Годфри сразу раскусил Пирса. Он разглядел его гнилое нутро. И, встретившись с ним в фехтовальном салоне после того разговора, ясно дал ему понять, что о нем думает. Пирс явно его провоцировал, только вот неясно зачем.
Годфри было стыдно за себя за то, что он слушал такую чушь, и… Где этот Твайфорд? Почему дверь в дом не заперта?
Годфри, так и не дождавшись дворецкого, направился в гостиную, из которой раздавались приглушенные голоса Вайолет и ее тети. Годфри никогда прежде не приходил к невесте без предварительного уведомления, и теперь осознавал, что поступает крайне невежливо.
Он подумал о том, каким образом обставил бы свое неожиданное появление Фентон. Возможно, ему стоило у него поучиться и его напору и натиску. Но в доме было необычно тихо, и когда Годфри подошел к двери гостиной, то остановился, чтобы послушать, о чем там говорят.
— Я всю свою жизнь боялась тебе не угодить, — сказала Вайолет, и голос ее звучал уверенно и спокойно, куда увереннее, чем она себя ощущала.
— Я давно хотела рассказать тебе о матери, — сказала Франческа. — Пока твой дядя был жив, он не желал, чтобы даже имя ее произносилось при нем. Генри осуждал ее, даже если он обожал тебя и относился к тебе как к своему собственному ребенку.
Вайолет подвинула стул ближе к Франческе.
— Не плачь, тетя. Доктор сказал, что ты не должна волноваться.
— Мне нужно поплакать. Каждой женщине необходимо время от времени выплакаться. — Она промокнула слезы носовым платком, который вытащила из отороченной кружевом манжеты. — Ты копия Анны Марии. Ты такая же, как она. Во всем.
— О чем ты? — спросила Вайолет, скользнув взглядом по портрету Кита.
— Ты унаследовала ее своевольный характер, от которого у женщины одни лишь сердечные раны. Я должна была знать, что всего лишь оттягиваю неизбежное.
Вайолет отвернулась:
— Она умерла в родах из-за меня. Это так?
— Да, но…
— И мой отец так горевал, когда она умерла, что обвинил меня в ее смерти и с горя ушел на войну и не вернулся… Ему было все равно, убьют его или нет. Жизнь после ее смерти утратила для него смысл. Он хотел быть рядом со своей женой. Это ты мне говорила, когда я была маленькой.
Вайолет верила в эту историю и всякий раз, думая о матери, вспоминала о том, что рассказывала ей тетя.
Франческа болезненно поморщилась, словно ей было стыдно за себя, словно она чувствовала себя виноватой.
— Я слишком стара, чтобы жить во лжи. Не важно, что намерения мои были благими — я стремилась тебя защитить. А вместо этого я принуждаю тебя выйти за мужчину, который тебе не пара.
— Ты меня не принуждала.
— Твоя мать любила твоего отца достаточно сильно, чтобы презреть приличия, чтобы пойти против семьи, предать наших родителей, — сказала Франческа, и в глазах ее отразилась боль. — Она любила его, а он ее — нет.
— Он ее не любил?! — спросила Вайолет, покачав головой. — Ты уверена?
— Более чем, — с горькой улыбкой ответила Франческа. — Его никак нельзя назвать человеком порядочным. Когда лорд Ламбет узнал, что твоя мать беременна, он не только заявил, что между ними ничего не было, он еще и заплатил трем другим мужчинам, чтобы они под присягой поклялись, что состояли с твоей матерью в интимных отношениях.
— Какая гнусность!
— Твой дядя хотел драться с ним на дуэли, но не стал этого делать ради тебя. Мы должны были всеми способами стремиться избежать скандала.
— Но как это могло случиться? — Вайолет не верила своим ушам. — Как он мог скрыть то, что за ней ухаживал? Ты говорила мне, что он за ней ухаживал.
— Он встречался с ней тайно, Вайолет, и я была их сообщницей. Он был обручен с другой женщиной, но ни Анна Мария, ни я об этом ничего не знали. Он предал нас обеих.
— И как она поступила?
— Что она могла сделать? Мои родители отправили ее к старшей кузине «в ссылку», и я поехала с ней, чтобы люди подумали, будто мы вместе поехали к заболевшей родственнице заботиться о ней. И наша кузина нашла людей, которые согласились взять тебя на воспитание.
Вайолет смотрела на нее во все глаза, но, кажется, признание не сильно ее потрясло. Она не задавала больше никаких вопросов, сразу все приняв на веру. Может, она уже давно подозревала нечто в этом роде.
— Я могла оказаться в сиротском приюте, — сказала Вайолет.
— У тебя были родственники, — возразила Франческа. — Я была на несколько лет старше Анны Марии, и я бы никому не позволила отдать тебя чужим людям. Барон ухаживал за мной в это трудное, ужасное время. Я вышла за него за два месяца до твоего рождения, и он согласился, чтобы мы стали твоими приемными родителями.
