– Тогда надо из России уматывать! А я в другой стране жить не могу!
– Тогда обнимемся и поплачем друг у друга на груди! Все! Я на правах старшего объявляю перерыв. Давай поедим и поговорим о женщинах. Вот ответь мне на вопрос. Почему мы с тобой, нормальные мужики, живем бобылями?
– Ну ты даешь, полковник! Это не простой, самый сложный вопрос. У меня есть остатки щей, давай подогреем?
– Меня после первого в сон клонит, – ответил Гуров. – Есть яйца? Сделаем яичницу.
Они поели, выпили кофе, всячески оттягивали разговор.
Артем понимал: полковник Крячко спас его по двум причинам. Артем Дуров хоть и бывший, но опер, человек свой. Конечно, о нем предварительно навели справки, выяснили, что он был хорошим оперативником и уволен незаслуженно. В Крячко сработало чувство милицейской солидарности. Человек опытный, он понимал, что бывший коллега попал в переплет, его хотят захватить и вывезти из города. Чем это кончается, известно. Но у полковника был и второй, не менее важный, мотив. На данный момент Дуров еще не совершил преступления, значит, его можно использовать как источник информации. Потому и заявился этот холеный Гуров, видимо, он вербовщик лучше, чем улыбчивый Станислав. Они все рассчитали, понимают, силой Артема не взять, человек не тот, и конкретного компрматериала не имеется. Потому и водочка, и разговор по душам, напоминание, что он пятнадцать лет был честным опером, и свои спасли ему жизнь. Усову, бывшему полкашу, верить нельзя, он гнилой, будет иметь выгоду, продаст. Но это не значит, что он, Артем Дуров, должен продать Усова. Каждая продажная сука имеет для себя оправдание. Не веришь человеку – не имей с ним дела, раз связался – не продавай. Но тот, улыбчивый, что под простака работает, один ввязался в бой.
Гуров знал все, о чем думает хозяин, хотел ему помочь, но не видел, каким образом. Сказать умному, опытному человеку, который сам вербовал неоднократно, что цель оправдывает средства? Сказать такое, значит, потерять все, в первую очередь потерять уважение, которое Артем, возможно, пока испытывает к своему бывшему коллеге.
– Я не знаю, что тебе сказать, капитан, – произнес Гуров негромко.
– Мне следует уехать, скрыться, они не станут меня искать, – ответил Артем, потянулся за бутылкой.
– Они? – повторил Гуров, почувствовал, мигнул огонек, который можно разжечь. – Ты не знаешь человека, который вышел на связь с Усовым? Тот человек фигура небольшая, но представитель верхов. Усов хотел стать сборщиком долгов, собрать армию, стать командующим. К нему пришли и объяснили, армия уже есть, полководцев хватает, ему, коррумпированному менту, могут предложить небольшую должность. Так?
– Похоже. – Артем налил и выпил. – Моего положения это не меняет, я впрягся с Усовым, теперь должен лямку тянуть или порвать и уйти.
– Они собирают наличные деньги, необходимые для предвыборной кампании. У них на счетах сотни миллионов, но нужны наличные доллары. Вы разработали меховщика Сабирина, ты рисковал жизнью. Когда доллары были собраны, меховщика убили, деньги забрали, вас из дела практически выкинули. Вы лишь исполнители и вас будут держать исполнителями, тебя в первую очередь. Они вам, конечно, заплатят. Они... Они! Ты с ними никакого уговора не имел, ничего не должен. Тебя кто с позором из милиции выгнал? Они! Сейчас они рвутся к власти. И снова ты рискуешь шкурой, а они считают деньги.
– Да я их и не знаю, не видел никогда.
– А такие, как мы с тобой, их никогда не знаем. Сабирина и охранника застрелили в упор. Думаешь, стрелки долго проживут?
– Такие, как мы с тобой? – Артем взглянул насмешливо. – Вроде мы с вами в одной лодке? Ох и хитры вы. Лев Иванович.
