Я погасил тлеющую ткань куртки и прошел к тому месту, куда отлетел револьвер.
— Нельзя играть с огнем, — назидательно сказал я — Так и до беды недалеко.
Он презрительно скривил маленький ротик.
— Выходит, вы из легавых, — процедил он не то утвердительно, не то вопросительно, но тем не менее постарался вложить в свои слова все презрение, которое питал к полицейским и частным детективам, а презрение, судя по всему, он питал к ним немалое.
Возможно, мне удалось бы его убедить в противном, что я не легавый, а действительно Шейн Вишер, за которого себя выдаю, но я не стал этого делать и кивнул.
Он глубоко задумался, все еще потирая руку Лицо его было совершенно бесстрастно, и лишь неестественно блестевшие глаза выдавали работу мысли.
Я продолжал молча сидеть и ждать результатов его раздумий. Конечно же, он пытался в первую очередь разгадать, какую роль я играю в этом деле А поскольку я встретился на его пути только вчера, сообщив о слежке, то он, видимо, решил, что я ни о чем не знаю Кроме того, что он прикончил Бойда. Видимо, посчитал, что я не знаю даже о деле Эстепа, не говоря уже о других грехах, которые водились за ним.
— Вы не из полиции? — спросил он чуть ли не радостным тоном, тоном человека, который понял, что еще не все потеряно и, может быть, еще удастся выкрутиться из неприятного положения.
Я рассудил, что правда мне не повредит, и сказал.
— Нет, не из полиции. Из агентства «Континентал». Он подвинулся ближе.
— Какую роль вы играете в этом деле? Я снова решил сказать правду:
— Меня беспокоит судьба второй жены доктора Эстепа. Она не убивала своего супруга.
— И вы хотите добыть доказательства ее невиновности, чтобы она могла выйти на свободу?
— Да.
Он хотел придвинуть свой стул еще ближе к моему, но я сделал знак оставаться на месте.
— Каким образом вы собираетесь это сделать? — снова спросил он, и его голос стал еще тише и доверительней.
— Перед смертью доктор Эстеп написал письмо, — сказал я, — и я почти уверен, что оно содержит доказательства невиновности его второй жены.
— Ах вот оно что! Ну и что дальше?
— Дальше ничего. Неужели этого мало?
Он откинулся на спинку стула. Его глаза и рот снова уменьшились: видно, он опять задумался.
— А почему вас интересует человек, который умер вчера? — медленно спросил он.
— Дело не в этом человеке, дело в тебе, — сказал я, не скрывая правды и на сей раз. — Ведь следил-то я за тобой, а не за ним. Второй жене доктора Эстепа это, возможно, и не поможет непосредственно, но я знаю, что вы с его первой женой затеяли какую-то опасную игру против нее. Из своего же опыта я знаю: что вредит одному — на пользу другому. Поэтому и решил, что если прижму вас немного, то это пойдет на пользу миссис Эстеп. Скажу откровенно, мне многое еще неясно; я бреду в потемках, но я всегда быстро иду вперед, как только завижу свет. И темнота вокруг меня рано или поздно рассеивается, уступая место солнечному дню. И одну из светящихся точек я уже узрел: я уже знаю, что произошло с Бойдом и кто виноват в этом деле.
Глаза Лендвича снова широко раскрылись. Раскрылся и его рот — насколько вообще мог раскрыться такой маленький ротик.
— Ну что ж, пусть будет так, — сказал он тихо. — Только имейте в виду, что дешево вы меня не купите. Придется приложить много усилий.
— К чему ты клонишь?
— Думаете, меня будет просто обвинить в убийстве Джона Бойда? Ведь у вас нет никаких вещественных доказательств!
— Вот тут ты ошибаешься…
Но в глубине души я и сам был убежден, что он прав. Хотя бы потому, что ни я, ни Боб не были уверены, что человек, которого Лендвич вытаскивал из квартиры, был Бойд. Вернее, мы были уверены, но поклясться перед судом присяжных не смогли бы. Ведь если они проведут следственный эксперимент, то выяснят, что с такого расстояния в темную ночь мы не могли увидеть его лица. К тому же мы тогда посчитали, что Бойд не мертв, а пьян. И лишь позднее, узнав о трупе, найденном в парке, поняли, что, когда Лендвич вытаскивал его из дома, тот уже был мертв. Все это, конечно, мелочи, но частный детектив должен иметь безукоризненные доказательства.
— Вот тут-то ты и ошибаешься, — повторил я вопреки своим размышлениям. — Если хочешь знать, мы добыли против тебя столько материала, что его хватит, чтобы засадить тебя не только за решетку, но и в более тепленькое местечко. То же самое относится и к твоей сообщнице.
