— Мы уехали из Манкс-Хантли сразу после похорон дяди Генри, — сказала Вайолет.
Она не стала рассказывать, что, узнав о ее дружбе с Китом, тетя и дядя впали в ярость и посадили ее под домашний арест. Вайолет было стыдно, что она разочаровала своих опекунов, и она чувствовала себя виноватой из-за того, что мисс Хиггинс прогнали из дома. И все же сейчас она танцевала с тем мальчиком, общаться с которым ей строго-настрого запретили. С тем самым мальчиком, который стал магистром фехтования, и в числе зрителей, наблюдавших за ней и Китом, была не только ее тетя, но и ее жених.
Даже сейчас она не могла никому рассказать, что она и обворожительный Фентон водили дружбу в ранней юности. И все же если бы она могла, она бы с радостью последовала за ним куда угодно, и ей было бы все равно, успеет ли она домой к завтрашнему чаю или нет.
Но она не станет так поступать. Теперь она жила по правилам. Тетя усмирила ее порочные склонности.
Так было. До сегодняшней ночи.
Глава 7
Кит не получил бы звание магистра фехтования в самом Париже, если бы не научился управлять своими эмоциями. Он не произвел бы нужного впечатления на профессоров, если бы хватался за шпагу при первом обидном слове.
Но Вайолет удалось пробить его оборону.
Это было волшебной сказкой, только наоборот.
Держать ее объятиях и делать вид, что того лета десятилетней давности не существовало, было испытанием не из легких. Как-никак их разделяли десять лет. А это достаточное время, чтобы понять, сколько она для него значила. Она заставила его почувствовать себя всесильным тогда, когда, казалось бы, падать было уже некуда.
У него было столько вопросов к ней, так много он должен был ей объяснить, но танец не длился вечность, и, увы, не в его власти остановить время. Вайолет танцевала выразительно. Руки ее порхали, словно крылья ангела.
Все, что бы он ни придумывал, она повторяла, как в зеркале, каждое его движение. Когда рисунок танца заставлял их соприкасаться спинами, кровь в нем вскипала, каким бы кратким ни был контакт.
Быстрое касание ее плеча его плеча давало намек на то, что Вайолет не была такой уж скромницей, какой казалась на первый взгляд. Ему требовалась предельная концентрация внимания, чтобы не сдать позиций и остаться ведущим в их паре.
Она сделала арку руками, глядя снизу вверх в его лицо. Переходы между па у нее получались плавными. Она двигалась мягко и пластично, но спина при этом оставалась прямой.
Его охватило опасное возбуждение. Если они так хорошо двигались в паре в танце, то окажись они вместе в постели, так, пожалуй, устроили бы настоящий пожар. Жаль, что он никогда не проверит истинность своего предположения.
Глаза Вайолет сияли в свете свечей. Он хотел привлечь ее к себе и попросить всех покинуть зал на пару часов. Он хотел спросить ее, что сталось с Элдбертом и Эмброузом, и знала ли она, что мисс Хиггинс поселилась в Лондоне и работает белошвейкой и что они с Китом частенько вспоминают Манкс-Хантли?
Но он осознал, что танец заканчивается и что Вайолет ждет другой партнер по танцу.
Кит приблизился к Вайолет, надеясь задержать ее подле себя еще чуть дольше. Протянул руку к ее плечу и замер.
Она снова подняла на него глаза. Что мог он сказать? Он же не мог просто взять и, схватив ее на руки, унести в свой мир полусвета?
— Я надеялась, что ты, повзрослев, не превратишься в распутника, — тихо сказала она.
— Что подразумевает, что я им не был раньше. Но я был.
— Нет, не был. Я бы этого не сказала.
— Но это правда, — сказал Кит, ухмыляясь. — Рядом с тобой я вел себя так хорошо, как только мог. То, что я делал в работном доме… Ну, это рассказы не для дамских ушей.
— Я не думаю, что ты когда-либо был настолько испорчен.
— Я украл брюки Эмброуза. Я солгал, когда сказал, что нашел их в траве. Я предал тебя в первый же день нашей встречи. Ты защищала лжеца. И я тебе это позволил.
Выражение лица Вайолет не менялось. Кит не был уверен в том, что она вообще услышала его признание, пока не улыбнулась, покачав головой.
— В любом случае на тебе брюки Эмброуза выглядели гораздо лучше, чем на нем самом, — сказала она.
Через мгновение начался еще один танец, и пары заняли свои места в зале. Кит и Вайолет отошли к стене.
— Ладно, твоя взяла, — продолжила Вайолет. — Ты всегда был негодником. Я с самого начала знала, что ты украл его брюки.
— И я все равно тебе нравился?
— Да, нравился.
— Почему?
— Ты был одинок, как и я, в тебе жила жажда приключений, и, даже если ты не хотел этого признавать, ты был хорошим парнем.
