Вайолет завистливо взглянула на танцующих. Она обманывала себя, уверовав в то, что сможет ужиться с человеком, которого волнует только его собственный статус. Как могла она решиться сказать «да» мужчине, который не любит танцевать? Как сможет она стать женой мужчины, которого никогда не сможет полюбить? Женой ханжи, которому неведома страсть?
— Вайолет, дорогая, я задал вам вопрос. Вы хорошо провели время в павильоне?
Вайолет стало стыдно, и она покраснела.
— Да, Годфри, — нисколько не покривив душой, ответила она. — Я даже не помню, когда я так хорошо проводила время.
Он вопросительно поднял бровь. Прошла секунда, за ней вторая.
— Могу ли надеяться, что маркиза упомянула меня или мои торговые ряды?
— Не помню.
— Но вы ведь обо мне говорили?
Вайолет уклончиво пожала плечами.
— Ну, вы же должны были о чем-то говорить все это время. — Годфри состроил недовольную мину и заложил руки за спину, сделавшись похожим на школьного учителя. — Что вы обсуждали?
— Вам действительно так хочется знать?
— Да.
— Мы говорили о поцелуях.
— О чем?
— Вы слышали меня, Годфри.
— Наверное, я ослышался.
— Она рассказала мне историю о том, как ее соблазнили. Ну, может, не всю историю. Полагаю, там присутствовали не только поцелуи.
— Господи. Неудивительно, что у аристократов такая дурная репутация. — Он тяжело выдохнул. — Надеюсь, вы не попадете под ее влияние.
— Я думала, вы хотите, чтобы я обзавелась связями в высшем обществе.
— Да, но… — Он покачал головой. — Я напрасно на вас нападаю. Мне ли не знать, что никому не под силу вложить в вашу прелестную головку неподобающие мысли. Возможно, ее влечет ваша добродетельность.
— Я думаю, она тоже хорошая женщина, Годфри.
Он оглянулся.
— Вы можете такое представить? Притащить с собой на праздник собственных лакеев? Должно быть, это придает им уверенности.
Вайолет улыбнулась. Годфри не был таким уж плохим человеком. Он заслуживал того, чтобы с ним была жена, которая его любит.
— По-моему, присутствие прислуги им только мешает, — ласково сказала она.
Он робко улыбнулся ей, и от этой его улыбки ей стало тошно. Вайолет грызла совесть.
— Когда вы вот так на меня смотрите, Вайолет, мне хочется соглашаться с вами во всем.
Глава 16
Кит вернулся к шатру. Он был мрачнее тучи. Самые опытные из его учеников узнали этот взгляд и мудро предпочли не обращаться к учителю ни с какими вопросами. По иронии судьбы единственным из его учеников, кто не проявил должной предусмотрительности, оказался Годфри, который не был включен в число участников сегодняшнего представления.
Кит прислонился к стволу ивы, наблюдая за тем, как одетый в цыганский наряд Пирс Кэрролл с убийственной точностью мечет ножи в мишень на лужайке. Представление, леденящее душу.
Кита все больше одолевали подозрения в отношении Пирса. Кто научил его так метко метать ножи? Фехтовать? Конечно, рождаются самородки. Но Пирс был мастером — он успел отточить мастерство еще до того, как попал к Киту в ученики. И с какой самоотдачей он работал! Кит не сталкивался с таким самоотречением во время тренировок с тех пор, как закончил обучение под началом своего приемного отца. Любуясь отточенными движениями Пирса, восхищаясь его сверхъестественной меткостью, Кит даже забыл о своем дурном расположении духа. Впрочем, Годфри поспешил напомнить ему о том, что сегодняшний день был далеко не самым удачным в его жизни.
Кит пытался сделать вид, что не слышит, что его зовут, но Годфри намека не понял.
— Могу я поговорить с вами минутку наедине, учитель?
Кит скривился. Ему показалось, что он заметил Вайолет за одним из накрытых столов. Увидел и подумал о том, как было бы ему приятно сейчас приподнять волосы с ее шеи, и как сильно хочется ему поцеловать тот трогательный изгиб, где плечо ее обнажено, и как с этого места он бы опускался все ниже и ниже, до самой груди. Господи, ее грудь!
— Чего вы хотите? — недовольно буркнул Кит, даже не пытаясь притвориться вежливым.
— Я насчет своей невесты, — с торжественной мрачностью объявил Годфри.
Кит выпрямился.
— Она хочет брать уроки фехтования?
— Разумеется, нет. Могли бы мы поговорить в шатре?
Кит пожал плечами и повернулся, гадая, не собрался ли этот недоумок вызвать его на дуэль. Призналась ли ему Вайолет? Может, кто-то увидел ее с Китом в башне и донес Годфри? Кит готов был умереть, защищая ее честь.
