– Тебя как звать? – спросил шофер, встряхиваясь, как собака.
– Даша, а тебя?
– Колька, – ответил водитель, – не мог он так далеко улететь, видать, в кювет угодил. Эй, Гриша! Отзовись, коли жив!
Мы побрели назад, светя в овраг, наполненный жидкой грязью. И тут, отчаянно воя и сверкая мигалкой, появилась патрульная машина.
– Че у вас? – заорали менты, выбираясь на дорогу.
Мы принялись объяснять ситуацию.
– Слышь, Костян, – велел один патрульный, – перекрой там движение, а ты, Сашка, разверни машину да посвети фарами.
– Одно не пойму, – покачал головой Саша, выполнив приказ, – ну как он при таком легком ударе вылетел, да еще через зад! А? Петь?
– Он сверху лежал, – пояснила Маня.
– Головой в открытый багажник, – подхватила я.
Менты разинули рты.
– Почему? – наконец ожил Петя.
– Так вылезти хотел, – вздохнула я, – и застрял.
– Вот мы его и повезли, – влезла Машка, – по правилам, на шею красные флажки намотали!
В глазах Пети и Саши заметалось нечто, похожее на слабый страх. А вы бы не испугались, оказавшись ночью на шоссе в компании мамы и девочки, явно сбежавших из психиатрической лечебницы? Уж не знаю, как бы поступили бравые сержанты дальше, но тут Коля неожиданно воскликнул:
– Вон он, гляньте, в кювете лежит!
Преодолев около метра липкой грязи, мы подбежали к обочине.
– Точно, – отчего-то шепотом подтвердил Саша, – и впрямь с флажками на шее.
– Гриша, – кинулась вниз Машка, я понеслась за ней.
– Ты жив? – заорали мы хором.
– А че? – ответил уголовник. – Нормалек! Лежу себе, полный порядок, испугался, правда, когда вылетел, но ненадолго. Даже не ушибся, прям на сено угодил.
– Вставай, – попросила я.
– Не могу.
– Ноги сломал? – спросил тоже спустившийся вниз Петя.
– Не-а.
– Тогда что?
– Джинсы тесные, сесть не получается.
– Едрит твою вправо по кочкам, – покачал головой Колька.
– А ну, сымай штаны!
– Совсем? – спросил не слишком сообразительный Гриша.
– Нет, наполовину, – обозлился шофер, – мы тут по дороге, словно сайгаки, с фонарями мечемся, а он отдыхает себе в кювете спокойно!
На мой взгляд, Николай был не прав. Во-первых, сайгаки, эти милые, быстроногие животные, не пользуются фонарями, а во-вторых, нахождение в канаве, наполненной жидкой грязью, никак нельзя назвать отдыхом.
– Помогите мне, – кряхтел Гриша, – вот штаны чертовы!
Объединенными усилиями мы вытряхнули уголовника из брюк.
– Какие у тебя трусы прикольные, с покемонами, – восхитился Петя.
– Аркадий Константинович подарил, – пояснил Гриша.
Я изумилась до крайности: откуда Кеша взял трусы с героями популярного мультика?
– Ты как? – поинтересовался Саша. – Шагать можешь? «Скорую» вызывать?
– Ерунда, мужики, – просипел Гриша, бодро шлепая по грязи, – мне один раз конвойный на спину чайник кипятка пролил, и ничего!
Патрульные переглянулись.
– Во внутренних войсках одни звери служат, – покачал головой Петя, – надо же до такого додуматься! Кипяток на позвоночник!
– Не, он случайно, – объяснил Гриша, – споткнулся, а тут я со спиной!
Мы добрались до места аварии.
– Претензии есть? – поинтересовался у меня Петя.
– Нет, конечно, я же в Николая сама въехала.
– А у тебя к ней?
– Нет, – отмахнулся Николай, – че моему грузовику сделается!
– Ладно, – повеселели менты, – тогда бывайте!
Я не успела ничего сказать, как представители ГИБДД мигом вскочили в свой автомобиль и умчались.
– И что теперь делать? – растерянно спросила Маня, оглядывая покореженный «Пежо». – Домой-то как добираться?
– Эх, – вздохнул Николай, – держите брезент, ща колесо поменяю и довезу вас. Девочку в кабину, остальные в кузове.
Через полчаса мы с Гришей лязгали зубами в насквозь продуваемом железном коробе.
– Ты бы штаны надел, – плохо слушающимися губами посоветовала я.
– Они мокрые насквозь, – пробасил Гриша, но все же начал натягивать джинсы, – не застегиваются, гады. Чегой-то тут мешает. Во, совсем забыл! На, держи, подарок!
В моей ладони оказалась кошка из керамики, та самая, которую я разглядывала пару часов назад в магазине.
