— Самый мощный пресс в Европе, типа «Толедо». Тысяча четыреста тонн. Приводится в движение двумя электрическими моторами: один в сто лошадиных сил, другой…
Сноб вздыхает:
— Вот вам новая эстетика! Идеи Корбюзье. Разве можно после этого всерьез говорить о человеке?.. Посмотрите только на его зубы! Как они впиваются в сталь! Это прекрасней всякой картины!..
Огромный пест опускается на матрицу. Посетители почтительно ахают.
— Вы слыхали — он весит сто пятьдесят тонн! А какая абсолютная точность!
— Это вам не рука рабочего. Он не ошибается ни на миллиметр.
Вдруг происходит некоторое замешательство. Мастер кричит. Подбегают рабочие. Они оставили свои машины. Через две-три минуты все приходит в порядок. Только одного из рабочих куда-то быстро уводят. Он идет, зажмурив глаза и спотыкаясь. Он потерял шапку.
Котелок спрашивает:
— Что же случилось?
С рабочими разговаривать не полагается. Но котелок так взволнован непорядком, что он забыл о разумной дисциплине. А рабочий уже бежит к своей машине. На ходу он отвечает:
— Два пальца… Такой уж пресс…
Молоденькая провинциалка растерянна. Чего доброго, она сейчас заплачет. Муж ее утешает:
— Это еще неизвестно… Его могут и вылечить. У Ситроена, наверно, замечательная клиника.
Женщина шепчет:
— Хорошо еще, что я не видела крови…
Англичанка не смущена. Она все видела: бой быков и глотателя шпаг. Она только спрашивает гида:
— На какой руке?
Гид не отвечает. Гид думает, как бы загладить впечатление. Он лопочет:
— Это не наша вина!.. Мы тратим в год семь миллионов на страхование. Но они никак не хотят считаться с машиной!
Экскурсанты, однако, его не слушают. Они уже увлечены другим.
— В двадцать пять минут собирают мотор. А сколько здесь частей!..
Сноб усмехается:
— Да, это несколько посложней человека!
Вот и последние ворота. Гид раздает литературу. Не забывайте, мы продаем в кредит! Кабриолет люкс. Часы. Километрический счетчик. Показатель уровня бензина. Показатель давления масла. Амперметр. Нитроцеллулоидовая окраска. Тройной ковер. Стекла поднимаются с помощью рукоятки. И все за 27 600 франков. При покупке 2500. Ввиду близких каникул следует торопиться…
Один из котелков мечтательно улыбнулся. Этот, наверное, купит. Если не кабриолет, то Торпедо. Он теперь побывал на кухне. Какая точность и тщательность! За такую машину действительно нечего опасаться. А чистота тона!..
Ползет с визгом железная цепь. Пылают печи. Течет железо. Вокруг водолазов нежные облака. Пресс типа «Толедо» работает. Пест опускается на металл. 25 000 человеческих сил и 46 лошадиных выполняют свое божественное назначение.
6. Судьба Андре Видаля
На зеленом сукне жетоны то скапливаются в одну горсточку, то растекаются. Часы прилива сменяет отлив. Сколько рабочих на заводе Ситроена? Недавно их было 25 000, теперь 18 000, завтра, говорят, будет 30 000. Это зависит от неведомого покупателя.
Ситроен платит на несколько су больше, нежели другие заводы. Стоит только ему повесить дощечку: «Здесь нанимают», как от рабочих нет отбоя. Миновала горячая пора — Ситроен рассчитывает. Впрок он не работает. Автомобили не акции, они должны дешеветь.
Ситроен нанимает всех. Он требует одного: молодости. Сорок семь? Не подходит. В сорок семь лет человек — это старая шина. Он слишком близок к концу, чтобы жить по секундной стрелке. Ему хочется сесть и спокойно подумать: как же все это так вышло?.. Г-н Ситроен хорошо знает, что такое годы и усталость. Он предпочитает молодых. Заводы Ситроена — это вечная молодость, это Америка, это весна.
