Эту странную личность в окрестностях Аргабаша люди стали замечать с начала июня. Какой-то изувеченный шаромыжник в грязных лохмотьях. Обитал в окрестных лесах, в город не заходил. Такое ощущение, что к чему-то присматривался — то ли ждал, то ли время тянул. Бродягами на горном Алтае никого не удивить, каких только асоциальных элементов сюда не заносило. Но этот был какой-то не такой…
А начало лета на Алтае выдалось знатным. Природа расцвела, благоухала. Дождей с конца весны практически не было, жарило солнце. Туристический сезон начался на полмесяца раньше. Отдыхающие косяками потянулись на Алтын-Коль и прилегающие к нему озера. Базы и пансионаты были забиты. В лесах, прилегающих к Турочанскому хребту, гомонили птицы, буйным цветом распускалась растительность. В лесах пошли грибы — маслята, подберезовики, белые. Две жительницы Аргабаша, выбравшиеся в лес с корзинками, первыми и наткнулись на неприятного типа. Они обобрали полянку на краю обрыва, где нашли с десяток молоденьких боровиков, и решили прогуляться по тропке через перевал, за которым располагался солнечный черничный бор. Тропа петляла между соснами — то вверх, то вниз, то выбегала к краю обрыва, то углублялась в лес. В лесу они и встретились с существом — оно по тропке двигалось навстречу. Дамы в этой жизни повидали многое, были закалены беспросветной работой и мужьями-алкоголиками, и все же испугались, встали как вкопанные, хотя существо и не выказывало агрессивных намерений. Это был мужчина, он брел, ссутулившись, держась за лямки рюкзака. Не худой, не толстый, в бесформенном прорезиненном балахоне, в котором семеро уже, похоже, скончались, причем последний — от прямого попадания снаряда. Одежда висела клочьями, была стара, как этот мир, покрыта жирным слоем грязи. Текущему времени года она явно не соответствовала. С головы мужчины свисали жидкие сосульки, лицо его было изувечено самым безобразным образом. Правую сторону лица пересекал чудовищный шрам — выпуклый и глубокий, как американский каньон. С левой стороны красовался расписной волдырь, стянувший кожу, благодаря чему левый глаз был ниже правого и вряд ли что-то видел. И все это несчастье, поскрипывая и кряхтя, двигалось навстречу женщинам. А те с перепуга забыли про свои грибы и превратились в соляные столбики. Уйти было некуда, слишком узко, а сразу за тропкой — колючий кустарник. Обезображенный странник обнаружил «встречное движение», но не остановился и шага не замедлил. Женщины встали боком, затаив дыхание, бежать уже было поздно (хотя почему, собственно, поздно?) — да и правильно, что не побежали. Существо тоже повернулось боком, чтобы протиснуться, не причинив «гражданским» ущерба. А когда проходило мимо, в правом глазу мелькнуло что-то лукавое, бродяга пробормотал нормальным, хотя и хрипловатым голосом:
— Дамы? Прошу прощения… — и проследовал мимо.
От него не пахло прогнившей помойкой, хотя по идее должно было. Остолбеневшие женщины смотрели ему в спину. Уродец удалялся, пропал за деревьями.
— Настенька, ты видела то же, что и я? — жалобно протянула тетушка, что постарше.
— А что вы видели, тетя Груша? — выбравшись из ступора, спросила та, что помоложе.
— Ой, я даже и не знаю… Привиделось, видать.
Потом его узрел один из местных малолетних оболтусов — из числа тех, что едва дождались летних каникул. История умалчивает, зачем его носило в лес, но прибежал он в свой двор на окраине Аргабаша вконец заинтригованный, с горящими глазами. Его приятели сидели в кустах за гаражами и осваивали премудрую науку правильно курить марихуану.
— Слышь, пацаны… — зашептал он, делая мордашку заговорщика. — Там бродяга такой уродливый в бору за свалкой… В заброшенной землянке гнездится. Айда, подшутим?