– Я не Станислав, простачком не прикидываюсь. – Гуров почувствовал под ногами землю, ощутил свою правоту. – Пашка предавал нас и кого хочешь предаст, он меня больше не интересует. Мне нужны ОНИ, те, кто выше. А Пашку, помяни мое слово, свои зарежут. Все переговоры ведутся на даче министра, за высоким забором. Ментам такое дело не по зубам. Коррупция в высших сферах – дело контрразведки... – Гуров замолчал, глянул на Артема оценивающе. – Так-так, налей-ка мне граммов несколько.
Артем налил, подвинул Гурову стакан, сыщик выпил, закурил, повторил:
– Дело контрразведки. Это надо разжевать. Я тебе вопрос подброшу, не удивляйся.
– Ну-ну, господин полковник. – Артем был заинтригован.
– Ты в контрразведку опером пошел бы?
– Агентом или официально, на должность?
– Контрразведчики работают под различными прикрытиями. Должность, звание, все как положено. Ну а документы у тебя могут быть хоть водопроводчика или, как сейчас, охранника казино.
– Мысль интересная, только вряд ли меня возьмут. Анкетка грязная.
– Я могу кое с кем переговорить. Дело перспективное, гэбэшникам сейчас, перед выборами, раздолбать такой змеюшник очень кстати. И самому Президенту, и всем людям доказать, что они делом занимаются, не зря деньги получают.
– Ерунда! – Артем ударил кулаком по столу. – Никто не возьмет в ФСК человека, уволенного из милиции за пьянство!
– Много ты знаешь, капитан. – Гуров шагнул в прихожую, взял свой плащ. – Требуй за свою работу долю. Требуй у Усова выхода на верха, говори, что ты хочешь иметь гарантии. Будь здоров. Я найду тебя.
Он спускался, насвистывая, неизвестно почему подумал, что торжествовать рано. Найти решение – не значит, что его удастся реализовать, а жизнь полосатая, как пижама, удача в большинстве случаев – предвестник неприятностей.
Сыщик остановился в подъезде и на улицу не вышел, не хотелось. Он верил в свою интуицию, похвалил, что оставил машину за углом, поднялся на пролет выше, выглянул в окно, осмотрел грязный двор, проржавевшую водосточную трубу, свой чистый плащ. “Мальчишество, полковник”, – укорял он себя, прыгая на подоконник.
Труба затрещала, но выдержала, через несколько секунд он спрыгнул на асфальт, прошел двором и, выждав, когда мимо подворотни проходила группа подростков, выскользнул в переулок. Сказав “А”, следует говорить “Б”, переулок следовало осмотреть. Был конец рабочего дня, людей в переулке было достаточно. Это хорошо, можно затеряться, и плохо, трудно засечь наблюдение. Но, видно, оперативники уже порядком устали или не верили в нужность своей работы. Хотя начало уже темнеть и людей, как уже говорилось, по переулку шло много, Гуров увидел “наружку” почти сразу же. Двое сидели в машине и перекусывали, чтобы не пронести мимо рта, они оставили дверь приоткрытой и салон был освещен. Третий стоял у двери булочной напротив подъезда, в котором жил Артем Дуров, и тоже жевал. С ними должна быть женщина, подумал сыщик, но искать ее не стал, свернул за угол, сел в машину и уехал.
* * *Крячко еще находился в кабинете, увидев друга, хотел что-то сказать, но Гуров махнул на него рукой, снял трубку, набрал номер Артема.
– Слушаю, – послышался в трубке недовольный голос.
– Слышь, дружбан, я тут намедни заскакивал к тебе. – Гуров на блатной манер растягивал слова, и Артем его не узнал.
– Кто говорит?
– Ну вот. Тема, как водку за мои бабки трескать, так нормалек, а теперь не узнаешь, – укоризненно произнес Гуров. – Небось все допил?
– Осталось, сержант, – ответил Артем. – Может, заглянешь, прикончим?
