— Вот я и подумала, что странно он себя ведет, — продолжила Вера, — и решила пойти к нему, поговорить, он там рядом живет. Выясню, думаю, в чем дело, может, он видел что подозрительное, может, сам какую-нибудь глупость сделал… — Вера затянулась сигаретой и замолчала.
— Дальше! — потребовал Андрей.
— Пришла я к нему, — покорно продолжила Вера, — хотела позвонить, а дверь открыта. Я удивилась очень. Дверь у него железная, тяжеленная, как у сейфа. Вообще, те, у кого такие двери стоят, закрывать их не забывают, а Петечка же музейный работник, у них у всех к дверям и запорам отношение трепетное. — Голос ее дрогнул. — Они же на безопасности помешаны все.
— Кстати, а почему убийца не захлопнул за собой эту самую дверь? — спросила я. — Пока бы разобрались, что Петечка исчез, пока бы догадались взломать дверь, сколько времени прошло бы.
— А ею хлопай не хлопай, наглухо не закроется, там собачки нет, — пояснил Андрей. — Она с обеих сторон закрывается только на ключ. В замке он не торчал, а искать по карманам покойника у убийцы времени не было. Продолжайте, Вера Петровна.
— Я зашла, окликнула Петечку, а он не ответил. Потопталась немного на месте, потом включила свет в коридоре, там темно было. Пошла в комнату, а там… — Вера закрыла глаза и продолжила глухим голосом: — Я не помню, что дальше было, честно. Помню только, что сидела, смотрела на Петечку и курила. — Она повернулась к Андрею. — Я не помню, где я взяла блюдце, на кухне или оно в комнате стояло, действительно не знаю!
— Долго ты там курила? — спросила я.
— Не знаю. Нет, — Вера пожала плечами. — Минуты две-три. Потом встала и ушла.
— Куда?
— В парк. Ходила там.
Я обменялась взглядом с Мельниковым. Он вздохнул и развел руками.
— Верочка, душа моя, — ласково спросила я, — а ты никогда не слышала, что в таких случаях не худо было бы вызвать милицию?
— Таня, честное слово! Я когда немного пришла в себя, сразу об этом подумала. Но когда пошла назад, то увидела, что у дома уже полно ме… милиции. Ну я и ушла…
Андрей отвернулся к окну и что-то пробурчал. Явно не стихи. Потом снова сощурился на Веру.
— Теперь, пожалуйста, еще раз расскажите, кого вы там видели.
— Во дворе я ни на кого не обратила внимания, о своем думала, — она виновато посмотрела на меня, потом на Андрея. — А когда в подъезд входила, то женщину встретила, с ребенком. Симпатичный пацанчик, года четыре ему. Он яблоко грыз, а женщина несла машинку, здоровый такой самосвал. Потом, уже на первом этаже, мужчина мне навстречу спускался. Так, маленький, плюгавенький, ничего особенного. Плащ серый, ботинки коричневые… — Вера пожала плечами, давая понять, что подобных мужчин она не разглядывает.
— Верочка, но у него же и лицо было, наверное? Вспомни, — попросила я.
— Какое там лицо, кукиш вместо физиономии, — она небрежно махнула рукой. — И волосенки дыбом.
— Как это? — подал голос Андрей.
— Ну стрижка такая, вроде «ежика». Гоблины всякие часто так стригутся.
— Ясно тебе, Иванова, с чем приходится работать? — картинно вздохнул Андрей. — Будем теперь искать хмыря с мордой кукишем, в сером плаще и коричневых ботинках! Ах да! Еще и «волосенки дыбом». Как бы не забыть.
— Вы что… вы думаете, что это он Петечку? — Вера начала стремительно бледнеть.
— Вот только припадков мне здесь не хватало! — вскинулся Мельников. — Подписывайте протокол, гражданка Ширяева. Танька, забирай ты ее отсюда, Христа ради! Глаза б мои на нее не смотрели, это же надо додуматься, «морда кукишем»!
Я показывала пальцем, и Верочка быстро черкала ручкой. Подписанный протокол я подала Андрею, а он сунул мне пропуск и снова рявкнул на нее:
— И чтоб из города ни ногой! Чтоб по первому слову моему здесь быть! Ясно?
— Ясно, ясно, чего она не поняла, я объясню, — проворчала я, выволакивая перепуганную Верочку в коридор. Сама остановилась в дверях. — Я тебе нужна или мне тоже убираться?
— А у тебя есть что мне сказать?
Я подумала и покачала головой:
— Пока, пожалуй, нечего.
— Тогда убирайся, — вынес решение Андрей.
— Старших я всегда слушаюсь. — Я показала капитану Мельникову язык и, махнув ему рукой, закрыла за собой дверь.
