– Почему? – удивилась Настя.
– Потому что там кофе и нарды, – ответила Ольга Владимировна, – а у меня есть пенсия за полгода. Понимаешь?
– Мама, пообещай, что не будешь играть на деньги!
– Какая же ты зануда! Могут быть у старой женщины какие-то слабости?
– Я тебя отправлю, если ты пообещаешь мне не играть в азартные игры.
– Что в твоем понимании азарт?
Настя закатила глаза. Когда оплачивала тур – в турагентстве ее заверили, что это самый скучный, самый тоскливый отель для пенсионеров, – она вспоминала эмоциональные заверения Ольги Владимировны, которая кричала: «Да мне уже шестой десяток! Я же не девочка! Да кому я нужна? Да на что я способна?»
Перед поездкой Настя провела инструктаж:
– Мама, в аэропортах теперь нужно снимать обувь. Не удивляйся. Могут обыскать – это нормально.
– А кто обыскивает? Мужчины?
– Женщины.
– Нет, тогда я не согласна.
– Мама, умоляю, не шути с пограничниками. И курить там теперь нельзя. Да, и еще – не выходи замуж, не уплывай в открытое море, не купайся по ночам в бассейне, не дергай никого под водой за ноги, не заводи случайных знакомств и вообще веди себя прилично.
– А это как? Что же мне там делать?
– Мама!!!
Последний раз она позвонила из самолета – села, все в порядке. Было одиннадцать утра.
Часов в шесть Настя набрала ее номер – телефон был отключен. В десять – отключен.
Настя перебирала возможные варианты – выключила в самолете и забыла пин-код, уронила, потеряла.
В одиннадцать Ольга Владимировна должна была быть в гостинице. Настя позвонила и попросила проверить по спискам – женщины с такой фамилией в числе проживающих не значилось. В двенадцать– то же самое. Настя лихорадочно искала телефоны посольства и консульства.
– Не волнуйся, – сказал Настин муж. – Сейчас все происшествия с русскими туристами за рубежом попадают на ленты информационных агентств. Так что мы узнаем. Надо следить за новостями.
Ночью на мобильный раздался звонок – судя по номеру, из Турции. Настя спросонья нажала не на ту кнопку и так и не поняла, откуда звонили. Ей снились кошмары – мама в полиции, ей дали право на один звонок, она позвонила единственной дочери, а та…
В семь утра Настя подскочила и стала названивать в отель. Ее соединили.
– Как ты меня нашла? – удивилась Ольга Владимировна.
– Мама!!! Ты как? Где ты была?
– Устала как собака, в два часа ночи приехала. И телефон не работает.
Настя понеслась в офис МТС и выяснила, что у Ольги Владимировны, оказывается, нет роуминга. Все думали, что есть, а оказалось, что нет. Трем менеджерам Настя рассказывала о своей маме, женщине в возрасте, с больным сердцем и высоким давлением. Умоляла подключить ей телефон. Менеджеры ответили, что не имеют права – подключить может только владелец телефона с паспортом. Настя предлагала свой паспорт, паспорт мужа и паспорта всех друзей и знакомых, гарантийное письмо, что оплатит все счета. «Извините, – ответили ей, – распоряжение службы безопасности. Не можем». Настя поклялась мамой и сыном, что с ними у службы безопасности проблем не будет, но без толку.
Она позвонила в отель – все было вроде бы в порядке. К концу второй недели, перед тем как встречать Ольгу Владимировну в аэропорту, Настя поехала в салон – в отросших корнях появилась седина.
Мать она не узнала. Ей навстречу шла загорелая, изрядно похудевшая женщина, щедро обвешанная золотом. Золото было везде – на руках, в ушах, на шее тремя слоями. Разве что в носу не висело.
– Мамочка… – ахнула Настя.
– Ну, как я? – кокетливо поинтересовалась Ольга Владимировна.
– Вы ограбили банк? – спросил Настин муж.