— В чем дело? — строго спросил у него Кит, когда они с Годфри остались вдвоем в душной тишине под брезентовым навесом. — Что вам так срочно от меня понадобилось? Для чего вы отвлекли меня от работы?
— Я сразу перейду к делу.
— Будьте любезны.
— Боюсь, невеста не находит меня привлекательным в том смысле, в котором следует.
Кит сложил руки на груди, борясь с желанием схватить Годфри за горло.
— И какое я имею к этому отношение?
— Я хотел бы увеличить интенсивность моего обучения. Мне бы хотелось фехтовать энергичнее и с лучшими результатами, так, чтобы на празднике у лорда Крэнвуда я имел бы шанс ослепить Вайолет, как ослепили ее вы.
— Я ее ослепил? Она так сказала?
— Так о вас пишут газеты, Фентон.
Кит потер щеку.
— Фехтование — это одновременно искусство и спорт. Но когда шпага становится источником пропитания, приходится, увы, это искусство опошлять. Я имею в виду театрализованные постановки.
— Я готов оплачивать дополнительные уроки.
— До праздника осталось всего три недели. Я не знаю, что можно успеть за это время.
— Я не ставлю никаких конкретных целей. Я всего лишь прошу вас уделить мне несколько дополнительных часов вашего времени, Фентон. Вы ведь мне поможете? Я не отличался ни силой, ни здоровьем, когда рос. Я знаю, что вам с вашими талантами трудно меня понять. Мои братья издевались надо мной до того самого дня, как я покинул дом.
— Сэр Годфри, ради Бога, перестаньте! Или я похож на отца-исповедника? Каждому из нас приходится преодолевать те или иные препятствия в жизни.
Годфри судорожно сглотнул.
— Даже если сила, которую я черпаю в вас, — иллюзия, то, занимаясь с вами, я чувствую себя лучше, чем если бы не занимался.
— Я не могу вам ничего обещать. — Фентон был неумолим.
— Я это понимаю. Мы могли бы начать завтра после полудня?
Кит стиснул зубы. Он ненавидел себя за тайную слабость — он не мог отказать нуждающемуся в помощи.
— Ладно, договорились. Шпага меня кормит, нанимают ли меня телохранителем или чертовой гувернанткой.
Принятое решение не улучшило ему настроения. Час от часу он все больше мрачнел, и к тому времени как вернулся к себе в академию, уже не был годен ни на что, кроме доброй драки. Он согласился подготовить своего соперника так, чтобы тот смог «ослепить» женщину, которую он, Кит, хотел и не мог иметь. Он дал слово Вайолет и дал слово Годфри. И что он за человек, если раздает обещания, которые не в силах исполнить? Неутоленное желание болезненно напоминало о себе. Кит был зол, как никогда.
Ситуация усугублялась еще и тем, что его студенты не видели причин для того, чтобы нарушать традицию отмечать шампанским успешное выступление. Киту праздновать было нечего.
И все же он не поддался искушению утопить свои горести в вине. Стоит ему начать пить в таком вот настроении, и он уже не сможет остановиться. Он воспитывал в своих студентах самодисциплину и должен быть для них примером, даже если это его убьет.
В тот вечер он до полуночи занимался со своими студентами. Он не давал им спуску, критикуя неуклюжие маневры, слишком размашистые выпады, сгорбленные плечи. Он муштровал их так, словно их завтра рекрутируют в мечники. Он доводил их до изнеможения. В конце концов сил противостоять учителю не осталось ни у кого, кроме Пирса Кэрролла.
Пирс принял вызов учителя так, словно с самого начала ожидал, чем все кончится.
— Мне не к чему придраться, — признал Кит, когда они с Пирсом скрестили клинки. — Но вы так чертовски хорошо фехтуете, что я не понимаю, почему вы не хотите сами получить диплом магистра шпаги.
— А зачем мне диплом?
— Для престижа.
— Мне плевать на престиж. И мне не хочется попусту тратить время и деньги. Я и сейчас могу зарабатывать своей шпагой. Почему бы вам не украсть у Годфри женщину, которую вы хотите?
Кит выбил шпагу из рук Пирса и отшвырнул ее ногой.
— Не смейте никогда больше говорить подобное.
Пирс поднял руки:
— Простите. Я не понимал, что это больше, чем страсть. Теперь я понимаю. Это личное. Никогда больше не заикнусь об этом. Тысяча извинений.
Кит повесил свою шпагу на стену. Он не проронил ни слова, пока Пирс пристегивал шпагу и надевал плащ. Пирс вышел, ничего не сказав.
Больше, чем страсть.
Это, видимо, слишком заметно, так что нечего пытаться это скрыть.
