– Нет, я тебя не брошу!
– Я буду старенькая. Тебе со мной будет скучно.
– Ладно, тогда мы вместе будем ездить.
– Будем, Тимочка, будем. Засыпай скорее.
Наташа тяжело родила мальчика. Что было дальше – помнила с трудом. Стояла у окна и думала: забирать ребенка или отказаться? Всерьез думала. Долго. Несколько дней. Из объяснений врача она практически ничего не поняла. Врач, устав, сказала просто: «Водянка мозга».
Мальчик лежал в кювезе. Огромная, вытянутая огурцом голова и маленькое тельце. Наташе казалось, что эту голову он никогда не оторвет от кроватки. Ни-ког-да. А если и попытается встать, то голова перевесит. И что сказать Диме? Что родила урода?
Наташа не плакала. Думала, что в жизни все так несправедливо. Тимочка, которого она не хотела, родился здоровенький. А этот мальчик, которого она хотела изо всех сил, вон какой.
– Знаете, у таких детишек много серого вещества. Еще увидите – вырастет академиком, – слышала Наташа слова врача и думала: отказываться от ребенка или нет?
Дима не думал ни секунды. Наташа даже не успела у него спросить – что будем делать? И хорошо, что не успела. Вечером, когда их с мальчиком, которого пока никак не звали, Дима привез домой, Наташа позвонила маме.
– Мам, я пока не смогу приезжать, – сказала она. Хотела рассказать про мальчика, но не решилась.
– Я так и подумала, – ответила Галина Ивановна и положила трубку.
Через семь лет Наташа была уже совсем другой. Мечта Галины Ивановны сбылась – дочь выполнила «жизненный план». Ухоженная, приятная молодая женщина. Хорошая жена и мать. Сын – Толичка – нормальный, обычный мальчик. Врачи, лекарства, обследования сделали свое дело. В школу пошел – хорошую. Гиперактивный – ну, сейчас все дети такие. Может просто так, без повода, ударить одноклассника. Но мальчишки всегда дерутся. Не очень хорошо учится, но тоже понять можно – болеет часто. Зато Наташа с ним занимается, уроки делает – не то, что другие мамы. Мальчик ругается, обзывается – наверное, подцепил у кого-то. Мама-то приличная, воспитанная женщина.
Для Наташи эти семь лет были одним непрекращающимся кошмаром. Она была уверена: ее Бог наказал за то, что она оставила Тимочку. Домой она приезжала редко – не могла смотреть на сына. Да и сын ее не воспринимал. Мама? Какая мама? Забрать его в Москву она не могла – все силы уходили на Толика. Наташа понимала, что Толик никогда не будет нормальным. Ни-ког-да. Он будет выглядеть нормальным, если она будет рядом и вовремя даст лекарство. Она пыталась объяснить это матери, но Галина Ивановна не поняла, не захотела понимать.
– Пока я жива, Тимочка будет со мной, – сказала она дочери. – Свою вину за то, что тебя такой вырастила, я уже искупила.
С Димой у Наташи отношений уже не было никаких. Они были связаны только Толиком. Дима винил в болезни сына Наташу. Она бросила старшего сына, родила больного младшего. И бросила бы этого тоже. Наплевала бы так же, как наплевала на мать и Тимочку. Все это Дима сказал ей давно, практически сразу после рождения Толика. Наташа задохнулась от таких слов.
Все эти семь лет Наташа знала только одно чувство – ненависть. Жила с ним. Она ненавидела мужа и Толика. Ненавидела врачей и учителей. Ненавидела людей на улице, продавцов в магазине. Ненавидела себя, мать и Тимочку. Ненавидела утра, дни и вечера. Ненавидела готовить, убирать. Свою квартиру ненавидела.
«Я не виновата. Так получилось. Я не хотела, чтобы так все было», – убеждала Наташа саму себя.
Тимочку в Москву привез сосед-алкоголик. Наташа открыла дверь и сползла по дверному косяку.
