С ревом подлетев к джипу, Саморуков обрушил локоть на каленое стекло дверцы. Оно взорвалось, и тысяча осколков залетели внутрь салона. Мишка обхватил жулика одной рукой за шею, а второй стал искать ручку открывания двери. В суматохе она никак не могла найтись.
Видя, что Стариков уже выворачивает первому руки на земле, а он никак не может вынуть второго из машины, Мишка разозлился и стал вытаскивать мужика через разбитое окно. Это было похоже на то, как если бы кошку вытаскивали из подвала через дырку диаметром в пятак. Те же визги и те же усилия. Наконец Саморукову удалось совершить невозможное. Поцарапанный мафиози выскочил из окна и рухнул ему под ноги.
Доставая наручники, Мишка слышал крики с другой стороны машины:
— Не бей по роже, гад! Я только вчера фарфор вставил!..
Подтащив задержанных друг к другу, Игорь и Мишка при помощи двух пар наручников связали их в плотный тугой комок. Через минуту посыпались угрозы и запугивание крутыми адвокатами.
— Какой у тебя может быть адвокат, дурак? — Стариков наклонился над одним из них. — Только прокурор! Сиди молча, пока я еще пару узлов не завязал!
Рамсу, Бойкоту и Шилу долго прятаться между седьмым и восьмым этажом не пришлось. В отличие от своих друзей, завязанных на улице в шкотовый узел, они успели избавиться от пистолетов, сбросив их в мусоропровод. Поэтому, когда Никитин попросил их выйти из-за шахты, они послушно это сделали. Сцепив всех троих двумя парами наручников, опера вывели их на улицу.
— Это что? — Булгаков ткнул пальцем в Гогу и Мартына, сидящих на земле. — Задержание по-слянски?
— Это больше похоже на скульптурную композицию «Самсон, раздирающий пасть мальчику, вынимающему занозу», — заметил Александр. — Размотать-то их сможете, или придется ногой по улице катить?
Кое-как разместив задержанных в джипе и служебных «Жигулях» с липовыми номерами, оперативники дождались прибытия «уазика» с двумя местными операми и колонной двинулись в сторону отдела полиции. Никаких иллюзий относительно целесообразности засады у «БМВ» и в квартире Морика Никитин не питал, однако, пока остается хоть один шанс, его нужно использовать.
— Ребята, посмотрите, пожалуйста, баки под мусоропроводом, — подумав, попросил Никитин.
Еще через три часа, пока следователь отдела шил Гоге и Мартыну дела за незаконное хранение огнестрельного оружия, Рамса, Бойкота и Шило отпустили, предварительно изъяв у первого удостоверение журналиста газеты «Вечерний Заболоцк», а у второго — ксиву сотрудника КГБ СССР, выданную ему, если верить записи, в октябре 2011 года.
— Кличка?
— Гога, — нехотя ответил задержанный.
— Грузин, что ли? — поинтересовался Никитин, вытянув под стол ноги. — Тогда почему нос картошкой? В детстве пенальти пробили?
— Не грузин я, — пробормотал Гога, рассматривая туфли опера, торчащие из-под стола. — Фамилия Гоголев.
— А-а… Что ты делал у дома Морикова?
— А кто это?
— Морик? Это тот, к кому вас послал Моисей.
— А кто такой Моисей?
— Вор, организатор преступной группировки, из-за которого приземляют таких недоумков, как ты.
— Я не знаю такого, — упрямо повторил Гога.
— Кстати, — вкрадчиво вмешался в разговор Булгаков. — Ты знаешь, что на последней ходке Моисея на зоне чуть не опустили?
— Ну, не опустили же… — растерянно выдавил Гога.
— А ты говоришь, что не знаешь такого. — Никитин расцвел голливудской улыбкой.
— Я пошутил, Гога. — Улыбка Булгакова, напротив, была профессиональной, полицейской. — Я же тебе еще у машины говорил, что ты дурак.
— Гога! — Продолжая улыбаться, Никитин постучал носком туфли по стулу, на котором сидел задержанный. — Шило, Бойкот и Рамс уже на свободе. Рассказали все нашим коллегам и спокойно пошли домой. Или к Моисею, но это не наше дело. Главное, что вышли отсюда. Мартын сейчас добросовестно сочиняет явку с повинной и спрашивает следователя, как правильно написать: «чистосердечно раскаиваюсь» или «чистосердечно раскалываюсь». Как напишет, его тоже отсюда как собаку выкинут, чтобы не вонял. А вот как с тобой быть? Расхождение в показаниях налицо. Все говорят, что их к Морику Моисей послал, а гражданин Гоголев утверждает, что приехал к бабе. Может, мы про одно и то же говорим, Гога? Морик — не та баба, часом? Ты что, под хвост однополым гражданам зашпиливать любитель? Товарищ Булгаков, у вас имеется камера для педерастов? А то как бы не ошибиться да «девку» мужикам не закинуть в хату. Зэки же от возмущения отдел разломают.
