— Алло?
— Слушайте, Александр Васильевич, — выпалила Алёна без всяких предисловий. — Даю вам последний шанс мне помочь! Вы ответите на мои прежние вопросы и вот на такие новые, — она перечислила все, что ее интересовало, — а за это я вам скажу, почему был убит Сергей Коржаков, а также сообщу, кто это сделал.
— Ну и кто? — довольно скептически поинтересовался Бергер.
— Не тот, кого он видел в последнюю минуту жизни и считал своим убийцей, — ехидно улыбаясь (совершенно напрасно, между прочим, потому что Бергер ее все равно не видел), проговорила Алёна.
— За что же убили Коржакова?..
— Ну, наверное, вы, если в курсе, кто он был в прошлом, а может, и в настоящем, знаете, что поводов для этого было предостаточно! И у многих. Но я бы не хотела делать скоропалительных выводов, — уклончиво ответила Алёна. — Вот если бы мне удалось получить от вас кое-какие сведения…
— У меня еще нет всей информации, — угрюмо пробормотал Бергер, и Алёна радостно вскинула брови: так значит, он все-таки пытался кое-что узнать, значит, он и сам может наткнуться кое на что интересное, важное, сам может прийти к выводам, которые заставят его задуматься, а может, даже и призадуматься… и совсем не исключено, что и изменить отношение к некоторым людям… к Алёне Дмитриевой, например, о других говорить нечего! Но насчет этих других требовалось кое-что немедленно прояснить.
— Скажите, Александр Васильевич, — начала она с опаской, — вы своему приятелю Илье Вишневскому сообщили о тех вопросах, которые я вам о нем задаю?
Бергер помолчал, потом буркнул:
— Нет.
— Точно?!
— Точно, — снова буркнул Бергер, и Алёна могла только надеяться, что он не врет.
— Спасибо. Тогда до связи? — робко спросила она, но ответа не получила, потому что Бергер прервал разговор.
Ну что ж… надо быть благодарной судьбе даже за маленькие подарочки.
Итак, Илья еще пока ни о чем не знает… Это отлично! Значит, эксперимент, который проводит с ним и с другими «досужая детективщица», может быть продолжен!
Алёна нашла среди набранных за последние дни номеров телефон Павла Смешарина и позвонила бывшему товарищу по несчастью.
— Что нужно? — спросил он тоном, который, только очень крепко заткнув уши и на всякий случай даже зажмурившись, можно было назвать приветливым.
— Да просто так, спросить хотела, — со светски-легкомысленной небрежностью отозвалась Алёна. — Вы как-то обмолвились, что с Коржаковым возили какое-то сырье из Правобережной. А что это было за сырье, не подскажете?
— А вам зачем? — еще более неприветливо, если не сказать — откровенно зло, проворчал Смешарин.
— Да я мечтаю вложить деньги в фирму по осуществлению грузоперевозок, — сморозила Адёна, ощущая себя персонажем какого-то буржуазного романа, чего-то вроде «Саги о Форсайтах». А вернее всего, из рассказов О'Генри… — Ну и мониторю, так сказать, рынок.
Лексикон этот героям Голсуорси и даже О'Генри был бы, конечно, патологически чужд, однако Смешарин, видать, поднаторел в современной терминологии, нормально все проглотил и не поморщился.
— Да ничего особенного мы оттуда не возили, — сказал он, вроде бы даже зевая, настолько все это ему было неинтересно. — Липовые леса там, ну вот, народишко издревле медком промышляет, ложки режут, поделки всякие… лыко дерут да мочало, вот это мы и возили в магазины и разные художественные мастерские.
— О, как скромненько-то, оказывается! — усмехнулась Алёна. — Всего-навсего… а думала…
— А что вы думали? — зло мыкнул Смешарин. — Что мы золото возим оттуда? Лопатой гребем и возим?
— Ну, золото не золото, — рассудительно сообщила Алёна, — а драгоценные камни вы в самом деле могли грести лопатой. И, судя по всему, прямо на берегу реки.
