— Правда, я не уверен, что смогу быть для тебя достойным соперником, — предупредил я, устанавливая игру на стол. — Я в такую штуку играл последний раз очень и очень давно.
— Да я и сам не так много в него играл, — признался Радик. — Всего пару раз с папой, и все.
Поединок начался. По ходу игры я вдруг почувствовал, как во мне все сильнее и сильнее нарастает азарт.
"Вот уж не думал, что на четвертом десятке можно так увлечься детской игрой, — мысленно подивился я. — Так, глядишь, скоро и до пряток дело дойдет".
Из коридора послышались приглушенные голоса. Мальчик вдруг насторожился, вскочил с места, тихонько подкрался к двери, немного ее приоткрыл и осторожно выглянул в образовавшуюся щелку.
— Катька с бомжем на лестнице о чем-то шепчутся, — сообщил он, вернувшись к столу.
— Странно, — удивленно пробормотал я. — Катерина, вроде, на дух его не переносит, и всегда старается избегать.
— Как же! — усмехнулся Радик. — Они частенько общаются. Только тайком, чтобы никто не видел.
— А ты откуда знаешь? — вскинул брови я.
— А я подглядывал, — хитро сощурился мальчик.
Я осуждающе покачал головой.
— Ай-яй-яй! Как не стыдно?
Произнеся это, я опустил голову, чтобы скрыть появившуюся у меня улыбку. Наблюдение Радика вызвало во мне прилив воспоминаний. Ведь я в детстве тоже тайком шпионил за соседями. Вместе со своими дворовыми приятелями. Мы играли в разведчиков. Однажды мы в окошко подглядели сцену, на которые в кинотеатрах дети до шестнадцати лет не допускаются, и растрепали об увиденном на весь двор. Моя пятая точка затем долго горела от отцовского ремня…
— Го-о-ол! — влетел в мои уши восторженный вопль Радика. — Десять-восемь! Дядь Жень, ты проиграл.
— Ну, что поделать? — сокрушенно развел руками я.
— Давай еще?
— Давай.
Мы поменялись сторонами и начали новый поединок.
В самый его разгар в комнату зашел Карпычев. Он еле держался на ногах. Его глаза были мутными и осоловевшими.
— О, я смотрю, вы уже подружились, — заплетающимся языком проговорил он и обратился ко мне. — Одевайся. Отвезешь нас с дедом к оврагу.
Не утруждая себя дальнейшими объяснениями, он развернулся и вышел.
Радик почему-то побледнел. В его глазах появился страх.
— Ну, зачем так расстраиваться? — ободряюще проговорил я, отнеся его реакцию целиком на грусть от одиночества. — Я скоро вернусь. Приеду, и доиграем.
Когда я спустился в холл и стал обуваться, мой взгляд упал на открытый дверной проем. Радик стоял на лестнице и пристально смотрел на своего приемного отца. Его лицо выражало неимоверную жалость и отчаяние. Он словно с ним прощался.
Я оторопел. С чего это он?…
Глава восемнадцатая
На улице стемнело. Дождь прекратился, но туман не спал. В воздухе ощутимо веяло сыростью.
Карпычев снял машину с сигнализации и протянул мне ключи.
— Геннадий Матвеевич, я на "Тойоте" никогда не ездил, — предостерегающе заметил я.
— Все на свете когда-нибудь случается впервые, — философски изрек он. — Ты, главное, не волнуйся.
Мы сели в машину. Старик разместится на заднем сиденье, Карпычев — рядом со мной. Я включил зажигание и завел мотор. Панченко выскочил из будки и открыл ворота, при этом старательно отводя от меня глаза. Я отпустил сцепление и нажал на газ. Машина медленно покатилась вперед. Вырулив на улицу, я переключился на третью передачу.
— Быстрее я не поеду, — извиняясь, произнес я. — Видимость плохая, да и техника незнакомая.
— От тебя этого никто и не требует, — дружелюбно откликнулся Карпычев. — Едь, как можешь. Главное, довези.
Он обернулся к старику.
— Может, все-таки вернемся?
— Нет, — прохрипел тот. — Я должен быть там. Меня туда что-то зовет.
Когда мы подъехали к Голосовому оврагу, над ним снова клубился зеленоватый туман. Вокруг стояла гнетущая тишина. Меня охватило предчувствие недоброго.
Мы вышли из машины, и подошли к склону.
Внезапно старик скорчился, обхватил голову руками, упал на колени, мучительно застонал, и затрясся в каких-то безумных судорогах.
Мы со страхом смотрели на него.
— Что с тобой? — обеспокоенно крикнул Карпычев.
— М-м-м! — продолжал стонать старик. — М-м-м! Я слышу голос! Он зовет меня к себе! Я должен идти!
