— Оказывается, это мой знакомый, — насмешливо сказал он. В его голосе снова прозвучало недоверие, и он внимательно осмотрел меня с ног до головы.
— Что ж, тем лучше, — бросил я. — Всего хорошего, Джекоб…
Я повернулся, собираясь уйти, но Лендвич остановил меня:
— Откуда тебе известно мое имя?
— Ну, это не удивительно, — ответил я. — Вы человек известный. — Я постарался сделать вид, будто удивлен наивностью вопроса.
— Только без выкрутасов! — Лендвич сделал шаг в сторону и сказал с угрозой: — Спрашиваю еще раз, откуда тебе известно мое имя?
— Катись-ка ты подальше! — процедил я. — Какая тебе разница?
Моя злость, казалось, успокоила его.
— Ну хорошо, — сказал он. — Можешь считать меня своим должником. Спасибо, что сказал мне об этом человеке… Как у тебя сейчас дела?
— Бывало и похуже… Нельзя сказать, что полностью сижу в дерьме, но и хорошего тоже мало.
Он задумчиво перевел взгляд на Бойда, а потом снова посмотрел на меня:
— Ты знаешь, что такое «Цирк»?
Я кивнул. Мне было известно, что подонки называют «Цирком» шалман Хили Макаронника.
— Если пойдешь туда завтра вечером, я, возможно, помогу тебе в чем-нибудь.
— Не выйдет. — Я решительно покачал головой. — Сейчас мне опасно показываться в общественных местах.
Этого еще не хватало! Встречаться с ним там! Ведь больше половины клиентов Хили Макаронника знают, что я детектив. Значит, нужно сделать вид, что я замешан в каком-то грязном деле и не могу показываться на людях.
Мой отказ, судя по всему, поднял меня в его глазах. Какое-то время он молчал, а потом дал мне номер своего телефона на Лагуна-стрит.
— Забеги ко мне завтра приблизительно в это же время. Возможно, я найду для тебя кое-какую работенку.
— Хорошо, я подумаю, — небрежно сказал я и повернулся, собираясь уйти.
— Минутку, — окликнул он меня. — Как тебя зовут?
— Вишер, — ответил я. — Шейн Вишер, если уж говорить о полном имени.
— Шейн Вишер, — задумчиво повторил он. — Это имя мне, кажется, незнакомо.
Меня это совсем не удивило — я выдумал его четверть часа назад.
— Только не надо кричать на всю улицу, — поморщился я. — А то его узнает весь город.
С этими словами я снова повернулся и на этот раз действительно ушел, в душе очень довольный собой, — намекнув, что за ним следит Бойд, я, кажется, оказал ему большую услугу и в то же время показал, что принадлежу к той же категории людей, что и он. А своим независимым поведением дал понять, что я плевать хотел на его отношение ко мне — и тем самым еще больше укрепил свои позиции.
Если я встречусь с ним завтра, то при встрече, разумеется, получу какое-нибудь предложение. Он даст мне возможность немножко подработать — конечно, незаконным путем. Скорее всего его предложение будет иметь отношение к делу Эстепа, но, поскольку он замешан, любая связь пригодится.
Побродив по городу еще полчасика, я вернулся на квартиру, снятую Бобом Филом.
— Лендвич вернулся?
— Да, — ответил Боб. — Минут двадцать назад. И привел с собой какого-то маленького человечка.
— Отлично! А женщина не показывалась?
— Нет.
И тем не менее мне почему-то казалось, что миссис Эстеп придет вечером. Предчувствие меня обмануло — она не пришла.
Мы с Бобом сидели в комнате и наблюдали за домом, в котором жил Лендвич. Так прошло несколько часов.
Лендвич вышел из дома в час ночи.
— Пойду посмотрю, куда это его понесло, — сказал Боб и взял шляпу.
Лендвич исчез за углом. Вскоре из моего поля зрения пропал и Боб. Минут через пять он вернулся.
— Выводит свою машину из гаража, — сообщил он.
Я бросился к телефону и заказал машину. Боб, стоя у окна, воскликнул:
— Вот он!
Я успел подскочить к окну как раз в тот момент, когда Лендвич входил в дом. Его машина уже стояла у подъезда. Через несколько минут Лендвич снова вышел из дома в обнимку с маленьким человечком. Тот, тяжело опираясь на Лендвича, шел к машине. В темноте мы не могли различить их лиц, но одно поняли наверняка: Бойд или напился, или почувствовал себя плохо.
Лендвич помог своему спутнику сесть в машину, и они уехали. Красный сигнальный огонек машины еще какое-то время мерцал вдали, потом исчез.
Заказанная мною машина прибыла только минут через двадцать; я отослал ее обратно. Теперь уже не было смысла их разыскивать.