Смешарин громко выдохнул — и умолк.
«Не умер ли он?» — обеспокоилась спустя некоторое время Алёна и осторожно спросила:
— Эй! Вы живы? С вами все в порядке? Что молчите? Почему не отвечаете?
— Да что на такую чушь отвечать? — сдавленно проговорил Смешарин.
— Чушь? — сладким голосом спросила Алёна. — В самом деле? Каменье херь, оно же шерл, — это чушь? И магазин на Покровке… И то, что Николай Шестаков был родом из Правобережной, а сын Лариссы Сахаровой, его вдовы, женился на девушке из тех мест… Это все тоже чушь?
— Это… не телефонный разговор, — тихо, как бы даже не своим голосом, проговорил Смешарин.
— Я могу приехать к вам в любую минуту, — быстро сказала Алёна. — Мне кажется, это в ваших интересах — рассказать обо всем самому, прежде чем до этого докопаются люди, облеченные правом не только расспрашивать, но и карать и миловать.
— Чего? — растерянно переспросил Смешарин, но Алёна и сама поняла, что, поддавшись своей страсти к метафорам, несколько перегнула палку.
— Я имею в виду милицию, — перевела она на общедоступный язык и даже отстранила трубку от уха, такая волна страха, тоски и ненависти донеслась до нее в тяжком вздохе Смешарина.
— Ладно, приезжайте, — обреченно сказал он. — Только это… у меня сейчас братан дома, я в братановом доме живу. А вот часа через два он свалит, так вы и приезжайте. Поговорим. Только если вы ментов за собой притащите, я ни слова не скажу, так и знайте! Этими всеми делами Серега занимался, а я что — я простой водила, и больше ничего.
— Какие менты, о чем вы говорите?! — возмутилась Алёна. — Никому ни слова — разумеется, в том случае, если вы мне все расскажете откровенно. Иначе пеняйте на себя! Я буду у вас ровно через два часа.
Она отключилась и подошла к зеркалу. Осмотрела себя придирчиво… Обычно, когда Алёна вот так себя разглядывала, это означало, что она вспомнила вдруг, с бухты-барахты, каков ее истинный, так сказать, биологический возраст, и начала с тоской отыскивать его приметы в своей безунывной, симпатичной и, скажем без хвастовства, весьма еще лилейной мордашке. Однако сейчас Алёна отыскивала в этой самой мордашке сходство с… собакой. Да-да! И отнюдь не сыскной ищейкой, а с самой обычной дворнягой. И вот почему. Когда она, во время своих журналистских странствий, побывала на Дальнем Востоке, в Хабаровском крае, ее возили на настоящую охоту на тигра. Оказывается, чтобы изловить зверя, охотники строят особую длинную клетку, в середине которой помещают еще одну. В нее сажают приманку — псину. Для тигра это самая лакомая добыча. Иной раз он даже на деревню наведывается, чтобы собачатиной полакомиться. А тут — дармовое угощение прямо дома, в тайге! Приходи и ешь! Тигр лезет в ловушку, но за его спиной захлопывается дверка, укрепленная таким образом, чтобы немедленно опуститься, как только ее заденет спина громадного зверя. Ни достать собаки, ни выбраться обратно он уже не может. Сидит и терпеливо ждет, пока не придут охотники и не свяжут его. Это тоже занятие не из легких, конечно, прямо скажем, рисковое занятие, потому что тигр в лютой ярости запросто может зацепить своей когтистой лапой охотников, однако в последнее время они свой труд обезопасили и имеют при себе шприц с усыпляющим средством. Вот такой именно собакой, которая в ловушку лезет по доброй воле, исключительно любопытства для, и ощущала себя сейчас Алёна. И шприц, этот несчастный шприц так и маячил в ее воображении… и отнюдь не с каким-то безобидным усыпляющим средством!