Он поднялся на ноги и, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед. Карпычев бросился за ним и преградил ему путь.
— Нет! Нет! Не ходи туда!
Старик решительно отстранился.
— Отстань.
Но Карпычев был преисполнен решимости противостоять намерениям деда. Он снова стал перед ним.
— Не меша-а-ай! — истошно крикнул старик. — Я должен идти!
Его вопль грохотом отозвался в моих ушах. В его глазах вспыхнуло какое-то дикое безумие.
Карпычев продолжал удерживать старика. Он схватил его за плечи и не давал продвинуться вперед.
Вдруг старик замер. Его лоб нахмурился, рот приоткрылся. Он словно к чему-то прислушивался. Глядя на него, я тоже весь обратился в слух. Но в моих ушах по-прежнему господствовала тишина.
Старик посмотрел на Карпычева и негромко произнес:
— Мне сказали, чтобы я взял тебя с собой.
Карпычев отшатнулся. В глазах старика снова появился безумный блеск.
— Ты должен пойти со мной, — внушающе отчеканил он, и повторил эту фразу еще несколько раз.
Карпычев обмяк. Старик положил руку ему на плечо и заговорил так, словно читал проповедь.
— Нам нечего бояться. Нас ждет только хорошее. Мы должны без тени сомнения отвергнуть от себя этот суетный мир, возвыситься над его приманками, сбросить с себя пороки рода людского, и обрести свободу. Этот мир не дает свободы. Мы все — его рабы. Мы всего-навсего игрушки в руках слепой и безжалостной необходимости.
Старик высвободил руки, широко раскинул их в стороны, и восторженно прокричал:
— Нас ждет свет! Нас ждет грядущее!
У меня по спине даже поползли мурашки. Я с боязливым изумлением наблюдал за ним. В этом человеке явно жил какой-то гипнотический дар, способный подчинить чужую волю. Сила его темперамента пробуждала самые потаенные уголки подсознания, и заставляла их проявлять себя с неукротимым неистовством. Мои ноги как-то сами по себе, вопреки моему желанию, сделали два шага вперед. Мне пришлось изрядно поднапрячься, чтобы вырваться из лап ухватившей меня дьявольской силы. Я снова отступил назад.
Карпычев стоял, не шелохнувшись. Его глаза отрешенно смотрели куда-то в даль. Он был словно парализован фанатизмом старика.
Тот взял его за руку и проговорил:
— Пойдем со мной.
Карпычев покорно последовал за ним.
— Геннадий Матвеевич! — предостерегающе крикнул я.
Старик обернулся и зыркнул на меня так, что меня словно шарахнуло током.
— Женя, — глухо, с напряжением, словно с кем-то борясь, выдавил из себя известный актер. — Позаботься о Радике.
Они стали спускаться вниз. Я стоял и зачарованно наблюдал, как две темные фигуры постепенно растворяются в расстилавшемся по дну оврага тумане.
Прошло около часа. Карпычев со стариком не возвращались.
Туман в овраге перестал клубиться, и принял свой естественный бледноватый оттенок. Я ходил по краю склона и жадно прислушивался к доносившимся до меня звукам, пытаясь различить в них шум приближающихся шагов.
— Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич! — громко звал я.
Но ответом мне было только эхо.
Хлынул ливень. Мне пришлось спрятаться в машине. Ненастье бушевало долго. Когда дождь, наконец, утих, я вылез наружу и продолжил поиски.
Я шел по периметру склона, не переставая выкрикивать имя-отчество известного артиста. Но он по-прежнему не отзывался.
В моей голове, словно испуганные летучие мыши, затрепыхали разные нехорошие предположения.
Сделав по склону полный круг, я решил спуститься вниз.
Боже, как это было страшно! Все вокруг представлялось мне угрожающим. Я весь покрылся потом. Дыхание стало прерывистым. Колени дрожали. Все тело бил озноб. Мое состояние приближалось к истерике. Я уже не просто кричал, я буквально вопил:
— Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич!
Но до моих ушей доносился только стук собственного сердца.
Пройдя по дну оврага от начала и до конца, я так никого и не встретил.
Измученный, растрепанный, вымокший до нитки, обмазанный грязью с ног до головы, я снова вышел к яблоневым садам. Карпычевская "Тойота" продолжала стоять на своем месте. На горизонте тем временем забрезжили первые лучи солнца.
Немного отдохнув, и дождавшись, пока посветлеет, я снова спустился в Голосов овраг. Я облазил его вдоль и поперек, осмотрел каждое деревце, каждый куст, каждую травинку, стремясь обнаружить хоть какой-нибудь след. Но все мои усилия оказались напрасны.
Я опять вернулся к машине. Присев рядом с ней, я обхватил руками подогнутые колени, и стал думать, что делать дальше.
