркопредприятие, – согласился Гнедич. – Работаем!
При последней команде командир выразительно посмотрел на Крафта. Это означало лишь одно – пленный более не нужен. Тащить его с собой возможности нет, живым оставлять опасно – много знает, видел бойцов в лицо. Молодому лейтенанту предстояло решить эту проблему...
Выстрел, погашенный глушителем, прозвучал как одиночный хлопок. Застреленный боевик не успел ничего сообразить. Петр по-отечески положил ладонь на плечо лейтенанта, только что выполнившего приказ. Даже такому опытному разведчику и диверсанту, как майор Ручьев, было сейчас не по себе. В самом деле – сперва бинтовали, обезболивающее кололи, чтобы не помер раньше времени. А как все рассказал – пуля в голову. Точнее – в ее височную часть, чтобы наверняка.
– Значит, так, бойцы! – произнес Гнедич, обведя взглядом подчиненных. – Приказывать не буду, риск очень велик! Первомай или Хиросима – решайте сами!
Первомай означал, что операция «зондеркоманды» завершается получением информации о спрятанном в горах наркопредприятии, и не более того. Хиросима же...
Хиросима означала, что отряд полковника Гнедича ликвидирует предприятие.
Бойцы с ответом не торопились. И тут у командира затренькал мобильник, выданный новым куратором для личной связи.
– Мы выяснили местонахождение «объекта», – отрапортовал Гнедич своему новому начальству.
– Действуйте, – прозвучал в трубке монстрообразный голос. – Дело необходимо довести до конца.
Командиру был непривычен новый Куратор. Человек без лица. С измененным голосом. Но этого, видимо, требовала оперативная необходимость.
– Хиросима? – спросил Вагин, когда Гнедич отключил связь.
– Да, – кивнул тот.
Возражений от остальных бойцов не последовало.
Полковник Казаков еще только поднимался к Ширману, когда услышал звучавшую из-за дверей кабинета любимую песню Ивана Эмильевича:
Пел неподражаемый Сергей Шнуров в сопровождении группы «Ленинград». Войдя в кабинет Ширмана, Казаков обнаружил там то, что и должен был обнаружить: Ширман, секретарша Ирочка и начальник охраны развлекались тем, что созерцали пляски шута Шпазмы под аккомпанемент «Ленинграда».
– У тебя что-то срочное, Игорек? – спросил, выключив Шнурова, Иван Эмильевич.
– Не очень, – как ни в чем не бывало ответил Казаков, переглянувшись с длинноногой Ирочкой.
– Тогда представление продолжается! – Ширман щелкнул пальцами, пригласив Игоря занять место в «зрительном зале».
Шпазма вытер рукавом вспотевшее красное лицо. Видимо, он был рад небольшой передышке, пляски явно давались ему с немалым трудом. Иван Эмильевич это заметил и решил от танцев перейти к разговорному жанру.
– Поскольку уродливей всех ты на свете... – обращаясь к шуту, начал Ширман, заговорщицки оглядев присутствующих.
на манер декламирования стихов повторил Ширман. Слушатели и Шпазма замерли в немом ожидании.
торжественно закончил Ширман и похлопал Шпазму по затылку. Бубенчики зазвенели, шут присел, точно пытался сделать книксен.
– Все в вокзальных туалетах бывали? – спросил у публики Ширман и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Там говно, по стенке размазанное, видали? Так вот это ты, Шпазма, – сообщил шуту Ширман. – Вот она – работа твоя! По призванию и таланту! А ну пляши!
Шут запрыгал на месте, бубенчики на его колпаке зазвенели с удвоенной силой. Даже Шнур с его «Зиппо, триппер, пистолет – мы еб...ся с семи лет» не могли заглушить их звон. Прыгать Шпазме с такой комплекцией было непросто, длинный пористый нос его при этом дергался, точно что-то клевал.
– Браво, браво, Шпазма! – спустя минуты полторы захлопал потными ладонями Иван Эмильевич. – Пошутил я, из шутов не уволю! Свободен...
Выслушав сообщение Игоря, Ширман лишь потер виски и тяжело вздохнул.
– Чем расстроен, Иван Эмильевич? – спросил Казаков. – Сомнения гложут? Напрасно! Это бультерьеры. Вцепятся – не отпустят. Главное, сами обнаружили – сами взорвали...
– Да это ладно! – махнул короткопалой ладонью Ширман. – Мне Ирочку жалко. Ведь вся информация о Семенцовой, ее поездке прошла через нее... Часы мои помнишь? – Ширман кивнул на противоположную стену, где еще недавно висели причудливые, штучной работы часы.
– Помню, и что же? – поинтересовался Казаков.
– Она мне в них «клопа» засунула. Когда протирала якобы запылившийся циферблат. А ей на следующий день сказал, что часы встали и я отдал их в ремонт. Она даже бровью не повела.