Когда мы с Верой вышли на улицу, Игорь был уже в полуобморочном состоянии. Он даже не вышел из машины, сидел за рулем и жалобно смотрел на нас. Я открыла дверцу и подтолкнула Веру вперед, она безропотно плюхнулась на сиденье. Теперь они оба смотрели на меня.
— Значит, так, — сказала я внушительно и прокашлялась для солидности. — Временно все свободны. Игорь, вези ее сейчас домой, пусть отдыхает, приходит в себя. Что касается работы… — Я с сомнением посмотрела на поникшую Верочку: — Слушай, ты ведь работаешь где-нибудь?
— В газете. — Она назвала бульварный листок, который я несколько раз видела в киосках, но ни разу не покупала. — Веду колонку «Культурная жизнь Тарасова»
— Ты? — Согласна, мое удивление было довольно бестактным.
Верочка обиженно поджала губки.
— Между прочим, за то время, что мы не виделись, я успела закончить университет. Филологический факультет. И вообще, не помню, чтобы меня когда-нибудь считали дурой.
— Что ты, Вера, извини, это я просто… от неожиданности. Значит, каждый день ходить на службу у тебя нет необходимости.
— Нет, — сухо ответила она. — Но надо отпроситься.
— Ну и славно. Вот и отпросись, скажи, что работаешь над каким-нибудь срочным материалом, и сиди дома. И, я тебя умоляю, Вера, без приключений! А то, не дай бог, сорвешься в бега от большого-то ума.
— Да ладно, за кого ты меня принимаешь! — она окончательно обиделась. И это было хорошо, это было ей полезно: теперь она уж точно будет сидеть дома.
Наконец они уехали. Я вернулась в свою машину.
Итак, что же мы имеем, кроме головной боли? Имеем то, что Петечка на следующий день после кражи вел себя гораздо более нервно, чем обычно; знающим его людям это бросилось в глаза. Скорее всего он не меньше нервничал и во время кражи. Пожалуй, стоит еще раз встретиться с Сергеем Васильевичем. Может быть, он и вспомнит что-нибудь существенное. Ведь Петечка должен был отдать ему ключи, значит, разговаривал с ним. Не выносил ли он что-нибудь? А если выносил, то почему его не задержали? Тут до меня дошло, что я не стала записывать телефон и адрес Симонова, он сказал мне тогда, что все сведения на вахтовом столе. Елена Александровна еще должна быть в галерее. Вернуться в кабинет Мельникова и позвонить ей оттуда? А ну его, проще доехать самой до галереи. Я решительно повернула ключ в замке зажигания.
Елена Александровна прилаживала фотографию Петечки с траурной лентой у дверей зала и тихо плакала. Честно говоря, я удивилась, при первом знакомстве мне показалось, что она его недолюбливает.
— Не надо плакать, Елена Александровна! — не удержалась я. — Этим вы ему уже не поможете.
— Знаю, что не помогу, — согласилась она. — Просто жалко человека.
— А с ним, говорят, было нелегко?
— Конечно, он был сложным человеком. — Она смахнула со щеки слезинку, но на ее место тут же скатилась другая. — Особенно Алиночке тяжело с ним приходилось. Но специалист он был хороший и работник очень добросовестный. Это уже немало. — Елена Александровна отошла на пару шагов, склонила голову к плечу и посмотрела на портрет. — А потом, знаете, это всегда тяжело — был живой человек, а теперь его не стало. Родителям еще надо сообщить, они у него где-то в районе живут… Представляете, матери каково будет узнать! Все это так ужасно!
Елена Александровна снова всхлипнула и, достав платочек, промокнула глаза.
Мне было неловко. Я понимала, о чем она говорит, но сама ничего такого не чувствовала. Может быть, потому, что я видела его всего пару раз, Петечка оставался для меня абсолютно чужим, довольно неприятным человеком. Кроме того, я знала, что гибель его не была случайной. Я знала, что он украл «Талию».
— Это еще и возрастное, — она вздохнула. — Другое отношение и к жизни, и к смерти. Лет через тридцать вам тоже будет жаль даже незнакомых людей.
— Может быть, — неуверенно согласилась я. Честно говоря, я просто не знала, что ей ответить.
— А вы приехали… вам поговорить с кем-то нужно? — заинтересовалась она наконец причиной моего появления.
— Да нет, просто я вчера сделала глупость, не записала телефон охранника, Сергея Васильевича Симонова. Он сказал, что его данные здесь есть, а я хочу с ним встретиться.
— Так это на вахте, вы мимо прошли, пойдемте.
Мы спустились в просторный вестибюль, подошли к столу, стоящему чуть в стороне от дверей. Прямо оттуда я и позвонила Симонову и уже через полчаса была у него дома.