Восемь лет Андре Видаль прикреплял шатуны к поршням. Он знал, что шатуны делают в Клиши — там работал племянник Видаля. А зачем эти шатуны существуют, он не знал, и он никогда не слыхал о прямолинейно-возвратном движении. Это знали инженеры. Видаль прикреплял шатуны. Он получал в час 5 франков 50 сантимов. По дорогам всего мира неслись тысячи автомобилей. В них были, разумеется, шатуны, и эти шатуны были прикреплены руками Андре Видаля. Но на девятый год Видаль не угодил новому мастеру. Глазами? Голосом? Или тем, как кашлял? Кто знает, — человеческие чувства темны, даже на заводах Ситроена, где все точно и ясно.
Видалю было сорок четыре года. При ближайшем сокращении его уволили. Шатуны стал прикреплять молодой итальянец. Видаль сначала выругался. Он покрыл всех: мастера, Италию и даже г-на Ситроена. Потом он пошел домой. Он шел и думал: что же ему теперь делать? Он попробовал было наняться на угольный склад. Через день его прогнали. Он работал у Ситроена восемь лет. Он ничему не научился. Он только разучился таскать на спине кули. Он отдал свою силу каким-то таинственным шатунам, и десятки тысяч автомобилей неслись во весь дух.
А Видаль шатался возле Центральных рынков. Он помогал разгружать возы и подбирал мерзлую репу. Потом он шел на Елисейские поля. Там он останавливался возле прекрасных автомобилей. Когда владельцы выходили из магазина или кафе, Видаль открывал дверцу и снимал шапку. Автомобиль с поршнем и шатуном уносился прочь. Иногда Видалю давали несколько су. Тогда он макал хлеб в красное вино и блаженно посапывал. Осенью он простудился и умер в госпитале Отель-Дье. Его похоронили на городской счет. Пять лет он будет спокойно лежать на кладбище Иври. На шестой год его кости, еще не совсем опрятные, выроют и на его место положат другого: литейщика или штамповщика.
Теперь весна, и даже на кладбище нищих нежен, дивен зеленый покров земли. Теперь весна — свежий воздух поднимается в цене, как акции. Покупатели останавливаются возле витрины. Они смотрят на автомобили. Ситроен вывесил заветную дощечку. Возле ворот — толпа: это люди мечтают о царстве вечной молодости. Место Видаля у ленты освободилось. Через пять лет освободится его место и на кладбище Иври.
7. C обновкой!
Вот уже налажен кузов. Вот уже разостлан коврик и повешена пепельница. Лента все движется. Человек поднимает насос с бензином. В ответ раздается громкое дыхание: автомобиль родился. За сегодняшний день это 317-й. Открываются ворота: он выбегает в просторный гараж. Там уже ждет его заказчик. Через шесть минут выбежит новый автомобиль. Это точно и непреложно.
Имена заказчиков проставлены на огромной доске рядом с пятизначными числами: г-н Ситроен понимает пафос арифметики. Вы 68 917? Это — ваша машина.
Встреча человека со своим новым повелителем донельзя суха и лаконична. Это проверка номеров. Вот агент бюро похоронных процессий. Он забьет конкурентов, и тогда-то он женится. Раньше всех он примчится в дом покойника. Он женится, и он будет счастлив. Вот молодожены. Они устраивают свою жизнь: она забеременела, он заказал автомобиль. Вот ловелас, мечтающий о пригородных приключениях: беседка, модистка или бесплатная любовь среди пропыленной сирени. Вот солидный владелец аптекарского магазина. Вот начинающий адвокат. Все они почтительно смотрят на автомобили, сверкающие, как хирургическая палата. Перед ним километры, доходы, похождения, перед ним новая жизнь.
