Услышав это, Кит без колебаний взял в ладони ее лицо и наклонил голову. Он намеревался поцеловать ее в губы. Он мог бы проглотить ее целиком. Но он лишь прижался губами к ее губам. Вайолет тихо выдохнула, опустив глаза. Он тоже опустил взгляд на ее пышную грудь, натянувшую тонкий шелк платья.
— Зачем ты его выбрала? — прошептал он, обхватив ладонями ее талию.
Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц:
— Твои волосы темнее, чем я запомнила, и моя тетя выбрала его для меня. Ты это хотел знать?
— Как ты…
Кит поцеловал ее так нежно, что у нее закружилась голова. Он схватил ее, прижав к себе на краткий миг блаженства. Вайолет посмотрела на него с изумленной улыбкой и прошептала:
— Что ты будешь делать, если кто-то войдет?
— Клянусь, что я убью первого, кто посмеет сюда войти, — прошептал он, стиснув ее в объятиях.
Она в тревоге подняла голову:
— А если это будет маркиз или его сын?
— Ну, конечно, ребенка я не обижу.
— Что, если сюда войдет кто-то из твоих учеников?
— Например, Годфри? — спросил Кит, прищурившись.
— Что, если это будет моя тетя?
Кит побледнел при этой мысли.
— В этом случае мне придется позволить ей убить меня. Посиди со мной минутку. — Он подвел ее к кушетке, стоявшей в нише за портьерой. Никто не посмел бы обвинить маркиза в том, что он не предоставил достаточно удобных мест для шалостей в своем доме. — Нам надо больше времени. Нам надо побыть наедине. Нам надо…
— Дышать, — сказала Вайолет, подняв руку к груди. — Сегодня меня слишком сильно затянули.
— Возьми мое дыхание, — прошептал он, склонив лицо к ее лицу.
— Это не поможет. Всякий раз, как ты меня целуешь, я чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Рядом с тобой я все время на грани обморока.
— Ты не упадешь в обморок. — Он потер ее запястья. Под лестницей послышался какой-то шум, а затем шаги — в комнату направлялся лакей. В домах вроде этого, к счастью, прислуга была обучена деликатности — шалостям гостей было не принято мешать.
Но Кит даже подумать не мог о том, чтобы Вайолет заподозрили в чем-то предосудительном. Впрочем, он вообще был не способен думать в этот момент.
Как ни странно, о чем он был способен думать, так это о том, через что им с Вайолет пришлось пройти. Он вспоминал, как она заболела корью, и он был уверен в том, что убил ее, когда тащил к дому барона. До сих пор в ушах у него стоял крик перепуганной леди Эшфилд. И как он мог забыть момент, когда Вайолет вступилась за него перед Эмброузом и потребовала от того, чтобы тот уважительно обращался с ним или пусть убирается?
Именно ей он был обязан своим возрождением. Ее дружба и ее вера в его добродетельность дали ему силы выжить в работном доме. И чем он ей отплатит? Тем, что погубит ее?
Она обвила его рукой за шею и приблизила его лицо к своему лицу. Он мог бы вытянуться рядом с ней на кушетке, и они бы всю ночь провели, болтая обо всем, что могло прийти им в головы. Или, возможно, просто целуясь.
Почему она должна принадлежать другому? И почему этот кто-то оказался одним из самых платежеспособных его учеников? Не самым талантливым, конечно, и даже не тем, к кому бы Кит испытывал симпатию, но между учеником и учителем существовала неписаная договоренность, которая никак не подразумевала скидку за то, что учитель соблазнял невесту собственного ученика.
— Кит, хоть на минуту оставь свои грустные мысли и посмотри на меня.
Он улыбнулся. Вайолет его ругала, и это хорошо.
— Годфри ничего не знает о твоем прошлом, надеюсь? — с тревогой спросила она.
— Нет. Годфри не входит в число моих самых близких друзей. — Он посмотрел ей в глаза, и снова боль, что всегда жила в нем, отозвалась в его сердце с невыносимой остротой.
— Я никому не скажу, что знал тебя раньше. Я даже не помышлял об этом.
— Я не только о себе думала, Кит. Ты сделал себе имя. И ничто не должно омрачать твоего успеха в жизни. Ты даже не представляешь, как я за тебя рада.
— Тогда брось его, — сказал он напрямик.
— Оставить Годфрида? — прошептала Вайолет, отводя взгляд. — Я только недавно согласилась выйти за него! Мы не можем дольше здесь оставаться. Мне надо уходить.
Он знал, что не может ее остановить. Их поцелуй пробудил в нем не только желание, но и совесть. Лишив ее девственности, он лишь подтвердил бы предсказание надзирателя работного дома, который когда-то сказал о нем: «Он неисправим, и он потащит за собой в ад всех тех, кто в него поверит».