— Ты чего буровишь-то?! — Гога от возмущения чуть не задохнулся.
— Сидеть, шавка! — рявкнул Никитин. — Ты шестерка на подсосе! В дешевый авторитет лезешь? Колоться тебе в падлу? Так ты у меня сгниешь на лесоповале! Тебе два года за оружие светит как фонарь на Тверской! И дома еще обыск не делали! Неизвестно, что там обнаружится. А я уверен, что какая-нибудь гадость типа бейсбольной биты со следами крови или пяток патронов обязательно найдется. Тебе мент сделку предлагает, а может и передумать. Сейчас на основании того, что имеются расхождения в показаниях, вернем обратно весь этот зоопарк в виде Рамса, Бойкота, Шила и других, а потом очняки ставить будем. Художественный фильм про то, как один фраерок четверых братков накормил! После этого тебе в зону лучше вообще не попадать, потому что известие о том, что из-за Гоги четверо пацанов на нары присели, прилетит в колонию быстрее, чем тебя туда довезут этапом. Последний раз спрашиваю, что ты со всей этой кодлой делал у дома Морикова?
— К Морику мы приехали… — глухо произнес Гога.
— Уже лучше, — похвалил Саша. — Зачем?
— Моисей послал. — Гога замолчал.
Никитин курил и рассматривал свою левую ладонь, словно пытаясь понять, что его ждет завтра.
— Моисей, говорю, послал.
— Я не глухой. Это у тебя что-то с памятью. Ты уже говорил.
— Велел найти Морика и привезти к нему.
— К чему такая спешка? — вмешался Булгаков. — Морик с утра до вечера в «Фудзияме». Зачем он так срочно Моисею понадобился, что тот аж пятерых отморозков послал?
Проглотив про отморозка, Гога пояснил:
— К нему вор приехал. Степной у него погоняло. Не знаю, о чем они там говорили, только Моисей от страха чуть не обделался. А потом он всех собрал и погнал по адресам, в которых Морик зависать мог. Сказал, что, если к вечеру не найдем пацана, всем яйца поотрывает. Это — дословно, я не хамлю.
Уже после первых слов Гоголева Никитин почувствовал, как ему в голову прилила кровь, а в висках застучали маленькие молоточки. Степной! Вирт — Степной — алмазы — убийства — Шостак! Все это молнией сверкнуло в сознании Александра.
Степной в 1978 году кидает ювелира на бриллианты и прячет их. Он освобождается через несколько лет и не находит камней. Здесь цепь логических рассуждений рвется, так как совершенно непонятно, как они попадают в руки Вирта. Ясно, что так вышло случайно. Это дела давно минувших лет, рассуждать о которых теперь, после смерти Вирта, не имеет смысла.
Можно догадаться, как алмазы попали в руки Шостака. Их забрал убийца, направленный доктором. Или ему они тоже случайно достались? Неважно. Главное, что этим бывший главврач ЦПЛ привлек к себе внимание известного вора в законе. Значит, Степной параллельным с Никитиным курсом ищет Шостака.
Саша с расстройством вмял окурок в пепельницу.
— Черт!..
В гонке за Заградским-Шостаком к Никитину и Интерполу добавился еще один конкурент, пожалуй, самый опасный. Человек, шансы которого разыскать беглого врача на порядок выше, нежели чьи-то еще. Как видно, вор в законе уже во многом преуспел.
— Сколько времени Степной дал Моисею на розыск Морика?
— Я не в курсе, какой срок ему нарезал Степной, но точно знаю, что будет с моими… этими… если мы к вечеру не найдем этого гребаного Морика.
— Не выйдет. Уже вечер. Кстати, зря стараетесь. Морик не знает того, что нужно Моисею, значит, и Степному. Это я тебе как доктор говорю. Так что успокойся. Вот бумага и ручка. Пиши все, что сочтешь нужным. Мы потом почитаем. Андрей, ты говорил, что у тебя с гостиницей все ровно? Давай поспим часа три, а то ребята уже с ног валятся.
— Поехали, — с удовольствием согласился Булгаков.
Он уже давно не участвовал в подобных гонках и сам порядком устал.
— Я с вами в номере посплю. Но сначала мы заедем в одну харчевню и поедим. Я угощаю. Точнее, не я, а хозяин заведения. Тоже, кстати, Гога зовут. Но он грузин настоящий.
С надеждой в сердце на чудо Морик и Ожегов прошли по чердаку, пахнущему пылью и пометом, и спустились по лестнице соседнего подъезда.