— Сообщнице? — протянул он не очень удивленно. — Вы, наверное, имеете в виду Эдну? И вы ее, наверное, уже взяли?
— Ты угадал!
Лендвич рассмеялся:
— Ну, ну, с Богом! Только вряд ли вы узнаете от нее что-нибудь. Во-первых, потому что она сама мало знает, а во-вторых… Да и вы сами, наверное, уже убедились, что ее не так-то легко расколоть. Поэтому предупреждаю заранее: не вкручивайте мне мозги, уверяя, что она все выболтала!
— А я и не собираюсь этого утверждать. Несколько минут мы молчали, а потом он вдруг сказал:
— Я хочу сделать вам предложение… Хотите верьте, хотите нет, но письмо, которое доктор Эстеп написал перед смертью, было адресовано мне. И из него ясно видно, что он покончил жизнь самоубийством. — Лендвич сделал паузу и добавил: — Дайте мне возможность скрыться! Всего полчаса… а потом действуйте так, как сочтете нужным. Я же, со своей стороны, обещаю переслать вам это письмо…
— Ты способен выполнить такое обещание? — спросил я не без сарказма.
— Значит, вы мне не верите? Что ж, в таком случае мне придется поверить вам, — сказал он. — Я отдам письмо, если вы пообещаете, что ничего не предпримете в течение получаса!
— Зачем же давать такие обещания, — бросил я, — ведь я могу забрать и тебя, и письмо в придачу!
— Не удастся! Неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы хранить письмо в ненадежном месте?
Этого я, конечно, не думал, но тем не менее считал, что письмо найти можно. Нужно только постараться.
— Чего мне с тобой нянчиться? — буркнул я — Ведь я и так загнал тебя в угол. Могу обойтись и без обещаний.
— Ну а если я скажу, что освободить миссис Эстеп можно только с моей помощью? Тогда вы согласитесь?
— Возможно… Только сначала я должен выслушать, что ты скажешь.
— Хорошо. Я расскажу всю правду, но ее не доказать, если я сам не сознаюсь. Если вы сблефуете, то не удастся установить, что все было действительно так. А присяжные подумают, что пройдоха детектив их морочит.
С этим я был полностью согласен. Мне приходилось выступать свидетелем на судебных процессах, но я никогда не видел, чтобы суд доверял частному детективу — считают, что мы ведем двойную игру, выгораживая клиента.
— Один молодой врач попал в грязную историю, — начал свой рассказ Лендвич. — От суда отвертелся, но власти лишили его частной практики. Бедняга по пьянке поплакался одному деляге — и тот предложил доктору фальшивые документы. Врач согласился; деляга исполнил обещание. Этого врача вы и знаете под именем доктора Эстепа, и это я вновь поставил его на ноги и помог обрести место в обществе Да, еще одно… Настоящее имя человека, которого нашли сегодня в парке мертвым, — Хамберт Эстеп…
Это новость… Правда, нельзя поручиться, что Лендвич не лжет. Тот между тем продолжал:
— Сейчас фальшивые документы достать легко Ими торгуют все, кому не лень. Но тогда, двадцать пять лет тому назад… Мне помогла Эдна Файф. Эту женщину вы знаете как первую жену доктора Эстепа.
Эдна вышла замуж за настоящего Хамберта Эстепа. Хамберт — чертовски плохой врач, и, прожив какое-то время впроголодь, Эдна уговорила его закрыть практику Она вообще могла из Хамберта веревки вить.
Я передал диплом и лицензию молодому доктору; тот уехал в Сан-Франциско уже под именем Хамберта Эстепа и открыл здесь частную практику. Настоящая супружеская чета Эстепов пообещала никогда не пользоваться своим настоящим именем — это было им только на руку.
Я, соответственно, продолжал держать связь с молодым доктором, получая свои проценты. Короче говоря, я держал его в руках, а он был не настолько глуп, чтобы сделать попытку освободиться. Через несколько лет я узнал, что его дело процветает, и тоже поселился в Сан-Франциско — здесь легче следить за его доходами. Примерно в то же самое время он женился, и дела его шли все лучше и лучше. Он даже стал помещать капитал в предприятия. В общем, доходы росли, а моя доля оставалась довольно скромной. Доктор, правда, никогда не нарушал наш первоначальный договор, но на повышение моего гонорара не соглашался. Он отлично понимал, что я не стану резать курицу, которая несет золотые яйца. Конечно, его деньги мне помогли, но капитала, как он, я не сколотил, и это меня очень огорчало. И вот несколько месяцев тому назад, узнав, что он увеличил капитал почти вдвое, я перешел к более активным действиям.