Вайолет прикоснулась ладонью к его щеке. Этот жест допускал двоякое толкование: в нем была и грусть тоски, и приглашение.
— Кит, поцелуй меня еще раз, и я уйду.
Он опустил голову, касаясь губами ее губ. Он почувствовал, как губы ее стали мягче, и впервые он пожалел о том, что стал прислушиваться к голосу совести. Лучше бы он никогда этому не научился. Он почувствовал, как раскрылись его губы, и забыл обо всем, кроме сладости ее рта. Вайолет горячила его кровь, словно зажженный камин зимой или хорошее вино.
Он чувствовал себя так, словно вкушал запретный плод. Она целовала его с неискушенной, пленительной страстностью.
— Кит, — прошептала Вайолет.
— Это наш первый поцелуй или еще одно прощание?
Она покачала головой, провела пальцами по его губам, чтобы остановить его вопросы или прекратить их поцелуй — он не знал точно. Ему слишком сильно хотелось продлить контакт, чтобы попытаться это понять.
— Я думала о тебе, Кит.
— Не уходи!
Кит слышал, как она затаила дыхание, и почувствовал дрожь раскаяния, пробравшую его до самой глубины души. Ценой невероятных усилий он отвел ее затянутую в перчатку руку от своих губ, поцеловал ладонь и помог Вайолет подняться на ноги.
Он смотрел на нее так, словно она была его противником на дуэли и жизнь его зависела от точности следующего движения. Он пристально вглядывался в ее лицо, подмечая нюансы. Он прислушивался к ритму ее дыхания, ища подсказку. Смертельно опасный противник. Самый опасный. Что видел он в ее глазах?
Оскорбленную невинность? Нет. Вайолет была выше этого. Она никогда не тратила времени попусту, пытаясь вызвать в ком-то сочувствие. Приглашение? Кит не стал бы унижать ее такими вот предположениями, как не стал бы обманываться на этот счет.
То, что увидел он в ее глазах, было глубже и ранило глубже. Он никогда бы не решился даже представить, что ее краткий отклик будет таким, но, что бы ни скрывалось там, в глубине, за мучительным смирением перед неизбежным, она не подвигла бы его на поступок, который он бы себе не простил.
Она защищала его тогда, когда он был ничтожным, беспардонным юнцом. Теперь настал его черед ее защитить. Может, он и не был джентльменом по рождению, но он пытался стать им по духу, и, кажется, ему это удалось.
Он подошел к двери, выглянул и, убедившись, что коридор пуст, отпустил ее.
В прошлом он тайно наблюдал за ней, скрываясь за надгробиями на заброшенном кладбище. Он уходил лишь тогда, когда она, забравшись наверх по склону, оказывалась в безопасности. И теперь он, прячась в сумраке коридора, наблюдал за ней, пока она не свернула в ярко освещенный холл.
Кит сглотнул комок, когда Вайолет задержалась перед тем, как свернуть, и оглянулась, словно до конца не могла поверить в то, что произошло сегодня.
Он выдохнул. Он чувствовал себя так, словно все силы покинули его.
Та их последняя встреча в Манкс-Хантли оставила у нее омерзительный осадок — он знал об этом и ненавидел себя за это. За то, каким она его увидела. Беспомощным, униженным. Хуже скотины, которую продают на рынке.
В нем словно жили два человека. Один из них не хотел ее видеть. Никогда больше. Другой отчаянно хотел увидеть ее и узнать, какой она стала.
Когда он заснет этой ночью, уснет он не в карцере с гудящей от боли головой. Он не станет карабкаться по подземному туннелю, чтобы попасть в комнату, где спали еще двадцать его товарищей по несчастью. Он был состоявшимся человеком. Он был свободен. И если он захочет не ложиться до утра, думая о той женщине, которую целовал, он так и поступит.
Но при всех его достижениях он оставался вором. Если она ему нужна, то ему придется выкрасть ее у другого мужчины.
Глава 8
Тетя Франческа, эта упрямая сумасшедшая старуха, уверила Вайолет в том, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы остаться с другими матронами и полакомиться выпечкой, а после чаепития поехать домой.
Сэр Годфри смотрел на свою нареченную и учителя фехтования на танцевальной площадке и не верил своим глазам. Комплименты неслись со всех сторон. Гости, похоже, сравнивали этот быстрый ирландский танец — рил — с чем только можно, от венгерского танца до диких плясок Шотландского нагорья. Он бы не удивился, если бы кто-то вздумал передать Фентону шпагу, чтобы сходство с языческим танцем горцев стало более полным. Впрочем, сам Годфри затруднился бы дать этому танцу какое-то определение или даже описать, что он собой представляет.