Каждые шесть минут раскрываются ворота, и очередной номер мечтательно вздрагивает. Там, откуда выбегают эти блестящие автомобили, — грохот прессов и лента. Покупатели расписываются. На вид они вполне спокойны, как будто они покупают открытки или апельсины. Только росчерк порой выдает волнение. Вот все, о чем они так долго мечтали: десятисильное счастье в кредит! В их прищуренных глазах томление. Сейчас они дотронутся до руля. Они потеряются среди десятков тысяч других машин, уже запыленных и обветренных.
Они никогда не поймут, что именно они получили. Спесиво они будут показывать своим друзьям замечательную обновку. Они забудут об этих минутах, а случайно вспомнив, усмехнутся: дрожь новичка!.. Завтра они перестанут вовсе думать. Но сейчас, в этом огромном сарае, заполненном железным рокотом, они уныло оглядываются по сторонам. Они как бы ищут защиты у живого человека. Но людей здесь нет. На доске — номера. За воротами — лента. Они должны покориться. Дрожат моторы, и нет здесь места простой человеческой дрожи.
8. Игрок становится картой
Приходят из деревни рабочие и умирают; льется умиротворяющее масло на замечательные прессы; по дорогам Европы, по этим древним тропам крестоносцев и шарлатанов, несутся машины. Г-н Андре Ситроен — только маленький шатун или поршень. Его имя горит на Эйфелевой башне, и оно в миллионах голов. Но он не богат, как Форд, не славен, как Линдберг, он и не всесилен, как директора банка «Братья Лазар и К°». Свою жизнь он положит за высокую идею: он даст Европе скорость, как Будда дал Азии покой. Но на площадях Парижа никогда не поставят памятника г-ну Ситроену. Никто о нем не напишет прочувствованных стихов. Он должен довольствоваться статистикой заказов.
Господин Ситроен — живой человек. У него усы и страсти. Американские прессы кромсают рабочих. Автомобили 10 сил давят бессильных пешеходов. Машина не мирится ни с усами, ни с чувствами.
В жаркий августовский день, когда зной плавил тела литейщиков, когда автомобили туристов, сбившись в кучу, как овцы, мяли друг друга, отчаянно блеяли и сходили с ума, — в этот томительный день капитал «Акционерного общества Андре Ситроен» сразу возрос со 100 000 000 до 300 000 000. Акции Ситроена начали котироваться на бирже. Они стали бредом, пляской цифр на черных досках, молитвой игроков, полдневным воем маклерской своры, который вырывается на улицы Парижа, сливаясь с сиренами ситроеновских автомобилей. В этот день Андре Ситроен, самодержец Клиши, Сан-Уэна, Жавеля, Гутенберга, Сюренна, Гренеля и Левалуа, исчез. Это не было ни оплошностью пресса типа «Толедо», и и автомобильной катастрофой. Это было сложной финансовой операцией. Г-на Андре Ситроена разобрали и собрали заново. Он стал «председателем административного совета». Биржевые газеты соблазняли клиентов «расширением финансовой базы» и «благодетельным контролем одного из самых могущественных банков».
Товарищем председателя административного совета был выбран г-н Филипп, представитель банка «Братья Лазар и К°». Конечно, г-н Филипп только товарищ председателя. Но за спиной этого Филиппа крохотная дощечка: «Братья Лазар и К°». Велик и вездесущ банк «Братья Лазар»! Кто в Сити не знает «Лазар Братерс»? Банк Лазар связан с «Индо-китайским банком», во главе которого стоит г-н Октав Омбер, король каучука. Он связан и с «Роял-Детчем» — ему хорошо известны различные запахи: запах нефти и запах кнестера от трубки сэра Генри Детердинга. Для Пьера Шардена г-н Андре Ситроен — это господь бог. Для банка «Братья Лазар и К°» он только управляющий одним из многочисленных предприятий.
Господин Ситроен расширил дело, но ему пришлось сузить себя. Он узнал то высокое самоограничение, которое предписывает Гете подлинным творцам. Он теперь — председатель административного совета.
