Прошло несколько минут.
Мы с Радиком выбились из сил, пытаясь вырваться из пленивших нас рук.
— Ну, что, успокоились? — спросил державший меня бугай, когда мы затихли. — Значит так. Не дергаться и следовать за нами.
В мою спину последовал грубый толчок.
Когда мы подошли к трассе, на меня уставились десять пар жестоких и насмешливых глаз. Но это явно были не "менты".
"Бандиты", — мысленно охнул я.
Вокруг меня сомкнулось кольцо. Я почувствовал, что во мне нарастает страх. Если эти ребята решат учинить надо мной самосуд (а они, судя по их свирепому виду, были способны на все), мои шансы на спасение будут равны нулю.
— Оганез, отпусти его, — послышался чей-то негромкий, хриплый бас.
Мои руки обрели свободу. Я выпрямился. Перед моими глазами выросла внушительная шея. Это был крупный, хорошо одетый мужчина лет шестидесяти с властным лицом и холодными глазами. Характерный акцент выдавал в нем кавказца. По его неторопливым и уверенным движениям, по его спокойной и размеренной речи я понял, что он в этой компании — главный.
Кавказец внимательно оглядел меня с головы до ног. В его глазах промелькнуло сомнение.
— Ну, что, давай знакомиться, — наконец проговорил он. — Меня зовут Гиви.
— Евгений, — представился я и по привычке выбросил ладонь вперед. Но мой собеседник подчеркнуто отвел руки за спину.
Кто-то усмехнулся. Я почувствовал неловкость.
— За свою жизнь я повидал немало всякого люду, — неторопливо продолжил кавказец. — Но ты на убийцу что-то не похож. У тебя интеллигентность на лбу написана. Инженер?
— Инженер, — кивнул я.
— Так почему же тебя обвиняют в убийстве такого уважаемого человека?
— Я никого не убивал, — заявил я.
Гиви молча смотрел на меня. Его проницательный взгляд словно просвечивал меня насквозь.
— Не верь ему! — выкрикнул "трактирщик".
— А сыну Карпычева поверишь? — раздался звонкий голос Радика.
Кольцо обступивших меня "братков" разомкнулось. Мой спутник стоял, засунув руки в карманы брюк, и бесстрашно смотрел на кавказца.
— Ба! — раздался чей-то голос. — А я все думаю, где я мог его раньше видеть. Это же тот самый пацан, который снимался в кино. Вырос. Прямо не узнать.
— Дядя Женя моего папу не убивал, — отчеканил Радик. — Его убил кто-то другой. А дядю Женю просто подставили.
— Вполне допускаю, — кивнул кавказец. — Но дело сейчас не в этом, а в том, что он ограбил нашего друга.
Он указал глазами на хозяина кафе.
— Да никто его не грабил! — топнул ногой мой спутник. — Мы даже крошки от него не унесли.
— Гиви, — весело воскликнул Оганез, демонстрируя Радиково "оружие", — наш Ашот обделался от игрушки. Пистолет и вправду игрушечный.
Пустынную равнину сотряс взрыв хохота. "Трактирщик" покраснел, как вареный рак, и не знал, куда деть глаза.
— Да как же не грабил! Как же не грабил! — стал неуверенно оправдываться он.
— Помолчи, — остановил его кавказец и обратился к мальчику. — Подойди к дяде Гиви.
Радик подошел.
— Сейчас мы отойдем с тобой в сторонку, и ты мне подробно расскажешь, как все было.
Кавказец выслушал моего спутника со всем вниманием. Когда он снова подошел к нам, в его глазах светилось негодование.
— Ашот, Ашот! — осуждающе обратился он к хозяину кафе. — Бить голодного ребенка за то, что он стащил кусок хлеба! Позор!
"Трактирщик" потупил глаза, не решаясь что-либо возразить. После этого Гиви обратился к своим собратьям:
— Мы отпускаем этих ребят. Наказывать их не за что. Оганез, у тебя там в машине вроде была какая-то еда?
— Да, бутерброды и минералка. А что?
— Отдай им.
Мой "пленитель" вытащил из автомобиля сверток и передал его мне.
— Желать тебе успеха я не буду, — обратился ко мне кавказец. — Но справедливости пожелаю. Какой бы она ни была.
Я благодарственно кивнул. Гиви хотел еще что-то добавить, но тут вдруг послышалось чье-то восклицание:
— Ашот, что с тобой?
Все повернули головы. Хозяин кафе неподвижно лежал на земле. Его рот был широко открыт, а остекленевшие глаза испуганно смотрели куда-то вверх. Один из "братков" стал нащупывать его пульс.
— Во, дела! — изумленно произнес он. — Мертв!
Кто-то присвистнул. Наступила напряженная тишина.