Неприлично игнорировать музыку или изобретать новые па на балу у таких важных персон. Только простолюдины могли позволить себе танцевать, как… Он от изумления открыл рот, глядя на Вайолет, которая смеялась, запрокинув голову. Похоже, ей решительно не было дела до того, какое впечатление она производит. Темные кудри ее не смог удержать жемчужный гребень, и завитки, выбившись из прически, ласкали белую шею. Как вызывающе!
Поведение Вайолет вызывало у сэра Годфри много вопросов. Ни в один из которых ему не хотелось углубляться. Вайолет была воплощенной невинностью.
А Фентон? Насколько Годфри было известно, Фентон вел жизнь вполне добропорядочную и требовал от своих учеников старательности и осмотрительности. А те, кто нарушал неписаный закон, отчислялись из академии. Фентон был тайным кумиром Годфри — сильным и благородным. Он был для Годфри вроде старшего брата, которого ему всегда так не хватало.
Откуда Фентон брал силы, чтобы так танцевать?
Пройдет примерно полчаса, и он, Годфри, будет успокаивать Вайолет, встревоженную нездоровьем тети, и строить планы относительно усадьбы в Манкс-Хантли, которая скоро станет принадлежать ему. Годфри не мог представить, что станет жить в старой развалюхе с видом на кладбище, но для Вайолет и их будущих детей это место вполне подойдет, чтобы время от времени наслаждаться природой. Платить за него не надо, а Вайолет, похоже, питает странную привязанность к этому месту.
— Мы не можем продать дом, Годфри, — неоднократно повторяла она ему. — По крайней мере ты должен его хотя бы увидеть.
Он питал к Вайолет слабость и даже немного стыдился этого. Многие, как и он, ею восхищались. Он заметил, как на нее и Фентона наставляли лорнеты. «Да благослови тебя Бог, — думал он, глядя на нее. — Вайолет лишь использует свои таланты, чтобы помочь нам продвинуться. Она слишком хорошо воспитана, чтобы завести интрижку с простым фехтовальщиком». Но она не считала ниже своего достоинства танцевать для пользы дела.
А Фентон был простолюдином, хотя Годфри не исключал возможности того, что он получит почетный пост или даже титул в будущем. Маркиз хотел сделать его семейным учителем фехтования. И Годфри не удивился бы, если бы Фентон принял это предложение.
Воодушевленный, Годфри решил, что пожурит Вайолет после того, как закончится танец. Не стоило портить момент. В конце концов, он ведь не хочет создать у присутствующих впечатление, словно между ней и Фентоном действительно что-то есть… Сам он пребывал в растерянности. Что на самом деле происходило между его невестой и учителем фехтования? Делали ли они что-либо непристойное? Нет, если титулованные особы пытались им подражать и выглядели при этом смехотворно. Может, Вайолет была навеселе? Нет, если только она не напилась втайне от него. И более того, никто на свете, кроме Вайолет, не мог бы выделывать такие пируэты.
«Да благослови тебя Бог», — подумал вновь Годфри. Вайолет танцевала с Фентоном лишь потому, что он сам попросил ее об этом. Она бы никогда не стала вести себя как наивные дебютантки, которые все вздыхают по Фентону под впечатлением от его театрального рыцарства. Она не такая.
Ведь уже при первой встрече, когда их представили друг другу, манеры Вайолет привели его в восторг.
— Сэр Годфри, — произнес бархатный голос откуда-то сверху, и Годфри, подняв глаза, увидел лицо самой достопочтенной пятой маркизы Седжкрофт, влиятельной и богатой хозяйки дома. — Вы не сочтете этот момент слишком неудобным, чтобы поговорить о деле?
Сэр Годфри поклонился так низко, что нос его коснулся коленей.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я до конца вечера была рядом с тобой, тетя Франческа? Этот дом какой-то странный, и ты не слишком хорошо видишь в потемках.
— Я вижу гораздо больше, чем ты думаешь, и я не хочу, чтобы ты оставалась со мной. — Тетя ее говорила тихо. Она полулежала на кровати, подложив под спину подушки. — Почему у тебя щеки влажные? Ты плакала?
— Я вышла в сад, когда ты раздевалась. Дождь пошел.
— Ты вышла из дому в такой час? Дай, я потрогаю твой лоб. Сколько раз я говорила тебе, что выходить разгоряченной на улицу, когда там сыро и прохладно, вредно для здоровья?
Взявшись за кроватный столбик, Вайолет сделала крутой поворот и изящно присела на край тетиной постели. Франческа прикоснулась ко лбу Вайолет, а затем пощупала затылок, проверяя, нет ли у нее жара.