– Ты нашла богатого любовника? – высказала предположение Настя.
Дело в том, что из соображений безопасности Настя перед вылетом проверила наличность. Денег Ольге Владимировне должно было хватить на экскурсии, сувениры, но никак не на золотую цепь толщиной с канат.
– Банк я не грабила и любовника не заводила, – фыркнула Ольга Владимировна. – Но версию про любовника буду считать комплиментом.
– Мама, скажи, что ты сделала и что тебе за это будет, – потребовала Настя.
– Спокойно. Все цацки получены честно. И вообще, давайте доедем до дома, я вам там все расскажу.
Выяснилось следующее. Сначала Ольга Владимировна познакомилась с Михой из Мюнхена – бывшим россиянином, женатым на немке. Михе было лет сорок, и, несмотря на разницу в возрасте, он влюбился в Ольгу Владимировну до потери пульса.
– Мы сидели с ним, кофе пили, в нарды играли. Ну соскучился мужик по нормальному базару, бывает, – рассказывала Ольга Владимировна.
– Слушай, ты странно стала выражаться, – заметила Настя.
– А, это я Миху вспомнила…
Так вот сидели они, ничего такого не делали, а тут появилась Михина жена-немка и давай с ним по-немецки скандалить.
– А потом она стала в меня пальцем тыкать и рявкать, – продолжила Ольга Владимировна. – Ну я и не выдержала. Она еще, зараза, длинная и тощая. За волосы не оттаскаешь – не допрыгнешь. Так я и дала ей головой в переносицу.
– О Господи, мама!.. Она же могла полицию вызвать!
– Да она и побежала вызвать. Только ее Миха остановил. Зато потом вся немецкая группа меня за километр обходила, они рядом со мной даже лежак не занимали. Мне хорошо – удобно.
– А Миха? – спросил Настин муж.
– А что Миха? У него там бизнес и имущество, а здесь – ничего. Ну в любви клялся, в гости звал.
– Так драгоценности от него?
– Нет, конечно. От Эльдара.
После того, как уехал Миха со своей немкой, Ольга Владимировна заскучала и от нечего делать пошла в местный ювелирный магазинчик посмотреть сережки. Хозяином магазина оказался Эльдар, имевший, помимо магазина, жену-турчанку и любовницу-украинку.
– Оля, иди сюда, поговорим, – кричал Эльдар.
Любовница-украинка, работавшая в магазине Эльдара, приносила им кофе, и Эльдар рассказывал Ольге Владимировне о детстве, проведенном в Азербайджане, жене-турчанке и любовнице, без которой жизни нет. Ольга Владимировна клялась, что не она предложила Эльдару сыграть в карты. Но все следующие дни они не разговаривали, а играли. В «очко». Эльдар забросил дела магазина и караулил свою партнершу у входа в павильон.
– Эльдарчик, может, хватит? – просила Ольга Владимировна. – Я же тебя как ребенка обыгрываю.
– Нет! – восклицал разгоряченный Эльдар. – Еще один раз. Еще один – и все!
Играли сначала на интерес, потом на кофе и сигареты, потом на вино и сладости. Вскоре Ольга Владимировна полностью решила проблему сувениров, которые хотела привезти близким.
– Все, Эльдар, хватит, – в конце концов решительно заявила она.
– Нет! Прошу тебя! Только сегодня! Ставлю… ставлю… – Эльдар посмотрел на потолок, загибая пальцы и нервно подпрыгивая. – Ставлю… свой магазин! – выпалил он.
– Как скажешь, – пожала плечами Ольга Владимировна.
Эльдар не знал, что его новая знакомая считала «очко» пацанской игрой, отдавая предпочтение покеру. Когда речь шла о картах, эмоциональная Ольга Владимировна превращалась в холодную глыбу.
Магазин Эльдар проиграл. Он обхватил руками голову и тихо застонал. К нему подскочила любовница-украинка:
– Эльдарчик, что с тобой? Голова болит?