— В машину, — скомандовал кавказец…
Проводив глазами отъехавшие автомобили, мы с Радиком облегченно перевели дух.
— Откровенно говоря, я не думал, что все так хорошо закончится, — признался я своему спутнику. — Когда они меня обступили, я решил, что мне пришел конец. Ты меня просто спас.
— Да ладно ты, — отмахнулся Радик. — Давай лучше поужинаем.
Развернув подаренный нам кулек, он радостно воскликнул:
— Бутерброды с ветчиной! Класс!
— Класс, — согласился я, открывая минералку.
— Сейчас просто перекусим, но зато завтра наедимся до отвала.
— На какие шиши? — горько улыбнулся я.
— Вот на эти, — произнес мой спутник, и продемонстрировал мне бумажник.
— Откуда он у тебя? — изумился я.
— У "трактирщика" из кармана спер, пока он мне ухи крутил.
Я схватился за голову и рассерженно посмотрел на него.
— Это компенсация за моральный ущерб, — поспешил пояснить мальчик. — Ему он все равно уже не понадобится.
— Да, не понадобится, — озабоченно пробормотал я. — От чего, интересно, он умер? Вроде, был жив-здоров. И, вдруг, раз, и на тебе. Какая-то странная смерть.
— Может, странная. А может, и не странная, — заметил Радик. — В любом случае, туда ему и дорога…
Глава тринадцатая
Вдоль пыльной ухабистой дороги под знойным полуденным солнцем ковыляла сгорбленная старуха. В ее правой руке была кривая палка, на которую она опиралась, а в левой — мешок, который она волочила по земле. Смотреть на нее было неприятно. Длинное черное платье, спускавшееся аж до самых пят, черный платок, скрывавший всю нижнюю часть ее лица, придавали ей такую мрачность, что казалось, будто в ее обличии вышагивает сама Смерть.
Старуха была не одна. Рядом с ней, понурив голову, брел ее внук. Он выглядел уставшим. Каждый шаг давался ему с трудом. В конце концов, он не выдержал, остановился, и простонал:
— Дядь Жень, я больше не могу.
Да, это были мы с Радиком. Это был наш новый маскарад. Причем, возник он очень неожиданно.
Когда мы, проснувшись утром, осмотрелись вокруг, острые глаза моего спутника заметили у обочины дороги какой-то старый потрепанный серый мешок с веревочными завязками. Судя по всему, его либо выкинули, либо забыли, когда садились в "попутку". Мы осторожно заглянули внутрь.
— Бабьи тряпки, — разочарованно вздохнул Радик, но вслед за этим тут же встрепенулся: — Дядь Жень, а для тебя они очень кстати. А ну-ка, примерь.
Я напялил на себя лежавшее в мешке одеяние. Мой спутник вскинул большой палец и восхищенно захлопал в ладоши.
— Класс! То, что нужно! Вылитая старуха! Дядь Жень, тебя в этом "прикиде" даже родная мать не узнает. Ей богу! Ты только побрейся и, самое главное, молчи, чтобы твой голос тебя не выдал. Прикинься, что ты "глухонемая" инвалидка.
— Я воль, майн фюрер! — в шутку отрапортовал я.
Радик засмеялся.
Очистив лицо от щетины, я немного потренировался в изображении старческой походки, переложил содержимое своей дорожной сумки в мешок, приспособил в качестве реквизита валявшуюся на земле палку, и мы продолжили свой путь…
— Привал, — согласно кивнул я, и уселся рядом с мальчиком.
Радик достал из рюкзака недопитую накануне бутылку минералки, сделал глоток и протянул мне.
— Спасибо, — поблагодарил его я.
Мы немного помолчали.
— Дядь Жень, пройдет немного времени, и мы с тобой будем вспоминать это путешествие со смехом, — мечтательно произнес мой спутник, откинувшись назад, и подняв глаза к небу. — Помнишь, как мы изображали монахов?
— Помню, — кивнул я. — Хотя мне, признаться, больше запомнилось, как ты отчаянно драпал от врачихи.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся Радик. — Это я клизмы испугался. Мне ее в детском доме как-то ставили, когда я отравился. Запомнил на всю жизнь. Жуть!
— Я так и понял, что ты с ней уже знаком.
— Дядь Жень, у нас скоро все будет хорошо, — пообещал мальчик. — Вот увидишь.
— Дай-то бог, — вздохнул я, и мысленно про себя отметил: "В последние дни, несмотря на все свалившиеся на нас тяготы, он как-то поживел, стал больше улыбаться. Дома он постоянно ходил угрюмым".
— Что же это за тайна, которую ты никак не решаешься мне открыть?
— Дядь Жень, потерпи. Осталось уже совсем немного.