— Бензин берем? — шмыгнул носом «маститый» местный хулиган, имевший бледное представление, что такое хорошо, а что такое плохо.
— Да иди ты на хрен, Козырь, — испугались остальные. — Мы с тем бацильным на Верблюжьей горке едва не спалились. Коптил он, конечно, классно, но нас же заметут когда-нибудь, загремим по малолетке… Просто попугаем бомжарика или поколотим…
Компания мелких хулиганов подползала к косогору, за которым были старые землянки, вырытые лет сто назад местными старообрядцами. Они пыхтели от предвкушения, сжимали палки и куски арматуры. В заросшей бурьяном траншее, ведущей к обвалившейся землянке, действительно кто-то возился. Толпа детишек с дружным ревом взметнулась на косогор, уже чувствуя, как бродяга пускается в паническое бегство. Подлетел уродец, колдующий в рослой траве, — он ковырялся в своем вместительном рюкзаке! Взметнулись полы несуразного балахона, он развернулся в стремительном прыжке. Пацаны оторопели, и было с чего. На них смотрела уродливая омерзительная маска — почище физиономии Фредди Крюгера! Шрам бродяги дрожал и вибрировал. Единственный зрячий глаз наливался бешенством. В руке он сжимал устрашающий нож — практически тесак! Шаромыга хищно скалился, демонстрируя вполне неплохие для своей внешности зубы, шагнул вперед. Взлетевший тесак мощно разрубил воздух! И всю толпу пронзил махровый ужас. Завопили неокрепшие детские голоса. Пацаны пустились прочь, прыгали с косогора, катились по поляне. Они улепетывали со всех ног, только пятки сверкали! Миг — и в окружающем пространстве никого не было. Только кусты тряслись и неумело матерились будущие обитатели колоний общего и строгого режимов…
— Ну и ну… — удивленно пробормотал бродяга, озираясь вокруг себя и опуская тесак. — И чего ты так разнервничался? Всего лишь дети малые, наивные неразумные создания…
Он вернулся к своему занятию, но прежде еще раз осмотрелся, после чего взялся обеими руками за подбородок и что-то потащил наверх. Такое впечатление, что он тащил собственную кожу. Похоже, так и было. Оторвался от лица и скукожился безобразный шрам. В руках осталась лепешка эластичной резины телесного цвета – со всеми налипшими на нее «украшательствами». Под «гримом» пряталось нормальное человеческое лицо. Вернее, половинка лица. Он взялся за скулу с левой стороны, начал отлеплять живописный волдырь – при этом удивительные метаморфозы претерпевал незрячий глаз – он возвращался на предписанное анатомией место и обретал способность видеть. Опали на землю седоватые сосульки с головы. Мужчина нагнулся к рюкзаку, вынул из него сложенную клетчатую рубашку. В такой одежде, пусть и мятой, не стыдно появиться в людном месте. Он глянул на часы, потом взвалил на одно плечо рюкзак, чтобы переместиться подальше в лес – а то кусты на дальней стороне поляны как-то подозрительно помалкивали…
Дивное местечко у горного озера Марабек-Коль (в паре верст на север от засиженного туристами Алтын-Коль) в это солнечное утро не пустовало. На берегу живописной бухты расположились две палатки. Остатки вечернего костра, надувной матрас. Бухту окружали скалы, расставленные природой очень гармонично и со смыслом. Между глыбами гранита и известняка топорщились кусты шиповника. Дно озера устилала галька — отполированная, сверкающая на солнце. Вода была идеально прозрачная, и камешки просматривались даже на глубине — искаженные, как в кривом зеркале. Отогнулась накидка, закрывающая вход в палатку, и на улицу выбралась худенькая девушка в экономном купальнике. Она улыбалась, у нее было приподнятое настроение. Она заткнула заколкой, которую держала в зубах, светлые волосы, добежала до воды, скинула шлепки и вошла в озеро. Передвигаться по камням, пусть и по гладким, было не очень комфортно, да и вода была прохладной — все-таки лето только начиналось. Девушка повизгивала, обнимала себя за плечи. Вошла по пояс и поплыла на середину озера. Из соседней палатки выбралась другая, в похожем купальнике — тоже худенькая, но с каштановыми волосами. Все повторилось — скинуть шлепанцы, обнять себя за плечи, повизжать, когда холодная вода прикрыла икры… Она плыла к своей подруге, а из палаток выбирались зевающие и блаженно щурящиеся парни «городского типа». Здоровый образ жизни был явно не для них — подмигнули друг дружке, дескать, ночь прошла отлично, сунули сигареты в зубы и с наслаждением затянулись.