— Извините, давайте пройдем на кухню. — Сергей Васильевич провел меня по коридору, мимо плотно закрытой двери в комнату. Оттуда доносились звуки пианино. — Супруга моя в музыкальной школе работает, сейчас ученицу к конкурсу готовит.
— А что это они играют? Что-то знакомое, а вспомнить не могу. Может быть, Шопен?
— Может быть, — равнодушно подтвердил Симонов. — У меня музыкальная память слабая, а за тридцать лет я столько этой музыки наслушался, что уже не обращаю внимания. Чайку выпьете, составите мне компанию?
— Составлю, — согласилась я.
Очень неторопливо, спокойно он накрыл на стол. Поставил два больших фаянсовых бокала, близких родственников того, что с таким возмущением демонстрировал мне Валентин Николаевич. Достал из шкафчика сахарницу, вазочку с мелкими крекерами, ложечки, опустил в чашки по пакетику чая и залил кипятком.
— Это «Принцесса Нури»? — спросила я с тихим восторгом.
— Да. Хороший чай. Мы всегда его покупаем. — Он положил себе три ложечки сахара и начал методично его размешивать. Я последовала его примеру.
— Так тоже очень вкусно, — оценила я, сунув в рот крекер. — А мне сегодня объясняли, что чай надо пить без сахара, без печенья, просто одну заварку. И что сладкое вообще вредно.
— Так сразу и вредно, — Симонов слегка улыбнулся, пожал плечами. — Сахар увеличивает мозговую активность. Просто все хорошо в разумных пределах.
— Тоже верно. Вот сейчас увеличим мозговую активность, и я стану приставать к вам с вопросами.
— Да ради бога, вы же за этим и приехали. — Он сделал пару глотков, внимательно посмотрел на меня. — Я заходил в агентство и посмотрел фотографии. Судя по всему, пропавшую статуэтку мог взять только Леонтьев.
— Какой Леонтьев? — растерянно спросила я. — Кто такой Леонтьев?
— Так Петечка же, он и есть — Леонтьев П. А. Его все по имени называют, а он, когда ключи сдает, фамилией в журнале расписывается.
— Ой, а я ведь забыла его фамилию, глупость какая! — я сокрушенно покачала головой. — Правда, теперь это и не важно. Да, я тоже думаю, что это он. Но, к сожалению, дело на этом не остановилось. Когда мы вчера вечером приехали к Леонтьеву домой, он был мертв.
— Умер или убили? — честное слово, он даже не пошевелился, только брови поползли вверх.
— Убили. Его застрелили незадолго до нашего приезда. Украденной статуэтки, сами понимаете, в квартире не нашли.
— Понятно. И очень разумно со стороны заказчика. Теперь до него добраться будет довольно сложно. Вы, очевидно, хотите, чтобы я вспомнил, не было ли чего странного в поведении Леонтьева, когда он сдавал ключи?
Ну как же мне было не относиться к этому человеку с симпатией!
— Со всеми подробностями, пожалуйста, Сергей Bасильевич!
— Дело было так… — Симонов положил на стол ладони своих больших и сильных рук. — Леонтьев спустился, как обычно, где-то в восемнадцать тридцать. Нервничал. Но он всегда нервничал, суетился не по делу. Часто забывал что-нибудь в галерее, возвращался, отключал сигнализацию, потом забывал включить, снова возвращался… — Симонов поморщился. — Одним словом, бестолковый был человек, вот и погиб бестолково. Так что если он в тот день и дергался сильнее обычного, то я на это не обратил внимания. Он и на этот раз повертелся в вестибюле, даже за дверь выглянул и опять ушел в галерею. Появился опять ровно в девятнадцать. И теперь не медлил. Все быстро-быстро делал, я даже удивился. Запер дверь, включил сигнализацию, сдал ключи. В девятнадцать ноль пять расписался в журнале и быстро, не оглядываясь, ушел. Вот так все это происходило.
— В руках у него что было, когда уходил?
— Как всегда, портфель. Он с этим портфелем постоянно носится. Все время за собой таскает. На обед уходит тоже с портфелем.
— А можно было в нем фигурку незаметно вынести?
— В этом бауле можно было полвыставки унести, и никто бы не заметил.
— Понятно. И это все, что вы можете сказать?
— Да нет, не все. Сейчас припомню, что было дальше. — Сергей Васильевич прищурил глаза, стараясь сосредоточиться, посидел так немного, потом кивнул мне, как будто мы только что встретились, и продолжил: — У нас ведь дверь стеклянная и окна большие, так что хорошо видно все, что на крыльце делается да и на улице. Значит, вышел этот Леонтьев на крыльцо, постоял, повертел головой и двинулся к заборчику — там телефон-автомат висит. Подошел он к этому телефону, снял трубку и стал звонить. Я еще удивился, почему от меня не позвонил, телефон ведь на столе стоит, у нас с этим строгостей нет… Разговор у него был короткий, секунд двадцать, не больше. Он что-то сказал, потом послушал, кивнул пару раз и повесил трубку.
