Из приютов онемеченные дети передавались либо в немецкие семьи, либо направлялись работать на военные заводы Германии. В основном никто из них не помнил прошлого, либо память хранила только отдельные его фрагменты. Во всяком случае, выяснить, кто они и откуда, удалось только единицам. Истинные масштабы трагедии сломанных человеческих судеб уже не установить…
Сашенька был третьим и самым красивым ребенком Полетаевых. Отец — Лев Борисович — военный офицер накануне войны был направлен в район белорусско-польской границы. Его жена — Ольга Дмитриевна, проживавшая с детьми у своих родителей под Смоленском, в ожидании вызова от мужа потихоньку собиралась в дорогу. Старший сын — Аркаша десяти лет от роду с удовольствием участвовал в сборах, тайком распихивая по коробкам и чемоданам свои личные ценности, легальный вывоз которых ему бы не разрешили. Его шестилетней сестре Зиночке, любимице дедушки и бабушки, имевшей кучу подружек, уезжать не хотелось. Время от времени она хныкала, упрашивая мать оставить ее с бабулей и дедулей. Возможно, Зиночка и добилась бы отсрочки переезда, но роль решающего фактора сыграла необходимость поступления в первый класс. Ольга Дмитриевна не надеялась на здоровье, а также строгость и требовательность родителей в вопросе обучения внучки. Младшенькому Сашеньке переезд к новому месту жительства был «по барабану». Кстати, детский барабан являлся самой любимой игрушкой четырехлетнего малыша. Без него он не засыпал, и окружающие со смехом пророчили Сашеньке карьеру музыканта. Однажды игрушка сослужила своему обладателю очень плохую службу.
Уехать к мужу Ольга Дмитриевна с детьми так и не успела. Лев Борисович погиб в первые дни войны, только она об этом так и не узнала. Потом тяжело заболела мать, да и отец не вылезал из больницы. Измотанная Ольга была вынуждена срочно отправить старших детей к сестре в Москву. Как думалось, временно. Сердобольная Марина сама приехала за племянниками вместе со своим маленьким сынишкой Юрочкой. Сашенька остался с мамой. Судьба подписала им свой приговор. Меньше чем через месяц после начала войны, 16 июля, Смоленск был оккупирован немцами…
Жизнь Ольги оборвала автоматная очередь равнодушного эсэсовца. Во время проведения немцами карательной операции она как раз возвращалась из соседней деревни с пяточком приобретенных для Сашеньки яиц и случайно попала под облаву. На свою беду пыталась сбежать. Дома находился маленький Сашенька с парализованным отцом. Мать к тому времени она похоронила.
Послушный ребенок помнил строгий наказ матери не открывать никому дверь. Когда в нее с силой заколотили, он со страху спрятался под кровать, на которой лежал дед. От мощных ударов крючок сломался, дверь с силой распахнулась, раздались грубые мужские голоса, топот сапог и короткая автоматная очередь. Сашенька так и не понял, что деда у него тоже больше нет.
Он немного выждал. Было тихо, но вылезать из-под кровати малыш пока не решался. Чтобы унять страх, начал стучать по барабану. Сначала потихоньку, потом все громче и громче…
Вытащили его из тайника, как котенка, за шиворот. Он испугался до такой степени, что даже не плакал. Съежившись, сидел на полу вместе со своим барабаном и дрожал, не решаясь смотреть на весело гогочущих чужаков. Потом перед его носом оказалась плитка шоколада. Сашенька понял, что ее надо взять, иначе эти страшные дядьки рассердятся…
Его долго куда-то везли вместе с другими детьми. Сначала на машине, потом на поезде, потом опять на машине. Многие плакали и звали маму. Он тоже, но быстро понял, что мама больше не придет, и перестал плакать, ибо за слезы у него обещали отнять барабан.
В приюте он стал Эрнстом. Ему повезло. Ангельски красивый малыш со светлыми кудряшками и большими голубыми глазами вызывал умиление даже у строгих воспитательниц. А вскоре его усыновила бездетная семья немцев. Пятидесятилетний Карл фон Штольман, владелец нескольких небольших фабрик мануфактуры, не мог устоять перед мольбами своей красавицы жены Хельги, которая мечтала выполнить волю фюрера и воспитать для Германии достойного арийца. Хотя бы из чужого ребенка. Все эти мечты вылетели из головы фрау, как только в шеренге представленных ей на выбор воспитанников она увидела Эрнста. Шестилетний малыш со слезами бросился к ней на шею, едва она только подошла. Он принял ее за маму и испугался, что она его не заметит. Сентиментальный фон Штольман был растроган, не говоря уже о самой Хельге.