За эти годы я изучил характер доктора: когда выколачиваешь деньги, волей-неволей изучаешь человека. Так, например, я знал, что доктор никогда не говорил жене о своем прошлом, отговаривался какими-то общими словами. Сказал между прочим, что родился в Западной Вирджинии. Кроме того, я знал, что у него в письменном столе всегда лежит револьвер, и понимал зачем: если все откроется — он покончит с собой. Доктор рассуждал так: власти, учитывая его безупречную жизнь здесь, в Сан-Франциско, наверняка замнут дело и не допустят огласки. В этом случае жена не будет опозорена перед общественностью, хотя и узнает правду. Мне самому, разумеется, никогда бы не пришла в голову подобная мысль, но доктор был человек со странностями — ради репутации мог пожертвовать жизнью.
Вот таким я его себе представлял и не ошибся. Мой план на первый взгляд может показаться очень сложным, но на самом деле он прост. Я пригласил супружескую чету Эстепов к себе. Их, правда, нелегко было разыскать, но в конце концов я напал на их след. Собственно, я пригласил только Эдну, а ее супругу приказал оставаться на месте. И все сошло бы как нельзя лучше, если бы Хамберт послушался меня… Но он испугался… Испугался, что мы с Эдной обманем его. Поэтому и приехал: разнюхать, что мы собираемся делать. Я узнал об этом только тогда, когда вы сказали мне о слежке…
Я пригласил Эдну, но не стал посвящать ее в подробности, сказал, что нужно, и приказал как следует выучить свою роль. За несколько дней до ее приезда я сходил к врачу и потребовал 100 000 долларов. Он высмеял меня, и я сразу же ушел, бросив напоследок, что готов на все.
Как только приехала Эдна, я послал ее к нему. Она попросила сделать ее дочери криминальный аборт. Он, конечно, наотрез отказался. Эдна начала умолять — достаточно громко, чтобы слышала сестра или кто-нибудь другой в соседней комнате. Она придерживалась текста, который мог быть истолкован в нужном смысле. Эдна безупречно сыграла свою роль и ушла от доктора вся в слезах.
После этого я приступил ко второй части: попросил знакомого наборщика сделать клише и оттиск небольшого сообщения. В нем говорилось, что городские власти напали на след врача, который практикует под чужим именем, и что документы он, несомненно, добыл незаконным путем. Клише было размером 10 на 16 дюймов. Если вы внимательно просматриваете «Ивнинг тайме», то обратили внимание, что ежедневно на первой странице помещается фотография точно таких размеров.
Знакомый вытравил из одного экземпляра фотографию и на ее место впечатал эту заметку. Остальное — совсем просто. Я знал, что почтальон оставляет газеты прямо в двери доктора, не заходя в дом. Нужно было просто подкараулить его и подсунуть на место свежей газеты фальшивку.
Во время рассказа Лендвича я старался не показать, что заинтересован, и в то же время не перебивал, стараясь не упустить ни единого слова. Сперва я думал, что он наврет с три короба, но вскоре убедился: не врет. Он прямо-таки наслаждался своей подлостью, смаковал ее… Говорил и говорил — больше, чем нужно, просто не мог не хвастаться. Он весь кипел от тщеславия, которое обычно одолевает преступников, удачно провернувших дельце и созревших для кутузки.
Глазки Лендвича блестели, а маленький ротик победно улыбался. Он продолжал свой рассказ:
— Доктор прочитал заметку и… застрелился. Но до этого написал мне письмо. Я никак не ожидал, что полиция примет самоубийство за убийство, поэтому считаю, что нам здорово повезло.
Я рассчитывал, что в суматохе, вызванной смертью доктора, никто не обратит внимания на фальшивую заметку, а после самоубийства Эдна должна будет сделать второй ход и заявить, что она — первая жена доктора Эстепа. Это должно было найти подтверждение в словах помощницы доктора, которая слышала их разговор, и в том факте, что доктор покончил с собой после визита Эдны. Таким образом, я представлял его перед всеми как двоеженца.
Я был уверен, что никакое следствие не сможет опровергнуть этот факт О прошлом доктора никто не знал, а Эдна действительно вышла замуж за доктора Эстепа и прожила с ним два года в Филадельфии. Ну а до того, что Эстеп на самом деле не Эстеп, трудно было докопаться. Двадцать семь лет — слишком большой срок. Оставалось лишь убедить жену доктора и его адвокатов, что она — фактически не жена, точнее говоря, незаконная жена, поскольку он женился на ней, уже будучи женатым. И мы этого добились! Все поверили, что Эдна — законная жена.