Вайолет выдохнула.
— Я всегда чувствовала, что со мной что-то не так. И теперь я знаю, что именно. Неудивительно, что ты за меня переживала. Я не леди, я незаконнорожденная самозванка.
— Даже если ты испытала большое облегчение, не стоит так явно это демонстрировать, — сказала Франческа и засмеялась, несмотря на то что на глазах ее еще не высохли слезы.
— Но мне действительно стало легче. Мне не надо делать вид, словно я живое воплощение женских добродетелей.
Тетя ее шмыгнула носом.
— Не пугай меня! Ты ведь не хочешь сказать, что теперь готова пуститься во все тяжкие? Только посмей!
— Я не леди, — задумчиво протянула Вайолет, и на ее губах заиграла улыбка. — Я могла бы начать свой жизненный путь в сиротском приюте. И могла бы быть сейчас куртизанкой.
— Вайолет!
Вайолет прикусила губу.
— Пожалуйста, не расстраивайся. Извини, я же несерьезно. Но… Мне не стыдно. Бедная моя мать, как, должно быть, она меня ненавидела!
— Не смей даже думать так! Она любила тебя и до самой смерти переживала, что тебе придется нести груз ее грехов.
— Я не принадлежу к так называемому высшему обществу.
Франческа неодобрительно нахмурилась:
— Об этом никому знать не обязательно. Твой дядя похлопотал, чтобы документы твои были в порядке. У нас есть свидетельство о браке твоей матери с никогда не существовавшим джентльменом. Надо сказать, ему пришлось дать крупную взятку, чтобы о твоем рождении сделали соответствующую запись в книге записи актов гражданского состояния.
Вайолет взглянула на тетю:
— Тебе следовало рассказать мне об этом гораздо раньше.
— Вам следовало бы рассказать мне, — прозвучал голос, подобный громовому раскату. Сэр Годфри в гневном порыве распахнул дверь. — Такие вещи джентльмену следует знать прежде, чем он возьмет в жены невесту сомнительного происхождения.
— Как вы смеете, — сказала Франческа, силясь подняться с кресла.
Вайолет вскочила и обняла тетю за плечи, побуждая ее оставаться на месте.
— Не вставай, тетя Франческа. Я не хочу, чтобы ты расстраивалась.
— А как же я? — возмутился Годфри. — Здесь хоть кому-нибудь есть дело до того, что меня обманули?
— Боюсь, что нет, — ответила Франческа.
Годфри шагнул к Вайолет с перекошенным от презрения лицом:
— Я мог бы догадаться обо всем, когда увидел вас на балу. Как вы танцевали! Вы прирожденная развратница.
Вайолет смерила его надменным взглядом:
— Если вы скажете что-то подобное еще раз, я вас ударю. Я не шучу, Годфри. У меня от природы горячая кровь, и если вы меня доведете… Ну, вам лучше не знать, что я могу сделать.
Годфри попятился.
— Я… я думал, что женюсь на настоящей аристократке. Что, по-вашему, я должен сказать, если меня спросят, почему мы расторгли помолвку?
— Не знаю, Годфри. — Вайолет стало его даже немного жаль. — Это даже к лучшему, что вы сейчас обо всем узнали.
Он схватил трость.
— Только подумать, сколько денег я потратил на цветы, чтобы произвести на вас впечатление!
— Цветы произвели на меня впечатление, Годфри. Но ваша мелочность оттолкнула.
Он повернулся и оказался лицом к двери, в которой стоял Твайфорд. Брови дворецкого были вопросительно приподняты.
— Вы уходите, сэр?
— Задерживаться не собираюсь!
— Годфри…
Он оглянулся в гневе:
— Что еще?
— Вот. — Вайолет вытащила из вазы уже наполовину увядший букет и сунула в карман его сюртука. — Нам чужого не надо.
С этим Годфри ушел.
— Какая дикая выходка, Вайолет. — Франческа первой нарушила молчание. — Жаль, что я сама не положила этому конец.
Глава 24
После одиннадцати вечера завсегдатаи паба на углу рядом с фехтовальным салоном высыпали на улицу, чтобы развлечься бесплатным представлением. Более обеспеченные зрители наслаждались шоу, комфортно устроившись в своих экипажах. Всегда приятно понаблюдать за тем, как маэстро тренирует своих учеников. Веселый звон клинков, глухой топот ног по деревянной лестнице — учитель засекал время с помощью секундомера, заставляя учеников бегать на скорость, и, перекрывая этот шум зычным голосом, по-дружески покрикивал на учеников. Все это создавало у присутствующих, включая и самого маэстро, приподнятое настроение.