– Я бы рад, да моя половина сильно не в духе, пасет меня, как скотину. Понял?
– Чего не понять, и со мной случалось.
– Ну, бывай, не кашляй, она уже прислушивается, с кем это я калякаю. – Гуров положил трубку, подмигнул Крячко. – За Дуровым выставили “наружку”, полагаю, чисто профилактическое мероприятие. Но, значит, господа относятся к нему серьезно, имеют виды.
– Когда ты их засек?
– Уже после встречи, при выходе из его дома.
– Ты их засек, а они сквозь тебя глядели? Гуров снял плащ, повесил на плечики, начал чистить.
– Я через окно во двор по водосточной трубе спустился, – Гуров рассмеялся, – словно пацан.
Крячко шутливого тона не принял, смотрел на друга серьезно, спросил:
– А кто тебе подсказал из подъезда не выходить, а лезть через окно?
– Станислав, ты мне не веришь?
– Верю, понять не могу. – Голос у Крячко стал тусклый.
– Ты чего скуксился? – Гуров был весел, сегодня все складывалось. – Понимаешь, я придумал один ход, позже расскажу, в общем, Артем нам поможет. Вышел от него, радуюсь, и тут мне увиделась полосатая пижама... Подумалось, что в жизни все хорошо не бывает. – Он с каждым словом говорил все неувереннее, запинался. – В общем, я в дверь не пошел, вылез через окно... Потом проверил, они на месте, перекусывают, видно, проголодались.
Гуров совсем смутился, сел за свой стол, подвинул календарь:
– Мне кто звонил?
Крячко сидел насупившись, молчал, затем провел пятерней по лицу, словно паутину сгреб.
– Если бы ты не увидел пижаму и вышел в подъезд, то Артема, как помощника, можно было хоронить, – сказал он, после небольшой паузы добавил: – А может, вообще хоронить и как человека. Почему ты видишь полосатую пижаму, а я только грудастых девиц? Несправедливо... Тебе звонили разные. Михаил с Масловки звонил, не признался, я по голосу узнал.
– Если бы ты не увидел пижаму и вышел в подъезд, то Артема, как помощника, можно было хоронить, – сказал он, после небольшой паузы добавил: – А может, вообще хоронить и как человека. Почему ты видишь полосатую пижаму, а я только грудастых девиц? Несправедливо... Тебе звонили разные. Михаил с Масловки звонил, не признался, я по голосу узнал.
– Ну-ну, рожай. Мишка зря звонить не станет.
– Велел передать, что тебе стоит встретиться с Акимом. Где его найти, ты знаешь. Это Леонтьев – Лёнчик, он вроде в большие авторитеты вышел? – спросил Крячко.
– Конечно, нам это в цвет, но Михаил сукин сын, неймется ему. И что он о Лёнчике мог узнать, они совсем разной масти.
– Ты опер или пионервожатый?
– Ладно, Станислав, не изображай, я тоже про тебя кое-что знаю. Сказать?
– Не надо! – быстро ответил Крячко. – Едем на Речной?
– Можно. – Гуров взглянул на часы. – Только ты за рулем.
– Бензин за твой счет.
– Перебьешься. – Гуров поднялся.
– Ладно, дорогой расскажешь, как тебе удалось вербануть битого опера.
Когда они отъехали от министерства, Гуров сказал:
– Станислав, я говорю серьезно, перестань употреблять слово – вербануть.
– Хорошо, как ты его уговорил?
– Дело не в слове, а в сути. Хотя и слово плохое, давно скомпрометировано. Подумай, как легко находят друг друга преступники, жулье, вообще люди плохие, как легко они объединяются.
– Взять наш парламент, – вставил Крячко.
– Хотя бы и парламент.
– Жулье объединяет жадность. Каков принцип большинства подобных объединений? Создать мощный кулак, силу, как можно больше хапнуть, отнять. Причем каждый из такого объединения думает: вот отнимем, создадим общак, потом между собой разберемся, кто есть кто.