– Галина Ивановна, мама твоя, умерла, – сказал сосед, – похоронили. Тебе она велела не звонить.
Наташа заплакала. Сосед уехал. Тимочка так и стоял в прихожей. Наташа плакала тихо, без истерики, но слезы лились и лились. «Мама… Что теперь делать? Тимочка такой большой… Толю надо из школы забирать… Дима придет с работы… мама… мама умерла… что теперь делать?…» – думала она.
Толю она пошла забирать, не видя дороги, не соображая, что делает. «На автомате». Точно так же привела его домой и усадила детей обедать. Помыла посуду, села и вдруг поняла, что в квартире тихо. Непривычно тихо. Толик не кричит, ничего не требует. Она зашла в комнату и увидела, как Тимочка играет с Толиком, а Толик светится от счастья и гладит брата по руке. Наташа вернулась на кухню. Слезы продолжали течь, она уже и не пыталась успокоиться. Вечером пришел Дима.
– Мама умерла, – сказала Наташа, – Тимочка здесь.
Дима ничего не сказал. Встал из-за стола и ушел. Наташа опять заплакала.
Из детской доносились смех и голоса – двух мальчиков и мужчины.
Женщина на отдыхе
Настина мама поехала отдыхать. Казалось бы, ничего удивительного. Но Настя нервно курила. Чтобы понять причины Настиного волнения, надо было знать ее маму – Ольгу Владимировну.
Последний раз Ольга Владимировна была за границей десять лет назад. В Греции. Ездила на экскурсии, пила кофе… Зачем ей понадобилось забираться на какую-то гору, где был водружен греческий флаг, так и осталось загадкой. Но Ольга Владимировна залезла и села там под флагом. Сама она потом уверяла, что только оттуда открывался удивительный вид. Опять же, непонятно, зачем ей понадобилось национальное полотнище – на память, что ли? Она, видимо, считала, что везти в качестве сувенира тарелки, кружки или магниты на холодильник – мелко. А флаг – самое оно. Когда она раскачивала флагшток, внизу стояли три полицейские машины, а блюститель порядка вежливо предлагал мадам спуститься. Но мадам по-гречески не понимала. Постепенно под горой стали собираться люди, а флаг никак не снимался. Когда же наконец ей удалось сорвать полотнище, радости не было предела. Размахивая флагом, она начала петь: «Мы красные кавалеристы, и про нас…» Народ слушал внимательно и даже аплодировал.
Ольга Владимировна решила, что на горе она все видела и надо слезать, но только тут вспомнила, что очень боится высоты. Когда вверх – не боится, а когда вниз – то очень. Полицейский тем временем продолжал призывать мадам спуститься или озвучить свои требования. Ольга Владимировна жестами пыталась ему объяснить, что слезть была бы рада, но никак не может – страшно, поэтому не мог бы милый полицейский вызвать пожарную машину с лестницей и снять ее? Грек полицейский стоял, вытирая пот со лба, и никак не мог понять, что пытается ему объяснить эта сумасшедшая туристка. Он понял, что слезать она не собирается. Но что означают эти выкрики «И-у-и-у, пых-пых» и странные пассы руками? Через некоторое время Ольга Владимировна устала изображать пожарную машину и села передохнуть. В этот момент полицейский пришел к выводу, что делать нечего – придется вызывать пожарную машину, чтобы снять эту дамочку, которая сидит себе преспокойненько и плевать на всех хочет.
Когда Ольга Владимировна увидела пожарную машину, то подумала, что она – прирожденная актриса: так хорошо все объяснила, что даже грек ее понял. Вот она – сила искусства.