Лендвич вернулся домой в четверть четвертого один и пешком. Пришел, правда, со стороны, где находился его гараж. Он отсутствовал ровно два часа. За это время можно многое сделать.
Ни я, ни Боб этой ночью домой не возвращались — переночевали в той же квартире. Утром Боб сбегал в магазин купить чего-нибудь съестного. Принес он и свежие газеты.
Я начал готовить завтрак, а Боб расположился у окна и посматривал то на дом Лендвича, то в газету.
— Ого! — вдруг воскликнул он. — Смотри-ка!
Я вернулся из кухни, держа в руках сковородку, на которой аппетитно шипела поджаренная ветчина.
— В чем дело?
— Слушай! «Таинственное убийство в парке», — прочитал Боб. — «Сегодня рано утром в Голден-гейт-парке, неподалеку от дороги, найден труп неизвестного. По данным полиции, у человека проломлен череп, а отсутствие повреждений на теле позволяет сделать вывод, что этот человек не упал и не был сбит машиной. Предполагают, что его убили в другом месте, а потом привезли в парк и бросили».
— Ты думаешь, это Бойд? — спросил я.
— Конечно, — ответил Боб.
Съездив после завтрака в морг, мы убедились, что наши предположения верны. Найденный в парке человек — Джон Бойд.
— Лендвич выволок его из дома мертвым. Я кивнул:
— Да, конечно! Он был очень маленьким, а для такого верзилы, как Лендвич, не составляло особого труда протащить его до машины, удерживая в вертикальном положении — ведь расстояние было всего два-три ярда. А в темноте нам показалось, что он ведет пьяного. Надо сходить в полицейское управление и узнать, что им известно.
В отделе расследования убийств мы разыскали сержанта-детектива О'Тара.
— Этот человек, которого нашли сегодня в парке… — начал я. — Ты что-нибудь знаешь о нем?
О'Тар сдвинул на затылок широкополую шляпу с узенькой ленточкой и посмотрел на меня так, будто я сморозил черт знает какую глупость.
— Я знаю только то, что он мертв, — наконец сказал он. — И больше ничего.
— А как ты отнесешься к информации, из которой будет ясно, с кем встречался этот человек непосредственно перед смертью?
— Такая информация наверняка не помешает мне напасть на след убийцы, — ответил О'Тар. — Это ясно как Божий день.
— Например, такая мелочь: его звали Джон Бойд, он остановился в отеле в двух шагах отсюда. А перед смертью встречался с человеком, который состоит в каких-то непонятных отношениях с первой женой доктора Эстепа… Ты, наверное, знаешь о докторе Эстепе и его второй жене, которую обвиняют в убийстве своего супруга? Не правда ли, интересные сведения?
— Конечно, — согласился О'Тар. — Так куда же мы направимся в первую очередь?
— С этим Лендвичем — так зовут человека, который был с Бойдом незадолго до его смерти, — справиться будет довольно трудно. Поэтому, я думаю, лучше начать с первой жены доктора Эстепа. Возможно, когда она услышит, что Лендвич ухлопал Бойда, то испугается и расскажет что-нибудь интересное. Ведь она наверняка связана с Лендвичем. А если предположить, что они сообща решили отделаться от Бойда, то тем более не мешает познакомиться с этой женщиной и посмотреть, что она собой представляет. А уж потом направимся к Лендвичу. Мне все равно не хочется наведываться к нему раньше вечера. Я договорился с ним о встрече, и мне интересно, что он собирается мне предложить. Боб Фил направился к двери:
— Пойду посмотрю за ним. Иначе может статься, что он вообще исчезнет из поля зрения.
— Хорошо, — сказал я. — И следи повнимательнее. Если почувствуешь, что он собирается дать тягу, не церемонься, зови полицию, упрячьте его за решетку.
В холле отеля «Монтгомери» мы с О'Таром сперва поговорили с Диком Фоли. Тот сообщил, что женщина находится у себя в номере. Она распорядилась, чтобы ей принесли завтрак. Писем не получала, по телефону ни с кем не разговаривала.
Пришлось снова прибегнуть к помощи Стейси.
— Мы хотели бы поговорить с миссис Эстеп. Возможно, нам придется взять ее с собой. Не могли бы вы послать горничную, чтобы узнать, одета ли дама? Наш визит внезапный, и мы не хотим застать ее в постели или полураздетой.
Мы захватили с собой горничную и поднялись наверх. Девушка постучала в дверь.
— Ну, кто еще там? — послышался нервный женский голос.
— Это горничная… Мне хотелось бы…
Послышался звук поворачиваемого ключа, и миссис Эстеп с сердитым лицом открыла дверь.
Мы сразу вошли в комнату. О'Тар предъявил полицейское удостоверение.
Мы сразу вошли в комнату. О'Тар предъявил полицейское удостоверение.