Кит улыбнулся:
— И потому ты флиртовала со мной на лестнице еще до того, как меня узнала? Потому что я хороший?
Она покраснела:
— Не вполне точно. Насколько мне помнится, ты первым начал со мной флиртовать.
— Но ты подхватила игру. А ведь на моем месте мог бы быть кто угодно — ты ведь не знала, что это я. На мне была маска. А на тебе нет.
Она покачала головой:
— Нет. В тебе было что-то особенное. Я не могла определить, что это. Мне не пришло в голову подумать, что я тебя знаю.
— Но ты меня знаешь.
— На самом деле нет.
— Ну, мы могли бы возобновить нашу тайную дружбу, если ты хочешь.
Вайолет была в нерешительности.
— Вряд ли, — с виноватой улыбкой сказала она.
— Но ведь тебе хочется. Это видно.
— Может, и так. Но едва ли это хорошая мысль. И я едва ли решусь на такое. Тетя страшно боится повес. У нее настоящая фобия.
— Обещаю, что я не стану ее похищать. Или красть ее брюки.
— Не насмехайся над ней, Кит.
Глаза его потемнели.
— Я не насмехаюсь. Я не стал бы. Но… Она помнит меня?
— Я не могу сказать, насколько хорошо она тебя помнит, но поскольку даже мы с тобой сразу друг друга не узнали, сомневаюсь, что ей это удастся.
— Ладно. — Кит покачал головой, позволив Вайолет думать, что сдался. — Я понимаю. Здесь сегодня слишком много народу.
— Мне жаль, Кит. Это…
— Когда я могу увидеть тебя вновь? — тихо спросил он и подумал, что, будь у него больше времени, он мог бы превратить желаемое в возможное… Только вот в возможность чего? Вайолет уже дала ему шанс раньше. Возможно, она даст ему и второй шанс. Но он знал, что не мог снова упустить свою мечту, даже ни разу ее не поцеловав. По крайней мере без поцелуя он ее не отпустит.
— Не проси, — прошептала Вайолет. Если он вновь попросит ее о встрече, она не сможет ему отказать. — Не сейчас.
— Пять минут — и все, — продолжал Кит, не обращая никакого внимания на ее нерешительность. — В той самой прихожей перед лестницей, где мы встретились раньше.
— Не думаю, что помню, где она находится.
— Попроси лакея проводить тебя в Розовую приемную. Только пять минут. Умоляю.
— Я не могу просить лакея… — Но в воображении она уже шла туда. Шла прямо в объятия беды, как сказала бы тетя.
Кит выпрямился. Какая горделивая осанка!
— Я должен многое о тебе узнать.
Он ждал и думал, что она не придет.
«Я должен многое о тебе узнать. И я должен сорвать поцелуй».
Но не только это. Он должен был рассказать ей намного больше того, что возможно рассказать за один вечер, но надо же было с чего-то начать. Он не хотел, чтобы она считала его повесой, но со стороны он именно таким и выглядел. Он просто хотел увидеться с ней без посторонних. Поцелуй мог бы скрепить прошлое или открыть широкую дорогу в будущее. Вайолет, конечно, будет против. Он не стал бы принуждать ее к поцелую. Но он уже знал, что не может позволить ей выйти замуж за галантерейщика. Разве Годфри не признался, что желает получить наследство Вайолет так же сильно, как и ее любовь?
К черту прошлое, думал он, ожидая ее в Розовой приемной, где неярко горела единственная лампа. И будущее тоже к черту. «Подари мне поцелуй, Вайолет, и пусть настоящее отнесет нас туда, куда пожелает. Откажи мне, и я не стану больше просить. Но не жалей меня. Не целуй меня потому, что когда-то тебе было меня жаль». Чего он совсем от нее не хотел, так это жалости.
Едва Вайолет появилась у двери, он взял ее за руку, закрыл дверь и потянул за собой, прижав к стене. Шелест ее шелковых юбок не затихал, пока она не замерла. Несколько мгновений ни один из них не произнес ни слова. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, когда он бережно гладил ее щеки и подбородок, нежно касаясь лица подушечками пальцев.
Она запрокинула голову, словно предлагала ему коснуться горла. Кит наклонил голову и прижался губами к бьющейся жилке. Он прикоснулся к ней кончиком языка и почувствовал, как Вайолет вздрогнула.
— Должно быть, я не в себе, — сбивчиво прошептала она. — Я бы никогда не позволила себе такого. Но встретить тебя здесь, сегодня… Это явилось для меня таким… сюрпризом.
Смех Кита был хрипловатым.
— Все равно что назвать сюрпризом Великий лондонский пожар.
В глазах Вайолет появился ироничный блеск.
— Совсем не так отреагировал ты, когда я впервые предложила тебе дружить.