— Кончайте дымить, плывите к нам! — закричала блондинка.
— Нет уж, лучше вы к нам! — фыркнул один из парней и побрел к кострищу, чтобы его реанимировать.
Девчонки выбирались из воды, подпрыгивали, вытряхивая воду из ушей. Худенький паренек принес своей «каштанке» махровое полотенце, второй не догадался. Но тут округу огласил рев мотора. Из-за скалы, подпрыгивая на камнях, выбрался открытый джип «Субару» с внушительным клиренсом. Он затормозил в нескольких метрах от палаток, и из машины, потягиваясь, выбрались четверо. На вид не монахи — молодые, наглые, хорошо накачанные, в легких безрукавках. Они уставились на отдыхающую молодежь, дружно оскалились. Молодежь растерялась. Ответных улыбок как-то не вышло. Блондинка пыталась что-то вымучить из себя, но не смогла и спряталась за спину молодого человека. Тот сглотнул, как-то зябко повел плечами.
— Кончайте дымить, плывите к нам! — закричала блондинка.
— Нет уж, лучше вы к нам! — фыркнул один из парней и побрел к кострищу, чтобы его реанимировать.
Девчонки выбирались из воды, подпрыгивали, вытряхивая воду из ушей. Худенький паренек принес своей «каштанке» махровое полотенце, второй не догадался. Но тут округу огласил рев мотора. Из-за скалы, подпрыгивая на камнях, выбрался открытый джип «Субару» с внушительным клиренсом. Он затормозил в нескольких метрах от палаток, и из машины, потягиваясь, выбрались четверо. На вид не монахи — молодые, наглые, хорошо накачанные, в легких безрукавках. Они уставились на отдыхающую молодежь, дружно оскалились. Молодежь растерялась. Ответных улыбок как-то не вышло. Блондинка пыталась что-то вымучить из себя, но не смогла и спряталась за спину молодого человека. Тот сглотнул, как-то зябко повел плечами.
— Так-так, — улыбаясь от уха до уха, сообщил крепыш, стриженный под машинку, с некрасивой родинкой на губе. — Что тут у нас такое? — и вразвалку подошел поближе. Остальные подались за ним, скаля зубы и на всякий случай осматриваясь.
— Ой, — сказала «каштанка». — Здравствуйте. А мы вот тут…
— Клевые крали, — оценил находку рябой молодчик с рыжеватой порослью на макушке.
— Послушайте, — выдавил из себя один из пареньков, — мы тут просто отдыхаем, нам не нужны неприя…
— И все же вы их огребли, — с деланым добродушием гоготнул крепыш. — Ослепли, молодые люди? Где вы должны отдыхать?
— Где? — не понял второй паренек.
— А там, где отдыхают все нормальные лохи! — прокаркал третий — обладатель квадратной челюсти и усов, сползающих вертикально к перегибам скул. — Там вы отдыхаете, вас не трогают, хотя соблазн имеется.
— Щит на тропе, вы должны были его видеть, — подсказал четвертый, смазливый и чернявый. — Там написано русскими буквами: «Частная собственность. Посторонним проход запрещен». Все четверо читать не научились?
— Гы-гы, — заржал владелец тяжелой челюсти. — Надо намекнуть Леониду Константиновичу, что пора ставить заборы и ток пропускать.
— Ой, мы видели, но мы не подумали, что все так серьезно… — пискнула блондинка. — Ведь тут спокойно можно пройти…
— Мы сейчас соберемся и уйдем… — засуетился паренек.