— Если сейчас выйдем, окажемся за спиной тех, кто сидит в джипе, — констатировал Морик, глядя в щель двери. — Если быстро повернем налево, за угол, то окажемся сзади дома. Тут арка. Теперь ты понимаешь, Ожегов, как трудно скрываться? Привыкай!
— Ты, я вижу, разговорился? — Опер усмехнулся. — Я тебя, урода, сейчас по заду пну, и ты вылетишь на этот джип как пробка из бутылки!
— Пинай, — разрешил Морик. — Я им скажу, кто знает местонахождение Заградского: Ожегов.
— А откуда я это могу знать?
— Вот это им и объяснишь. Стой-ка!.. — Морик прижался к двери еще плотнее. — Мать моя… Что там происходит?! Зуб даю, Ожегов, сейчас тебе расхочется пинать меня по заду!
— Да что там?..
— Твои друзья из Слянска вместе с Булгаковым вяжут охрану Моисея. Как интересно вяжут-то!.. Так, Булгаков с каким-то ментом побежали наверх. Почему-то мне кажется, что за мной. Ожегов, ты отмычками работать умеешь?
Через минуту невольные компаньоны позвонили в первую попавшую квартиру на втором этаже, окна которой выходили на другую сторону дома. Морик вскрыл ее, и товарищи по несчастью прошли внутрь.
— Идиот! — зашипел Ожегов. — Нужно было открывать на первом этаже! Сейчас придется прыгать!
— Это ты идиот! — огрызнулся жулик. — На первых этажах решетки на окнах!
Он распахнул балкон, перелез через перила и повис на руках. Через мгновение Морик кулем свалился на землю. Ожегов в точности повторил его действия, и вскоре они забежали в городской парк.
Морик отдышался, посмотрел на полицейского и заявил:
— Ожегов, я не знаю, как ты, а мне придется валить отсюда побыстрее. Ты шуруй в другую сторону. Еще не хватало, чтобы я с мусором по городу ходил. Теперь тебе хана, гадом буду. Ну, бывай!
Он развернулся и пошел в сторону железнодорожного вокзала. В его понимании, произошло чудо. Что за город расположен дальше всех от Заболоцка? Кажется, Петропавловск-Камчатский. Совершенно точно, что там нет ни Булгакова, ни Моисея. Можно будет продавать японцам шкуры котиков.
Ожегов тоже больше не раздумывал, осмотрелся и бросился через кусты черемухи. Ему хотелось бежать, перепрыгивать через ограждения. Бороться с этим желанием было трудно, но опер, стиснув зубы и поглядывая по сторонам, шел походкой человека, не имеющего определенной цели. Нельзя бежать и вообще выглядеть странно!
«Добраться до квартиры, выпить водки и под кондиционером все обдумать», — крутилась в голове мысль.
На полпути он спохватился, понял, что у квартиры его уже ждут. Надо уезжать. Прямо сейчас! До вокзала, если пешком, четверть часа.
Он развернулся. Перед ним стоял молодой мужчина с потеками пота на щеках.
— Оперативно озабоченный Ожегов? — поинтересовался незнакомец.
— Кто спрашивает? — уже понимая, что все пропало, процедил Ожегов.
— Нет-нет, этого не нужно!.. — прихватывая его руку, скользнувшую за отворот куртки, предупредил незнакомец.
Ожегов опустил глаза. Свободной рукой мужчина отвел в сторону полу пиджака. В открытой кобуре виднелся «макаров». Курок был взведен. Наверняка и предохранитель снят. Так носят табельное оружие люди, привыкшие использовать его часто и по делу. Остается только выхватить пистолет и нажать на спуск.
— Стариков, — представился неизвестный. — Оперуполномоченный уголовного розыска. — Хорош валять дурака, Ожегов. Ты знаешь, зачем я здесь.
Ты знаешь, зачем я здесь.
— Да, знаю, — едва слышно пробормотал бывший опер.
Стариков вынул его оружие из кобуры.
Первое, что хотел сделать Шостак, когда в его руках оказалась сумка с диском и бриллиантами, это сесть на ближайший поезд и умчаться подальше, ни о чем не думая. Мысли придут сами, когда пройдет эта ужасная боль в руке и несобранность. А сейчас надо уехать.
Он уже почти подошел к кассе, оглядывая пространство из-под седых бровей, но что-то заставило его отшатнуться и выйти на улицу. Это «что-то» не носило конкретной формы, было лишь предчувствием, но оно и на этот раз не обмануло его.
Едва пиджак с оливковым отливом скрылся за высокими дверями вокзала, к кассе подошли двое мужчин солидного возраста из команды Степного и осмотрели всех, кто стоял в очереди за билетами. Они сверили увиденное с фотокарточкой, которую один из них держал в огромной ладони, и покинули территорию вокзала.