Усталость и изнеможение буквально валили меня с ног. Я был голоден. Меня мучила тошнота. Голова болела. По лицу градом катился пот. Я пребывал в глубоком смятении, и чувствовал себя совершенно беспомощным.
Вдали показалась стайка ребятишек. Они шли и весело о чем-то переговаривались между собой, держа удочки на плечах. Очевидно, они направлялись на рыбалку. Поравнявшись со мной, они смолкли и, бросая на меня опасливые взгляды, резко ускорили шаг. Мой вид их явно чем-то напугал.
В моем ухе раздался раздражающий нервы писк. Я с размаху уничтожил усевшегося на щеку комара. И тут мне в голову стукнула мысль. А может, Карпычев со своим дедом на самом деле никуда не исчезали? Может, они дошли до другого края оврага, поднялись наверх, и, чтобы не возвращаться, направились пешком прямехонько домой, и уже давным-давно сладко посапывают в своих постелях?
Ободренный этой идеей, я прыгнул в машину.
Едва въехав в ворота, я опустил стекло и спросил заспанного Панченко:
— Карпычев с дедом вернулись?
— Нет, — позевывая, ответил он. — А чего это ты один?
Мое сердце словно рухнуло вниз.
Я поставил машину на место, заглушил мотор, и, не пускаясь со своим напарником ни в какие объяснения, прошел в дом.
В доме царила мертвая тишина. Было непохоже, чтобы здесь беспокоились о долгом отсутствии хозяина.
Я поднялся в свою комнату, скинул с себя грязную и насквозь промокшую одежду, прилег на кровать, чтобы собраться с мыслями, и даже не заметил, как меня сморил сон…
Глава девятнадцатая
Я бежал по какому-то темному, сырому помещению, полному коридоров, и никак не мог выбраться из этого лабиринта. Я лихорадочно сворачивал то вправо, то влево, но передо мной неизменно вырастали серые обшарпанные стены и новые повороты. Мне хотелось кричать, но я почему-то не мог издать ни звука, словно во мне напрочь исчез дар речи.
Вдруг я увидел дверь. Я с надеждой бросился к ней, схватил за ручку и распахнул. Перед моими глазами предстал огромный зеркальный зал. В центре этого зала стоял человеческий скелет. Скелет затрясся. Его голые кости стали постепенно покрываться жилами. Затем на них появилось мясо, следом кожа. Его голова повернулась и посмотрела на меня. Я узнал лицо Карпычева…
— Эй! Эй! Поднимайся!
Я очнулся. Кто-то грубо и настойчиво тряс меня за плечо. Я открыл глаза и увидел своего шефа.
Я приподнялся, помотал головой, выбрасывая из нее привидевшийся во сне кошмар, и протер глаза.
Чуть поодаль, у самой двери, стояла Катерина. На ее лице было такое отсутствующее выражение, что, казалось, она спит с открытыми глазами.
— Где Карпычев? — сурово спросил Баруздин и выжидательно умолк.
— Не знаю, — честно ответил я.
— Как это не знаешь? — повысил голос мой шеф. — Кто увозил его вчера вечером? Ты!
— Не знаю, — снова повторил я, и подробно рассказал о том, что приключилось накануне.
— Что за бред? — нарочито растягивая слова, с нескрываемым сомнением в голосе, произнес Баруздин, выслушав мою историю. — Как они могли бесследно исчезнуть? Ты уверен, что не перепутал сон с явью?
— Уверен, — твердо ответил я.
Баруздин пристально посмотрел на меня. От его взгляда мне стало неуютно. В воздухе явственно ощущалось напряжение.
— Во мне, как и во всяком человеке, на уровне подкорки, конечно, заложена физиологическая потребность верить людям, — подчеркнуто спокойно проговорил мой шеф. — Но по отношению к твоему рассказу этот инстинкт почему-то не срабатывает. Все ли было действительно так? Может, все-таки, что-то было не так?
— Да подожди ты лютовать, — остановила его Катерина. — Генка с бомжем были вчера в доску пьяные. Может, их просто в милицию забрали. А ты на Евгения бочку катишь. Нужно обзвонить все больницы и вытрезвители.
— Никуда вы звонить не будете, — жестко отрезал Баруздин. — Карпычев — человек известный. Если он вдруг куда-то попадет, его опознают безо всякого труда. А если вы займетесь обзвоном — сразу же пойдут слухи и кривотолки, и от газетчиков не будет покоя.
Он задумался, затем тряхнул головой, видимо придя к какому-то твердому решению, и скомандовал:
— Значит так. Панику пока поднимать не будем. О случившемся никому ни гу-гу. Берем паузу. И ни шагу без согласования со мной. Слышите? Ни шагу! А то наделаете делСв. У меня в таких вещах все же побольше опыта, чем у вас. Сидите тихо. А я пока осторожно наведу справки по своим каналам. Всем все ясно?