Это любовь, и она причиняла боль, словно бы его ранили прямо в сердце.
Как могла женская улыбка делать его беззащитным после всех испытаний, которые он перенес? Он думал, что эти испытания его закалили. Он ошибался. Как мог один поцелуй вновь превратить его в того несчастного нищего мальчишку?
Он был одинок, и лишь одна Вайолет могла скрасить его одиночество.
Он голодал, и он не видел способа утолить этот голод, поскольку лишь Вайолет могла его утолить.
К тому времени как экипаж подъехал к дому, леди Эшфилд сморило. Вайолет осторожно разбудила ее, и Годфри с Твайфордом проводили тетю к двери. Франческа отказывалась пользоваться тростью. Как странно, думала Вайолет, что та же самая трость, которая в руках джентльмена считается символом престижа, в руках пожилой женщины является символом дряхлости.
Занятая своими невеселыми мыслями, Вайолет не заметила девочку, стоявшую между тележкой торговца устрицами и фонарным столбом. Вайолет увидела ее лишь тогда, когда девочка выскочила ей навстречу.
Девочка была милой и пригожей, и вначале Вайолет показалось, что она ее знает. Что-то очень знакомое было в ее больших, широко расставленных голубых глазах. Еще один призрак из прошлого? Что-то в последнее время она слишком много думает о тех далеких днях.
— Мисс Ноултон? — спросила девочка, протянув Вайолет руку.
Вайолет опустила взгляд и увидела зажатое в детской руке письмо.
— Что это? — тихо спросила она.
— Это от моей мамы, мисс. Она спрашивает, простили ли вы ее, и она хотела бы пригласить вас к нам домой в следующий вторник в три часа дня. Мою маму зовут Уинифред Хиггинс.
— Уинифред?! — Вайолет вгляделась в лицо девочки. Неудивительно, что оно показалось ей знакомым. Те же черты, тот же живой взгляд, что и у незадачливой гувернантки из ее, Вайолет, отрочества. — Ты… ты ее дочь?
Девочка серьезно кивнула. Она выглядела гораздо старше своих лет. Господи, по подсчетам Вайолет, выходило, что ей не могло быть больше десяти. Но с другой стороны, и Уинифред в свое время выглядела гораздо старше своих семнадцати. Ее внешность — внешность взрослой женщины — и обманула тогда опекунов Вайолет.
И все же Вайолет не могла осуждать Уинифред за то, что она столь пренебрежительно относилась к своим обязанностям гувернантки. Если бы Уинифред вела себя более ответственно, Вайолет никогда бы не попала на кладбище и не приобрела бы там своего тайного друга. Уинифред сама тогда была наивной и юной, сама страдала от одиночества. Где она провела эти десять лет? В Лондоне? И одна растила дочь? Ей, видно, пришлось нелегко. Но кто сказал ей, что Вайолет сейчас живет здесь? Первое, что приходило на ум, — она узнала от Кита. Так неужели Уинифред и Кит поддерживают связь?
— Как тебя зовут? — спросила Вайолет, от волнения прикусив губу.
— Элси, мисс. — Малышка оглянулась через плечо, и только тогда Вайолет заметила на углу женщину в плаще. — Мама хочет искупить свою вину, — торопливо добавила она. — И просила, чтобы я передала вам, что наш район не самый благополучный и вам не следует ехать туда одной.
Вайолет кивнула, и ею овладело странное возбуждение. Приятное возбуждение, словно после бокала шампанского.
— Конечно.
— Но, как только вы зайдете к нам, вам будет не о чем волноваться. У нас дома безопасно.
«Что за странное замечание», — подумала Вайолет, и еще до того, как она успела задать еще один вопрос о приглашении, девочка повернулась и побежала к женщине, поджидавшей ее на углу. Вайолет подняла глаза и увидела, что Годфри уже вышел из дома и стоит на верхней ступени. Он окинул взглядом улицу, укоризненно качая головой.
— Эти попрошайки вечно тут как тут. Надеюсь, вы ничего ей не дали? Не следует поощрять нищенок.
— Ни пенни, — сказала Вайолет как ни в чем не бывало.
— Эти нищие — настоящая напасть. Хотелось бы мне однажды проснуться и обнаружить, что они все исчезли.
Вайолет посмотрела на него. Ее так и подмывало сказать, что, однажды проснувшись, он может обнаружить, что и она исчезла.
— Позвольте мне проводить вас в дом, — сказал он все тем же недовольным тоном. — Следующие несколько дней я не буду навещать вас так часто, как обычно. Надо готовиться к очередному представлению, знаете ли. Мне предстоят интенсивные тренировки.
— Тренировки?
— По фехтованию, — сказал он несколько раздраженно. — Где сегодня блуждают ваши мысли, Вайолет? Может, вы думаете о свадьбе?