— Я похоронил того мальчика в катакомбах десять лет назад, когда уехал. Он мертв.
— Он не мертв для меня, — сказала Вайолет с чувством. — Да и Лондон так не думает. И ты это знаешь.
Кит улыбнулся: Вайолет по-прежнему горячо отстаивала свои убеждения.
— Проблема в том, — сказал он, — что Лондон меня не знает. Не так, как ты.
— Никто не знает о твоем прошлом? — спросила Вайолет после паузы.
— Кое-кто знает, да, но их совсем немного. Семейство Боскасл, например. Я не мог бы с чистой совестью работать на лорда Роуэна, скрывая свою историю. Для большинства достаточно знать, что я сын капитана Чарлза Фентона и что мы оба упрямые и своевольные солдафоны, преданные клинку и друг другу.
— Нет греха в том, чтобы родиться в бедности.
— Ты не слышала? Обездоленные заслуживают страданий. Но есть кое-что, что тебе следует знать. Я покинул тебя не потому, что этого хотел.
— Я потом это поняла, — сказала Вайолет. — Как бы я того ни желала, я не могла ничего сделать, чтобы ты остался.
Он покачал головой:
— Я бы стал неуправляемым. Я мог бы даже причинить тебе боль, обидеть тебя. Я мог бы связаться с очень плохими людьми. Действительно плохими.
— Что на самом деле произошло после того, как ты уехал? — спросила Вайолет, глядя на Кита с улыбкой, заставлявшей его забыть о том, что она не про его честь. Ее улыбка успокаивала его, усмиряла его нрав, когда они были подростками. Она продолжала оказывать на него влияние столь же сильное, но на этот раз отнюдь не успокаивающее. Вайолет была так соблазнительно женственна, и она будила в нем всех тех демонов, которых он, казалось, уже давно укротил. — Все, что я помню, это то, что тебя отдали в ученики капитану кавалерии и что Эмброуз сказал, что он пил, потому что его единственный сын погиб на войне.
— Это так, — признал Кит. — Он стал отшельником после того, как умер его сын. Он пил и выходил из дому, только когда вокруг не было людей. Временами он наблюдал за мной из-за деревьев в лесу, когда бывал пьян, думая, что я призрак его мальчика. А потом мы встретились с ним в лесу, и он узнал, что я не призрак и что я из работного дома.
Вайолет нахмурилась:
— Он выдал тебя?
— Нет. Я попался по неосторожности. Он пошел к попечителям прихода и спросил, продаюсь ли я. На воротах уже повесили объявление. Он увидел его и купил меня.
— О, Кит, пожалуйста, скажи, что он был добр к тебе.
Кит покачал головой, не глядя на нее.
— Я ожидал, что он будет относиться ко мне примерно так же, как ко мне относились в работном доме. Я собирался обокрасть его и сбежать при первой возможности. До того, как эта возможность мне представилась, Фентон усыновил меня. И за одну ночь я стал не просто учеником фехтовальщика, но и его сыном.
— Тогда он действительно был добрым человеком, — с облегчением сказала Вайолет.
Глаза его лукаво поблескивали.
— Первое, что он сказал мне, когда привел домой, что если он мог вымуштровать целый полк, то сможет и крысу выдрессировать.
— Крысу? Полагаю, ты с ним подрался.
— Конечно. Я убежал в ту же ночь.
Глаза ее расширились:
— В Манкс-Хантли? Куда ты отправился?
— К Элдберту домой, но он спал. Конюх его отца привел меня обратно к капитану домой. В ту ночь ливень шел не переставая.
— Жаль, что он ничего не сказал Элдберту.
— Я заставил его поклясться, что он не скажет. Я не хотел, чтобы он думал, словно мне некуда деться. У меня была кое-какая гордость.
Вайолет вздохнула.
— И после этого все пошло хорошо?
Кит засмеялся.
— Черт, нет. Я неправильно оценил ситуацию. Он был офицером, мастерски владел оружием, и к тому же он был одиноким человеком, которого преследовал призрак счастья, что некогда он имел в Манкс-Хантли. Я, как тебе известно, был маленьким негодяем. Когда мы отчалили на корабле от берегов Англии, я знал, что меня купили по дешевке, чтобы потом подороже перепродать иностранным пиратам.
Она подняла взгляд и посмотрела ему в глаза.
— Вот это и сказал Эмброуз — что тебя продали пиратам. И что пираты продали тебя на аукционе рабов.
— Я ни разу в глаза не видел пирата. Если бы увидел, то скорее всего попросился бы к ним.
— Эмброуз также предсказывал, что из тебя сделают евнуха.
Кит приподнял бровь.
— Я могу доказать ложность этого предсказания, если тебе так любопытно, но джентльмен так бы не поступил.