– Спасибо, ты купил мне статуэтку! Очень мило с твоей стороны.
Гриша кашлянул:
– Ну да, видел же, что тебе понравилась.
– И когда только успел!
– А чего? Одна секунда.
Тут только до меня дошло.
– Ты украл кошку!!!
Гриша отвернулся в сторону и ничего не сказал. Я уцепила его за рукав пуловера.
– Чтобы это было в последний раз, ясно?
Уголовник кивнул и буркнул:
– Да не о чем толковать, этой безделице цена три копейки.
Я сунула кошку в карман.
– За подарок спасибо, мне действительно очень пришлась по душе киска, но больше никогда!
– Ага, – кивнул Гриша, – ладно.
Дождь пополам со снегом сыпался на Ложкино и утром, вернее днем, потому что я, устав от ночных приключений, проспала до обеда. Впрочем, я могла проваляться в кровати и дольше, если бы в спальню не вошла Ирка и не сунула мне трубку.
– Это что? – зевая, спросила я.
– Телефон, – ответила домработница.
– Сама вижу, кто звонит?
Ирка зажала ладонью микрофон и зашептала:
– Карапетова. Уж извините, что разбудила, но она с утра трезвонит, всех извела.
Я села в кровати. Вера такая, упорная, может довести до обморока любого человека.
– Интересно получается, – понеслось из трубки недовольное стаккато, – значит, я спешно, кое-как вымыв голову, вылезаю из ванны, думая, что у тебя случилась неприятность. И что? Звоню, звоню… Ты куда исчезла? Чем вчера занималась, а?
Я молча слушала Верку. Ну не рассказывать же ей про Гришу и поездку в сервис.
– Ты почему дрыхнешь до невменяемости? – неслась дальше Карапетова.
Я опять ничего не сказала. Вообще говоря, я встаю в десять, но вчера, приехав домой, вызвала эвакуатор, который приволок брошенный на шоссе «Пежо» к нам во двор. Сами понимаете, что спать легла под утро.
– Следует выползать из кровати в восемь, – безапелляционно твердила Вера, – так, как делаю я.
В этом заявлении вся Карапетова. «Делай, как я, слушай меня, только я знаю, как поступить». К сожалению, очень многие преподаватели грешат менторством, плавно переходящим в занудство. Впрочем, большая часть учителей приобретает это качество в процессе жизни, и, если призадуматься, в данном факте нет ничего удивительного. Представьте, что вы каждый день, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, безостановочно объясняете людям, как надо правильно писать, читать, считать или говорить на иностранном языке. Естественно, что у вас снесет крышу и в какой-то момент станет казаться: умнее тебя, любимой, на свете никого нет.
Но Верка Карапетова была такой с детства. Мы учились в одном классе, более того, жили в соседних квартирах, в том самом доме, где находился магазин «Рыба», на улице Кирова, нынешней Мясницкой. С младых ногтей Верку отличало редкостное, патологическое занудство и гипертрофированное самомнение. Спорить с ней было делом зряшным, переубедить Карапетову ни в чем никогда не удавалось. Дружить с ней, кроме меня, не хотел никто. Вернее, меня тоже не слишком радовало проводить с Веркой свободное время, она вечно устанавливала во всех играх свои правила, но соседка сама приходила ко мне и приказывала:
– Бросай уроки, пошли в кино. Я считаю, что после семи вечера вредно киснуть над учебниками.
К слову сказать, Карапетова прекрасно училась, и учителя всегда ставили нам ее в пример. В институт мы поступали вместе и оказались в одной группе, вот с того времени и начинает отсчет наша дружба с Ликой. Вернее, это я дружила с Ликусей и Веркой, а они со мной. Между собой девушки не слишком ладили, у них то и дело вспыхивали скандалы, да оно и понятно почему.
Занудная Вера пыталась управлять бесшабашной Ликой. Сами понимаете, ничего хорошего не получалось.
– Подхалимка чертова, преподавательская подлиза, – шипела Лика вслед Вере.
– Как ты можешь иметь дело с этой абсолютно безответственной троечницей? – возмущалась Вера, наваливаясь на меня своим крупным телом. – Имей в виду, тот, кто везде опаздывает, обязательно становится предателем.
Честно говоря, мне намного больше нравилась веселая Лика, чем правильная до тошноты Вера. Но Карапетова активно поддерживала нашу с ней дружбу, и я, тяготясь отношениями, не понимала, каким образом их можно разорвать. А потом произошло событие, в корне изменившее ситуацию.
В середине пятого курса нас неожиданно созвали на внеурочное комсомольское собрание. Когда я, войдя в битком набитый зал, увидела на сцене в левом углу длинного стола Веру, то очень удивилась. Во-первых, Карапетовой десять дней не было в институте, а на мои звонки ее бабушка тихо отвечала:
– Верочка сильно заболела, ангина, ты, Дашенька, не трогай ее пока.