Автомобиль 10 сил выдерживает 100 000 километров. Рабочий хорош до 40 лет. Г-н Андре Ситроен неутомим. Французский рынок почти насыщен. Что же, г-н Ситроен отодвигает карту Франции, милой Франции, где 5000 агентов и 150 000 указательных столбов. Он берет карту Европы. Он весь обвит таможенными тарифами и дипломатической паутиной. Разумеется, он сторонник пан-Европы. Ах, он так ненавидит эти пошлые границы! Пестрота карты оскорбляет его глаза. Он восклицает:
— У американцев рынок в сто миллионов душ! Здесь, в Европе, через каждые двести или триста километров — китайская стена. Национальной индустрии грозит опасность. Она может задохнуться…
Национальная индустрия — это прежде всего он сам. И г-н Ситроен тяжело дышит. Он любит свежий воздух и крупные рынки. Но покорить Европу не в его власти. Он должен прибегать к военным уловкам, к разведке, к камуфляжу, к сапе. Он строит сборочные мастерские в Лондоне и в Кельне, в Милане и в Брюсселе. Осторожно пробирается он в Голландию и в Португалию, в Испанию и в Данию. Он укрепляется во французских колониях. Он ведет переговоры с польским правительством о постройке большого завода. Он устраивает новую экспедицию своих «гусениц». На этот раз он мечтает о Средней Азии. Ведь он отнюдь не враг Советского Союза. Он даже начинает проповедовать. Он читает лекции. Он выступает на конгрессах. Повсюду он говорит об одном: «Нам необходимы новые рынки!..» Он мечется среди «департаментов» дорогого отечества, где что ни шаг, то столб и агент, как мечутся хищники в зоологических садах: клетки нет, прыгай, если хочешь, но между тобой и миром ров достаточно широкий и достаточно глубокий, между тобой и миром — смерть.
Министры всех европейских государств, будь то фашисты или социалисты, говорят с американскими банкирами так, как говорили с Золотой Ордой суздальские князья. При этих беседах они отнюдь не вспоминают о тысячелетней культуре: о Рафаэле, о дворцах Версаля или о «Фаусте». Они хорошо знают, что «Фауст» приносит дохода куда меньше, нежели фильмы Гарольд Ллойда, что версальские дворцы лишены современного комфорта и что мистеру Моргану ничего не стоит закупить всех Рафаэлей.
Господин Андре Ситроен умеет чтить святыни. В торжественные минуты он смотрит на запад, хотя там и нет никаких рынков, хотя там только вода, а за водою Форд. Он смотрит на запад, как смотрят на восток набожные евреи, совершая свою молитву. Сион г-на Ситроена это Детройт, где один автомобиль на два с третью человека.
В Детройте сидит старик Форд. Его не могут пронять богомольные взоры г-на Ситроена. Перед Фордом карта. Эта карта куда больше той, что волнует г-на Ситроена. На карте Форда два полушария. Форд ведь тоже ищет новых рынков, и Европа для него то, что для г-на Ситроена Португалия. Он должен ее завоевать. Он измеряет емкость новых колоний: в Англию 200 000 автомобилей, в Германию 100 000…
Господин Андре Ситроен понижает расценки. Лента движется все быстрее. Жан Лебак, тот, что изготовляет шарниры, скоро умрет или сойдет с ума. Г-н Ситроен еще пробует отшучиваться: он, видите ли, рационализирует, следовательно, он ситроенизирует. Сложный глагол! Действие еще сложнее. Он делает все, что может. Но Форд все-таки впереди: его машины стоят вдвое дешевле. Во Франции г-на Ситроена защищает та самая китайская стена, которую он ежечасно проклинает, Но как ему тягаться с Фордом в Голландии или в Швейцарии?