Впрочем, дружеское расположение Фентон испытывал не к каждому студенту, хотя и старался со всеми держаться ровно. И молодой человек с землисто-серым цветом лица, который сейчас, нахально расталкивая локтями толпу, пробирался к двери фехтовального салона, вызывал у Кита далеко не дружеские чувства.
— Да поможет мне Бог, — пробормотал Кит.
Герцог Уинфилд, бывший ученик и старинный приятель, потерявший в прошлом году отца и за три года до этого жену, оглянулся с веселым недоумением.
— А, к нам явился галантерейщик. Он какой-то бледный. Похоже, он ищет жилетку, в которую можно выплакаться. И боюсь, маэстро, на роль жилетки он выбрал вас.
— Прекратите, — сказал Кит с натянутым смешком и повернулся к лестнице, делая вид, что не заметил Годфри, который, спотыкаясь и ничего не замечая вокруг себя, шел прямо к нему. Что, черт возьми, случилось с ним на этот раз? Вид у Годфри был такой, словно он проглотил смертельную порцию яда.
— Смотрите, куда идете, Годфри! — крикнул ему кто-то из фехтовальщиков. — Я чуть было не снес вам голову.
Годфри подошел к Киту и вытер платком лицо.
— Мастер Фентон, нам надо поговорить наедине.
— Не сейчас.
— Именно сейчас.
— Не…
— Это насчет Вайолет. Я должен поговорить с вами один на один.
Кит остановил секундомер.
— Проходите в мою уборную. Но клянусь, это в последний раз. — Он поднял глаза на высокого мужчину, что стоял у двери, внимательно разглядывая кончик своей шпаги. — Позвольте нам пройти, Пирс.
— Прошу. — Пирс церемонно открыл перед ними дверь и, пропустив Годфри с Китом в дом, захлопнул ее с громким стуком.
— Так в чем дело?
— Я узнал правду о своей невесте.
Герцог Уинфилд, прищурившись, смотрел на черноволосого мужчину, который стоял в другом конце комнаты, небрежно прислонясь спиной к двери в уборную.
Брюнет спокойно встретил взгляд герцога и усмехнулся. Оба молчали. Уинфилд не скрывал своей неприязни к Пирсу. Пирс первым отвел взгляд и, поигрывая шпагой, неторопливо направился к выходу. Проходя мимо Уинфилда, Пирс с покоробившей герцога фамильярностью заметил:
— Я думаю, Годфри сам себе вырыл могилу.
— Это не наше дело.
— О, разумеется. Я бы никому, кроме вас, не стал этого говорить. Я знаю, что Фентон может вам доверять.
— Да, — отвернув лицо в сторону, сказал Уинфилд. — Если будет нужно, он может доверить мне и свою жизнь.
* * *Кит смотрел на кинжал, лежавший на туалетном столике за спиной Годфри. Пусть кинжал был бутафорским, но никогда еще Кит не испытывал столь сильного искушения применить его по прямому назначению.
— Зачем вы вообще стали подслушивать? — брезгливо поморщившись, спросил он.
Годфри вынул из кармана увядший букет:
— Вот возьмите. Эти цветы лучше всего символизируют мои чувства к ней.
— То есть ваши чувства недолговечны, как срезанные цветы?
— Не придирайтесь к словам. Я пострадавшая сторона.
— Возьмите любого из нас — стоит копнуть чуть глубже, и вы наткнетесь на скелет в шкафу. Что заставило вас явиться в ее дом без приглашения?
Годфри отвернулся, и Кит сразу увидел, что Годфри правды не скажет.
— Я встревожился, когда никто не открыл мне дверь. Леди Эшфилд нездоровится последнее время, а Вайолет, вместо того чтобы ухаживать за тетей, предпочитает заниматься благотворительностью.
— Вам должно быть стыдно, сэр Годфри. Разве можно осуждать леди за то, что она делает добро другим.
— Но она не леди, вот в чем суть. И ей безразлично то, что она своим обманом разбила мне сердце.
— Вы сказали, что она сама не знала о своем прошлом.
— Фальшивое насквозь, это ее прошлое! Кто мог бы вообразить, что за столь приятным фасадом скрывается грех, а добродетельность ее не более чем притворство!
Кит чувствовал, что в нем закипает гнев.
— А кто мог вообразить, что вы жаба, недостойная ее доверия?
Годфри судорожно сглотнул:
— Вы же не ждете от меня, чтобы я на ней женился после того, как узнал о ее позорном происхождении?
— Ква-ква, — тихо сказал Кит. — Надеюсь, никто не наступит на вас до того, как вы покинете эту комнату.
— Но… — Годфри удивленно округлил глаза. — Я не могу расторгнуть помолвку, не возбудив сплетен.
— И чего вы ждете от меня? — жалостливо поинтересовался Кит. — Впрочем, у меня есть предложение.