– Верочка сильно заболела, ангина, ты, Дашенька, не трогай ее пока.
Последний раз я услышала эту фразу накануне вечером, и вот пожалуйста, Карапетова, на вид совершенно здоровая, сидит в президиуме. Вторым странным обстоятельством было то, на каком месте находилась Верка. Она к тому времени стала секретарем комсомольской организации института, готовилась вступать в ряды КПСС и всегда на собраниях восседала в центре. Она же и вела все сборища, наводя на присутствующих зевоту бесконечными, одуряюще правильными речами. Но сейчас Верка жалась в стороне, а главное место занимал Антон Паршиков, который… требовал изгнать комсомолку Карапетову из рядов ВЛКСМ. В первом ряду сидели наш декан, большинство преподавателей и секретарь парторганизации вуза – все с каменными, непроницаемыми лицами.
Я, как всегда, опоздавшая к началу, ничего не понимала и дернула Ваньку Мамлеева:
– Что стряслось?
– Ужас, – вздохнул Ваня и принялся шепотом вводить меня в курс дела.
Чем дольше он говорил, тем больше у меня отвисала челюсть. Родители Веры Карапетовой работали в каком-то НИИ. В семье царил достаток. Честно говоря, я никогда не задумывалась, откуда у Верки прехорошенькая шубка из белки, симпатичные золотые колечки и красивая одежда не советского производства. У меня самой ничего такого не имелось, но моя мать рано умерла, отец исчез из нашей семьи так давно, что, честно говоря, я не уверена, что он вообще был у меня, а бабушка хоть и старалась изо всех сил, но не могла обеспечить безбедное существование себе и внучке. К тому же Фася была картежницей… Впрочем, об этом я уже рассказывала.[5]
Но у Веры были и мама, и папа, и бабуля Алла Юрьевна, так что их стабильное материальное положение удивления не вызывало. Имелась у Карапетовых и дача, а год тому назад они, единственные в нашем дворе, приобрели машину «Москвич».
И вот сейчас выяснилась страшная вещь: родители Верки на самом деле занимались спекуляцией, причем торговали Карапетовы не импортными шмотками, не косметикой, не обувью… а валютой: американскими долларами и немецкими марками. Сейчас, когда в Москве повсюду понатыканы обменные пункты, никто и не вспоминает о том, что еще не так давно в нашем Уголовном кодексе существовала статья, предусматривающая исключительную меру наказания за валютные операции.
Родителей Карапетовой арестовали, а нам сейчас предлагалось изгнать Верку из рядов комсомола. Я сидела на стуле, окаменев, а мои сокурсники поднимались на сцену и клеймили Веру позором. Многие использовали подходящий момент, чтобы отомстить правильной Карапетовой. Сама Верка никогда не стеснялась в выражениях, обличая прогульщиков и двоечников.
Когда на трибуну вылезла Лика, мне стало совсем нехорошо. Месяц тому назад, стоя вот на этой самой сцене, Верка, тыча в Лику пальцем, заявила:
– Гнать надо таких из института! Сплошные тройки в сессии, и занятия пропускает.
Я уже собралась услышать, как Ликуся топит Веру, но ее речь потрясла меня.
– Как вам не стыдно! – звенела Лика. – Забыли, что Сталин говорил: «Дети за родителей не ответчики»? Значит, вчера она вам хорошая была, а сегодня дрянь? Нет, это вы тут все сволочи! За что Веру выгонять, а? Да у нее за все годы ни одной четверки, сплошные «отлично».
Зал загудел. Декан принялся перешептываться с секретарем партийной организации. У обоих мужчин уши горели огнем. Председательствующий попытался спихнуть Лику с ораторского места, но она не сдалась.
– Пока до конца не выскажусь, не уйду, – уперлась Лика, – хоть милицию зовите. У нас что, тридцать седьмой год?
– Правильно, – закричали из зала, – при чем тут Верка, если родители гады?
Уши руководителей побагровели. Последней выступала сама Вера, вкратце ее речь выглядела так: о преступных занятиях отца и матери она ничего не знала, но сейчас отрекается от родителей. В комсомоле не оставляйте, а из института не выгоняйте, дайте получить диплом, всего полгода учиться осталось. Затем состоялось голосование, и большинство решило не трогать Веру, оставить ей и комсомольский, и студенческий билеты.
Верка превратилась в парию, дружили с ней теперь только я и Лика. Диплом Карапетова получила, даже с отличием, хотя на госэкзамене декан попытался ее завалить. Но на приличную работу Верку не взяли, она пошла преподавать в самую обычную школу. Вплоть до перестройки Вера работала учительницей, ее не повышали по службе, не выбирали в местком и, естественно, не приняли в партию. За границу, в солнечную Болгарию, она тоже не ездила. И только когда рухнул колосс КПСС, Карапетова подняла голову. Самое интересное, что ее муж Семен был одним из тех, кто первым открыл в столице обменные пункты. Сейчас Вера ни в чем не нуждается, ездит по всему миру, ее крепкое финансовое положение основывается на торговле валютой. Судьба – большая шутница.