На каравеллы Колумба Америка теперь отвечает гигантскими пароходами. В их трюмах автомобили. Форд тщится проникнуть даже в заветные департаменты г-на Ситроена, где 5000 агентов и 150 000 столбов. Он уже спустил во Франции цену до 25 700. Это в точности цена Ситроена. Но Форд не успокаивается. Он хочет пробить китайскую стену. Он строит во Франции заводы. Он выпустил новые акции. Эти акции распространяет банк «Устрика», тот самый, что поддерживает заводы Пежо, так же как банк Лазар поддерживает заводы Ситроена.
Господин Андре Ситроен окружен врагами. Пежо, наверно, сговорился с Фордом! Пежо изготовляет маленькие машины в пять сил и дорогие многосильные лимузины. Средних автомобилей он вовсе не изготовляет. Поход Форда ему не страшен. Форд не на него идет. Форд идет на Ситроена.
Но Форд не вся Америка. У всемогущего Форда тоже враги. Они под боком, в Детройте. Это автомобильный трест «Дженераль моторс». Как и Форд, трест хочет перейти океан. Только «Дженераль моторс» выбрал другую дорогу. Он не собирается строить в Европе свои заводы. Он шлет в Старый Свет не инженеров, но дипломатов. Он расчищает путь долларами: во главе «Дженераль моторс» стоит мистер Пьерпонт Морган. Трест уже наладил сношения с немецкими заводами Оппеля. Трест хочет сразить Форда. Франция — превосходный рынок, и «Дженераль моторс» понижает во Франции цены на «Шевроле».
Господин Ситроен наблюдает. Г-н Ситроен взвешивает. Он уже узнал однажды, что такое банк «Братья Лазар и К°». Ему предстоят новые испытания. Он может себя утешить одним: он не одинок. Мистер Морган знает цену всему: конституции, независимости, гордости, химии, Лиге наций и тысячелетней культуре. Мистер Морган может не только сменить министров, он может перечертить карту Европы. Соглашение «Дженераль моторс» с «Акционерным обществом Андре Ситроен» для него деталь рабочего дня, одна строчка настольного блокнота. Для г-на Андре Ситроена это жестокое испытание. Оказывается, что американские прессы умеют кромсать не только пальцы рабочих: они хорошо штампуют железо, они хорошо штампуют и человеческую жизнь. Из Нью-Йорка не видно огненных букв на Эйфелевой башне: там много своих башен и своих букв.
Когда Жану Лебаку из литейной сбавили 1 франк 20 сантимов на 100 шарниров, он вздохнул, выругался, но продолжал работать. Он знал, что лента не останавливается. Г-н Ситроен продолжает изготовлять автомобили. Он уже не в силах передумать, передохнуть. Он отдал все, чтобы дать людям дешевое счастье. У него не осталось даже собственного имени. Его имя превратилось в ходкую марку. Оно принадлежит теперь не ему, но всем акционерам «Акционерного общества». Он сам пустил эту ленту. Теперь он к ней прикован. Завтра будет отстроен завод Форда. Завтра придется снова понижать тарифы. Еще скорее закружится лента. Это значит столько-то смертей. Это значит увечья, отчаяние, безумие тридцати тысяч. Это значит унылый пот г-на Ситроена. Он больше не игрок. Он только карта. А у зеленого сукна — атлантические понтеры: мистер Морган и мистер Форд.
Господин Андре Ситроен работает. В Персию! В Болгарию! В Сахару! На полюс! Новых агентов! Новые столбы! Это уже не азарт. Это рок. Скорее!.. Ведь автомобили должны стоить дешево.
1929
Банальный эпилог
Фермер привез домой зеленый горошек: люди больше не хотят покупать консервы. Фермер в злобе смотрит на автомобиль: этот зверь жрет бензин. За него берут налог. Он разоряет фермера. Зачем фермеру спешить: все равно больше никто не купит ни горошка, ни яиц, ни масла. Надо продать автомобиль. Но кто его купит?..