Сейчас доктор сидел на железобетонном постаменте, на котором держалась телемачта, и лихорадочно искал возможные пути отступления из города. Временами логичный ход размышлений прерывался вспышками ярости, и тогда воображение отчетливо рисовало лицо Никитина. Шостак дергал головой, пытаясь отогнать ненавистный образ, но он вставал перед ним снова и снова, выводя из себя и мешая думать.
— Ты даже так мне мешаешь, негодяй!.. — хрипел он.
После долгих размышлений, приведших к обоснованному выводу о том, что вскоре ищейки забредут и сюда, врач решил переждать до вечера, скрывшись где-нибудь в частном секторе. Целый квартал деревянных домов, построенных еще в прошлом веке, располагался в соседней низине. И вокзал был рядом, и искать его там вряд ли станут. Шостак огляделся, встал, отряхнул брюки и стал спускаться по траве, в десятке метров от тропинки. Он старался не выходить из зарослей, хоть это и удлиняло путь.
Пустующий дом он нашел быстро. Дверь на крыльце была крест-накрест заколочена нетесаными досками, но это ничуть не мешало. Стекла из окон давно повынимали местные жители. Врач без труда залез на подоконник и спустил ноги на пол. Осторожно, стараясь не хрустеть мусором под ногами, он обошел все три комнаты и кухню. Дом был брошен давно.
Едва Шостак увидел в углу одной из комнат металлическую кровать с панцирной сеткой, он понял, что валится с ног от усталости. Поставив сумку в изголовье, врач без сил опустился рядом и стал медленно расстегивать на ней молнию. Оставалось две ампулы ультракаина и одна с веществом темно-бурого, почти черного цвета.
Он оставил в ладони ампулу анестетика, а две другие положил в карман. Наполнив шприц, доктор закатал рукав рубашки и всадил иглу в плечо, рядом с повязкой.
Через минуту боль ушла, словно ее и не было. Вместо нее появилась слабость. Спать!.. Еще некоторое время Шостак сидел, покачиваясь из стороны в сторону, борясь со слабостью и усталостью, потом положил голову на сумку и уснул.
Отваливаясь на спину, он не слышал, как в кармане раздался хруст. По оливковой материи расплылось пятно от обезболивающего средства. Но ампула с бурой жидкостью была цела и невредима.
Глава 25
После схватки в подвале, к своему и всеобщему удивлению, Черников стал поправляться. Он ел как мини-завод по переработке пищи, управлялся и с больничными обедами, и с доппайком в виде продуктов, которые ежедневно приносила Таня Никитина.
Вскоре у него появился еще один источник калорий и хорошего настроения. Неделю назад в палате появилась, задыхаясь от смущения, та самая девчушка, с которой Черников познакомился во время исторического штурма психиатрической лечебницы. На ее плечи был накинут белый халат, слишком большой для этой особы. Она пришла и не исчезла.
Теперь девушка ежедневно приходила к Сергею, и в глазах ее светилось уже не смущение, а радость. Впрочем, она скрывала ее так же неумело, как и стыдливость. Они сидели рядом по часу, иногда по два. В такие моменты старожилы палаты старались заняться какими-нибудь делами вне этого помещения. Они играли в домино с обитателями соседнего блока, смотрели, пока не было главврача, последние известия по телевизору или просто курили в туалете.
Возможно, именно с момента появления этой девушки и усилилось желание Черникова поскорее выздороветь и выйти за стены больницы. Сергей оправился уже настолько, что однажды ночью сумел преодолеть все посты, выбраться на улицу и сорвать пяток маленьких астр с клумбы, за которой главный врач больницы приглядывал так же ревностно, как за дочерью на выданье.
Утром он собирался подарить девушке астры, а в обед заявить главврачу о готовности к выписке. Черников и на самом деле чувствовал себя прекрасно. Рана на обрубке левого мизинца затянулась, голова уже не болела, исчезли эти отвратительные головокружения. Была в этом, конечно, толика самообмана, однако пришла пора выписываться. Опер заметил, что стал набирать вес. Вот это уже совсем никак не входило в его планы.
Было еще одно обстоятельство, в силу которого Сергей выздоравливал и вертелся на больничной койке, как уж на сковороде. Через два помещения от его палаты, за стеклянными дверями, лежал тот, кого он ненавидел. В больничной реанимации дышал через аппарат искусственного дыхания похититель Маши.
К великому изумлению врачей, преступник, у которого была повреждена гортань, жил и не думал умирать. Уже через день после того, как их вместе с Черниковым доставили в больницу, у похитителя нормализовался пульс и артериальное давление. Он не приходил в сознание, но главный врач был уверен в том, что вскоре пациент реанимации встанет на ноги. С корсетом на шее, но поднимется.