– Уйди, – тихо сказал Эльдар и с ужасом посмотрел на Ольгу Владимировну, которая уже примеряла колечко.
– Да не волнуйся ты так! – сказала Ольга Владимировна. – Не буду я у тебя магазин забирать. Хороший ты парень, Эльдар. Запомни, никогда не играй в карты. Способностей у тебя нет и чутья тоже. Да и считаешь ты плоховато. А вот скидку – процентов семьдесят – ты мне сделаешь. Договорились?
Эльдар закивал головой, как китайский болванчик. Так что все золотые украшения обошлись Ольге Владимировне в смешную сумму.
– Скажи честно, ты мухлевала? – спросила Настя.
– Нет, не пришлось. Он действительно плохо считал, – ответила Ольга Владимировна. – Ну вот видите, все в порядке, я вела себя прилично. Я тут подумала, что неплохо бы съездить в Израиль.
– Почему в Израиль? – ахнула Настя.
– Мне там есть, где развернуться, – потерла руки Ольга Владимировна. – Помню, был у меня в молодости друг, Йося… А Лева? Какой мужик! А про Сему я вам не рассказывала?
– Мама!!!
Приживалка
Люська давно перестала задавать вопросы. А зачем? Чтобы услышать правду? В этом-то и была проблема. Люська совсем не была уверена в том, что правда ей нужна.
Ей было лет десять. Она читала рассказ, заданный в школе, и встретила незнакомое слово.
– Теть Тамар, а кто такая приживалка? – спросила она.
– Это человек, который не родной, но живет в семье, – объяснила тетка.
Люська кивнула, дочитала рассказ, пересказала, как было задано, и забыла. Но ночью проснулась, подскочила в кровати. Она – приживалка. Оказывается, вот как это называется. Отвратительное, мерзкое, глупое, жестокое слово. Нельзя так людей называть.
Люська расплакалась. В прочитанном рассказе девочку-приживалку обижали, заставляли делать всю грязную работу, не любили и унижали. Люська, сравнив себя с героиней, нашла много параллелей. Ее тоже обижают, заставляют мыть полы, не любят и унижают.
Люська зарыдала. Теперь она поняла. Все поняла. Она вспоминала, как тетя Тамара шлепнула ее мокрой половой тряпкой по попе за то, что она не помыла полы под кроватью. Вспомнила, как дядя Женя морщился, когда давал деньги на новое платье к школьному празднику. Вспомнила, как тетка попросила сварить суп, а она забыла – ушла к подружке и заболталась. В последний момент – тетка вот-вот должна была вернуться с работы – Люська, прибежав домой, сунула курицу в кастрюлю, не доварила, покидала плохо почищенную картошку с морковкой, пересыпала макарон, сказала, что все сделала. Тетя Тамара открыла кастрюлю, посмотрела и вылила все в унитаз.
Люська той ночью поняла – это все потому, что она приживалка. Утром в школе, когда ее одноклассница пересказывала рассказ – без эмоций, лишь бы отбубнить, – Люська смотрела на нее презрительно. Куда ей? Она же не понимает, какнужно пересказывать. Не чувствует. Не знает, каково это. С тех пор девочка стала неуправляема. Она замечала только плохое – и дома, и в школе. Особенно дома. И лелеяла это плохое, накапливая, запоминая до мелочей.
Тетя Тамара попросила погладить белье. Люська посмотрела на тетку с ненавистью. Дядя Женя попросил налить чаю – Люська шваркнула чашку на стол. Она для них прислуга. Когда поздно вечером тетя Тамара с дядей Женей сидели на кухне и шептались, Люська была уверена – говорят о ней. О том, что еще должна сделать приживалка, какую непосильную работу на нее нагрузить. Девочка их возненавидела. Убегала к подружке Галке и запоем, смакуя детали, рассказывала о нанесенных обидах. Галка пожимала плечами – что за проблемы? У нее то же самое. И хуже бывает. Она тоже и полы моет, и гладит, и суп варит – родители на работе убиваются. Приходят, еле волоча ноги от усталости. Мать тоже может и наорать, и тряпкой наподдать. Все то же самое. Что такого-то?