Перед окончанием войны, предчувствуя тяжелые для Германии времена, фон Штольманы перебрались в Австрию. Эрнст чувствовал себя вполне счастливым. Он преданно любил своих родителей, в свою очередь не чаявших в нем души. Странное дело, но со временем ребенок все больше становился похож на фрау Хельгу. У окружающих не возникало сомнений, что Эрнст родной сын фон Штольманов. Лишь иногда память подсказывала мальчику туманные картинки прошлого. Милую женщину с полурасплетенной русой косой, склоняющуюся над ним, чтобы поцеловать на ночь, сердитую девочку, отнимающую у него барабан, большого и доброго босоногого мальчика, разрешающего ему трогать маленьких серебристых рыбок в ведре, маленького лягушонка, смешно прыгающего в мокрой траве прямо ему под ноги. И лишь от одного видения, бросавшего его в холодный пот, он тщетно пытался избавиться всю жизнь: три огромных безликих монстра в военной форме и с автоматами, перед которыми он со своим барабаном, замирая от страха, сидит на крашеном дощатом полу…
Эрнст был женат дважды и оба раза неудачно, что несказанно расстраивало родителей. Решив, что в третий раз ему непременно повезет, он со всей ответственностью подошел к выбору невесты. Но ни одна не затронула душу и сердце. Особо не переживал, надеясь, что всегда успеет обзавестись семьей. Скучать было некогда. Все время отнимала работа. Отец уже не мог заниматься бизнесом в полной мере, руководство производством фактически перешло в руки Эрнста.
Спустя значительное время после смерти фрау Хельги (отец умер пятью годами раньше) Эрнст наконец заставил себя заняться разбором многочисленных бумаг, оставшихся после родителей. И здесь его поджидал сногсшибательный сюрприз. Выяснилось, что он не родной, случайно потерявшийся и вновь обретенный в приюте сын, а приемный. Просто усыновленный ребенок. Разум отказывался это воспринимать. Пережив пренеприятное известие, Эрнст созрел к решению о поисках настоящих родителей. При этом руководствовался благими намерениями: оказать им посильную материальную помощь, если они в ней нуждаются. Почему-то ему казалось, что родные отец с матерью вынуждены были сдать его в приют именно из-за трудных условий жизни, вызванных безденежьем. И это было для них тяжелым решением. Впрочем, он допускал, что его родная семья могла погибнуть во время войны. Лишь одно не подвергалось сомнению: он, как частенько говорила ему фрау Хельга, чистокровный немец и должен этим гордиться. Эрнст и гордился.
Поиск длился долгие годы. Эрнст начал с приюта, но сразу возникли осложнения. Приют, как таковой, давным-давно перестал существовать. Бесконечные запросы по инстанциям приносили один и тот же результат: поиски архивных документов приюта успехом не увенчались. Эрнст уже перестал надеяться на успех, да и подкравшаяся незаметно болезнь подтачивала последние силы. Он так и не обзавелся семьей и теперь с грустью думал об упущенной возможности обрести наследника. Именно в этот момент судьба и преподнесла ему подарок. Юрист, занимавшийся вопросом усыновления Штольмана, получил обнадеживающее сообщение от добровольной организации, оказывающей содействие в розыске родственников бывших граждан, интернированных во время войны в Германию.
Эрнст не верил своим глазам. Мир перевернулся. То, что всегда казалось незыблемым, вначале дало трещину, а потом в одночасье рухнуло. Всю свою сознательную жизнь он прожил чужим сыном чужих родителей и в чужой стране. Проверка полученных сведений подтвердила их правильность. Он не просто славянин, он русский, и гордиться этим Эрнст не мог. Где-то в далекой России жили своей жизнью его родственники. По существу, тоже ему чужие.
Какое-то время Эрнст ничего не предпринимал, однако вплотную занялся историей Второй мировой войны. Толчок к дальнейшим действиям дал… барабан — любимая детская игрушка, которую фрау Хельга не решилась выбросить. Так и лежал он в мансарде, венчая гору игрушек, сложенных в огромную коробку.
Обнаружив его, Эрнст сначала замер, потом осторожно протянул к барабану руку. Старая веревочка оборвалась в его руках, и игрушка с глухим стуком упала на пол. И тут у него словно что-то вспыхнуло в голове, все тело обдало жаром, он пошатнулся и закрыл глаза. Чтобы не упасть, оперся о стену. Из далекого прошлого через года пробился отчаянный женский крик: «Сашенька!!!» Эрнст был уверен, что кричит та самая русоволосая женщина с косой, которая являлась к нему в детских и юношеских воспоминаниях. Та, которую он всегда неосознанно любил. С этой минуты Эрнст фон Штольман знал, что делать дальше.