– Когда я в криминальной среде ищу помощника, то в первую очередь ищу единомышленника. Почти в любом человеке можно отыскать нечто для себя близкое, понятное.
– Далеко не в каждом, – усмехнулся Крячко. – И, главное, ты же склоняешь человека к предательству. Предатель, он и есть предатель, и никакой он тебе не единомышленник.
– Не прикидывайся прямолинейным и дураком, – рассердился Гуров. – Каждый человек – это целый мир, и он сложен. Артем Дуров предатель? Сильный и честный человек, которого оскорбили и выбросили за ненадобностью. Вот Павел Усов действительно предатель. Хотя если в нем как следует покопаться, то можно отыскать нечто стоящее и ухватиться.
– Постригись в монахи, прими сан, исповедуй, – сказал Крячко. – А сейчас готовься к встрече с матерым уголовником.
– Аким уголовник, слов нет, но сам никогда не убивал и других на убийство не посылал, значит, имеет совесть. В нем силы с избытком, но он в себе не помещается, ему требуется пар спустить...
– Ладно, ты его год не видел, как бы он не пар, а курок не спустил. – Крячко свернул с Ленинградского шоссе, подкатил к зданию Речного вокзала.
Глава 10
На стоянке было несколько машин, среди них выделялся сверкающий “БМВ”, в котором сидел водитель.
– Куплен на пожертвования прихожан, – усмехнулся Крячко. – За рулем сидит инок, который сначала стреляет, потом спрашивает, чего тебе надо.
– Не гунди. – Гуров дернул друга за рукав, пошел в здание. – Раньше ресторан был на втором, а на первом – заведение типа рыбацкой таверны. – Он переложил пистолет в карман плаща.
– Готовишься отпускать грехи...
– Заткнись. Смотримся мы с тобой классно, два типичных мента.
– Менты – не люди? Не могут в свободное время зайти, рюмку выпить?
– Я сегодня уже выпил. – Гуров поднимался на второй этаж. – Так что это ты изображай.
В ресторане полагалось раздеваться, швейцар преградил дорогу, молча указал на гардероб. Крячко снял плащ, перекинул через руку.
– Уважаемый, а где традиционное русское “пожалуйте, господа”?
– Мы на минуточку, хозяин. – Гуров тоже снял плащ, прошел в зал, который был почти пуст. – Как говорится, на посошок и в стойло, – сказал он швейцару, который тоже вышел в зал.
– Вот тут и присядем. – Крячко подошел к столу, второму от дверей, сел так, чтобы видеть и зал, и вход одновременно.
Швейцар мялся, он чувствовал, мужики не простые гуляки, либо из ментовки, либо деловые, а в зале сидел Лёнчик с бабой и своими ребятами.
– Иди, иди, родной, – сказал Крячко. – Нервы береги, мы люди мирные.
За одним из столов гуляла изрядно выпившая шумная компания молодежи, парни и девчонки, чувствующие себя хозяевами, в стороне сидел Аким-Лёнчик с дамой. Даже со стороны было понятно, что разговор у них не амурный, чисто деловой. За соседним столом расположились три коротко стриженных качка, все в коже. Они разом повернулись, взглянули на вновь вошедших, затем на хозяина. Аким тоже увидел оперативников, что-то сказал, и охранники отвернулись.
Крячко заказал сто пятьдесят водки и салат из крабов, Гуров – чашку кофе. Официантка к скромному заказу отнеслась спокойно, даже улыбнулась и обронила:
– Хоть чай заказывайте, только не стреляйте.
– Какой ужас! – Крячко даже схватился за голову. – Неужели случается?
Дурашливость гостя опытную официантку не обманула. Она поджала губы, улыбка с лица исчезла.
– Вам все одно, а у меня двое.
– Дожили, мать твою, – сказал Крячко, когда официантка отошла. – Словно в Грозном живем.