Она стояла, глядя на себя в зеркало, наблюдала, как тоскливое выражение все более прочно оседает в глазах, и прикидывала — а не плюнуть ли на всю эту затею, как вдруг мобильный зазвонил. «Номер засекречен», — возникла надпись на дисплее, и Алёна, холодно улыбнувшись, сказала:
— Привет, Илья.
— Как ты меня узнала? — спросил Вишневский недовольно, не заботясь такими мелочами, как приветствие.
— Сердце подсказало, — самым нежным голосом ответила Алёна. — Ждала, что ты меня все же вспомнишь рано или поздно… Что, это Бергер попросил тебя мне перезвонить?
— Бергер? — озадаченно спросил Илья. — С каких щей? Он тут при чем? А, понимаю… — хмыкнул он недовольно. — Ты недоумевала, почему я тебе не звоню, искала меня, но моего телефона у тебя нет, ты вспомнила, как я упомянул о Бергере, и решила узнать мой номер у него. Вообще проще было в коллегии адвокатов узнать, чем занятого человека тревожить!
— А в коллегии адвокатов, подразумевается, сущие бездельники сидят? — уточнила Алёна. — Нет, я не пыталась отыскать тебя через Бергера, хотя твоего телефона у меня и впрямь нет. Когда ты звонишь, на дисплее появляется надпись «Номер засекречен». Немного странно для адвоката, который как бы рекламировать свою деятельность должен, клиентов новых искать… Или ты только от меня секретишься? Почему, интересно?
Он помолчал, потом сказал с извиняющейся интонацией:
— Алёна, ты не обижайся, но я… понял, что не могу с тобой встречаться больше.
— В самом деле? — холодно проговорил Алёна, кивнув самой себе одобрительно — мол, догадливая ты девушка, что и говорить! — и в то же время подавив легкую боль в сердце. Очень легкую. Почти неощутимую… Нет, не только из-за того, что сказал Илья. Скорее из-за того, что он подтвердил ее догадку. А лучше бы опроверг. Потому что эта догадка была пугающей и имела она отношение не к любви, а к смерти. Строго говоря, это она не могла с ним больше встречаться! Но еще не настало время сказать ему об этом, она еще не была готова к решающему разговору, а потому продолжала задавать дурацкие вопросы, словно ее догадка имела отношение только к любви, а вовсе не к смерти: — И за что я впала в такую немилость?
— Ну, я… — Он сохранял этот свой прочувствованный, извиняющийся, насквозь, по мнению Алёны, фальшивый «адвокатский» тон. — Понимаешь, я прочел твой роман, ну, тот, который ты мне подарила…
— И он тебе не понравился? — обиженно спросила Алёна… обиду ей, честно говоря, разыгрывать не понадобилось, потому что она и в самом деле очень болезненно воспринимала любые инвективы в адрес своих книжек. — Ну… понимаешь… я вообще-то пишу для женщин, это так называемые дамские романы… мужчинам мои книги, как правило, в принципе не нравятся…
— Да именно в мужчинах как раз и дело, — сердито сказал Илья. — Я читал — и видел в каждом поступке героини тебя, узнавал тебя, я понимал, что ты описываешь не выдуманные какие-то приключения, а свои собственные, и эти мужчины, с которыми твоя героиня… по сути — ты — встречаешься… это ведь тоже реальные люди, верно?
— Батюшки-светы! — искренне изумилась Алёна. — Ты что, приревновал меня к ним?!
— Не то чтобы… — пробормотал Илья. — Просто я подумал: совсем не хочу внезапно обнаружить, что я тоже попал на страницы какого-нибудь твоего отвязного романа, описан один в один, во всех тонкостях, со всеми моими интимными привычками, стонами в постели и любимыми словечками. Ну, может быть, ты позаботишься дать мне другое имя, назовешь меня, к примеру, Яковом…
— Яковом! — возмущенно воскликнула Алёна, однако Илья ее не слушал:
— …а все остальное будет схоже, как две капли воды, и в герое-любовнике все узнают…
— Ты изрядно преувеличиваешь мою известность и читаемость, — перебила Алёна, которой уже стала мешать эта, с позволения сказать, лапша, которую Илья старательно навешивал ей на уши. — А что, тебя так заботит твоя репутация? Твой моральный облик? Ну давай договоримся, что я опишу тебя не героем-любовником, а отъявленным злодеем. Убийцей — хочешь?