Годфри побагровел от ярости:
— Вы намекаете на то, что мы должны драться на шпагах?
— Так вы предпочитаете пистолет?
— Я пришел к вам за сочувствием, Фентон.
Кит бросил цветы в мусорную корзину. Действительно ли баронесса держала Вайолет в неведении? И вообще не выдумка ли все это?
— Единственное, в чем может выражаться мое сочувствие, — сказал Кит, провожая Годфри до двери, — так это в совете: идите отсюда как можно быстрее. Боюсь, если вы задержитесь, я не смогу избавить вас от скандала.
Годфри закрыл глаза.
— Я думал… Мне бы почти хотелось, чтобы вы и она…
Кит замер.
— Продолжайте.
— Чтобы и вас миновал скандал. — От волнения дыхание его участилось, стало хриплым. — Вы никому не расскажете? Это останется между нами, Фентон?
— О чем вы?
— Я не могу допустить, чтобы кому-то стало известно о причинах, побудивших меня расторгнуть помолвку. Наши отношения должны прекратиться тихо, без скандала.
— С чего вы решили, что можете мне доверять?
— Потому что вы человек чести, а я жалкий трус.
Улыбка Кита была хищной.
— При одном условии.
— Я приму любое, — сказал Годфри. Лицо его сделалось серым, он стоял, прижимаясь спиной к двери, словно боялся, что упадет, если лишится опоры.
Кит вздохнул. Как бы ему хотелось забыть о том, что в его жизни только две вещи имеют значение: Вайолет и его честь. Он не мог дальше измываться над Годфри, как бы этот подонок того не заслуживал.
— Я сохраню вашу тайну…
— Да благословит вас Господь, — выдохнул Годфри, сжав ладони под подбородком в молитвенном жесте.
— Не святотатствуйте!
— Так все-таки вы ставите условие?
— Мое условие, — процедил Кит, — чтобы вы никогда не отзывались о Вайолет дурно. Более того, вы должны забыть о том, что вообще были с ней знакомы. Чтобы вы больше никогда не переступали порог ее дома. Я найду способ вас убить, если вы скажете о ней хоть одно дурное слово.
Годфри кивнул:
— Я знал, что вы поймете.
— Я понимаю, что вы идиот. — Кит локтем отодвинул его от двери, чтобы ее открыть. — Ни слова никому. И, Годфри…
— Да?
— С сегодняшнего дня вы исключены из академии. Без возмещения внесенных средств.
Годфри юркнул за дверь, едва Кит ее открыл. Он вышел из фехтовального зала с мрачным видом, провожаемый угрюмыми взглядами однокашников.
— Ну? — с вызовом бросил им Кит. — Что стоите, словно оловянные солдатики? Скрестить шпаги!
— Фентон.
Кит обернулся на голос Уинфилда.
— Что еще?
— Как давно вы знакомы с Пирсом Кэрроллом? — спросил Уинфилд, когда они встретились возле лестницы.
— Месяцев шесть, самое большее — семь. А в чем дело? И где он?
Оба они, и Кит, и Уинфилд, обвели взглядом помещение, но так и не увидели франтоватого брюнета, способного перемещаться со скоростью молнии.
— Он ушел, — констатировал Уинфилд.
— И что там насчет Пирса?
— Мне он не нравится. Я ему не доверяю. Он вынашивает в отношении вас какие-то темные планы. Вы знали, что он француз?
— Я слышал, что он говорит по-французски, но я и сам время от времени говорю на этом языке. Фехтовальные термины придумали французы, и всякий человек с серьезным подходом к этому искусству должен рано или поздно выучить их, или…
— Пирс Кэрролл — имя вымышленное. Его зовут по-другому. Я думаю, что он что-то скрывает о своем прошлом.
— Я тоже не слишком горжусь своим происхождением.
— Но ваше прошлое не тянет вас назад. Вы поднялись выше его.
Кит покачал головой:
— Я всегда имел преступные наклонности. Они у меня и сейчас есть. И я знаю грешников больше, чем могу сосчитать. Но милостью Господа и благодаря вмешательству отца я избежал тюрьмы и виселицы. Так кто, по вашему мнению, Пирс?
— Я увидел фамилию Суби на письме, которое выпало из кармана его сюртука, когда мы фехтовали с ним в последний раз. Я бы даже ничего не заподозрил, если бы он не схватил его так, словно боялся, что его могут заметить.
— Де Суби. Вы уверены?
— Да.
Кит молча снял со стены шпагу, висевшую над полкой, заваленной рапирами.
— Мой отец, — сказал он наконец, — имел одного заядлого врага — шевалье де Суби, у которого был сын на несколько лет меня старше. Я мог бы догадаться в тот день, когда наблюдал за тем, как Пирс мечет ножи, что он не тот, за кого себя выдает.