С горы ее сняли. От такой радости – Ольга Владимировна к тому времени очень хотела в туалет, пить и есть – она подарила греку полицейскому снятый флаг и расцеловала его в обе щеки. Несчастный грек пожалел, что не вызвал «скорую». Ольгу Владимировну отвезли в участок – ведь та гора оказалась важным стратегическим объектом, и захотеть туда залезть мог только шпион или разведчик. В участке у мадам, которая, надо признать, выглядела прилично и была похожа совсем не на хулиганку, а на красивую брюнетку, попросили документы. Документов, конечно же, не было. К счастью, мадам вспомнила, в каком отеле она остановилась, и несчастный полицейский, снявший ее с горы, отправил в отель помощника – выяснить, значится ли в списках такая туристка, и привезти русскоговорящего гида, ответственного за группу.
Гид тем временем на двух языках кляла и материла эту Ольгу, которая оторвалась от группы и непонятно, ждать ее или не ждать. Туристы, большей частью мужчины, требовали Олюшку подождать, потому как нехорошо бросать ее одну в незнакомом городе. Активно возражали против ожидания женщины. Через сорок минут бурных дебатов автобус тронулся в сторону гостиницы. В холле злую и уставшую женщину-гида, которая мечтала о туалете и стакане воды, встретил полицейский и попросил проехать с ним. Туристы тут же заинтересовались происходящим и обступили полицейского и гидшу, которую засыпали следующими вопросами: что случилось, что она украла, на сколько ее посадят, состоится ли в этом случае завтрашняя экскурсия, суровое ли правосудие в Греции, как заказать виски в номер, как сказать по-гречески «пиво», сколько завтра будет градусов и наденут ли на нее наручники?
Надо сказать, что Ольга Владимировна была не равнодушна к грекам давно. Точнее, они не равнодушны к ней. Во всяком случае, Настя помнила, что, когда она была маленькая, один грек предлагал ее маме руку и сердце. Ольга Владимировна ответила отказом. Тогда грек схватил Настю под мышки, прижал к сердцу и сказал, что готов удочерить девочку. Ольга Владимировна замуж по-прежнему не хотела. Тогда грек, сверкая глазами, заявил, что если Ольга немедленно не пойдет под венец, как делают все нормальные женщины, то девочку, то есть Настю, он ей не отдаст. Ольга Владимировна ответила, чтобы тот не молол чушь. Но грек, демонстрируя оскал, заявил, что он Настю похитит, спрячет и отдаст только после того, как Ольга приползет к нему на коленях, умоляя взять ее в жены.
– Да забирай, – легко согласилась Ольга Владимировна, – хоть на все лето.
Настя кивнула – мол, согласна. Ей очень понравилась идея похищения, потому что когда мама «похищала» ее из школы, это означало, что они едут отдыхать, наплевав на учебу.
Влюбленный грек от такого поворота событий несколько опешил. О Насте к тому моменту он знал следующее – если этот ребенок что-то хочет, то нужно дать это что-то немедленно, иначе всем будет плохо. Потому что ребенок станет орать, капризничать, валяться по полу, ныть и так далее.
– Ну так что? – спросила Ольга Владимировна. – Забираешь?
– Нет, – выдохнул грек.
– А жаль, – честно призналась она. – У меня бы голова не болела, куда девать ребенка на каникулы.
Так нет ничего удивительного в том, что Ольга Владимировна в полицейском участке наповал сразила следователя, который должен был выяснить причины ее поступка. Когда в участке появилась гид, следователь посмотрел на нее почти с ненавистью – ведь они с этой прекрасной русской Ольгой собирались отправиться в ближайшую таверну и ждали гида исключительно из бюрократических соображений – бумажки заполнить.
– Она самая прекрасная женщина, которую я видел в жизни! – воскликнул по-гречески следователь. – Переведите, пожалуйста, – попросил он гида.
– Это обязательно? – вспыхнула та.
– Да, обязательно, – ответил грек, с обожанием глядя на Ольгу Владимировну.
Гид сквозь зубы начала переводить.
– Да поняла я, поняла, – оборвала ее Ольга Владимировна.