Люська сначала злилась на подружку – как она не понимает таких вещей? А потом стала смотреть на нее свысока – с чего ей понимать? Она-то не приживалка. Своих детей по-другому шлепают. Люська как однажды примерила этот взгляд, так с ним и ходила, доводя до истерики тетю Тамару и чуть ли не до запоя дядю Женю. Мол, что вы понимаете в этой жизни? Мне бы ваши проблемы, ваши заботы. Вы не страдаете так, как я.
Когда Люська подросла, то стала задавать вопросы: а где моя мама, почему я живу у вас, когда вы меня взяли? Тетя Тамара пыталась рассказывать так, чтобы не ранить девочку, но Люську это только раздражало.
– Люсенька, так получилось, – говорила тетя Тамара. – Твоя мама живет в другом городе. А мы тебя как увидели, так сразу полюбили.
Люська от этих сюсюканий морщилась. Сказали бы как есть. Все равно же ничего не изменишь. Она хотела только понять почему.
А в остальном девочка была реалисткой.
Когда умерла их соседка по площадке, Люська только кивнула – умерла и умерла. Тетя Тамара плакала на кухне, бегала по подъезду с опухшими глазами и пила валокордин. Люська должна была помочь тетке с организацией поминок – порезать овощи на салаты, сбегать в магазин, накрыть на стол.
– Почему я должна это делать? – пробурчала девочка.
– Люся, баба Надя с тобой маленькой сидела, она же всю жизнь… с нами… под боком… – всхлипывая, проговорила тетя Тамара. – Никогда не откажет… варенье приносила…
– Ну и что? Ее кто-то просил варенье приносить? – удивилась Люська.
– Люся, она же тебе как бабушка была, – вытирая глаза давно мокрым платком, сказала тетя Тамара.
– «Как» не считается. Она была мне не бабушкой, а соседкой. И ей все равно делать было нечего, вот и сидела со мной и варенье варила, – резко ответила Люся.
– Люсенька, разве так можно? – Тетя Тамара искренне не понимала, почему девочка такая злая.
– А что, разве не так? – закричала Люська. – Зачем эти салаты? Зачем все это? Баба Надя уже умерла. Ей уже все равно. Для кого все это? Для соседей? Кому это надо?
– Люсенька, так положено. Надо помянуть, – попыталась объяснить тетка. – Душа бабы Нади еще здесь. Она увидит, что мы ее любим, помним, и порадуется.
– Теть Тамар, ты говоришь ерунду. Это все сказки. Я в это не верю.
– Имей совесть, помоги тете и хватит спорить, – не выдержал дядя Женя.
Люська вскинула обиженно голову и принялась кромсать вареную свеклу. Тетя Тамара плакала.
Когда Галку прямо из школы увезли в больницу с аппендицитом, весь класс пошел ее проведать, скинувшись на яблоки. Все пошли, кроме Люськи.
– А ты почему не пошла? – спросила тетя Тамара.
– Зачем? – удивилась Люська.
– Она же твоя близкая подружка!
– И что? Аппендицит ей вырезали. Через неделю увидимся.
– Но ведь надо поддержать… поговорить… успокоить… – начала мямлить тетя Тамара.
– Ага, и свой аппендикс ей отдать, – хохотнула Люська. – Там и без меня полно народу. Как бараны все – сказали идти, они и пошли.
Тетя Тамара поджала губы и не ответила.
Когда их кошка родила, тетя Тамара отправила Люську раздать котят «в добрые руки». Котята сидели в большой картонной коробке. Люська, чтобы было не скучно, позвала с собой Галку. Они дошли до рынка и встали около входа. Двух котят – красивых и шустрых – забрали быстро. А еще двоих забирать не хотели.