Вайолет спрятала письмо под шалью и взяла Годфри под руку. Ей совсем не хотелось признаваться ему в том, что о свадьбе она как раз совсем не хотела думать. Ей не терпелось прочесть письмо от Уинифред. Что подумает тетя Франческа, если узнает, что уволенная со скандалом гувернантка желает загладить свою вину? Или дело было не только в этом? Вайолет не покидало чувство, что они оба — она и Кит — стали «жертвами» интриг маркизы, решившей поиграть в сваху.
Истинная леди швырнула бы письмо в огонь, не читая. Истинная леди смогла бы противостоять искушению. Она бы не повторила прошлых ошибок, она бы не стала наивно надеяться на то, что друзья спасут ее, пока еще не стало слишком поздно.
Глава 17
Кит был дома. Он читал один из трактатов своего приемного отца, посвященных технике ведения боя на шпагах, когда Кеннет принес ему приглашение на чай. Кит сразу заподозрил, что Уинни что-то замышляет. Она никогда прежде не присылала ему писем с приглашениями, а уже тем более писем на дорогой бумаге, сбрызнутой духами. Он время от времени ее навещал, и время от времени они случайно встречались на рынке. Однако он не виделся с ней с тех пор, как навестил после благотворительного бала.
Во вторник днем без четверти три Кит поднялся на ступени дома, в котором жила Уинифред. Дверь была оставлена открытой, и к дверному молотку голубой лентой была привязана записка, в которой хозяйка приглашала в свой дом всякого, кто захочет ее навестить. Что подтверждало подозрение Кита о том, что он не единственный гость, приглашенный к чаю.
В еще в одной записке, уже оставленной на столе, говорилось, что Уинифред срочно вызвали по делам. Не хочет ли ее гость отведать бренди и лимонный пирог в ее отсутствие? Кит снял свой длинный серый плащ и повесил на вешалку в прихожей, оставив там же на тумбочке шляпу и перчатки.
— Есть тут еще кто-нибудь? — спросил он. Ответом ему была загадочная тишина. Кит заметил, что ни на стульях, ни на диване не было обычных корзинок с одеждой, требующей починки.
Сердце его гулко забилось. Розовые шелковые занавески были задернуты. Оставалась лишь щелка, в которую проникало ровно столько света, чтобы в комнате был приятный полумрак. Раскаленные докрасна уголья в очаге приятно согревали комнату.
Кит узнал доносящийся с улицы стук подкованных копыт по брусчатке и скрип колес замедляющего ход экипажа. Он не стал подходить к окну. Вместо этого он подошел к двери и прислушался к стуку дамских туфелек по каменной лестнице. Кит различил и иной звук — звук более тяжелых шагов. Итак, леди прибыла сюда не одна.
Что, если это не Вайолет? И все же кому быть, если не Вайолет.
Каким образом Уинифред сумела убедить Вайолет приехать сюда? Понимала ли Вайолет, что он все эти дни жил одной надеждой ее увидеть? Догадывалась ли она, что он ждет ее сейчас? Она бы ни за что не поверила в то, что эта встреча произошла без его участия. Она обвинила его в том, что он на пару с маркизой заманил ее в павильон. Обвиняла она его напрасно. Сегодня он не мог столь же безапелляционно заявить, что не он подстроил эту встречу. Он не хотел снова ее упустить.
Вайолет постучала всего один раз. Твайфорд вызвался ее сопровождать, и действительно с ним она чувствовала себя увереннее. Она не могла сказать, подозревал ли он, что этот визит не был невинным визитом к белошвейке, но что бы ни думал Твайфорд, свое мнение он держал при себе. Вайолет знала, что он ее не предаст, как никогда не предавал в прошлом.
Она подняла дверной молоток, чтобы постучать во второй раз, и выпустила его из рук, потому что услышала лязг отодвигаемого засова. Дверь открылась, на пороге стоял Кит. Наверное, ей бы не следовало удивляться этой «неожиданной» встрече, но при виде его она всегда испытывала волнение и отчасти растерянность. Она забыла о том, что уже приняла решение. Она забыла о том, что они не должны больше видеться.
Кит покачал головой, словно отрицая то, что ожидал ее увидеть. Он был чисто выбрит, и волосы его были зачесаны назад, за уши. На нем был белый шейный платок поверх белоснежной и явно только что тщательно выглаженной рубашки. Подумать только — Кит сам гладил себе рубашку или заплатил служанке за эту услугу!
— Поверь мне, — хрипло проговорил он, — я не подстроил все это. Признаю, что я надеялся… Но тебе не следует здесь находиться. Я один в доме. Уинифред еще не подошла. Я не знаю, когда она намерена вернуться и вернется ли.