Вдали показался какой-то автобус. Мы поднялись на ноги и "проголосовали". К нашей великой радости он затормозил. Передняя дверь открылась. Водитель приветливо кивнул.
— Садитесь.
Дождавшись, когда мы устроимся на двух передних сиденьях, располагавшихся прямо за ним, он нажал на газ.
— Вам куда?
— До Сочи, — ответил Радик.
— По пути. Завезу прямо в город.
— А сколько Вам надо платить?
— Да нисколько. У нас это не практикуется. Автобус церкви принадлежит.
Я осторожно обернулся и оглядел пассажиров. Это были молодые ребята лет восемнадцати-двадцати. Их лица светились каким-то неземным блаженством.
— А чего это вы пешком? — снова окликнул нас шофер.
— Да вот, ехали на "попутке", — принялся "заливать" мой находчивый спутник. — О цене изначально вроде договорились. А этот козел возьми, и по пути больше запроси. Иначе, говорит, вылезайте. Ну, а у нас денег мало. Пришлось выйти.
— Вот сволочь! — осуждающе покачал головой водитель. — Что за люди! Бросить ребенка и старого человека в таком месте! Ни стыда, ни совести. Бабушка, что же Вы ему своей клюкой рожу не расквасили?
— Она глухонемая, ничего не слышит, — объяснил Радик.
Я в качестве подтверждения продолжал невозмутимо смотреть в окно.
— А-а-а, — бросив на меня сочувствующий взгляд, протянул шофер. — Понятно.
Автобус, чувствительно реагируя на все неровности дороги, преодолевал километр за километром. Нас немного разморило. Мы задремали. Я даже начал видеть какой-то сон. Но через некоторое время мои уши уловили недовольный возглас, который заставил меня насторожиться и открыть глаза.
— Кого они там караулят?
Посмотрев в лобовое стекло, я похолодел. Впереди стояла милицейская машина, возле которой скучали двое постовых. Заметив нас, они оживились. Характерный взмах полосатого жезла, и автобус повернул к обочине.
Я напрягся. Мое сердце бешено заколотилось. В салон заглянул грузный, насквозь промокший от пота, сержант. Радик подался чуть вперед, чтобы заслонить меня от его взора, и вытащил из рюкзака свой игрушечный пистолет.
— Кто тут у тебя?
— Семинаристы, — миролюбиво ответил водитель. — Едут в монастырь молиться святым мощам. Да бабка глухонемая с внуком.
В подтверждение его слов сзади нас тут же грянул радостный хор:
— Аллилуйя! Аллилуйя!
Сержант неодобрительно покосился на будущих священников, поднялся к шоферу и протянул ему фотографию.
— Не встречал?
На снимке был я.
— Нет, — уверенно ответил водитель.
— Если вдруг увидишь, имей в виду…
— Да знаю я, знаю. Вооружен, опасен. Мне на предыдущем посту уже говорили. Попадется на глаза — позвоню.
— Езжай, — бросил сержант, болезненно морщась от бившего ему в уши песнопения.
Автобус тронулся. Я облегченно перевел дух.
— Когда же они, наконец, этого бандита поймают? — проворчал водитель. — Третий день уже рыскают, и все без толку.
— Куда им! — воскликнул мой спутник. — В этой милиции — одни придурки.
— Что верно — то верно, — согласно усмехнулся шофер…
Глава четырнадцатая
Сочи оправдал мои ожидания на все сто. Едва мы въехали в город, как я полностью оказался во власти его красоты. Сколько зелени! Сколько свежести! Сколько ароматов!
Я жадно вдыхал витавший в воздухе неповторимый запах моря, провожал глазами проносившиеся мимо нас аллеи, фонтаны, здания причудливой архитектуры, и горько сожалел, что мне приходится созерцать все это не в непосредственной близости, а из окна автобуса. Увиденное захватило меня настолько, что в какой-то момент я совершенно забылся и, повернувшись к Радику, восхищенно воскликнул.
— Здорово, правда?
Ощутив резкий удар локтем в бок, я прикусил язык, и опасливо покосился по сторонам.
Водитель был целиком поглощен дорогой. Семинаристы по-прежнему распевали свою "аллилуйю". Судя по всему, никто из них так и не заметил, что "глухонемая старуха" внезапно обрела дар речи.
"Пронесло", — с облегчением подумал я
Мысленно обругав себя за неосторожность, я снова закутался в платок.
Мой спутник тем временем не отводил глаз от лобового стекла. Очевидно, Сочи был ему хорошо знаком. Когда мы вырулили на какой-то большой, оживленный проспект, он, к моему удивлению, попросил водителя остановиться:
— Мы выйдем здесь.
Меня охватило недоумение.