— Ну как? — спросила Вайолет, стараясь не улыбаться.
— В тебе слишком много энергии для леди, которая весь вечер танцевала. Попроси Дельфину подогреть тебе молока. Это поможет успокоиться.
— Хорошо, — кивнула Вайолет и собралась было выпорхнуть за дверь, но тетя остановила ее вопросом:
— И это все, что тебе нужно было для счастья? Чтобы какой-то повеса на балу уделил тебе внимание?
Вайолет вымучила улыбку:
— О чем ты?
— Может, я пропустила что-то большее, не только сам спектакль?
— Принимая во внимание скандальную репутацию Боскасл, возможно, мы обе что-то пропустили.
Сложив руки на Библии, тетя Франческа нахмурилась:
— Иди спать или по крайней мере иди к себе в комнату. И не смей больше выходить на улицу в такое время. Полагаю, на одну ночь с тебя довольно приключений.
— Слушаюсь, мадам.
— Закрой дверь, Вайолет.
— Слушаюсь, мадам. — Вайолет сделала реверанс и, развернувшись, лицом к лицу столкнулась с горничной, которая у них с Франческой была одна на двоих.
— Все в порядке, мисс?
— Да, Дельфина. — Вайолет смущенно оглянулась. — Она уже засыпает.
— Мне помочь вам раздеться? — спросила горничная.
— Я справлюсь сама. Только проведай тетю пару раз ночью. Может, одной из нас стоит переночевать здесь.
— Ни в коем случае, — проворчала Франческа, не открывая глаз.
Вайолет понизила голос:
— У нее на балу закружилась голова, но доктор осмотрел ее и сказал, что с ней все хорошо. Возможно, она просто переволновалась.
Дельфина кивнула:
— Я бы не смогла спать несколько суток ни до, ни после такого приема. Столько важных особ. Слишком волнительно для ее возраста.
И для возраста Вайолет это было слишком волнительно. Особенно когда званый вечер, который и без того был полон волнующих моментов, подарил ей встречу с тем, о ком ей настрого запретили думать и кого она так и не смогла забыть. Вайолет сильно сомневалась в том, что сможет уснуть в эту ночь. Возможно, она даже не сможет просто усидеть на месте ни минуты.
Вайолет мысленно встряхнулась и поспешила к себе, чтобы переодеться на ночь. В маленькой спальне было душно, а танцы и поцелуй Кита разгорячили ее.
Скинув туфли, Вайолет подошла к окну и, распахнув его настежь, вдохнула ночной воздух.
Капли дождя холодили горящие щеки и словно бриллианты мерцали в распущенных волосах. Где живет Кит? Вайолет смотрела вдаль, поверх церковных шпилей и тускло поблескивающих в неровном свете газовых фонарей влажных крыш. Живет ли он где-то поблизости в респектабельном Мейфэре или в пользующемся недоброй славой Ист-Энде? Отчего ей хотелось выбежать на улицу, чтобы найти его? Почему из всех живущих на земле мужчин лишь он вызывал у нее интерес?
Она хотела знать обо всем, что происходило с Китом с тех пор, как они последний раз виделись на кладбище. Если бы только они могли встречаться открыто, а не предаваться томительным воспоминаниям о неисповедимых путях, которые свели их вместе.
Вайолет бы очень хотела узнать все подробности пройденного им пути. Как страсть к фехтованию стала его профессией?
Она не сомневалась в том, что ее история покажется унылой и скучной в сравнении с тем, что мог рассказать ей Кит. Но так и должно быть. Жизнь леди бедна событиями. Какое облегчение узнать, что судьба вознаградила его за то, что ему пришлось перенести. И хорошо, что Эмброуз ошибался, предсказывая Киту несчастья.
Напротив, он снискал уважение и почет. А капитан, которого он звал отцом, дал ему имя и право на достойную жизнь — то, чего Кит и заслуживал. У него целый легион поклонниц и почитателей.
И он целовал ее! О Боже, как он ее целовал. Она никогда не забудет того восторга, который испытала, когда он ее целовал.
Мечтания Вайолет прервал нестройный хор не вполне трезвых мужских голосов. По безлюдной площади, грохоча, проехала карета. Вайолет закрыла окно — ей не хотелось быть освистанной пьяными кутилами — и медленно принялась раздеваться. Накинув халат, она повесила платье и, аккуратно сложив, убрала серые шелковые перчатки в выдвижной ящик комода. И только тогда она нащупала нечто плотное, глубоко задвинутое в шов левой перчатки. Это была тисненая визитка.
Вайолет поднесла карточку к свету и прочла:
«Кристофер Фентон
Учитель фехтования».
И в самом низу, под адресом академии на Болтон-стрит, он подписал: «Мой клинок принадлежит вам».