Гид надеялась, что эту чокнутую бабу хотя бы оштрафуют, поэтому когда она увидела, как следователь, обняв задержанную за талию, выводит ее на улицу, открывая и придерживая двери, то возмутилась до глубины души.
Настя не знала, что у ее матери было с греком в оставшиеся от поездки дни, но на автобус, который вез туристов в аэропорт, Ольга Владимировна, естественно, опоздала. Всего на десять минут. Гид решила ее не ждать – больше из вредности, чем из опасений, что самолет улетит без туристов.
Остальные члены группы собрались в автобусе за пятнадцать минут до назначенного времени. Ольга Владимировна же просто пила кофе в соседнем кафе. Но отъехавший автобус ее даже обрадовал – она никогда не любила общественный транспорт и коллективное вытаскивание чемоданов. Она поступила так, как и должна была в этой ситуации, – позвонила следователю и сообщила, что ее бросили на произвол судьбы. Следователь не мог допустить, чтобы его прекрасная Ольга расстраивалась и… В общем, в аэропорт Ольга Владимировна приехала быстрее автобуса. Следователь, чтобы у красавицы русской не осталось плохих воспоминаний о Греции, завалил ее кофе, сувенирами и сладостями. Когда в зал отлета вошла гид, она почти не удивилась, увидев разъяренного полицейского, который собирался оштрафовать ее за грубое отношение к русским туристам, хотя такого правонарушения не существовало в природе. Русские туристы совершенно не собирались расходиться и обступили полицейского и гида. Их интересовало, почему Ольга приехала на машине, а они на автобусе, всем ли перед отлетом дают бесплатные сувениры или только Ольге, что будет гиду за такое отношение, почему их привезли так рано, а также принимают ли здесь в магазине доллары и где туалет.
Спустя года два Ольга Владимировна опять попросила отправить ее отдохнуть. Очень просила. Клялась дочери, что все будет в порядке, что она уже немолодая и ни на какие горы не полезет, в участок не попадет и «ничего такого» делать не будет. И выпросила. Ольге Владимировне был куплен тур на Кипр. Настя поехала ее провожать в аэропорт, чтобы хотя бы вылет проконтролировать. В аэропорту Ольгу Владимировну как подменили – она стала сиять улыбкой, кокетничать. В общем, душой она была уже на Кипре. Чтобы как-то ее угомонить и дотянуть время – Ольга Владимировна требовала подать трап немедленно, – сели в кафе. Настя выпила кофе, а Ольга Владимировна сказала, что для полного, полнейшего счастья ей не хватает только пятидесяти граммов коньяку. Чтобы родительница была счастлива, Настя поставила ей бокал. Наконец пора было идти на регистрацию. Ольга Владимировна от коньяка буквально расцвела – сверкала глазами, зубами и обнаженным декольте. Собственно, на декольте молодой пограничник и среагировал. Вообще-то все мужчины, которые попадались Ольге Владимировне на жизненном пути, так реагировали на ее пятый размер бюста. Пограничник улыбнулся, Ольга Владимировна улыбнулась ему в ответ. Он спросил, куда такая женщина летит. Женщина кокетливо повела плечом и доложила, что на Кипр. Пограничник поинтересовался, не везет ли такая женщина запрещенные к провозу предметы. Женщина промолчала, потому что соображала, что может относиться к запрещенным предметам, и зачем-то стала поглядывать на собственную сумку. Пограничник, все еще улыбаясь, задал вопрос, что случилось и почему женщина побледнела и занервничала. В сумке у Ольги Владимировны лежали книги – Чейз и Шолом-Алейхем. За Чейза она была спокойна, а вот насчет Алейхема сомневалась. Ей вспомнилось, как совсем недавно – да это и было недавно – она в этом же аэропорту провожала свою подругу, уезжающую в Израиль на ПМЖ. И подруге, писательнице, не дали провезти ее собственные рукописи. Ольга Владимировна оценила обстановку и решила в случае чего спасаться чувством юмора.