— Отставить! — распорядился крепыш, и молодые люди вновь застыли, охваченные резонным страхом. — Поздно, молодые люди. Поезд ушел. Раньше надо было думать, пацаны, как говорится, не виноваты… Развлечемся, братва? — воскликнул он, и слюна чуть не закапала с губ. — Во имя доброго утра, мать его?
И начались конкретные безобразия. Компания нетопырей от слов перешла к делу. Они набросились на девчонок, хохоча и улюлюкая! Парнишки пытались сопротивляться, но их просто отбросили. Один подвернул ногу, заорал благим матом. Другой завалился на палатку, повалились распорки, и он ворочался в плащевой ткани, как в рыбацкой сети. Крепыш схватил блондинку за руку, потащил, орущую, к сверкающему белоснежному окатышу. Сорвал с нее плавки, принялся приплясывать, вращая их с похабным гоготом над головой. Девушка скорчилась, прикрываясь руками, пищала что-то жалобное.
— Не стесняйся, красуля, покажи свою шмоньку! — ржал ублюдок. А рядом с ним уже приплясывал рыжий мерин, стаскивал штаны, вставал в очередь.
— Чё, Кабан, заварим этот пакетик на двоих?
— Заваришь, заваришь, Чмоня, но только после меня… — урчал крепыш, падая на визжащую девчонку. — Что, подруга, готова? Станем больше, чем друзьями?
А смазливый мерзавчик и субъект с квадратной челюстью в это время терзали «каштанку». Она пыталась убежать, кричала, но они метались, заступая ей дорогу, получали удовольствие от этой «любовной прелюдии». Но вот чернявый метнулся, схватил девчонку за волосы, едва не выдрав скальп, повалил, рывком сорвал верхушку от купальника.
– Не надо, пожалуйста, не надо, я очень прошу… – молила девчонка.
— Ну что, крошка, готова к впрыску эликсира бодрости? — рычал, обтекая слюной, чернявый.
— Ты, Павлуша, следи, как бы отпрыска не вышло после твоего впрыска! — веселился от души «квадратный». — Слушай, Павлуша, — осенила его гениальная идея, — а чего я тут буду тебя ждать? Давай-ка шведский бутерброд приготовим? Потерпишь, красотка?
— Да больно надо… — урчал чернявый. — Уйди, Тарас, не мешай, успеешь еще, не ломай нам с подругой кайф…
— Что вы делаете, падлы?! — взревел парнишка, выпутавшийся из палатки. Он выхватил рогатину из кострища и с перекошенным лицом, белый, как мертвец, бросился в бой!
— Ладно, Павлуша, развлекайся, я отвлекусь! — обрадовался Тарас и прыгнул парню наперерез. Драться он умел и любил — с теми, кто заведомо слабее. Тот махнул своей рогатиной, но молодчик без труда увернулся, схватился за нее, вывернул вместе с рукой и пинком отправил паренька в прогоревший костер. Тот рухнул носом в золу, закричал от боли и унижения.
— Йес! — ударил себя кулаком в грудь Тарас и выбросил руку в нацистском приветствии. И застыл, обнаружив в расщелине между скалами постороннюю личность. Какой-то бродяга с изувеченным лицом в брезентовом рубище до пят вылез из кустарника и исподлобья на него смотрел.
— А это еще что за чушкарь… — начал он, но тут бродяга что-то выхватил из-за спины и швырнул в Тараса. Так быстро, что тот не успел среагировать. Длинный нож с массивной рукояткой рассек воздух, совершив несколько оборотов, и треснул Тараса по лбу. Рукояткой. Видимо, так и требовалось. Хрустнула лобная кость, брызнула кровь. Тарас свалился без чувств, разбросав руки. Истошно взвыл рыжий Чмоня — он ждал своей очереди и все прекрасно видел.