— Полиция, — сказал он. — Хотели бы поговорить с вами. Миссис Эстеп не оставалось ничего другого, как впустить нас. Прикрыв дверь, я сразу задал ей вопрос, который, по моим предположениям, должен был вывести ее из равновесия:
— Скажите, пожалуйста, миссис Эстеп, с какой целью Джекоб Лендвич убил Джона Бойда?
Пока я говорил, выражение ее глаз успело смениться несколько раз. Услышав имя Лендвича, она удивилась, при слове «убил» испугалась, а при имени Джона Бойда недоуменно пожала плечами.
— С какой целью? Кто? Что сделал? — заикаясь, спросила она, стараясь выиграть время.
— С какой целью Джекоб Лендвич убил у себя на квартире Джона Бойда, а потом отвез труп в парк и бросил?
Снова смена выражений на ее лице, снова недоумение, а потом внезапное просветление и попытка сохранить спокойствие. Все это читалось, конечно, не так ясно, как в книге, но для человека, часто играющего в покер и считающего себя хорошим физиономистом, этого было вполне достаточно.
Теперь я понял, что Бойд не был с нею заодно. Одновременно я понял: она знает, что Лендвич кого-то убил, только не этой ночью и не Бойда… Кого же в таком случае? Доктора Эстепа? Вряд ли… Если он и был убит — то только своей женой, своей второй женой… Да, недостаток фактов может испортить нам всю историю. Кого же убил Лендвич до Бойда? Он что — профессиональный убийца?
Все эти мысли молнией пронеслись в моей голове. А миссис Эстеп между тем спросила:
— И вы пришли сюда только ради того, чтобы задать мне эти дурацкие вопросы? Какая чушь…
И она проговорила минут пять без единой паузы. Слова так и сыпались, но что удивительно — она не произнесла ни одной фразы по существу. Она говорила и говорила, чтобы выиграть время, а сама лихорадочно соображала, какую позицию ей выгоднее занять.
И прежде чем мы успели посоветовать ей рассказать обо всем чистосердечно, она нашла выход, приняла решение: молчать. Молчать!
Она внезапно замолчала, и мы больше не услышали от нее ни одного слова, а ведь молчание — самое действенное оружие против строгого допроса. Обычно подозреваемый на словах пытается доказать свою невиновность и, независимо от того, опытен человек в таких делах или нет, рано или поздно он все равно проговорится. Но когда человек молчит, с ним ничего нельзя поделать.
Миссис Эстеп так и поступила. Она даже не сочла нужным слушать то, о чем мы ее спрашивали. Правда, выражение ее лица часто менялось. Тут были и возмущение, и недоумение, и другие оттенки чувств, но нам-то от этого было не легче. Нужны слова, а слов не было. И тем не менее мы решили не сдаваться и провели у нее добрых три часа. Мы уговаривали, льстили, чуть не танцевали вокруг, но так ничего и не добились. В конце концов нам это надоело, и мы забрали ее с собой. Правда, против миссис Эстеп не было никаких улик, но мы не могли оставить ее на свободе, пока Лендвич не разоблачен.
Приехав в управление, оформили ее не как арестованную, а как свидетельницу, и посадили в одну из комнат управления — под надзор женщины, работающей в полиции, и одного из людей О'Тара. Мы надеялись, что, может быть, им удастся что-нибудь вытянуть. Сами же отправились решать дела с Лендвичем. В управлении миссис Эстеп, разумеется, обыскали, но не нашли ничего интересного.
После этого мы с О'Таром отправились обратно в отель и тщательно перетряхнули номер, но тоже ничего не нашли.
— А ты сам вполне уверен в том, что мне рассказал? — спросил О'Тар, когда мы вышли из отеля. — Ведь если это ошибка, меня по головке не погладят.
Я пропустил вопрос мимо ушей.
— Встречаемся в 18.30, — сказал я. — И поедем вместе к Лендвичу.
О'Тар понимающе улыбнулся, и я отправился в контору Вэнса Ричмонда.
Увидев меня, адвокат вскочил из-за письменного стола. Лицо его казалось еще более бледным и изможденным, чем обычно. Морщины стали рельефнее, под глазами — синие круги.
— Вы просто обязаны сделать что-нибудь! — выкрикнул он хриплым голосом. — Я только что вернулся из больницы. Состояние миссис Эстеп чрезвычайно опасно. Если эта история затянется еще на день-два, она просто не выдержит и покинет этот мир…
Я перебил его, сообщив о событиях дня и тех последствиях, которые, по моему мнению, должны наступить вслед за ними. Он выслушал меня молча, но не успокоился, а лишь безнадежно покачал головой.