— Убийцей? — холодно повторил Илья. — Вряд ли я потяну эту роль.
— А по-моему, вполне. Особенно если у тебя будет подходящий сообщник, который в момент убийства отвлечет на себя внимание жертвы. Например, брат.
Собака — та, которую сажают в ловушку в далекой амурской тайге, чтобы поймать тигра, — должна громко лаять, чтобы привлечь хищника… она и лает — от страха. Но за каким чертом так громко лает писательница Дмитриева, частный детектив по совместительству, — знает кто-нибудь? Такое впечатление, что этого не знает даже она сама.
— Какой еще брат?! — зло спросил Илья.
— Ну, какой-нибудь, — легкомысленно ответила Алёна. — Вообще брат. В моем романе у тебя будет младший брат. И сестра, которая окажется похожа на него, как Виола на Себастьяна. Читал Шекспира, «Двенадцатую ночь»? А впрочем, обойдемся и без Виолы. Хватит с нас Себастьяна, верно? При надобности он вполне сыграет роль Виолы. Будет переодеваться то в женскую одежду, то в мужскую.
— Ну надо же, — голос Ильи звучал странно, он говорил словно бы через силу, — я-то думал, у тебя только эротическая фантазия работает без передышки, а оказывается, и криминальная? А кого я убью в твоем романе? И зачем?
— Зачем — я еще не решила, — сообщила Алёна. — Но кого, могу рассказать.
— Погоди минутку, — вдруг прервал ее Илья, — у меня разговор по другой линии. — Не отключайся. Что случилось, Лерон? А, черт!
Его голос смолк. Алёна поняла, что он переключился на параллельный разговор, а досадливое «А, черт!» относилось к тому, что Илья обратился к Лерон, еще не отключившись от Алёны.
Интересная обмолвка… итак, ему позвонила Лерон? Загадочно. По идее сделать это должна была Ларисса. То есть, так казалось Алёне. Лерон — при чем тут вообще Лерон? Какое отношение она имеет к Илье? А впрочем, она ведь член семьи Сахаровых — Шестаковых. Так что какая разница, кто звонит Илье, Ларисса или Лерон, какая разница, кто трубит общий сбор! Главное, что сообщники в опасности…
Алёна выключила телефон и принялась собираться. Где-то тут у нее была одна штучка, которую непременно нужно прихватить с собой к Смешарину. Кстати: он назначил Алёне встречу через два часа, но это вовсе не значит, что она намеревается прибыть именно в это время. Говорят, что точность — вежливость королей. Ну, это не для нас, господа аристократы. Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой…
Мобильный запел. Ага, номер засекречен. Ну и сиди себе в секрете, адвокат Илья Вишневский!
Телефон звонил дважды, потом, после небольшого перерыва, подал голос снова. Номер определился, но он был незнаком Алёне. Похоже, адвокат Вишневский смекнул, что больше на его анонимность Алёна не отреагирует. Но, видать, душит парня любопытство, очень хочется узнать, что она там намерена накалякать в своем новом романе…
— Алло?
— Мы не закончили разговор о новом сюжете, — с места в карьер начал Илья, конечно, не знавший, что на лице его знакомой писательницы появилась улыбка, которую можно было назвать и торжествующей, и презрительной. В том смысле, что в ней смешались оба эти выражения. — Так за что мой прототип убьет этого злодея?