И еще. Примерно через год после того памятного собрания в дверь моей квартиры позвонили, ночью, около двух.
Слегка удивившись, я глянула в глазок и увидела Веру. К тому времени мы уже не жили в одном доме. У Карапетовых конфисковали квартиру. Аллу Юрьевну и Веру выселили в барак, на окраину. А мы с Фасей переехали в Медведково.
– Что случилось? – испуганно спросила я, распахивая дверь.
Вера молча сунула мне какой-то бланк с печатями и села на табуретку у входа.
«Приговор приведен в исполнение 25 января…» У меня затряслись руки. Значит, Вазгена Ованесовича и Анастасию Сергеевну… Боже! И что сказать? Как отреагировать?
Неожиданно Верка подняла абсолютно сухие глаза и голосом, лишенным всякой эмоциональной окраски, спросила:
– Как думаешь, их вместе… или в разных дворах? Мама, наверное, хотела стоять рядом с папой.
Не дай бог никому испытать те чувства, которые обуревали меня в тот момент.
Глава 13
– Ну и зачем тебе понадобилось вытаскивать меня из ванной? – продолжала кипеть Верка.
Я постаралась затоптать воспоминания и вернуться к действительности.
– Ты знаешь Кольчужкина Марлена Фридриховича?
– Ну!
– Так да или нет?
– Да.
– И кто он такой?
– Только тебе мог в голову прийти подобный вопрос, – вздохнула Верка, – прям смех! Газеты читаешь?
Я замялась.
– Очень редко.
– Позволь полюбопытствовать какие?
– «Скандалы», там забавные вещи пишут, про человека-кошку или инопланетян!
– А телик смотришь?
– Да, «Ментов», «Убойную силу», а еще, сейчас…
– Послушай, Дашка, – перебила меня Вера, – ты невозможное существо! Да все средства массовой информации целый год кричат про Кольчужкина! Он владелец пивного завода «Кольчуга», баллотируется в депутаты.
– А красный «мерс» в его семье имеется?
– Понятия не имею.
– Только что сказала, будто знаешь мужика! – возмутилась я.
– Но не лично же, – парировала Верка, – по газетам и телику.
– А кто из наших может его лично знать?
Карапетова фыркнула:
– Тебе зачем?
Я хотела было рассказать ей про Ленку, бутылочку кока-колы, обморок и кабриолет, увезший в никуда нашу подругу, но отчего-то соврала:
– Да вот приглашение от него привезли, зовет на вечеринку, ума не приложу зачем. Решила сначала разведать обстановку.
– Ничем тебе помочь не могу, – отрезала Верка, – лично я по чужим людям не шляюсь и тебе не советую этого делать, не езди к Кольчужкину, он человек, мягко говоря, не нашего круга, бандит.
– Ладно, – быстро согласилась я, отсоединилась и набрала телефон своего бывшего мужа Макса Полянского.
– Зачем тебе Марлен? – удивился Макс. – Хочешь опять замуж выйти? Но у него есть жена, стабильный брак, кажется!
– Мне надо попасть к нему в гости.
– Зачем?
– Надо!!!
– Ладно, – сдался Макс, – фиг с тобой, подожди, сейчас решу проблему.
Я пошла в столовую, налила себе кофе и обнаружила под сахарницей записку: «Мать! Позвони в сервис. «Пежо» уже там. Проси Гиславед». Странное имя – Гиславед, мне до сих пор не встречались подобные, наверное, оно мусульманское. Недолго думая, я набрала номер.
– Сервис-центр, – сообщил приятный мужской голос.
– Позовите Гиславеда.
– Э-э… а кто говорит?
– Меня зовут Дарья Васильева, – представилась я и объяснила ситуацию.
Минут через пять администратор сказал:
– Сейчас.
В трубке заиграла музыка и послышался другой, на этот раз женский голосок:
– Алло.
– Позовите Гиславеда.
Девушка захихикала.
– Кого?
– Гиславеда.
– А кто спрашивает?
Пришлось снова объяснять ситуацию. Наконец я добралась до нужного служащего, который спокойно объяснил, что «Пежо» можно починить в течение одного дня.
– Если завтра к десяти утра подъедете, то получите готовую машину.
– Спасибо, Гиславед! – обрадовалась я.
Парень неожиданно захихикал:
– Не за что, это наша работа.
Поняв, что проблем с «Пежо» не будет, я повеселела, и тут раздался звонок.