Сыщики ждали, Аким их видел, ему и решать, подойти, вызвать из зала, может, вообще не узнать. Крячко выпил водку, ковырял вилкой салат и тихо матерился:.
– Цены капиталистические, остальное – как при большевиках.
Гуров на чашку кофе лишь взглянул, отставил и закурил. Так прошло минут тридцать, наконец Аким поднялся, подхватил свою даму и в сопровождении троих охранников двинулся на выход. Швейцар услужливо распахнул двери. Аким с дамой и двумя охранниками вышли, третий подошел к столу оперативников, спросил:
– Ждете кого?
– Возможно, еще не знаем, – ответил Крячко, чуть отодвинувшись от стола.
Это движение качку не понравилось, он оценивающе смотрел на незнакомцев. Его размышления прервал вернувшийся в зал Аким. Женщина и один из охранников, видимо, уехали, второй сопровождал хозяина.
– Спокойно, ребята. – Аким хлопнул качка по плечу. – Идите, выпейте, – он сделал паузу, – немного. Я этих гостей знаю, люди Лялька, нам потолковать требуется.
Охранники молча пошли к своему столу. Аким сел, глянул на Крячко, кивнул и повернулся к Гурову.
– Здравствуйте, Лев Иванович, какими судьбами?
– Здравствуй, Аким, – ответил Гуров. – Ехал из Шереметьева, решил заглянуть. Не нравится мне здесь. Люди какие-то дерганые, запуганные, встречают неласково. Да и ты тоже распустился, брюхо появилось, стыдоба.
– Воспитываешь? – В голосе Акима появилось раздражение, он покосился в сторону Крячко.
Подбежала официантка, поставила на стол бутылку коньяку, вазочку с черной икрой, глянула вопросительно. Аким отрицательно покачал головой, и женщина быстро отошла.
– У меня двух парней убили. – Аким налил в бокалы, положил в тарелку икры и выпил. – Беспредел.
– А зачем они милицейскую форму надели и людей убивают? – спросил Гуров таким тоном, словно разговор велся о пустяках. – Им убивать можно, а их не тронь? Это твой беспредел, Аким.
– А вы. Лев Иванович, откуда знаете, о чем я говорю?
– Догадливый.
– У меня солидные люди, из ваших, попросили двух ребят должок получить. Никакого разговора о форме и мокром деле не было. Чего не пьете?
– Я за рулем. – Гуров кивнул Станиславу, и тот выпил. – А откуда ты решил, что обращались наши?
– Знаю, – коротко ответил Аким. – Я хочу их найти.
– Заяви в отделение. Где нашли трупы?
– В Солнцеве, у дома, где братья жили. Автоматной очередью из машины.
– Вот по месту преступления и заяви. – Гуров взял бокал, но не пил. – Как ты выразился, “наши” с тобой разговаривали?
– Ну? – Аким снова выпил. Гуров взял бутылку и отставил.
– Опиши приметы, скажи о долге, такое дело не наказуемо. Ты убивать не посылал, а долг получить – дело святое.
– Заяви... Приметы дай.
Аким потянулся к бутылке, Гуров грубо остановил:
– Я сегодня с тобой разговаривать не буду. Ты, Аким, по краю ходил, теперь в дерьме увяз. Протрезвеешь, не передумаешь, позвони, сумею – помогу. Только учти, если я убийц найду, то не тебе их отдам, сам заберу. – Гуров говорил грубо, неприязненно. – Если голова на плечах осталась, вымой ее хорошенько, причешись. И учти, раз твоих пацанов убрали, – он неожиданно матерно выругался, Крячко аж вздрогнул, – значит, ты на очереди. И эти сопляки, – Гуров посмотрел в сторону телохранителей, – тебе не помогут. Я к тебе прилично относился... – Он встал, Крячко тоже поднялся, они пошли к выходу.
Гуров вернулся, положил на стол деньги, сказал:
– Шансов у тебя мало, только я, больше никого.
В машине Крячко спросил:
– Думаешь, после такого разговора он позвонит?