— Гаси его, братва!!! — задергался молодчик, и началось избиение. Осуществить свои чаяния упыри не успели — только приступили к самому главному, а тут такая засада… Попрыгали со своих жертв Кабан и чернявый Павлуша, бросились в бой, возмущенные до глубины души. Взметнулись полы рваного балахона, завертелась мельница. Сыпались удары, трещали кости. Казалось, что работает механический прибор, стремительно меняющий положение в пространстве. С Кабана свалились штаны — не успел он их застегнуть, момент неловкий, но уже не до них — он получил пудовым кулаком в кадык, захлопал ртом, выпучил глаза. Свалился на колени, и удар ногой по челюсти опрокинул его, добавив еще один завершенный фрагмент в картину «После боя». Истошно визжал смазливый Павлуша, собрался поставить бродяге подножку, но тот опередил, ударил по ноге боковой частью ступни, отбросив ее далеко от туловища, и Павлуша покатился по гальке, сыпля матерными словами. Рыжий Чмоня вдруг обнаружил, что правую кисть, которой он ударно молотил по воздуху, зажали тиски и она с хрустом выворачивается из сустава. Бродяга сдавил ее левой рукой, ломал, глядя ему в глаза своим равнодушным взглядом. Чмоня исходил на дерьмо, визжал, приплясывал, умолял отпустить. Он больше не бу-удет!!! Но это еще было не самое страшное. Взлетел мозолистый кулак, понесся в морду. Первый удар разбил губу, второй сломал челюстную кость. Бродяга не выпускал покалеченную конечность, а правой наносил методичные удары, превращая физиономию противника в фарш. Третий удар — и хрящ носовой перегородки превратился в труху. Четвертый — и треснула кожа под глазом, превращаясь в шикарный кровоподтек. Бродяга брезгливо оттолкнул от себя молодчика, и тот свалился, словно кукла на шарнирах. Но на этом утренняя разминка не закончилась. Поднялся наименее пострадавший Павлуша и, прихрамывая, держась за отбитый бок, припустил к джипу. Его физиономия озарилась злорадной ухмылкой, он на мгновение пропал в салоне, а когда выпрыгнул обратно, в руках он уже сжимал помповое ружье, произведенное компанией «Моссберг»! Передернул цевье, расставил ноги. Бродяга не стал дожидаться выстрела, метнулся обратно в шиповник, и ветки сомкнулись за спиной. Павлуша чертыхнулся, стрелять уже было поздно. Он медленно возвращался к месту драки, держа карабин у пояса. Физиономию коверкала мстительная гримаса. Визжали девушки, прикрывая свои интимные места. Стонали, пытались приподняться городские парни. Блондинка сделала попытку отползти за окатыш, но Павлуша уловил движение, резко повернулся вместе со стволом.
— Куда, красотка? Лежать! Мы еще не закончили!
Девица застонала, спрятала лицо в ладошки. А Павлуша лисьей поступью обошел прогоревший костер, начал приближаться к шиповнику, который благоразумно помалкивал.
— Выходи, падла! — гаркнул он, сплевывая под ноги. — Зассал, сука?
Гигантом мысли он не был. Текущего времени бродяге хватило, чтобы обогнуть скалу и возникнуть у Павлуши за спиной. Шевельнулся куст справа от скалы, гибкое тело шмыгнуло за джип, оценило обстановку и отправилось дальше. Бродяга ускорялся — он двигался совершенно бесшумно, словно плыл по воздуху! Совершил техничный прыжок, когда до противника осталось метра три, — а Павлуша с ненавистью продолжал таращиться в кусты и готовился произвести «шальной» выстрел. Он прозрел, но поздно — обернулся, гадкая физиономия исказилась от страха, — бродяга вырвал ружье, сломав одновременно запястье. Павлуша откинулся, завизжал, как базарная баба. Мелькнул казенник, он же рукоятка помпового ружья, вонзился под нос, нанося кошмарные увечья — рвалась кожа, сыпались зубы, кости черепа лопались, словно хрустальные. Павлуша рухнул и задергался, изрыгая рвоту, часть которой приходилось проглатывать обратно.