— Да нет, это ты будешь его прототипом, — уточнила Алёна. — А он будет твоим прообразом. Кстати, почему ты решил, что он убьет именно злодея? Может, ты убьешь хорошего, доброго человека, безобидного работягу, который возит себе загадочное каменье херь из деревни Правобережной и потихоньку сплавляет в магазинчик, который так и называется: «Красная херь»…
Илья помолчал, потом холодно осведомился — а не сошла ли Алёна с ума? И добавил, что он слышал, будто писательница Дмитриева испытывает лютое отвращение в неформальной лексике и декларирует это во всех своих интервью и романах.
— Какая же это неформальная лексика? — удивилась Алёна. — Это фольклор! Так в Правобережной называют некий красный камень, очень ценный. Можно сказать — драгоценный. Одна высокообразованная дама, в молодости носившая фамилию Коржакова, потом вышедшая за некоего Шестакова, а затем вернувшаяся к девичьей фамилии — Сахарова, уверяла, будто это всего-навсего эрратив от слова шерл.
— Эрратив? — низким, севшим от ярости голосом проговорил Илья. — Значит, эрратив?! Куда ты лезешь? Ты с ума не сошла? Ты лезешь в такую херь! И это, чтоб ты знала, совершенно никакой не эрратив!
Он отключился так резко, что Алёна подумала: если бы они говорили по обычному телефону, Илья швырнул бы трубку на рычаг с такой силой, что пластмасса непременно треснула бы.
Ей давно уже было не по себе, а сейчас стало и вовсе хе… шерлово, скажем так, чтобы подтвердить ее репутацию борца с неформальной лексикой. Вспомнилась житейская мудрость: хочешь вывести человека из себя и спровоцировать на неожиданный, неосторожный поступок — скажи ему с умным видом что-нибудь непонятное. Илья из себя вышел… куда он придет теперь? Надо надеяться, именно туда, где его будет ждать Алёна Дмитриева. Правда, ждать она его будет отнюдь не с распростертыми объятиями, на это надеяться нечего!
Она сохранила номер телефона Ильи в памяти своего мобильного и поставила в список игнорируемых. Доселе списка, собственно, не существовало, ну, так пора его оформить. Ничего, это будет Илье хорошей плюхой: увидеть на своем дисплее надпись — «Ваш номер игнорируется». Как и чем бы ни закончилась эта история, с Ильей — всяко финиш, поэтому с ним можно не церемониться.
Так, пора в путь! До дома Смешарина минут сорок пешком, даже если идти вразвалку, но именно этого Алёна не собиралась делать. Ей хотелось прибыть на место встречи, которое изменить нельзя, не только как можно скорее, но и в целости и сохранности. Поэтому она позвонила по телефону 2116-116 в «Новое такси» и вызвала машину «прямо сейчас». На вопрос: «Куда поедем?» — она назвала точный адрес Смешарина. Как бы там ни сложились дела, теперь есть люди, совершенно точно знающие, куда направилась писательница Дмитриева, эта сорвиголова. Поджилки у сорвиголовы малость дрожали, что скрывать, мелькнула даже мысль позвонить Дракончегу и проститься, но тут же Алёна вспомнила, что уже сделала это и даже сказала — C'est tout, это все… Ну, все так все! Ты женщина, а это ветер вольности, рассеянный в печали и в любви…
Ладно, проехали!
Городской телефон прозвонил — диспетчер службы «Новое такси» сообщила, что Алёну повезет «Форд-Фокус» 445. Отлично. Она попросила только подъехать к самому подъезду, и буквально с крыльца вскочила в белый новехонький (служба оправдывала свое название!) автомобиль.
Такси тронулось, и человек, сидевщий в бледно-зеленом «Рено» в нескольких метрах от ее крыльца, завел свой автомобиль и пристроился в хвост «Форд Фокус». При это он был очень сердит на Алёну Дмитриеву, потому что в эту минуту разговаривал по телефону, а он терпеть не мог ездить с трубкой в руке. Он сто раз говорил себе, что давно нужно купить гарнитуру хэндс-фри, но что-то его собственные «хэндс» никак до этого не доходили. И сейчас он напомнил себе об этом в сто первый раз.