– Может, их выбросить? – предложила замерзшая Люська, которой хотелось домой.
– Ты что? – испугалась Галка. – Они же маленькие, умрут от холода.
– Этот и так умрет. Вон какой страшный. – Люська показала на одного котенка.
– Тем более его надо отдать. О нем будут заботиться, и он вырастет.
– А давай попросим алкаша какого-нибудь. Он их утопит, – не успокаивалась Люська.
– Нет, – решительно сказала добрая Галка. – Ты иди, а я с ними постою. Не уйду, пока всех не заберут.
– А помнишь, мы по истории читали, что в древности слабых детей со скалы сбрасывали? И ничего. А тут котята. Ничего ж не будет.
– Нельзя так. Они живые!
– Ну и стой, если тебе так нравится. А я пойду.
Галка вернулась поздно вечером.
– Отдала, – выдохнула она.
Люська только пожала плечами.
Так же равнодушно она относилась и к тете Тамаре с дядей Женей. Тетка часто плакала на кухне. Люська, идя в ванную, это видела. Ну плачет – и что дальше? Поплачет и перестанет. Дядя Женя не плакал, а иногда подолгу сидел на кухне и рассматривал стоящую перед ним рюмку водки. Ну выпьет – и пойдет спать. Люська не вникала, что там у них произошло. Она всегда говорила не «у нас», а «у них». Она отдельно, а тетка с дядей – отдельно.
Девочке было четырнадцать, когда она возненавидела все, что ее окружало. И прежде всего – тетю Тамару с дядей Женей. Следом за ними в списке ненависти значились квартира, школа, город, жизнь… Раз и навсегда Люська решила, что во всех ее бедах виноваты тетя Тамара и дядя Женя. Они сломали ей жизнь. Они лишили ее будущего. Они – враги. Ведь если бы они ее не забрали, то она жила бы в другом городе, в Москве, ходила в другую школу и жила другой жизнью. А из-за них она… Так не должно было быть!
Тетю Тамару стали вызывать в школу.
– Люся хамит учителям, – жаловалась классная руководительница. – Ты ей слово, а она тебе двадцать в ответ. Как бы вам объяснить… Ее высокомерное отношение… на пустом месте…
– Да-да, я понимаю, – отвечала тетка. – Я с ней поговорю.
В тот день, когда Люське исполнилось пятнадцать, тетя Тамара с дядей Женей, вручив ей новые туфли, которые та давно просила, преподнесли сюрприз. Тетка, смущаясь, плача, улыбаясь, теребя платок, опять плача и снова улыбаясь, сообщила, что у Люськи скоро родится сестричка.
– Чего? – не поняла девочка, рассматривая туфли.
– Я беременна, – сказала тетя Тамара. – У нас будет ребенок. Девочка. – Тетка заплакала. Дядя Женя торжественно обнял жену за плечи.
– Ты же старая, – удивилась Люська. – Старые тоже рожают? А почему не видно? Потому что ты толстая? А точно старые могут рожать? Какая еще сестричка? Ты же мне не мать, а дядя Женя не отец!
Тамара убежала плакать на кухню. Женя постоял еще некоторое время, собираясь что-то сказать, но промолчал и тоже ушел на кухню.
«Пора валить отсюда», – все еще рассматривая новые туфли, сказала себе Люська.
Она живо представила, что будет дальше. А чего представлять? Галка перед глазами. У подружки недавно появился братик, и Галка погрязла в пеленках и распашонках. Ни поговорить, ни погулять после школы. Галка неслась домой, чтобы дать матери поспать. Гуляла только с коляской – позор. Нет, с ней такого не будет. Они не сделают из нее няньку. Еще чего не хватало? Что они – совсем сдурели? Какой ребенок? На кладбище скоро, а они – ребенок.
Люська засыпала, обдумывая, когда «валить», а тетя Тамара с дядей Женей шептались на кухне.