— Неужели вы не понимаете, что это всего лишь капля в море? — воскликнул он. — Я, конечно, уверен, что доказательства ее невиновности рано или поздно появятся, но боюсь, что это произойдет слишком поздно… Я не имею к вам претензий — вы сделали все, что могли… И, может быть, даже больше, но этого пока слишком мало! Нам нужно еще кое-что… Что-то, похожее на чудо. И если не удастся вытряхнуть правду из Лендвича или из этой авантюристки, называющей себя миссис Эстеп, то, возможно, все ваши усилия пропадут даром. Конечно, правда может выплыть на судебном процессе, но на это никак нельзя надеяться… К тому же моя клиентка может просто не дожить до суда… Но если я прямо сейчас освобожу ее, то, возможно, она выкарабкается. А пара дней в тюрьме наверняка доконают ее, и тогда вообще безразлично, виновна ли она. Смерть забирает с собой все заботы и неприятности. Ведь я уже сказал, что она находится в крайне тяжелом состоянии…
Я ушел от Вэнса Ричмонда так же, как и пришел, — неожиданно. Этот адвокат ужасно действовал мне на нервы. А я не люблю волноваться, когда выполняю задание. Волнение только мешает работе, а работе детектива — тем более.
Вечером, без четверти семь, я позвонил в дверь Лендвича, О'Тар пасся неподалеку. Поскольку последнюю ночь я провел вне дома, на мне все еще была старая военная форма, в которой я представился как Шейн Вишер.
Дверь открыл сам Лендвич.
— Добрый день, Вишер, — сказал он равнодушным тоном и провел меня наверх.
Четырехкомнатная квартира; два выхода — главный и черный; обстановка обычных меблирашек в доходных домах. На своем веку мне довелось повидать множество таких квартир.
Мы уселись в гостиной, закурили и принялись трепаться о пустяках, внимательно изучая друг друга. Мне, например, показалось, что Лендвич нервничал; складывалось впечатление, что он совсем не рад моему приходу. Скорее наоборот.
— Вы мне обещали немного помочь, — наконец напомнил я.
— Сожалею, — ответил он, — но выяснилось, что в настоящее время я ничего не могу для вас сделать. У меня были кое-какие планы, но в последние часы обстановка изменилась. — Он немного помолчал и добавил: — Может быть, немного попозже…
Из его слов я понял, что он хотел поручить мне Бойда, но, поскольку Бойд уже вышел из игры, работы у Лендвича для меня не нашлось.
Лендвич встал и принес бутылку виски. Какое-то время мы еще беседовали о том о сем. Он не хотел показать, что желает поскорее избавиться от меня, а я тоже не спешил.
Несмотря на то что разговор шел о всяких пустяках, мне все-таки удалось понять, что он всю жизнь промышлял мелким жульничеством, а в последнее время нашел более выгодный бизнес. Это подтверждало слова Пенни Граута, сказанные им Бобу Филу.
Потом я стал рассказывать о себе. Рассказывал намеками, недомолвками, делая многозначительные жесты. Короче говоря, дал ему понять, что за мной тоже водятся грешки, а в довершение всего намекнул, что в свое время был членом банды Джимми Пистолета, которая сейчас почти в полном составе отбывает наказание в Уолл-Уолле.
Наконец Лендвич решил дать мне взаймы некоторую сумму, которая поможет мне встать на ноги и обрести уверенность. Я ответил, что мелочишка, конечно, не помешает, но хотелось бы найти какую-нибудь возможность подработать основательно.
Время шло, а мы так и не могли договориться до чего-нибудь определенного. Наконец мне надоело говорить обиняками, и я решительно сказал:
— Послушай, приятель, — говоря это, я внешне был совершенно спокоен, — мне кажется, ты здорово рисковал, ухлопав шустряка, которого я наколол.
Я хотел внести элемент оживления в нашу скучную беседу, и мне это удалось как нельзя лучше. Лицо его сразу же исказилось от ярости, а в следующее мгновение в руке блеснул кольт.
Но я был начеку и сразу же выстрелил. Результат превзошел самые смелые мои ожидания: револьвер вылетел из его руки.
— Вот так-то будет лучше, — сказал я. — И не вздумай рыпнуться!
Лендвич сидел, потирая онемевшую от удара руку и с удивлением таращась на дымящуюся дыру в моем кармане. Он был ошарашен. Это и понятно: выбить выстрелом оружие из руки противника — очень эффектная вещь, и удается крайне редко. Но тем не менее удается. Не очень опытный стрелок — а я именно таковым и являюсь — всегда стреляет приблизительно в ту сторону, куда хочет попасть. Это получается автоматически. Раздумывать тут некогда. А если противник делает какое-либо подозрительное движение, то стреляешь обычно в том направлении, где это движение возникло. Когда Лендвич выхватил револьвер, я, естественно, выстрелил в его сторону. Остальное сделала пуля. Но выглядело это, повторяю, очень эффектно.