Поездка в Россию была короткой — всего неделя. Большего ему в свои семьдесят пять лет не позволяло состояние здоровья. Самое странное впечатление, которое он вынес из этой поездки, — страна не показалась ему чужой. Этим открытием он и поделился со своим двоюродным братом. Одногодок Юра вызывал у него больше симпатии, чем семидесятивосьмилетняя родная сестра Зинаида. Старший брат Аркадий, тот самый, который позволял ему гладить пойманных им рыбок, к сожалению, так и не узнал о найденном братишке. Умер за полтора года до этой встречи. Однако был жив и находился в добром здравии его сын — Станислав. Эрнст не мог нарадоваться на племянника: умный и весьма способный молодой человек. Совладелец фирмы, занимающейся насосами, хорошо владеющий несколькими языками, в том числе немецким.
Юрий Васильевич заверил нас, что никто из родственников долгое время не знал о материальном достатке Сашеньки. Удовлетворяя любопытство Зинаиды, брат скромно пояснил: «На жизнь хватает».
Через месяц от Эрнста-Сашеньки пришел вызов в Австрию Стасику. Вернувшись домой, племянник сообщил, что дядюшка принял решение завещать ему все свое имущество.
Новость не удивила ни Юрия Васильевича, ни Зинаиду, встретили ее с пониманием. Сколько там его у брата! Небось на всем экономил. Да и кому ж еще завещать это имущество? Юрий Васильевич стар, Зинаида тоже, а ее непутевый сынок, на которого Зинаида имела глупость пожаловаться заграничному братику, рассчитывая на сочувствие и денежную поддержку, гроша ломаного не стоил. Джульетта — сводная сестра Стаса не является родной дочерью Аркаши, мало того, связалась с плохой компанией и вообще куда-то пропала. Больше трех лет о ней ничего не слышно. А тут еще у Стаса обнаружился взрослый внебрачный сын, наличие которого несказанно обрадовало Сашеньку. Последний даже просил, чтобы Стас привез его познакомиться с дядюшкой. Но сделать это Стасу не позволила загруженность на работе. Знакомство и последующее общение проходило только по скайпу.
Зинаида наследству Стасика радовалась неспроста. Если Юрий Васильевич мечтал хоть разок съездить за границу с племянником, то Зинаида была намерена обосноваться там с ним капитально — до конца жизни. Учитывая ее почтенный возраст, старушке можно было простить ее нелепые планы.
Год назад Эрнст фон Штольман скончался, заблаговременно оформив все документы, связанные с наследством. По настоянию юриста даже была проведена медико-генетическая экспертиза, по результатам которой исчезли последние сомнения в том, что он и его племянник Станислав Аркадьевич Полетаев, так сказать, «одного поля ягоды». Стас вступил в наследственные права и постепенно готовился к переезду в Австрию. Надолго или нет, не знал. Как получится.
Встречаться племяннику и его двоюродному дядюшке Юрию Васильевичу более не пришлось. Стас ссылался на загруженность, а вскоре вообще перестал отвечать на звонки. А у Юрия Васильевича наступили трудные времена, вызванные страстной, неконтролируемой любовью к алкоголю. Задолжав баснословную сумму за коммунальные услуги, он был на грани переселения из своей однокомнатной квартиры в убогую коммуналку. Снова и снова пытался обратиться за денежным вливанием к племяннику, но тот упорно не желал с ним общаться. Юрий Васильевич обиделся и… перестал пить. Сумму задолженности потихоньку гасит из пенсии. Выяснилось, что Юрий Васильевич даже не знал об автомобильной аварии, в которую попал племянник.
Последнее обстоятельство вызвало у меня сомнение. Говоря о нем, дедуля немного нервничал. Ерзал на своем диване, барабанил пальцами по подушке и прятал глаза.
— А если бы вы нашли кругленькую сумму здесь, отдали бы племяннику? — хитро прищурившись, поинтересовалась Наташка.
— Да ни в коем разе! — не менее хитро прищурился Юрий Васильевич. — И с Константином бы не поделился, и с Джульеттой. С Зинкой — да. Эх, Зинка, Зинка… Кто ж мог подумать, что ты так уйдешь. Выделял бы тебе понемногу, чтобы только на себя тратила, да что уж теперь… Не судьба.
Часть третья Стальные оковы обстоятельств
1
Ближе к ночи постепенно нарастала нервозность. Неожиданно слегла Надежда — давление подскочило, чему она откровенно удивилась. Всю жизнь маялась от гипотонии.
— Время пришло, — филосовски заметил Юр Вас и сам испугался своего заключения. — Я не к тому, что… Может, просто съела чё-нить не то… — торопливо поправился он, еще больше испугался и замолчал.