— Ясно, — хором ответили мы с Катериной.
Они с Баруздиным вышли, а я опять лег на кровать и закрыл глаза.
Баруздин снова появился вечером.
— Его нигде нет, — мрачно сообщил он, зайдя ко мне.
Мой шеф сел на стул и озабоченно вздохнул.
— Ничего не понимаю. Расскажи-ка мне все еще раз. Все, что ты видел, и все, что ты слышал. До самых мельчайших подробностей.
Я повторил свой рассказ.
— Что за чертовщина? — задумчиво протянул Баруздин, когда я закончил.
— Может, обратиться в милицию? — предложил я.
— И что ты там скажешь? — выкатил глаза мой шеф. — Поведаешь им про "временнСй портал"? Ты не боишься после этого оказаться в "Кащенко"?
— Вообще-то, да, не стСит, — вздохнув, согласился я.
Баруздин стал нервно постукивать ботинками по полу.
— Не верю я в эти чудеса! Не верю! — воскликнул он.
Немного подумав, он произнес:
— Значит так. Отводим на поиски еще один день. Завтра мои ребята аккуратно прочешут все местные притоны. Не исключено, что наша творческая личность сейчас ошивается в одном из них, в компании бомжей. Готовит себя к роли. Артист — он есть артист. Натура непредсказуемая.
— Может, я тоже приму в этом участие? — спросил я.
Мой шеф решительно замотал головой.
— Нет. Ты сиди здесь, и не рыпайся. Если мы и завтра его не найдем, тогда…
Не докончив фразы, Баруздин выразительно развел руками по сторонам.
И тут я вспомнил о Радике. Как он там? Мою душу пронзила острая боль. Ребенок остался совершенно один! Мачеха о нем заботиться не станет.
Я вышел в коридор и постучал к нему. Ответа не последовало. Я нажал на ручку двери. Но комната оказалась заперта изнутри.
— Чего надо? — раздалось оттуда.
— Радик, открой, это я, — мягко проговорил я.
— Не открою!
Голос мальчика был резкий и недружелюбный. Меня охватило удивление. Что произошло? Ведь вчера наши взаимоотношения были в полном ажуре. Может, он боится?
— Почему ты не откроешь?
— Мне некогда!
— Ну, некогда, так некогда, — миролюбиво произнес я. — Ты сегодня кушал?
— Кушал.
— Точно кушал?
— Точно.
— Может, тебе чего-нибудь принести?
— Не надо.
"Наверное, он сильно угнетен исчезновением отца, — решил я. — В таком состоянии его действительно не стоит беспокоить. Пусть придет в себя. А там, глядишь, и Карпычев найдется".
— Если что понадобится — обращайся, — крикнул я и вернулся к себе.
Ночью меня разбудил дикий, душераздирающий крик.
Я вскочил с кровати и вылетел из комнаты, больно ударившись в темноте о попавшийся на пути стул.
Крик доносился снизу. Я сбежал по лестнице, нащупал на стене выключатель и зажег свет.
В углу коридора, вся скорчившись и сжавшись, сидела Катерина. Ее мертвенно бледное лицо было искажено страхом.
— Призрак, — прохрипела она, жадно хватая ртом воздух.
— Какой призрак? — не понял я.
— Призрак Карпычева, — прошептала Катерина.
Я усадил ее в кресло, и принес из кухни воды. Залпом осушив стакан, она рассказала следующее.
Пребывая в полудреме, она вдруг услышала в коридоре чьи-то шаги. Шаги были какие-то странные: шаркающие и неторопливые. В доме так никто никогда не ходил. Выглянув из комнаты, она вдруг увидела высветившееся в темноте лицо известного актера. Оно было облачено какой-то легкой дымкой, и как бы висело в воздухе. Мелькнув перед ее глазами, оно пропало.
— И еще этот запах! — с ужасом воскликнула она.
Я принюхался. В воздухе попахивало гарью.
— А Вам не могло это просто показаться? — спросил я.
— Нет, — помотала головой Катерина. — Я его точно видела. Это был он.
Отведя ее в спальню, я снова поднялся к себе.
Какая же все-таки это заразная болезнь — страх! Распространяется, словно вирусная инфекция. Продвигаясь по темному коридору, я постоянно испытывал навязчивое желание оглянуться. Мне упорно казалось, что за мной кто-то пристально наблюдает.
Когда я взялся за ручку своей двери, мимо меня промелькнула какая-то тень. Я вздрогнул и прижался к стене. Но ничего подозрительного больше не появлялось.