«Случаем чего» стал совершенно невинный вопрос пограничника, что за книжки читает женщина, обладающая таким декольте? Декольте его интересовало больше, чем ответ.
– В книгах шифры, – ответила Ольга Владимировна серьезно. – А наркотики в чемодане. Друзья попросили провезти.
Пограничник нервно хохотнул и продолжал лыбиться. И тут как назло мимо проходил пассажир с собакой – немецкой овчаркой. Овчарка, естественно, была в наморднике и на поводке, но, узрев Ольгу Владимировну, дернулась и начала неистово лаять.
Дело в том, что Ольга Владимировна, помимо высоты, боялась собак. Собак даже больше, чем высоты. И особенно овчарок – она хорошо помнила, как одна такая ее однажды покусала. Собаки, надо сказать, отвечали Ольге Владимировне взаимностью и по совершенно непонятным причинам начинали ее облаивать. Даже болонки захлебывались лаем при одном ее виде. Одна, подъездная, так просто на спину падала и лапами начинала сучить в истерике. Потом, правда, случайно выяснилось, что Ольга Владимировна каждый раз тайком от хозяйки наступала несчастному животному на ногу.
В общем, Ольга Владимировна, заметив овчарку, вскрикнула и чуть не повисла на шее пограничника. Овчарка рвалась с поводка. Пограничник перестал улыбаться и начал думать. Он решил, что раз собака – овчарка, значит, должна реагировать на наркотики. Логика размышлений была понятна только ему самому. Сняв с себя женщину, пограничник попросил ее пройти с ним. В маленькой комнатке без окон Ольга Владимировна поняла, что все серьезно, и быстро предъявила книги и рассказала, что боится собак. Однако личного досмотра и перетряхивания багажа она все равно не избежала и на Кипр, конечно же, не улетела.
А потом ей сделали операцию и запретили появляться на солнце. Ольга Владимировна чуть не плакала – она хотела именно на солнце. Жаркое. Палящее. Но Насте было спокойно – родительница сидела за городом, людей вокруг не было, риск попадания в историю сводился к нулю.
Настя давно не была на даче, ограничиваясь телефонными звонками. А тут – хорошая погода, и она поехала.
Прямо посреди участка рядом с домом стояла… кладбищенская оградка. Красивая, кованая.
– Что это? – Настя бросила пакеты и села прямо на траву.
– А, это? Рабочие напутали. Я хотела беседку поставить, – весело ответила Ольга Владимировна. – Не волнуйся, скоро уберут. Хотя, может, и не надо?… Мне вообще два понедельника осталось, а я так и не увидела море.
Тут Насте совсем поплохело.
– Что ты такое говоришь? Ты себя плохо чувствуешь?
– Нет, только тут стала ногу приволакивать. Правую. Нет, левую, – вздохнула Ольга Владимировна.
– Давай я тебя к врачу отвезу.
– Нет, не надо. Вот море бы мне помогло. И нога бы прошла.
Тогда-то Настя и решила отправить мать отдыхать – в осенний нежаркий сезон, куда-нибудь на Север.
– Хочешь в Прибалтику? – спросила Настя.
– Нет, хочу в Турцию, – ответила Ольга Владимировна.
– Почему? – удивилась Настя.
– Потому что там кофе и нарды, – ответила Ольга Владимировна, – а у меня есть пенсия за полгода. Понимаешь?
– Мама, пообещай, что не будешь играть на деньги!
– Какая же ты зануда! Могут быть у старой женщины какие-то слабости?
– Я тебя отправлю, если ты пообещаешь мне не играть в азартные игры.
– Что в твоем понимании азарт?
Настя закатила глаза. Когда оплачивала тур – в турагентстве ее заверили, что это самый скучный, самый тоскливый отель для пенсионеров, – она вспоминала эмоциональные заверения Ольги Владимировны, которая кричала: «Да мне уже шестой десяток! Я же не девочка! Да кому я нужна? Да на что я способна?»