— Позвонил заказчику. — Я машинально крошила крекер в пустую чашку.
— Скорее всего. Потом огляделся, забавно так, как в шпионских фильмах подпольщики осматриваются, и пошел за угол. Быстро пошел, вприпрыжку. А портфель все время к груди прижимал. Все. Больше ничего не видел. Я ведь на его фортели никакого внимания не обратил. Мало ли что, может быть, он к девушке на свидание побежал. Но в свете текущих событий, конечно…
— Да-а, я тоже думаю, что не девушке он звонил. Спасибо, Сергей Васильевич, вы очень помогли.
— Чем могу… — Он развел руками. — Жаль, что ничего более конкретного не знаю. Там по улице, куда он пошел, дальше магазинчик круглосуточный есть, мороженщица стоит, парень с лотка видеокассеты продает — много народа. Походите, поспрашивайте, может, кто из них его видел? Это как раз после девятнадцати было…
— Еще раз спасибо! — искренне поблагодарила я. — От телефона он по улице направо пошел или налево?
— Налево. Удачи вам!
Да, вот уж что не помешает в этом деле, так это удача. И все-таки у меня в руках была ниточка. Тоненькая, ненадежная, но была!
Я медленно ехала по улице. Ага, вот и круглосуточный мини-маркет, про который говорил Симонов. Рядом с ним лоток мороженщицы, а дальше, почти у самого перекрестка, стоит парень возле стенда с видеокассетами. Стеклянные стены магазинчика так густо залеплены рекламой колы, сигарет и сникерсов, что сразу ясно: ничего из происходящего на улице изнутри не видно. И пошла я туда только в силу старой привычки опрашивать всех потенциальных свидетелей. На всякий случай. А вдруг повезет.
Поднявшись на невысокое крыльцо, потянула на себя тугую дверь, украшенную лаконичной табличкой «открыто». Продавщица, очень молоденькая и очень миленькая, этакая феечка, отчаянно скучающая в одиночестве, была искренне рада мне. Она с сочувствием покивала в ответ на мою довольно дикую историю про дальнего родственника из провинции, с которым мы якобы договорились встретиться позавчера здесь, на углу. А я, по не зависящим от меня причинам, приехать не смогла, а он теперь мне не звонит, может, обиделся, но твердо знает, что я теперь его должна разыскивать. Так вот, не появлялся ли позавчера вечером у нее в магазине человек… и дальше подробное описание Петечки с особым упором на нервный вид и большой портфель.
Девочка мудро не обратила внимания на всю нелепость моей истории, только сказала:
— Ну да, родственники… С ними всякое случается.
Кроме сочувствия, она больше ничего не могла мне предложить. В магазин никто, похожий на моего гипотетического родственника, не заходил.
— А что касается улицы, сами видите, — она указала на плотно заклеенные витрины. — Чтобы хоть что-нибудь увидеть, на корточки надо присаживаться. Знаете, вы попробуйте у Лени спросить, он с кассетами на углу стоит. Этот все видит и все знает. — Улыбка на ее лице предназначалась явно не мне, а всезнающему Лене, стоящему на углу.
Поблагодарив милую девочку, я направилась к выходу.
— А если этот ваш родственник все-таки появится, может, ему что передать? — неожиданно остановила она меня.
К такому вопросу я была не готова. Говорить ей, что человек, так подробно описанный мной, никогда не появится в ее владениях, поскольку переселился в мир иной, было несколько бестактно. И что, если он все-таки придет, ему передать, я не могла сообразить.
— Скажите, пожалуйста, чтобы он позвонил мне на работу, телефон он знает, — ничего умней я не придумала.
Спускаясь с крыльца, я ругала себя последними словами. Ясно было, что моя легенда о пропавшем родственнике не выдерживала никакой критики, но придумывать что-то новое было некогда, лоток с мороженым стоял в двух шагах от магазина. Продавщица, хмурая полная женщина, разгадывала сканворд и никак на мое появление не отреагировала.
— Извините, пожалуйста, можно у вас спросить?
— Все цены указаны, — буркнула она, не поднимая головы.
— Да нет, я хотела узнать, вы были здесь позавчера, примерно…
— Не была, мы меняемся. — Она вписала слово и мрачно застыла над клеточками. После беседы с любезной девочкой из мини-маркета мне стало обидно, что тетка даже не взглянула на меня, и я молча повернулась и пошла к перекрестку… Ну разумеется, я уже у лотка с видеокассетами, а план разговора опять не готов. Пришлось с умным видом уставиться на выставленные образцы видеопродукции, пытаясь собраться с мыслями.