Скачок давления был небольшой, но вид Надежды оставлял желать лучшего. «Наш милый доктор», как окрестила Димку сама Надежда, угостил ее парой таблеток и отправил отлеживаться. Юрий Васильевич пошел было следом, но передумал и вернулся в холл, бубня себе под нос о странностях, творящихся в этом доме.
— «Реанимационное отделение» пополняется, — оторвавшись от своего планшета, мрачно прокомментировал уход Надежды Костик.
На кухне, забыв, что она не домработница и не повар, хозяйничала Психея. Бессменный телохранитель Колюня развлекал ее байками о загробной жизни невинно-убиенных жертв. Услышав краем уха прогноз «погоды» в доме на предстоящую ночь, Наташка как открыла, так и закрыла дверь в кухню, заявив, что на ночь есть вредно. Либо не заснешь, либо проснешься среди ночи и будешь бодрствовать. Привидится какая-нибудь покойная сущность, вообще аппетит потеряешь. Вместе с трезвым умом-разумом.
Наталью поддержал Костик. Но только морально. Физически же, вдохнув умопомрачительный запах чего-то вкусного, живехонько вскочил и, потеснив Наташку в сторону от двери, которую она подпирала, проник в кухню. Уже оттуда донеслись его дифирамбы золотым рукам Психеи. Однако задержался он там недолго. Слишком увлекся восторженными гимнами. После душевного исполнения с набитым ртом слов известного в свое время шлягера «Ах, какая женщина! Какая женщина! Мне б такую…» Костик был объявлен Колюней персоной «нон грата» и выдворен с территории кухонного заповедника. Пинком и с заявлением: «Самому нужна!» Затормозив у дивана, Костя ткнулся головой в его спинку и мелко затрясся. Повернувшись к нам, явил смеющуюся физиономию и жестами выразил свое мнение по поводу поведения Колюни. Сопроводив их всего одним восклицанием «Во!!!», постучал кулаком по своей голове, немного замешкался, подбирая для сравнения подходящий объект, и трижды приложил кулак к своему колену.
— Диз-зайнер! — с оттенком издевки мотнул он головой, но тут же нацепил на лицо маску сосредоточенности и серьезности, ибо из кухни вышел Колюня с особым приглашением: «Ужинать!» — Ведут себя нагло, — дождавшись его ухода, заявил Костик. — То ли с расстройства, что им не разрешили отчалить, то ли просто оборзели.
Юр Вас отнесся к приглашению настороженно. В кухню направился не коротким путем (прямо от лестницы, где стоял, подпирая перила), а в обход. С единственной целью: предупредить нас с Натальей об опасности. Мы как раз решили не торопиться и дождаться возвращения из «больничной палаты» Дмитрия Николаевича.
— Не советую вам потреблять то, что будет лежать в ваших тарелках, Ткачуки не те, за кого себя выдают. Представьте, они спят отдельно. Она на кровати, он на полу. Лично я предпочитаю умереть своей смертью. У меня бутылка с кефиром опломбирована контрольной бумажкой, — сквозь зубы процедил дедушка и двинулся на кухню, не сочтя необходимым повторить то же самое для Костика.
Сам Костик нетерпеливо переминался с ноги на ногу в ожидании массового захода к ужину. Опасался быть первым. Именно это предупреждение и подвигло нас на немедленное вторжение на кухню.
— Разрешите? — оголодавший Костик галантно подхватил меня под руку и буквально потащил к столу, используя в качестве прикрытия от стоявшего рядом с плитой Колюни. Страховался на случай внезапного получения не очень дружеского тычка. Зато схлопотал его от разозлившейся Наташки, благодаря чему со званием «подручника» и сел мимо стула.
Больше всех был доволен Юр Вас, взбалтывавший в руках бутылку кефира.
— Вертухай! — презрительно бросил он внучку и направился к выходу.
Остановили его слова Психеи, призвавшей всех не ждать от нее милости, а взять тарелки и положить в них жареную картошку самостоятельно — прямо со сковороды. И подала пример. Это заставило Юрия Васильевича споткнуться у порога. Рассудив, что травить себя вместе со всеми Ткачуки не должны, он заложил крутой вираж правой ногой и, развернувшись, присоединился к остальным. А тут и Димка подоспел. С пространной нотацией, смысл которой заключался в том, что уж его-то к ужину надлежало пригласить в первую очередь. Если родная жена в силу своей легкомысленности не соизволит замечать его постоянной занятости в качестве домашнего доктора, то остальные должны отдавать себе отчет — каждый может стать его следующим пациентом. В доме нездоровая обстановка — сверх меры нервозная.