Вайолет смущенно заморгала.
— Я думаю, мне хватит твоего слова. И куда привез вас тот корабль?
— На Майорку. — Кит усмехнулся. — Когда мы прибыли в порт, я заприметил на пристани бородатого мужчину в красном плаще. Я сказал, что не стану сходить с корабля. Мол, топи меня, как котенка, все равно не сойду. Но вначале поймай меня.
— В те дни тебя было непросто поймать, — сказала Вайолет, покачав головой.
Он мрачно усмехнулся:
— Ну, он меня все же поймал. Однако ему понадобилось для этого три часа. В ту ночь мы ехали на осликах по мощенным булыжниками улицам вверх и вверх, пока не добрались до хижины, где я увидел, как куют мечи. Вскоре после этого мы поехали в Париж, чтобы я мог учиться и получить диплом.
— Диплом магистра фехтования, — задумчиво протянула Вайолет. — Я могла бы об этом подумать. В скольких дуэлях ты участвовал?
— На смерть?
— О! Наверное, не стоило спрашивать. Я не хочу этого знать.
— Ответ — ни в одной. Я не хочу сказать, что ни разу не случалось так, чтобы я был к этому близок. Но я пообещал отцу, что не стану рубить сплеча при малейшем оскорблении. У него во Франции случилась ссора с другом, когда они были еще зелеными юнцами, только начавшими учиться фехтованию. Ссора закончилась дуэлью.
— Он убил своего друга?
— Нет. Но он повредил ему запястье так, что тот уже больше никогда не мог фехтовать. Мой отец был пьян и всю жизнь сожалел о содеянном. Шевалье никогда так его и не простил и назвал его трусом за то, что он его не убил вместо того, чтобы искалечить на всю жизнь.
— Но он хорошо с тобой обращался.
— Как и ты, — сказал он.
Кит смотрел в лицо Вайолет и боролся с чувственным голодом. Если бы только она не смотрела на него вот так. Словно она верила в него, в то, что их давняя дружба может возродиться и во что-то превратиться… В неугасимую страсть? В любовь?
Ее незащищенность, ее ранимость, должно быть, привлекала многих ухажеров. Вайолет обладала редким даром дружбы. Она слушала, и даже сейчас она его не судила. О, как удивительно приятно снова ощущать себя самим собой.
Он улыбнулся:
— А ты чем занималась последние десять лет?
— В отличие от тебя не могу похвастать ничем таким интересным.
— Нет? Сомневаюсь.
Вайолет засмеялась:
— Ну, для начала, я никуда не выезжала из Англии. Никогда. Мы с тетей весь последний год проводим в разъездах. Я занималась благотворительностью, и я должна благодарить тебя за то, что ты открыл мне глаза. До нашей встречи я смотрела на мир сквозь розовые очки. И… Я научилась танцевать и пользоваться веером, чтобы отпугивать слишком настойчивых кавалеров.
— Мои комплименты твоим учителям танцев, — улыбнулся Кит. — Полагаю, у тебя их был целый батальон. В бальном зале по твоей милости я чуть не задохнулся, но я не могу винить в этом только танец.
— Я задыхалась.
— И где твой веер, чтобы меня отпугнуть? — медленно спросил Кит.
Вайолет посмотрела на дверь.
— Трудно понять, где веер, когда тебя прижимают к стене. У меня такое чувство, что я его уронила, когда ты схватил меня в объятия.
— Мои извинения.
— И мои комплименты тебе за безболезненное разоружение.
— С моей точки зрения, это прошло не безболезненно, — заметил Кит.
— Твоя слабость не видна, — невинно прошептала она.
Кит засмеялся:
— Это все тренировки. Я хорошо ее прячу. Мастер фехтования учится манипулировать теми, кто вокруг него.
— Я слышала, что многие леди практикуют те же приемы.
— А именно?
— Я думаю, этот прием называется «провокация».
— Да. — Кит смотрел ей в глаза. — Древняя и прекрасно отработанная боевая стратегия, которой я восхищаюсь. Не каждая женщина способна применить ее с пользой для себя.
— Я так горжусь тобой, Кит, — произнесла Вайолет с нежностью.
Он сердито вздохнул:
— Ты выходишь замуж за одного из моих учеников. Судя по этому, гордиться мне нечем.
Вайолет кивнула:
— Да, я приняла его предложение в прошлом месяце.
— Только в прошлом месяце?
— Да, — после некоторых колебаний ответила Вайолет.
Услышав это, Кит без колебаний взял в ладони ее лицо и наклонил голову. Он намеревался поцеловать ее в губы. Он мог бы проглотить ее целиком. Но он лишь прижался губами к ее губам. Вайолет тихо выдохнула, опустив глаза. Он тоже опустил взгляд на ее пышную грудь, натянувшую тонкий шелк платья.