Следующим шагом должно было стать соглашение между Эдной и миссис Эстеп о разделе имущества и состояния доктора. Причем Эдна должна была получить львиную долю или по меньшей мере половину состояния: только в этом случае мы ничего не доводили до сведения общественности. В противном случае мы грозили обратиться в суд. Положение наше было отличное. Я лично удовольствовался бы и половиной состояния. Несколько сот тысяч долларов — тоже деньги. Мне бы их наверняка хватило — даже за вычетом тех 20 тысяч, которые я пообещал Эдне.
Но когда полиция засадила за решетку жену доктора Эстепа, я понял, что можно рассчитывать и на все состояние. Мне и делать-то ничего не нужно было. Только ждать, когда ее осудят.
Единственное доказательство ее невиновности — письмо доктора — находилось в моих руках. И даже если бы я захотел ее спасти, то не мог бы этого сделать, не выдав себя с головой.
Когда врач прочел заметку в газете, то понял, что она обозначает Он вырвал ее из газеты, написал прямо на ней несколько строк и отправил мне. Это послание и выдает меня… Но я не собирался его показывать.
Итак, до сих пор все шло как нельзя лучше. Оставалось ждать, когда капитал сам придет в руки. И как раз в этот момент на горизонте появился настоящий доктор Эстеп, чтобы испортить все дело.
Он сбрил усики, нацепил какие-то лохмотья и приехал следить за нами Как будто он мог что-нибудь сделать!
После того как вы намекнули мне, что за мной следят, я привел его сюда, собираясь спрятать где-нибудь, пока все козыри не будут разыграны. А вас пригласил затем, чтобы вы посторожили его некоторое время. Но он оказался несговорчивым, мы крупно поссорились, и в результате я его пристукнул. Убивать я, естественно, не хотел, но так уж получилось, что он проломил себе затылок.
Эдне я ничего не сказал. Она не стала бы слишком горевать, но лучше поостеречься: женщины — смешной народ, никогда не знаешь, чего от них ждать…
Я рассказал все. Делайте выводы. Доказательств — нет… Можно рассказать, что Эдна не была женой доктора Эстепа и что я его шантажировал. Но нельзя доказать, что законная жена доктора Эстепа не верила, будто Эдна его первая и законная жена. Тут ее утверждение будет стоять против двух наших. А мы поклянемся, что успели убедить ее в этом. А раз так, она, естественно, имела мотив для убийства. И газетный подлог вы не сможете доказать — материал у меня в руках. И вообще, если вы начнете рассказывать все это перед судом, вас сочтут психом. Уличить меня во вчерашнем убийстве тоже не сможете — у меня есть алиби. Я могу доказать, что вчера вечером уехал из дома с одним моим пьяным приятелем, привез его в отель и с помощью портье и мальчика-лифтера уложил в постель. И утверждениям частного детектива, что это не так, наверняка не поверят.
В обмане вы меня, конечно, уличите. Но вызволить миссис Эстеп без моей помощи не сможете. Поэтому вам лучше меня отпустить. А взамен я отдам письмо, написанное доктором. Мы оба только выиграем от этого — можете быть уверены. В нескольких строчках, написанных мной, простите, оговорился, — доктором, сказано, что он покончил с собой, причем сказано недвусмысленно…
Игра стоила свеч, в этом не было сомнения. Лендвич не врет… Я все хорошо понимал, и тем не менее мне не хотелось отпускать этого подлеца.
— Напрасно ты пытаешься убедить меня в этом, Лендвич, — сказал я. — Ты и сам понимаешь, что твоя песенка спета. В тот момент когда ты сядешь за решетку, миссис Эстеп выйдет на свободу.
— Что ж, попробуйте! Без письма вы ее не вытащите. И я не думаю, что вы меня считаете круглым дураком и надеетесь найти письмо собственными силами.
Меня не очень беспокоили трудности, связанные с поисками доказательств виновности Лендвича и невиновности миссис Эстеп. Достаточно навести справки о нем и его сообщнице Эдне Файф на Восточном побережье, и все будет в порядке. Но на это уйдет неделя, а может, и больше. А недели у меня нет. Я вспомнил слова Вэнса Ричмонда: «Еще день-два, проведенных в заключении, и ее не станет. И тогда ее мало будет беспокоить, что говорят люди. Смерть сделает свое дело».
Надо действовать решительно и быстро. Ее жизнь находилась в моих руках. К черту законы! Человек, сидящий сейчас передо мной, был подлецом, шантажистом, по меньшей мере дважды убийцей. Но совершенно невиновная женщина при смерти…
Не спуская глаз с Лендвича, я подошел к телефону и набрал номер Вэнса Ричмонда.