— Зачем светиться в таком людном месте? — спросил я Радика, когда мы покинули автобус.
— А затем, что мы уже приехали, — ответил он, и, потянув меня за платье, озорно добавил: — Пойдем, "бабушка". Наша цель совсем рядом, на другой стороне перекрестка.
— Слава Богу, — прошептал я и, старательно шаркая ногами по асфальту, заковылял вслед за "внучком".
Видимо, в изображении своей старческой "немощности" я все же немного перестарался. Когда у светофора меня взял под руку какой-то милиционер, меня словно шарахнуло током. Его сомкнувшееся на моем локте запястье было сродни наручникам. "Все, — подумал я, — конец". Но выяснилось, что стражу порядка просто вздумалось перевести меня через дорогу.
— Болеет твоя бабушка, — с сожалением заметил он на прощанье Радику. — Вся холодная. Дрожит.
— Болеет, — грустно вздохнул мой спутник, смиренно потупив взор.
Дождавшись, пока сердобольный милиционер отойдет на приличное расстояние, Радик не удержался и прыснул:
— Что, сдрейфил?
— Пошел ты! — раздраженно промычал я, пытаясь утихомирить бившую меня "кондрашку". — Ну, где твоя цель? Показывай.
— Вот она, — ответил мой спутник, и кивнул головой на внушительное зеленое здание, над входом в которое значилось "Сбербанк".
— Понятно, — хмыкнул я. — Примерно чего-то подобного я и ожидал.
Радик подался к моему уху и прошептал:
— Дядь Жень, когда мы с папкой были здесь в последний раз, он арендовал в этом банке ячейку. В ячейке находится одна очень важная бумага, которую мы должны забрать.
— И как ты собираешься это сделать? — с сомнением проговорил я. — Для этого наверняка нужны документы. У тебя по малолетству их еще нет. А свои я показывать не стану.
— Никаких документов не нужно. Ячейка арендована на предъявителя. Достаточно карточки и ключа. Только предъявитель должен быть совершеннолетним. Ты этому требованию более чем отвечаешь. Ну, "бабушка", соберись. Остался последний шаг.
— Хватит язвить, — бросил я.
Вопреки моим опасениям, процесс прохождения в депозитарий оказался несложным. Похожий на ястреба охранник сообщил о нашем запросе в нужный отдел. Явился клерк, который провел нас в банковское подземелье. Отперев массивную металлическую дверь, он завел нас внутрь, после чего удалился. Мой спутник отыскал по номеру нужную ячейку, сунул в нее ключ, распахнул дверцу и извлек изнутри прозрачную папку, сквозь которую просматривался листок бумаги, имевший все признаки официального документа: печать, штамп с регистрационным номером, несколько подписей. Радик закрыл ячейку обратно на ключ, и кивнул мне с довольным видом:
— Все. Пошли.
Выйдя из банка, мы огляделись по сторонам и, заприметив невдалеке небольшой уютный скверик, сочли, что он вполне подойдет нам для небольшого отдыха.
— Фу-у-у! — облегченно выдохнул мой спутник, когда мы уселись на свободную скамейку. — Дядь Жень, мне даже не верится, что все закончилось.
— Точно закончилось? — спросил я.
— Точно, — без тени сомнения отрезал мальчик; в его глазах горел восторженный огонь. — Остались только чистые формальности.
— Может, теперь откроешь, наконец, свою тайну? Признаться, у меня просто зудит узнать, что же это за бумага, ради которой нам пришлось столько перетерпеть.
— Открою, — согласно кивнул Радик.
Он достал из рюкзака "файл" и протянул мне.
— Читай.
В документе значилось следующее:
"Я, Карпычев Геннадий Матвеевич, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество своему приемному сыну Карпычеву Радиславу Геннадьевичу. Только ему и никому другому…".
— Что ж, поздравляю, — вздохнул я, возвращая мальчику документ. — С таким наследством ты теперь первый жених на всю страну. Когда об этом сообщат в газетах, тебя просто завалят письмами с объяснениями в любви. Хорошо, хоть, что завещание было спрятано в банке, а не бог знает где. И нам не пришлось ради него копать землю, нырять на дно морское, или искать в яйце, что спрятано в утке, а утка в зайце, а заяц — у черта на Куличках.
Радик рассмеялся и засунул папку обратно в рюкзак.
— Одного я не пойму, — добавил я. — Зачем Геннадию Матвеевичу понадобилось хранить его именно здесь?
Мой спутник посерьезнел.
— Чтобы про него никто не узнал, — тихо сказал он. — Если бы завещание хранилось в Москве, Катька непременно бы о нем пронюхала, и позаботилась бы о том, чтобы оно куда-то исчезло.
— Причем здесь твоя мачеха? — недоуменно нахмурился я.